Поймёте ли меня,

Решите ль удивиться —

Мне, право, всё равно:

Я нынче — свой двойник…

Но вы, тоску кляня,

Способны хоть напиться,

А я уже давно

От этого отвык!

Что холод, что жара —

От вас вестей не слышно;

Шпионы нагло врут,

Не знаю ничего,

А в комнатах с утра

До ночи пахнет вишней…

Надолго ли? Спросить бы у кого… 

     Нет ничего, что могло бы вызвать у меня лишь больше ужаса, чем пьяный и не контролирующий себя человек. Каждый раз видя, как кто-то, напившись до чертей, бросается на близких, теряя голову и собственную суть, я желал провалиться сквозь землю, забиться в самый дальний и затенённый угол. Я видел определённую долю очарования в тех моментах, когда выпивка слегка замутняла сознание, но главное было видеть разницу между этим лёгким опьянением, весельем, и пьяным угаром, затмевающим глаза пеленой. Порой и у меня случались неудачные походы в увеселительные заведения, когда я уже не мог передвигать после этого ноги и бросался на каждого, кто хоть слово говорил против меня. Но когда подобное было постоянным явлением, когда я не узнавал в родном лице то самое, что столь нежно любил, по спине полз холодок. Подобное не могло не злить, не выводить из себя, не расстраивать. Раздражал запах перегоревшего алкоголя, отчётливая нотка безумия, сопровождавшая каждый выпитый бокал вина, каждую секунду, что этот сладкий яд отравлял чужое сознание.

     Мне было страшно.

❃ ❃ ❃ 

     Токио плавился от жара: над дорогами и домами дрожал раскалённый воздух, блестели на солнцепёке стёкла, и проезжающие машины обдавали горячими потоками, не принося никакого облегчения. По такой погоде пройтись по улице и не взмокнуть было невозможно, а одежда липла к телу и раздражала сверх всякой меры. Короткие ночные часы едва охлаждали город и измождённых японцев, и всё больше людей отправлялось к побережью, чтобы подышать прохладным бризом. И чем дальше, тем больше хотелось насыпать льда в ванную и посидеть в нём, покуда не растает. Разница между температурами была столь велика, что многие падали в обмороки, и в новостях не уставали твердить о том, что это лето выдалось рекордно жарким за последние двадцать лет. В каком-то смысле Артемис радовался, что у него белые волосы, но в то же время они были слишком густыми для такой непривычной погоды. Именно поэтому очень быстро юноша переключился на ночной режим существования, максимально сократив своё общение с другими людьми и снизив вероятность собственных обмороков. В последнее время из-за длительных и изнурительных тренировок он чувствовал себя всё хуже и хуже, тогда как Люук не оставлял попыток убедить его в том, что это поможет ему укрепить себя. Но меж тем успехи Акио в чернокнижничестве становились заметными. Пусть он и не прошёл инициацию, но чувствовал, что его душа изменяется от этих чар, становится иной. Ощущения были в высшей мере странными, в чём-то даже пугающими, но останавливаться он не желал. Ведь в этот раз его цель была вовсе не желанием потешить собственное самолюбие. Сам факт быть рядом с Гилбертом без опаски, на правах чернокнижника, подстёгивал его и поторапливал. Стоит лишь обучиться, получить одобрение от Господина чернокнижников (что, само собой, было делом двух секунд), и никто уже не сможет встать между ними. Артемис растянулся на ветке старой раскидистой яблони, прячась от алых лучей заходящего солнца, от духоты и чужих взглядов. Душистый запах листвы и тёплой коры успокаивали, даже приносили некоторое облегчение, вызывали желание вдыхать его вновь и вновь. По дороге мимо дома пробежала стайка весёлой ребятни, беззаботной и светлой, привлекая взгляд. Акио проследил за ними с ленцой, повёл плечами и закрыл глаза, расслабленно растекаясь по стволу яблони. Торопиться было некуда, да и куда бы. Люук убрёл изучать город, Сэто увязался за ним, не желая отлипать от оборотня ни в какую, будто привязали к нему. Рафаэль укатил на очередную сделку, да с таким энтузиазмом на обыкновенно строгом и усталом лице, что противиться ему никто не стал. За временную аренду стилета отец семейства наградил старшего сына весьма укоризненным взглядом, однако спустил всё на тормозах, сказав лишь: «Хорошо, что ты не остался там надолго. Но в следующий раз предупреждай». Стыда юноша не испытал, но поставил себе отметку — лишний раз Рафаэля не злить. Андреа отправилась с подругами на концерт, чем весьма всех удивила, ведь обычно не славилась любовью к подобным приключениям. А потому Охотник наслаждался одиночеством и отдыхал от тренировок. Именно из-за этого юноша так удивился, когда его окликнули откуда-то снизу. Лениво разомкнув веки, Артемис глянул вниз и едва не сверзился.

     — Гил! — удивлённо воскликнул он, расплываясь в улыбке и щурясь от удовольствия. Обычно чернокнижник хотя бы предупреждал о своём намерении явиться за час или полтора, а тут даже не дал о себе знать. А ведь не будь Артемис один, ему пришлось бы срочно искать повод смыться.

     — Отдыхаешь? — вальяжно протянул вампир, в несколько мощных движений взбираясь к возлюбленному. Акио мгновенно притулился к нему, зажмурившись с блаженством на лице. — О, мой сладкий.

     Промычав нечто не совсем раздельное, Артемис уткнулся носом ему в плечо, не в силах удержать собственную нежность. Они не виделись уже более месяца, и Охотник истосковался по чернокнижнику, пусть его и преследовало странное ощущение. Найтгест молчал, приобняв любовника за талию, с ласковым и тёплым выражением лица смотря на светлую макушку. В глазах его медленно разгоралось аметистовое пламя.

     — Я скучал, — даже голос у Гилберта стал чуть ниже, наполнился бархатной хрипотцой, когда он склонился ниже и потянул носом тонкий аромат юноши. — Сильно.

     — Ну так пришёл бы. Я никуда не деваюсь, — пожал плечами Акио, не заподозрив подвоха до сих пор. — Всегда здесь, всегда жду тебя. В любое время.

     — Но особенно ночью? — как-то слишком пошло даже для себя ухмыльнулся вампир, погладив Охотника по бедру и слегка сжав пальцы. — Я — да.

     Артемис вздрогнул и поднял голову, чувствуя, что неумолимо краснеет от этой близости. К собственному стыду и возмущению он шугался чужих прикосновений и заигрываний, про себя ругая и называя себя монашкой и верной невестушкой. Ему помнилось, как великолепно он проводил время раньше, шляясь по барам и случайным любовникам и любовницам. Теперь одна только мысль о подобном поведении вгоняла его в ужас. Но вместе с тем теперь в голову Охотника постучалась едкая и болезненная мысль: «А не зря ли всё это?» Порой глядя на чернокнижника, Артемис чувствовал себя совершенно чужим для него, будто оборвалась та связь, что дрожала между ними. И вдруг этот внезапный порыв, как прежде: обжигающий взгляд, решительные прикосновения, обольстительная улыбка, от которых всё внутри завязывалось в тугой комок. И, конечно, плюс тренировок заключался ещё и в полном отсутствии снов, мыслей, терзавших юношу всё это время. Не приходилось долго, мучительно проваливаться в сон, уговаривать себя не думать о Найтгесте. Но в ночи всё обострялось: острая нехватка объятий, болезненная пустота рядом на постели, томительное ожидание вкрадчивых шагов и властного поцелуя, забирающего дыхание и пульс. Стоит ли жить так, вечно отсчитывая минуты и часы до спасительной недолгой встречи? Молчал Акио слишком долго, чтобы вампир и дальше стал ждать ответа — без слов обнял затылок Охотника ладонью и алчно припал к плотно сжатым губам в нетерпеливом касании. Теперь юноша почувствовал и кисловатую горечь вина, и запах алкоголя, исходящий от чернокнижника, словно тот с приёма вдруг решил заглянуть к любовнику. Касания мужчины были, пожалуй, чересчур сильны и напористы, и непривычное к такому телу не отзывалось на них, напряжённое, даже испуганное. Убедить себя в том, что от этого можно получить и удовольствие, Артемис не мог, точно некий блок сковывал каждое его движение теперь. «Нужен ли ему такой несуразный комок белой кожи с костями? — в панике думал Охотник, не смея сомкнуть глаз, боясь шелохнуться, хоть немного вдохнуть. — Я ведь не тот Артемис, какого он помнил». Чернокнижник глухо зарычал, не получив отклика, распахнул глаза, сиявшие теперь нестерпимо, пугая до невозможного. Охотник хотел отстраниться, рвануться, но Найтгест держал на славу, впившись в него тяжёлым взглядом.

