Леви ночевал в общей комнате, где спали другие рядовые. За стеной была такая же спальня, где ночевали женщины. Ханджи тоже осталась у рядовых. Весь личный состав, включая медицинскую часть и немногочисленных гражданских работников, распределили по двум спальням; было тесно и шумно, но Леви чувствовал себя лучше: теперь, когда его тайна открылась, а впереди замаячила неизбежная драка, ему как будто бы стало легче, он почувствовал, что к нему возвращаются силы. Как и в былые времена, казавшиеся ему после всех этих жутких ночей бесконечно далекими, он видел цель и готов был идти к ней, драться, убивать. Убивать людей ему уже приходилось, это довольно легко.

В спальне говорили вполголоса, но все равно было шумно и гулко, будто в улье. Страшная сказка про вампира облетела разведкорпус за считанные минуты, и все знали, что предстоит сделать и с кем. В воздухе висело ожидание. Кто-то боялся и не умел этого скрыть, некоторые пребывали в радостном возбуждении — в основном те, кто еще не успел побывать в бою и не знают, что такое настоящая опасность; кое-кто спокойно и хладнокровно рассуждал. Но боялись все. Страх висел в воздухе, звучал в словах и таился в темных углах. Леви боялся больше всех.

Он сидел на кровати и надеялся, что по его лицу нельзя увидеть, насколько ему страшно. Он вдруг вспомнил, каким был спокойным и уверенным накануне своей первой экспедиции, наивно думая, что уж они-то втроем справятся с титанами легко. Но из экспедиции вернулся только он. Фарлан и Изабель остались лежать там, на поле боя. А ведь тогда он собирался убить Эрвина…

Эту ночь нужно было только пережить. Переждать. А утром… Они что-нибудь придумают. А если нет?

В спальне погасили свет, но никто не спал. В темноте слышались разговоры, иногда вспыхивал смех. Уже казалось, что ничего не произойдет. Может, это все было сном, а синяк на шее — следствие падения на тренировке. Леви лежал на бесконечно длинной койке между двумя рядовыми, смотрел в ночную темноту, и ему казалось, что он сам — зеленый новичок, только вступивший в разведку, уверенный, что ему все нипочем. Как давно все это было…

Стук раздался, когда минула полночь. Кто-то будто бы палкой стучал по стене, по ставням. Громко. Кто-то в темноте сдавленно позвал мамочку. Стук повторился. «Он злится, — понял вдруг Леви. — Он ужасно зол. Он не нашел меня и теперь в ярости. Что мы будем делать, если он проломит стену или ворвется сюда как-то еще?» Он осторожно встал и замер. Шею и плечо пронзило болью, Леви цыкнул и приказал себе забыть об этом.

Все повскакивали с кроватей, замерли, не зная, что предпринять. Стук повторился.

— Не отвечайте ему, — сказал Леви негромко. — Не делайте ничего.

Стук повторился снова, а потом послышался голос Эрвина: «Леви! Впусти меня!» Это звучало как приказ. Эрвин злился. Леви дернулся, но удержался. С минуту в комнате висела тишина. Слышно было только, как колотятся сердца у нескольких десятков мальчишек.

— Я знаю, что ты здесь! Позволь мне войти!

Взметнулся порыв ветра, ставни распахнулись. Послышался звон разбитого стекла. В слабом лунном свете они увидели, как на подоконник легла рука и тут же отдернулась.

— Твою мать! — выругались за окном. — Я этого не прощу!

Еще вечером Конни предложил не просто положить на подоконник несколько зубчиков чеснока, а натереть его чесноком, и это, видимо, оказалось действенно.

— Капитан, — позвал кто-то.

Леви не разобрал, чей это был голос, но спокойно ответил:

— Он не сможет войти, пока не получит разрешения. Не отвечайте ему.

Эрвин снова позвал его. Потом обратился к Эрену, к Армину, к Флоку — ко всем по очереди. Он помнил всех по имени. Даже имена новобранцев, вступивших в корпус совсем недавно, были ему известны.

Он звал, требовал, просил, умолял, угрожал. Он хотел войти. Леви мутило от боли в шее, в углу кто-то тихо всхлипывал. Соблазн открыть окно и пригласить гостя войти был силен. Эрвин и при жизни умел уговаривать. Сопротивляться становилось все сложнее.

Флок осторожно подошел к окну. Он помнил, как совсем недавно тащил на себе полумертвого командора, чтобы дать ему шанс… Если бы ему вкололи сыворотку тогда… Ах, если бы… Он не собирался открывать окно и приглашать его войти. Он не самоубийца. Но ему хотелось его увидеть. Он прижался лицом к той створке окна, которая уцелела после удара, и увидел покойного командора так ясно и четко, будто на хорошем рисунке. Пронзительно-голубые, почти ледяные глаза встретились с его. И командор улыбнулся. Флок вскрикнул и так быстро отпрянул от окна, что чуть не упал на кого-то.

Эта улыбка потом долго ему снилась в кошмарах. Он видел, как погибают под свист камней его товарищи, как титаны едят людей, но до полусмерти его напугала улыбка ожившего мертвеца.

У Эрвина Смита что-то не так с зубами.

Леви процедил сквозь зубы: «К окну не подходить». Кто-то предложил завесить окно плащом, и это было исполнено быстрее, чем Леви успел ответить.

Эрвин еще раз подал голос и затих. Через несколько минут они услышали, как он стучится в окно женской спальни. Леви прикрыл глаза. Он представил себе, как Ханджи подходит к окну и распахивает его. Скрип открываемой рамы, действительно, послышался. И тут же раздался звонкий от страха и напряжения голос Саши: «Эй ты! Вон отсюдова!» В ночной тишине свист стрелы был отчетливо слышен. Леви подлетел к окну, осторожно отодвинул плащ и одним глазом выглянул наружу. Эрвин стоял к нему спиной, схватившись рукой за шею. Из шеи торчала стрела. Эрвина немного пошатывало. Он зло выкрикнул угрозу, на которую никто не ответил, и поплелся восвояси. Стрелу он выдернул и отшвырнул в сторону.

— Саша — гений! — зашептал у Леви над ухом Конни. — Она стрелы чесноком намазала. Жаль, его так не убьешь, но хоть напугали.

— До рассвета далеко. Он еще может вернуться, — сказал Леви. — Но Саша — молодец.

Эрвин, действительно, вернулся и осторожно постучал. Ему не ответили. Он позвал Леви, пожаловался на обиду и боль. И попросил Леви выйти к нему. «Мне нужен только ты».

Леви стоял, прислонившись к стене у окна. Глаза его были плотно закрыты, по щекам текли слезы, которых он сам не замечал. Голос Эрвина гремел так, будто он уже был в комнате. Все молчали. Тишина оглушала и дурманила. Леви не верил, что выдержит. Чья-то рука легла ему на плечо. Леви вздрогнул и открыл глаза. «Почти рассвет», — едва слышно прохрипел Эрен. Леви осторожно отодвинул край плаща и увидел посеревшее зимнее небо. На Эрвина он не смотрел.

Самая длинная ночь в его жизни заканчивалась.