     — В чём дело? — голос его звучал теперь грубо, жестоко, и Акио сглотнул, не зная, как объяснить всю ту кутерьму мыслей, что вертелась в голове, и переживаний, казавшихся весомыми. — Ну?

     — Я не знаю, — огрызнулся Артемис, заёрзав, дёрнувшись, чтобы отпрянуть, но вновь безуспешно. — Гил, отпусти.

     — Тебе более не по душе моя близость? — вампир почти навис над ним, и юноша последовал за первой же реакцией собственного перепуганного сознания.

     Дёрнувшись вперёд, он ударил лбом в нос мужчины, а затем сиганул на землю, даже не став думать о том, какова же высота. Щиколотки неприятно хрустнули и будто вспыхнули огнём, и Акио про себя зашипел, припал на обе ноги, не в силах встать. Он уже давно не испытывал желание сбежать от Господина чернокнижников, но прежде им двигали ненависть и злость, но никак не ужас. Ровно на секунду он подумал о том, что, не попробуй он оказать сопротивление, Гилберт бы взял его, даже не полюбопытствовав, а хочет ли этого сам Акио. Это слишком походило на насилие. Он уже поднялся, но через секунду встретился спиной с яблоней, шумно выдохнул, вскинув взгляд на чернокнижника, стараясь подавить внезапную дрожь губ.

     — Да ты пьян вусмерть! — вскрикнул Артемис, выворачивая собственные кисти из хватки вампира. — Гилберт, прекрати, немедленно!

     — Чёр́та с два.

     — С тр́и!

     Гилберт воззрился на него, как на идиота, а затем засмеялся столь заразительно и легко, будто бы только что не пытался изнасиловать для него самого слабого мальчишку. Акио вяло трепыхнулся в его руках. Гилберт мог бы переломить это хрупкое недоразумение пополам в два счёта, но ужас, что он прочитал в глазах юноши, его отрезвил пусть не до конца, но всё же. Он обнял юношу куда более мягко и ласково, и тот зажмурился на пару мгновений, испугавшись то ли очередной порции боли, то ли ожидаемого подвоха. В этот раз всё обошлось, и Охотник смог расслабиться, выдохнуть и прижаться щекой к щеке вампира. Неторопливо очертив поцелуями подбородок любовника, Найтгест припал к его губам, не в силах удержать собственные страстные порывы. Воспоминания об их умопомрачительной близости, нежности, любви кружили голову, вызывая дрожь желания. Но ведь Акио был ещё более юн, чем прежде, и пусть его душа была куда старше, законы на этот счёт были весьма суровы. Из-за затянутого взросления, неразберихи с возрастами, часто несовершеннолетние случайно становились жертвами якобы насилия, что влекло за собой неприятные последствия. Но Гилберт никогда не был особо благоразумным, когда речь заходила об Артемисе. Пальцы вампира огладили его талию, бесстыже скользнули под рубашку, пуская по коже мурашки. О, он бы с превеликим удовольствием повторил их путь губами, поймал и поддразнил кончиком языка, чтобы услышать стон возлюбленного. Охотник осторожно, с сомнением подался навстречу, раскрывая губы, впуская язык Найтгеста, чуть сжимая его. У мужчины невольно заныло в паху, стоило только вспомнить, что ещё этими губами мог вытворять его лисёнок. Едва не набросившись на него с недвусмысленными намерениями, он сдержался, только запустив пальцы в густую шевелюру. Чуть влажные у корней, тяжёлые и абсолютно шелковистые волосы, в которое было так упоительно зарываться по ночам носом, которые так легко наматывались на ладонь. Пальцы чернокнижника поднялись выше, пробежались по пояснице, затем выше, к напряжённо выдвинутым лопаткам. Акио застонал сквозь губы, изогнувшись порывисто и с дрожью, едва держа себя в руках. Близость мужчины сводила с ума, и тело уже начинало пробуждаться, молить о продолжении этих ласк, лишь бы только он не останавливался ни на мгновение и продолжал столь же вопиюще бесстыдно укутывать своим теплом. Едва не падая с подгибающихся ног, Охотник заставил себя оторваться от губ возлюбленного и жадно глотнуть воздуха, дрожа всем распалённым телом. Страх постепенно уходил прочь, и ему было хорошо, а сладкая нега прокатывалась по груди и конечностям. От него не укрылось то, что мужчина не совсем твёрдо стоит на ногах, что в глаза возвращается пьяная дымка.

     — Впервые вижу тебя пьяным, — проворчал Акио, снова порываясь выбраться из объятий.

     Слишком долго находиться вблизи от кого-то он не любил — телесная близость нередко раздражала его, равно как и тактильные ощущения в целом. И, если надобность в них отпадала, он торопился избавиться от ощущения чужих рук. Но отделаться от Господина чернокнижников было не проще, чем вырыть подкоп в скалистой породе одноразовой пластиковой ложкой. И то вторая затея ещё имела шанс на успех.

     — Это частое явление, — беспечно отозвался чернокнижник, делая вид, что не замечает попыток любовника выкрутиться из его рук. — Мне доставляет удовольствие выпить несколько бутылочек вина.

     — Это называется алкоголизмом, если ты не знал, дорогой, — упрёк в голосе Акио был слишком явным, чтобы это можно было проигнорировать. — И с какого рожна ты запил? Как мне казалось, у тебя всё в порядке.

     — Не считая войны, — нашёл, чем парировать, Гилберт, хмуро глянув на любовника. — И одного абсолютно невыносимого альбиноса.

     — Чем тебя дедушка не устроил? — фыркнул Охотник, не собираясь проигрывать эту небольшую словесную битву. — Вполне он выносимый, в отличие от тебя.

     — И от тебя, — ухмыльнулся Найтгест, мягко погладив юношу по волосам и вновь бегло поцеловав. Не хотелось отрываться от его губ совершенно, и, судя по тому, как отозвался любовник, он был с этим абсолютно согласен.

     Сумерки охватывали пологом шумливый город, остужая его и приглушая звуки. Акио с трудом заставил себя отлипнуть от любовника, дыша сбито, едва-едва, распластавшись по его груди. Вампир довольно ухмылялся, беззастенчиво поглаживая холодными пальцами талию под рубашкой. Когда со стороны ворот стал раздаваться радостный галдёж, Артемис дёрнулся, чтобы вырываться, но Найтгест не собирался отпускать его, спокойный, как удав.

     — Арти, ты здесь? — окликнули его, и юноша плотно зажмурился, стараясь не дышать.

     — Да там он, там, — фыркнул оборотень, вальяжной походкой заруливая в сад. Разглядев же чернокнижника, иллюзионист аж подскочил, вскинув руки. — Гилберт!

     — Люук, — коротко поприветствовал мужчина, улыбнувшись едва заметно, но весьма тепло и мягко. — Как я погляжу, жизнь здесь тебе идёт на пользу.

     Оборотень пожал плечами, приблизился к Господину чернокнижников и с чувством обнял, захватив под свои руки ещё и Охотника, которому не позволял вырваться любовник. Вампир похлопал иллюзиониста по плечу, чуть приобнял, но этим и ограничился, а это, как известно, для всех, кроме Артемиса, было проявлением весьма тёплого отношения.

     — Представите нас? — не без ревности поинтересовался Сэто, про которого на некоторое время все успели позабыть.

     — Гилберт, это Сэто, мой брат, — не без скуки произнёс Артемис, прекрасно зная, что чернокнижнику и без того всё известно. — Сэто, это Гилберт, мой… Э…

     — Любовник, — подсказал оборотень без задней мысли, улыбаясь простодушно и задорно.

     — Тактика — не твой конёк, — выдохнул мужчина, иронично улыбнувшись, глядя на то, как стремительно краснеет и возмущённо поджимает губы Артемис, не привыкший, что его так просто приписывают к кому-то.

     — Это моя сильная сторона, — горделиво выпрямился великий тактик. — Но я больше люблю стратегию, хотя у меня с ней не всегда хорошо.

     — Никогда бы так не сказал, — продолжал гнуть свою линию Найтгест, поглаживая напряжённого Охотника по талии и мягко привлекая к себе, чтобы лишний раз не пытался сбежать.

     — Я даже знаю, почему, — язвительно фыркнул Акио, едва сдержав неприличный смех. Гилберт глянул на него укоризненно и злобно, но ни Люук, ни Сэто не поняли этой игры слов и взглядов. — Ладно, мальчики, как день прошёл?

     — Стой, ты вот так просто говоришь, что у тебя есть мужик, а потом спрашиваешь, как день? — воскликнул не совсем отошедший от шока младший Акио, глядя на брата с абсолютным непониманием. — Это… это же…

     — Скажи, что это неправильно, и я тебе челюсть сверну, — угрожающе проговорил Артемис, хрустнув костяшками и стиснув зубы. — Сам решу, с кем мне спать.

     — А, так вы уже? — вставил свои пять копеек иллюзионист, поиграв бровями. — Я думал, что ты, Гил, хоть в этот раз соблюдёшь приличия.

     — Когда это я делал такую глупость?

     — С чего мне начать? О, придумал! Может, с того случая, когда ты снял сапог на торжественном приёме в честь перемирия с болотниками и кинул его в лоб лорду Орт?

     — Он вёл себя так, что это было лучшее из возможных действий, — огрызнулся Гилберт, отвесив шлепок засмеявшемуся Артемису. — Я бы сказал, что он это заслужил!

     — И что это был правомерный проступок с твоей стороны? — подзудил Охотник, ехидно глядя на любовника и с азартом ожидая ответа.

     — Нет, таких слов ты от меня не дождёшься, — буркнул Найтгест, а затем спохватился, поняв, что подставил себя лучше, чем то сделал юноша. — Нет! Я имел в виду, что это искажение сути моего мнения.

     — Да конечно. Просто тебе слабо это сказать.

     Артемис развлекался во всю, наблюдая за тем, как спешно мужчина продумывает собственный ответ, явно выбирая слова, не способные подвести его и выдать дефект речи. Сам же юноша собирался во что бы то ни стало услышать от Гилберта это очаровательное гулкое мурчание на «р», которое его так умилило и позабавило. Уже набрав воздух в лёгкие, чтобы ответить нахалу, вампир заткнулся, перебитый Сэто.

     — Да нет, я не против того, что ты такой, — выпалил младший Акио, смущённый реакцией брата на свои слова, пусть и понимал, что, возможно, сам не совсем верно выразился. — Я никак не ждал, что у тебя есть парень. Даже не так. Просто, ну, думал, ты с Миком, все дела.

     Теперь пришла очередь вампира злобно скрежетать зубами и коситься на мелкого с таким зверским выражением лица, что и Люук, и Артемис приготовились повиснуть на нём, останавливая. Глубоко вдохнув, любовник Господина чернокнижников пожал плечами, уставившись поверх головы брата в пространство:

     — Было дело. Но это в прошлом. Далеко в прошлом.

     — Главное, чтобы в настоящее не вылезло, — прорычал Гилберт, сильнее стиснув объятия, отчего юноша поморщился, понимая, что ещё чуть-чуть, и у него затрещат рёбра. — А то знаю я тебя. Только глаза от тебя отведёшь, так уже с кем-то хвостом машешь.

     — Так вот, откуда взялась фразочка «глаз от тебя оторвать не могу», — прыснул Люук, максимально разряжая обстановку на пике собственных способностей. — Да ладно тебе, Гил, ты же знаешь, что Артемис на такое не пойдёт.

     — Потому что знает, чем это ему аукнется.

     Старший Акио сжал зубы и дёрнул плечом, постаравшись скинуть руку чернокнижника, но затея с треском провалилась.

     — А как вы познакомились? — задал каверзный вопрос Сэто, впрочем, даже не понимая, как сильно тем самым поставит обоих в неловкое положение.

     — В зоопарке столкнулись.

     — На аукционе.

     Заговорили они в один и тот же миг, а потому тут же вопросительно уставились друг на друга. Младший Акио вопрошающе глядел то на одного, то на другого, вскинув брови.

     — Ну да, я искал одно, нашёл иное, — пробормотал чернокнижник, лихорадочно соображая. — Со всеми бывает.

     — Как можно перепутать зоопарк с аукционом? — удивлённо приподнял брови Сэто, а затем встрепенулся. — А пойдёмте в кафе? Чего на месте топтаться.

     — У меня дела, — уклончиво ответил вампир, надеясь, что это даст ему возможность отвертеться от совместных посиделок. В конце концов, общество кого-то, кроме Артемиса, его не привлекало ни коим образом. — И их надо закончить.

     — Да ладно тебе, будет весело, — оживился от идеи оборотень, заулыбавшись от уха до уха. — Часто ты, что ли, в таких местах бываешь? Хоть отдохнёшь немного от политики.

     Найтгест неуверенно глянул на любовника, и тот сжал его руку едва не до посинения, во взгляде читалась искренняя мольба, а губы едва заметно шевельнулись в немом: «Пожалуйста, Гил». Противостоять такой нежной просьбе возлюбленного Найтгест не смог и выдавил из себя улыбку, кивнул, показывая, что готов. Артемис мгновенно просиял, но хватку не ослабил, тут же прильнув к мужчине, отчего тот едва не задохнулся — всегда бы так это безобразие льнуло к нему. Они двинулись прочь от дома Акио, и вёл их Сэто, то и дело поглядывая на любовников с любопытством и смешанным чувством, похожим на ревность.

     — Ты занимаешь политикой? — задал вопрос юноша, несомненно, обращаясь к Гилберту, и тот чуть скривил губы.

     — Да, — коротко ответил он, не глядя на мальца и поглаживая по талии Артемиса, который с блаженной улыбкой жмурился, едва не начиная тереться щекой о плечо вампира. Сэто вопросительно кашлянул, ожидая продолжения.

     — Он большая шишка, — пояснил за чернокнижника иллюзионист, шагая упруго и быстро, отчего его светлые волосы так и подпрыгивали над плечами. — И не только между ног.

     — Эй, слышь! — вскрикнул Артемис, отвесив подзатыльник наглецу. — Хватит херню нести!

     — Да, пожалуй, мне не интересно слушать, у кого там что между ног.

     — Ну слава богу, — не без сарказма протянул вампир, всем своим видом говоря, что ему эта тема тоже не слишком интересна.

     — Считай, что Гил нечто вроде президента у изгнанников. Даже не у изгнанников, а у смертных.

     — Или как наш император Акихито, — нашёлся Охотник, задорно улыбнувшись абсолютно растерянному брату. — Только у него есть реальная власть. Ты не представляешь, как это муторно, оказывается, повелевать столькими людьми. Я думал, что рехнусь, когда смотрел на все эти бесконечные бумажки и свитки.

     — Свитки-хуитки — это только полбеды, — всё же внёс свою лепту чернокнижник, тяжело выдохнув и покачав головой. — Ответственность за их судьбы. Вот, что действительно имеет вес. То, как ты используешь их жизни себе в угоду, как ведёшь за собой, как вдохновляешь на действия.

     — Вон, наш Артемис вдохновился до того, что развязал войну между двумя влиятельнейшими фракциями! Не без гордости скажу, что приложил к этому свои силы. Какое это было путешествие, кто бы знал.

     — Погибло множество людей. Вы сделали глупость.

     — А ты некорректно поставил задачу, — мигом взъелся Охотник, до сих пор злившийся на любовника за то, как он обошёлся с ним. — Задача должна быть конкретной, измеримой, достижимой, релевантной и ограниченной во времени. А ты мне просто сказал убить пятерых людей, аргументируя это тем, что они нарушили равновесие. Какой мне с этого интерес?

     — И тем не менее, ты взялся за выполнение, — не желал сдаваться Найтгест, упёршись в своё рогом и постепенно выходя из себя.

     — Корреляция! — весомо возразил альбинос, с ликованием наблюдая за мукой на лице мужчины от сказанных им слов, вскинул голову и воздел палец к небу. — Ты сделал статическую связь, а не корреляционную. Только потому, что не пожелал потрудиться и затратить чуть больше времени на постановку задания. Если оно допускает вольную интерпритацию со стороны исполнителя, говно это, а не цель.

     — Мальчики, пожалуйста, хватит, — предупредил Вакханалию оборотень, вклинившись между ними и взяв обоих под руки. — Сколько лет вы ещё будете друг другу припоминать? Инцидент давно исчерпан, а сейчас и вовсе не может считаться произошедшим. Успокойтесь, пока я не начал вас мирить насильно. Вам не понравится, поверьте мне.

     — Дуэнья разошлась, — вздохнул Артемис, а затем потянулся и поцеловал любовника в щёку, чтобы после этого получить поцелуй в кончик носа. — О, надо же, телячьи нежности.

     — Не лги, что тебе не по душе, — улыбнулся чернокнижник, а затем завернул вслед за остальными в тихое уютное кафе.

     Короткий коридор с большим окном уводил к небольшой лесенке, заканчивающейся на площадке с застеклённой дверью. Лиственный матовый узор увивал орнаментом по всему периметру, оставляя в центре чистое место без единого пятнышка: за входом явно тщательно следили, чтобы произвести должное впечатление. Мягко тренькнул колокольчик над входом, приветствуя куда более мелодично и приятно, чем заученное приветствие вышколенного метрдотеля или официанта. Коридор уводил в две противоположные стороны, отделяя зал для курящих от зала для тех, кто не хочет травить лёгкие. Артемис решительно свернул налево, идя на чудесный аромат кальянного дыма, который так и манил своими переливами. Никто и не подумал ему возразить, а затем все вместе устроились за массивным столом, рассчитанным на шестерых, с застеклённой поверхностью, под которой теснились скатерть и несколько брошюр. Винная карта особенно привлекла взгляд Господина чернокнижников, и он занялся её изучением, с недоверием щуря левый глаз и слегка кривя уголок губ. Заметив это, Люук сию же секунду присоветовал вампиру одно из вин, с ехидством добавив: «Самое то для романтического вечера».

     — Ничего подобного у меня в мыслях не было! — оскалился вампир, зло сверкнув алыми зрачками. — Думай, о чём болтаешь, наглый блохастый хвост!

     — А я бы не отказался, — задумчиво проговорил себе под нос альбинос, рассматривая низкий потолок с причудливой лепниной, устроившись в объятиях любовника. Гилберт опустил на него удивлённый взгляд — обыкновенно юноша не был тем, кто привечает подобную нежность в отношениях. Вздохнув, молодой чернокнижник стал тоскливо листать меню, скользя по нему безынтересным взглядом. — Кофе латте, пожалуй, с мятным сиропом и митараши данго. Сэто, тебе тоже их?

     — Только не с кофе, — скривился младший Акио. — Терпеть его не могу. А вот хороший чай — совершенно другое дело.

     Охотник застонал от этих слов и закрыл уши руками, на что Люук тихо засмеялся и свёл глаза к носу. Несмотря на достаточно юный возраст, Сэто был настоящим ценителем чая и мог различить более двухсот его сортов. К тому же, он от них был в полном восторге, мог пить литрами и даже носил в карманах тканевые мешочки с сухими смесями, вдыхал их ароматы. Артемис уже искренне устал находить в своей комнате на ковре, кровати или столе мелкую крошку. И теперь, когда брат безостановочно трындел об этом, можно было только со страдальческим выражением лица терпеть. Люук задумчиво поглядел на строчки, затем вопросительно глянул на Артемиса, ожидая подсказку, но тот смотрел в сторону и не обращал внимания на происходящее за столом, отстранённый и молчаливый.

     — Ты есть, может, хочешь? — поинтересовался у него Сэто.

     — Выпить не откажусь. Виски, может? — протянул иллюзионист, почесав затылок и скосив взгляд на любовников напротив. Несмотря на то, что чернокнижник обнимал Охотника за плечи, они не выглядели теми, кто весьма близок. — Или что полегче?

     — Тебе и сока достаточно, — съязвил вампир, оскалив клыки.

     Люук потянул носом воздух, учуяв терпкий аромат злости и горя, исходящий от старшего Акио. Он выглядел спокойным и уверенным, безразличным, но оборотень понимал, что это лишь маска. Понять, что произошло между ними, он не мог, но догадывался, что Господин чернокнижников показал свой характер. Снова. А это, как известно, хорошо не заканчивалось никогда. Ситуацию ненадолго разрядил Сэто, вовлёкший Найтгеста в разговор.

     — А что, как это всё происходит? — полюбопытствовал он, во все глаза смотря на брюнета. — Ну, магия. Ты ведь сильный маг, да?

     — Ты лучше поведай мне, как ты всё это узнал? — не без намёка поинтересовался Гилберт, ловко уйдя от ответа и тискнув любовника за плечо, на что тот вяло поморщился и дёрнулся. — Эти двое неумех показались тебе?

     — Ну да. Я видел, как Артемис тренировался. А потом он рассказал, что хочет стать чернокнижником, как наш отец. И ещё какие-то личные причины, которые не раскрыл. Что у меня тоже есть способности.

     — Это так, — кивнул вампир, задумчиво запуская пальцы в волосы возлюбленного, перебирая их и поглаживая кожу головы. — Но у нас тебе места нет. Твои способности отличаются от наших достаточно сильно. Полагаю, в этом ты похож на вашу мать больше, чем этот лис.

     — Что бы это значило? — удивился парень, вскинув брови. — Более бабский у нас Арти, а не я, — получив испепеляющий взгляд, он засмеялся. — Да ладно тебе, братик. Длинноволосый, симпатичный, с шикарным задом, чем не девушка?

     — Не смей так говорить обо мне, слышишь? — зло зашипел Охотник, сильно уязвлённый этими словами, и глаза его засияли, как подсвеченный солнцем янтарь. — Я не женщина.

     — Жаль, а я бы не отказался, — не упустил возможность пустить шпильку вампир, а через мгновение вздрогнул и качнулся от сильного удара, пришедшегося аккурат в основание челюсти, отчего та пронзительно щёлкнула, полоснув болью по лицу.

     — Ещё раз, — по слогам сцедил Артемис, всего за секунду оседлавший колени мужчины, и теперь сидел, занеся руку для нового удара. — Ну?

     — Да чего ты завёлся? — ошарашенно окликнул его Люук, потянувшись через весь стол и схватив друга за плечи. — Арти, успокойся!

     — Бешеная бабёнка, — невозмутимо припечатал Найтгест, не сводя глаз с разъярённого лица Охотника. — Взбалмошная и сумасшедшая. Но моя.

     — Я бы на твоём месте не был так уверен, — огрызнулся Акио, готовый ещё раз врезать вампиру, но на руке повис Сэто. — Отпустите.

     — Если обещаешь, что не будешь драться. На тебя уже все смотрят. Он же просто пошутил!

     — Не вижу ничего смешного.

     Юноша слез с колен Найтгеста и стремительно вышел из кафе, не желая слушать, что ему ещё говорят. Уже на улице его догнал вампир, обнял за талию и тут же поморщился от удара локтем, пришедшегося аккурат в рёбра.

     — Да что с тобой, Арти? — беспечно поинтересовался Гилберт, притягивая к себе альбиноса. — Я же, в самом деле, шутил. Подумаешь…

     — Вот и подумаешь, что в этом такого, — отрезал Артемис, выворачиваясь из рук. Он скривился, как от отвращения. — Не трогай меня.

     Гилберт с неохотой отстранился, подвив желание схватить язву за волосы и как следует встряхнуть. Ровно на секунду в глазах потемнело от этого порыва, от предвкушения того, как Акио будет льнуть к нему в поисках нежности и спасения от грубости. А когда он очнулся, юноши уже и след простыл. «Молодец, Гил, всё отлично сделал, — сокрушённо ругнулся вампир, сжав губы. — Теперь ещё долго будет дуться».

❃ ❃ ❃ 

     В тишине замка собственное биение сердца казалось оглушающим и даже невыносимым. Сквозь кошмар оно пробивалось барабанной дробью, взрывало мозг и душило, отзывалось болью в затылке и сводило судорогой плечи. Я ненавидел этот звук, напоминавший о том, кто я есть, но сейчас мог бы отдать что угодно, лишь бы услышать его, почувствовать пульсацию в своих венах, ощутить себя хоть немного живым. Этот жуткий сон преследовал всю жизнь с того момента, как время обратило свой ход по моей воле. Нестерпимый зов, приказ, бил по вискам и душил. Если бы только он прекратил мучить моё сознание, перестал преследовать денно и нощно, как ненасытный чёрный гриф, ждущий поживы среди разлагающихся тел. Мне виделось, будто из самих врат ада ко мне тянут лапы все демоны, каких только можно найти. Кто когтистый, кто зубастый, кто в шипах и струпьях — уродство на любой вкус. Я совершил преступление против сотен жизней, не заслуживал всего, что творилось сейчас, всех тех благ, которыми окружил себя в стремлении исправить прошлые ошибки. Да, жизнь стала прекрасна, великолепна, лучше и представить невозможно, но это ощущение, что вот-вот мне предъявят счёт, выпивало все жизненные соки. Преследовало стойкое чувство: я ещё не выплатил всю цену. Но что я ещё мог отдать? Память подводила, момент заключения сделки выветрился прочь, не оставив и следа, только понимание. Я отдал то, что не имел права отдавать. Зубастая ухмылка маячила перед лицом, шипящий голос царапал слух, нашёптывая, сводя с ума. Перед глазами разверзлась бездна, затягивая за собой, и хватка на горле становилась всё более невыносимой. Ледяная испарина облепила тело, лицо, волосы взмокли, и одеяло казалось худшим из возможных врагов. Ах, если бы рядом был мой непокорный фаворит, если бы только прижался, одно только это могло бы развеять дурноту, отогнать мрак от моей души. Стон вырвался из горла, а сновидение всё не растворялись, наоборот, с каждым мгновением становилось лишь гуще, давя на грудь металлическим обручем.

     — Отец? — мягкое касание миниатюрной ледяной ладони пробудило, вырвало из водоворота преисподней, глаза распахнулись сами собой. — Опять плохие сны?

     Сесть оказалось труднее, чем прежде. Силы утекали с каждым днём, и я не мог остановить это проклятие, не мог с ним ничего поделать, не зная, откуда начать собственное избавление. Рука сама собой потянулась за бутылкой вина, что теперь стояло здесь всегда. Пьяный угар спасал от ночных видений, давал заснуть и не видеть легионы демонов, жаждущих оторвать от меня кусок посочней. Пробка с приятным хлопком покинула горлышко, холодная терпкая жидкость заструилась в рот, и из груди вытек вздох облегчения. И лишь после этого нашёл в себе силы взглянуть на юношу, который присел на край постели, глядя на меня грустно и осуждающе.

     — Может, хватит пить, пап? — с нажимом произносит он, подаваясь вперёд и забираясь на постель с ногами. — Зачем ты себя так изводишь?

     — Ты уже не маленький. Почему я должен тебе это объяснять? — вырывается с раздражением и недовольством, и мальчишка хмурится, сводит губы в тонкую линию.

     — Может именно поэтому? Я волнуюсь за тебя! Мы волнуемся! Ты пьёшь постоянно. С этим надо покончить.

     — Ты ничего с этим не сделаешь.

     Очередной глоток вина проходится приятной горячей волной по горлу, расползается в груди томным наслаждением, и проблемы постепенно отходят на задний план. Но та первобытная дикость, что таится в каждом из нас, медленно выползает наружу, пробуждая злость. Голова была занята совершенно иным: какого дьявола этот Акио так разозлился, какая вожжа ему под хвост попала? Челюсть и скула до сих пор отзывались болью на движения, и теперь все угрозы, брошенные Артемисом когда-то про перелом этой кости, не казались такими уж забавными. Если уж ему ничего не могут сказать, значит, по большей части он одерживает победу хотя бы в словесной перепалке. Не то чтобы без рукоприкладства у него ничего не получалось, но, как любил приговаривать Охотник: «Один меткий удар в челюсть заменяет три часа воспитательных бесед».

     — Отец! — это длинноволосое чудовище смотрит совсем уж зло, даже с отчаянием, губы мелко подрагивают от обиды. — Пожалуйста, умоляю тебя, давай съездим в столицу, ты отдохнёшь. Как когда-то. Мы… хочешь, мы тебе покажем наши любимые места? Тебе будет по душе.

     — Оставь меня. В одиночестве.

     Парнишка тянется и крепко обнимает, уткнувшись лицом в ямку между шеей и плечом. Возможно, когда-то это бы возымело эффект, но я желал других рук, другой близости, и теперь даже нежность сына не могла смирить гнев и обиду, захлёстывавшие меня подобно штормовым волнам. Ничего не стоило сбросить с себя эту хрупкую мелочь, но остатки разума не позволяли быть слишком грубым. Тело же жило своей жизнью, и через мгновение мальчишка кувыркнулся с кровати, замер на несколько секунд, шипя и беззвучно шевеля губами. А потом вдруг вскочил, выхватил из руки бутылку и что было силы шваркнул её об стену. Осколки тёмного стекла вперемешку с алым вином брызнули в стороны, марая роспись, ковёр, простыни, спальную рубашку.

     — Хватит! Достало! — вскрикнул парнишка, дрожа от злости.

     — Ах ты мелкая сволочь, — выдох сорвался в воздух щелчком кнута, перед глазами заплясали кровавые пятна ярости.

     Не успел юноша пикнуть, как его руки оказались в моих. Как смел он мне указывать, позабыв обо всём, что было сделано для него и его брата? Как мог он вот так приказывать мне и строить из себя непонятно что?

     — Отпусти, больно! — в карих глазах парнишки появился страх, паника, и он трепыхнулся, зажмурился ненадолго.

     — Ты забыл, кто твой отец? — как можно более угрожающе прошептал я, склонившись к бледному лицу с чуть вздёрнутым носиком. — Забыл, кто здесь отдаёт указания и кому подчинено всё?

     — Папа, мне больно! — уже не сдерживаясь, закричал мальчишка, мечась столь отчаянно, что приходилось прикладывать силы, чтобы не вырвался. — Папочка, хватит!

     — Ах, хватит?

     Держать эти тонкие кисти одной рукой вовсе не было проблемой, несмотря на то, что юноша активно выдирался и едва не начинал бить ногами во все уязвимые места. Такой сильный гнев захлёстывал мысли и глаза, что крупная дрожь сотрясала тело, вызывая острое желание вцепиться в глотку мелкого, разорвать на части. Но нет, это было бы слишком суровым наказанием. Достаточно лишний раз показать ему, что он перешёл границы дозволенного, лишив меня любимого вина, единственного способного выгнать из видений все кошмары, притупить боль, истязавшую меня. Что это глупое создание могло сделать? Что он мог противопоставить жгучему желанию уничтожать всё на пути к неизвестной цели, так и влёкшей меня? Я уже готов был услышать хруст тонких костей, предвкушал его.

     — Папа, мне больно! — закричал он столь пронзительно, подвывая и лягаясь, что в ушах даже слегка зазвенело.

     — О нет, это ещё не больно, — ухмылка зазмеилась по губам, а он весь сжался, как мелкий воробей, смертельно побелев, едва только оказался притиснутым к стене спиной.

     И через несколько секунд грохнула дверь в спальню, а его брат с яростью взбешённого коршуна появился между нами, отпихнув меня прочь. Осколки битого стекла попались под ноги, впившись в ступни и заставив шатнуться, осторожно замереть, чтобы не ранили лишь сильнее и глубже. Паренёк смотрел на меня столь убийственно, испуганно, будто его только что предали, обманули в самых лучших ожиданиях.

     — А ты здесь что забыл? — рыкнул я, переставляя ногу на безопасное место и уже собираясь продолжить суровое воспитание.

     — Дать тебе в щипец, — голос старшего был на удивление ровным, пусть я и видел, как его трясёт, слышал, как бешено колотится его юное сердце. От этого звука жажда становилась всё сильнее, равно как и желание впиться в чью угодно глотку зубами, испить живительной жидкости из чужих вен.

     — Вы оба абсолютно отбились, — тени пляшут вокруг, точно дикари подле костра, едва не начиная улюлюкать и хлопать в ладоши. Мальчишки вели себя совершенно отвратительно, дерзко, так, как не позволено себя вести с Господином чернокнижников.

     — Как и ты, отец, — упрямец хмурится и приподнимает подбородок с таким гордым выражением лица, что на периферии сознания выскакивает мысль — простолюдины такими не бывают. — Остынь. Немедленно.

     — Ты ещё будешь указывать мне, что делать? — негодование вновь взорвалось внутри подобно бомбе, вздымая грудь крупными частыми вдохами. — Мне? Своему отцу?

     — Моему отцу не нужно было указывать! — рявкнул он, а затем, обняв тихо всхлипывающего брата за плечи, увёл прочь, захлопнув за собой дверь так, что едва побелка с потолка не посыпалась.

     Зарычав, я тряхнул рукой, сбрасывая с неё потоки теней, что уже готов был отправить вслед за мальчишками. Чёрт с ними! Это можно и потом уладить, когда перестанет трясти после кошмаров. Ощущения, что отдохнул, и вовсе не было. А ведь впереди был тяжёлый, утомительный день, полный дипломатической бурды и тяжести звания Повелителя на собственных плечах. Но хотелось совершенно иного — увидеть Артемиса, прижать его к себе как можно теснее, украсть со строптивых губ поцелуй и… Пришлось долго умываться ледяной водой, чтобы отогнать от себя сладкие влекущие видения и настроиться на рабочую суету. Но потом… потом можно и предаться разврату.

❃ ❃ ❃ 

     Тихо капала вода из-под крана, и в темноте кухни этот звук был единственным. Пожалуй, даже во всём доме, но это вовсе не пугало, не отталкивало и не сбивало с дум, наоборот, давало возможность как следует поразмыслить, собраться с мыслями и унять дикую дрожь, колотящую тело. Покрасневшие стёсанные костяшки ныли и горели под мазью, но юноша не обращал на то совершенно никакого внимания, уставившись перед собой в одну точку. В какой-то момент ему показалось, что его обязательно догонят и как следует воспитают, но этого так и не произошло, и Акио не знал, рад он этому или же нет. Теперь, сидя дома в полном одиночестве, он пожалел, что дал волю рукам и собственной злости, ошпарившей кипятком. Да как этот урод вообще посмел назвать его женщиной? Юношу всего передёрнуло от мысли, что Найтгест в самом деле воспринимает его подобным образом. Сожаление мгновенно отошло на задний план. А желание снова засветить по лицу вампиру вернулось сторицей. «И почему это он был бы не против? — мелькнула паническая мысль в голове Охотника, и конечности его похолодели, а сердце ухнуло в пятки, тут же с болью сжавшись. — Быть может, ему было бы лучше с девушкой?» Прикусив палец, Артемис крепко зажмурился и замотал головой, откидывая панику прочь, но она упорно держалась за него всеми возможными способами, подкидывая всё новые и новые бредовые фантазии: и что Гилберт с ним находится лишь по привычке, потому как вычёркивать из жизни десять с лишним лет не так уж и просто, даже если и для долговечного вампира; и что иметь под боком покладистую подстилку куда удобнее, чем добираться до борделей или заказывать шлюх, у которых может быть тот ещё букет; и что за прошедшие годы Найтгест пересмотрел свои взгляды на многое, сделал совершенно другие выводы и принял решения, в которых, возможно, бывший фаворит не принимает никакого участия. Злость, испуг, отчаяние столкнулись вместе, сливаясь воедино и спирая дыхание хрипами. «Только панической атаки не хватало», — с ужасом подумал альбинос, заставляя себя выпрямиться, судорожно вдыхая, но выдохнуть не получилось ни на второй, ни на третий раз. С силой стукнув себя по груди, Охотник выпустил воздух, сделал первый осторожный вдох, второй. Унять приступ оказалось не так просто, и он ещё долго сидел, вдумчиво вдыхая и выдыхая, и эти мысли отвлекли от менее приятных, что готовы были обглодать его со всех сторон и задушить при первом же проявлении слабости. Когда щёлкнул замок входной двери, Акио вяло глянул на вход в кухню и отвернулся, постаравшись сделать вид, что его здесь вовсе нет. Быть может, в темноте проглядят и пройдут мимо. Но оборотень, чувствовавший запахи, был совершенно иного мнения.

     — Ты в край обдолбанный что ли? — с порога начал он, быстро приблизившись и взяв друга за плечи. — Куда рванул? Мы тебя час искали по городу!

     — По-моему, вполне логично, что я нахожусь здесь, — неохотно буркнул Артемис, поведя головой и подняв глаза на Люука. Тот проморгался, затем махнул замершему в дверном проёме Сэто, чтобы шёл к себе и дал спокойно поговорить.

     — Чего ревёшь?

     — А ты в психологи записался? Поперхнулся, всего-то.

     — Врёшь.

     — Дорогу нахер показать или сам найдёшь?

     — Так уж и быть, возьму тебя с собой. Пошли. Рассказывай, что за хрень в кафе произошла, — Люук мягко встряхнул друга за плечи, стащил его со стула и направился к комнате.

     Упрямый Акио молчал, стиснув губы в тонкую нить, шествуя за иллюзионистом с мрачной и решительной обречённостью. Оборотень ясно чувствовал недосказанность во всём произошедшем, нечто, упущенное обоими горе-любовниками. Но кто бы стал слушать его, легкомысленного и по всем параметрам не сияющего благой репутацией зверя? Всем было плевать. Впервые за долгое время полиморф пожалел, что соткал себе подобный образ, что следовал ему как до обращения времени, так и после. Кому мог понадобиться его совет? Но теперь он собирался взломать брешь в собственной защите, а терпеть чужую боль стало невмоготу. Буквально уронив Охотника на кровать и уткнув его лицом в подушку, оборотень уселся на нём и принялся за вдумчивый расслабляющий массаж, чтобы разговорить друга. Релаксирующие люди куда более сговорчивы, ему ли не знать. К тому же, Люук полагал, что после тренировок Артемис с удовольствием воспримет эту небольшую утешительную награду.

     — Неужели я похож на женщину? — с досадой выдохнул единственный вопрос Охотник, повернув голову и с некоторым даже отчаянием посмотрев на иллюзиониста.

     — Тебе честно или успокоить? — фыркнул тот, проходясь сильными ловкими пальцами по плечам и лопаткам юноши, разминая их с толком и расстановкой. Он поморщился, прикусил губу, медленно кивнул. — Похож. Но только в классическом восприятии женщины, которая всем видится как изящная леди с длинными волосами. Ну, а что? Кости у тебя тонкие, как полагается даме, опять же, в классическом понимании, мордашка смазливая.

     — У нас давно есть понятие андрогинности, — против воли вспылил Охотник, спрятав лицо в подушке, отчего голос его зазвучал приглушённо, едва-едва.

     — Кидайся терминами, сколько влезет, Арти, это не отменяет того факта, что многие, глядя на тебя, будут говорить: «Ого, это баба такая?» Ты что, только поэтому поводу бомбить начал? Нашёл же причину!

     — Сам понимаешь, что дело не только в этом, — тихо отозвался он, стискивая одеяло в пальцах, но изо всех сил расслабляя спину. — Что, если Гилберт со мной только из-за того, что видит во мне женщину?

     — Маловероятно, — отрезал оборотень, мотнув головой. Он глядел на друга, как на последнего придурка, радуясь, что тот не видит этого выражения лица. — Ты же понимаешь, если бы ему нужна была девушка, он бы уже три тысячи раз её охомутал.

     — А если он не понимает, что ему нужно? — настаивал на своём Артемис, и Люук едва сдержал разочарованный вздох. — По вашим меркам он очень молодой, и я бы сказал, что он до сих пор находится в поиске себя, и нечто мне подсказывает — возможно, свой святой Грааль он ещё не отыскал.

     — Сказал маленький ребёнок, — засмеялся Люук, задрожав всем телом. На альбиноса он посмотрел с искренним умилением, чуть сощурившись и улыбаясь уголками губ. Акио с возмущением оглянулся на него, всем своим видом показывая, что думает по этому поводу. — Не забывай, даже если ты вырос среди изгнанников, остаёшься уроженцем Талиарена, и считаешься мелким шкетом.

     — Что-то я не видел, чтобы ко мне относились именно так.

     — Разница в ходе времени. Ну и влияние этого мира на развитие изгнанников. Полукровки и те, кто рождён от изгнанных, развиваются подобно смертным, для приспособления к окружающим. Но я готов дать голову на отсечение, родись ты на родине, до сих пор бы походил на пятилетнюю куколку в чепчике и рюшечках.

     Охотник с рычанием взбрыкнул, подбросив оборотня на собственных бёдрах и лягнув пятками по спине, но тот только засмеялся, удержавшись на родео и схватившись за плечи друга. Продолжив массировать спину Артемиса, Люук потрепал его по волосам, тихо фыркая время от времени. Юноша притих, уставившись на стену перед собой, размышляя о том, насколько очевидна разница между его ровесниками в Талиарене, логично ли вообще соотносить возраста двух разных миров. Его сосредоточенное сопение сильно забавляло полиморфа, пусть в голову и постучала мысль: неужто он всерьёз думает так, как говорит?

     — Позволь рассказать тебе одну вещь, Артемис, — мягко произнёс Люук, растянувшись на спине Акио и уложив подбородок ему на макушку. Обняв юношу, чтобы лишний раз не дёргался, он продолжил. Глаза его были закрыты. — Наш мир устроен так, что всеми способами сохраняет собственное равновесие, как бы мы ни старались склонить хоть одну чашу весов на собственную сторону. Если бы мы постоянно метались, выбирали, перебирали, искали, гадали, уже бы давно исчезли со страниц истории. Такая уж суть Талиарена. Его сердцевина даёт начало нашим душам, но вовсе не от собственной благодетели, как принято считать. Здесь только одна цель: усилить себя и тем самым продлить существование. И единственная возможность сделать это — через нас. Мы получаем силы, способности, с каждой из которых несколько истощаем Сердце мира, но можешь мне поверить, когда мы возвращаемся в колыбель мира, уходим в Долину вечной тени, всё то, что мы успели накопить, отдаём Талиарену. И уже одно это даёт ему шанс стать едва ли не бессмертным. Самый ценный приз — старейшины и Повелители. Но что будет, если каждый житель нашего любимого мира будет могущественным магом? Сердце истощится, прекратит своё существование, а потому есть и те, кто не владеет магией подобно остальным. Конечно же, глупо думать, что столь великая и мудрая суть, не найдёт способ усилить себя на подобном поприще. И что же? И в этом случае есть великолепная лазейка. Брак. Когда связывают две души, а в итоге получается ещё одна, как минимум. И связь эта непрерывна, до самой смерти и после неё. Чтобы обеспечить себе прилив сил, Сердце обязательно сталкивает тех, кого считает подходящими друг другу. И сопротивляться ему бесполезно, поверь. Раз уж вас с Гилбертом свело, значит, так тому и быть.

     — Что же тебя ни с кем не свело? — не удержал свою язвительность Охотник, воспринявший речь оборотня как вполне полезную информацию, не более. Конечно, он понимал, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд, но до последнего не мог поверить.

     — Свело. Но ничего не вышло, — неожиданно зло бросил полиморф, скатившись на постель. — И вообще, речь не обо мне, а о тебе, не уходи от темы, будь так добр.

     — А что случилось? Не просто же так вы разбежались? Может, тебя тоже женщиной назвали?

     — Он умер, ясно тебе?! — рявкнул Люук, и Охотник прикусил язык, почувствовав себя более чем отвратительно.

     — Извини, я и подумать не мог, что всё обстоит именно так, — пробормотал Акио, стушевавшись и осторожно коснувшись плеча оборотня.

     — Конечно. Для тебя «подумать» смерти подобно, — буркнул насупленный оборотень, недовольно наморщив нос. — Я к чему веду, Артемис? У нас просто так ничего не бывает. И, если уж ты оказался с Господином чернокнижников, значит, есть в этом нечто. К тому же, связь Акио и Найтгестов считается едва ли не в крови заложенной испокон веков, как две ваши династии вообще появились на лице мироздания.

     — То есть?

     — То и есть. С тех самых пор, как ваши семьи существуют, состоят во взаимном сотрудничестве. Как самый яркий пример — чернокнижники и жрецы, которым вы дали начало. Но вполне логично, что, раз уж ваши судьбы столь тесно связаны, то будут и бракосочетания. Так что…

     — Я мужчина, — зло рыкнул Артемис, едва не бросившись на друга с кулаками.

     — Странный ты. Как с мужиком спать и трахаться, так ничего. А как речь зашла о таком, так почему-то на дыбы встаёшь. Что с тобой не так?

     — Просто поверь мне на слово. Ко мне «замужество» неприменимо. А уж после слов Гилберта — подавно.

     — Знаешь, как у нас говорят? У чернокнижников нет интуиции. Ты им ещё не стал, а уже потерял нюх. Напрочь.

     — Сам понимаешь, что здесь разговор не об интуиции.

     — А в чём тогда дело? Мне казалось, ты живёшь во вполне себе цивилизованном мире. Я не редко видел у вас парочки из мужчин. Ну, и из девушек, что уж там.

     — Это для тебя, может быть, обыденность, но здесь подобное не считает приемлемым.

     — Как будто ты собираешься остаться здесь. Хватит из себя ханжу строить, это тебя совершенно не красит.

     — Мне не нужен брак.

     — Вот это уже совсем другое дело. А то ходишь вокруг да около, как лис возле курятника, — Люук хмыкнул и закинул руки за голову, усмехаясь над чем-то своим. — Ну-ну. Я погляжу на тебя через пару десятков лет.

     — Не поглядишь. Такими темпами просто не доживёшь.

     Умеренное бурчание Акио сходило на нет вместе с тем, как он погружался в сон, прижавшись лбом к плечу оборотня, щекоча дыханием кожу сквозь тонкую ткань рубашки. «И кто из вас ещё не нашёл своего. Несмышлёныш», — с улыбкой подумал оборотень, приобняв беловолосое чудо и прижав к себе, чтобы лишний раз не мёрз. Хаотичные и никак не связанные между собой высказывания альбиноса насмешили его, их невозможно было воспринимать всерьёз, особенно для того, кто был свидетелем, как этот вспыльчивый юнец подлинно нежно льнёт к Господину чернокнижников. И что ему так хвост прищемило? Об этом полиморф мог лишь догадываться, полагая, что юноша оказался в плену стереотипов, не совсем понятных жителю иного мира. Возможно, ему что-то успели вдолбить в голову смертные, но прежде подобного за ним Люук не наблюдал, и был несколько обескуражен и сбит с толку. Решив, что обязательно с этим разберётся, полиморф едва слышно замурлыкал и прикрыл глаза. Даже сильным магам иногда требуется как следует высыпаться, и порой неважно, куда именно.

❃ ❃ ❃ 

     — Когда ты нас покидаешь?

     — Ничего не знаю. Пока что неизвестно. Может, в конце месяца, может, в начале следующего.

     — Будущее покрыто туманом, а настоящее окутано неизбежной путаницей? — загробным голосом протянул Микаэлис, скорчив самую зловещую морду, на какую только был способен. А со свежей раной, украсившей его лоб и подбородок от укуса собаки, это смотрелось и уморительно, и жутко одновременно. Но его друг только едва слышно хмыкнул, скривив губы в подобии улыбки. — Брось, Артемис. Опять проблемы?

     — «Опять»?

     — Я хотел сказать, снова что-то идёт не так?

     По высокому лбу скользнула тень хмурой морщинки, но столь же быстро исчезла, растворившись, как дым сигареты. Сказанное Миком навело на странную мысль, а если быть точнее, то формулировка ему совершенно не понравилась. Возможно, поэтому он был так себе товарищем или, тем более, другом, не желая тащить свои беды к кому-то ещё на плечи, пусть ему не единожды говорили: поделись, не взваливай всё на себя. А потому слова Дея его, мягко говоря, удивили, и он выразительно приподнял брови в немом вопросе. Англичанин пожал плечами и увёл померкший, как стоялая вода в бочке, взгляд. Загородная прогулка, до того обещавшая быть прекрасной, оказалась под угрозой. Оба пасмурно молчали, вышагивая по тропинке лесопарка мимо других желающих насладиться чистым воздухом. Недавно прошёл дождь, и от земли поднимался влажный приятный запах; набрякшая изумрудная листва сбрасывала крохотные капли под дуновением лёгкого ветра. Но даже это теперь мало расслабляло, скорее неприятно концентрируя внимание на излишних шорохах, хрустах и отголосках чужих разговоров. Акио щёлкнул зажигалкой, раскурил сигарету. Мик требовательно протянул руку, не смотря в его сторону. Альбинос поделился куревом, ничем не выдав своего удивления, которое оказалось достаточно сильным. Закуривал парень долго, неумело, напряжённо глядя на огонёк зажигалки, криво качающийся под дыханием воздуха, даже закрытый согнутой широкой ладонью.

     — Люук говорит, что интуиция — не моё. Но она мне подсказывает, что проблемы как раз у тебя, — медленно и вдумчиво проговорил Артемис и посмотрел на непривычно тихого и мрачного друга. За несколько часов его шутка про будущее стала первой. А это было не в духе англичанина. — Колись.

     — Кошмары и бессонница из-за них, — коротко и не совсем исчерпывающе ответил Мик.

     — Та-ак. Дальше?

     — А дальше пойду по твоим стопам, видимо. Буду глотать успокоительные и бегать по психиатрам.

     — К твоему сведению, до них я не дошёл.

     — Я дойду и передам от тебя пламенный привет.

     Неприятная догадка кольнула холодной иглой прямо под лопатку, заставив Охотника распрямить плечи и присмотреться к Микаэлису. Прежде он не проделывал подобное со своими друзьями, приглушал собственные силы, давая глазам отдохнуть от постоянного наблюдения за всем, происходящим в непосредственной близости. Он не мог сказать с уверенностью, замечал ли подобное раньше или слова Мика заставили его сосредоточиться и увидеть, но смутные следы необычной ауры теперь врезались в его память. Самородок? Смешение крови изгнанника и смертного? Единственная вспышка сил из-за приближающейся осени и сезонных обострений? Артемис увёл взгляд. Запах мокрой земли стал сильнее, сбивая с толка.

     — А что снилось-то? — как можно более безразлично спросил Артемис, пнув мелкий камень, попавший под ногу. — Небось насмотрелся ужастиков, вот и привиделась хрень какая-нибудь.

     — Если тебя считать ужастиком, то да, вывод логичен, — невесело усмехнулся парень, проведя пальцами по непослушной шевелюре. — Забудь, Арти. Пройдёт.

     — Нет уж, говори.

     Беспокойство Охотника росло в геометрической прогрессии, и в нём боролось два чувства: он ощущал себя человеком, при кораблекрушении выброшенным на необитаемый остров и нашедшим там внезапно такого же счастливого неудачника, и вместе с тем, обманутым близоруким идиотом, готовым броситься от такой подозрительной компании прочь. Чёрт знает, чем такая удача может в итоге для него обернуться. И хотя Акио казалось, что выражение его лица стало непроницаемым, именно это выдало его чувства другу. Дей знал, до последнего знал все заморочки Охотника, знал, что обыкновенно с этого лица не стереть ироничную усмешку, не заставить его опустить левую бровь, которую он постоянно держал чуть приподнятой. Таким Акио был со всеми и лишь когда был уверен, что никто не обращает внимания, становился странно серьёзным, сосредоточенным на чём-то своём. Вещь в себе. Иначе это Мик не мог объяснить, пусть всеми силами старался выудить то, каков же Артемис на самом деле, насколько его истинная сущность отличается от той, что он всем преподносит. Вот и теперь, став отрешённо суровым, он пробудил интерес Микаэлиса, взволновал подобно тому, как ветер колышет ковыль. Он присмотрелся. Раньше ему всегда казалось, что у Артемиса, несмотря на абсолютную белизну волос и бледность кожи, глаза, как у всех японцев, карие, может, чуть светлее. Но сейчас он видел. Янтарные, золотистые и нечеловеческие. И зрачок слегка вытянут вертикально, почти незаметно, если не приглядываться, как он в эти бесконечные мгновения будто застывшего времени. От его взгляда Дею стало сперва невыносимо холодно и страшно, затем бросило в постыдный жар, стоило только вспомнить сны. Молчание затянулось. Они уже долго стояли посреди тропы, каждый смотря на своё, но не чувствовалась неловкость. Мик напрягся, сощурился, задержал дыхание, изо всех сил вглядываясь в черты лица друга. Друг. Он желал видеть в нём вовсе не друга. Но брошенные не так давно слова о некоем мужчине Охотника до сих пор сдерживали неуместные поползновения. То ли в глазах у Дея потемнело от того, что долго не моргал, то ли трое суток без сна сыграли с ним злую шутку, но он увидел нечто. Оно походило на странную помесь человека и этих огнедышащих ящеров, которых иногда показывают в кино, дракона. Серая чешуйчатая кожа матово поблескивала в ярком свете августовского солнца, а загнутые рога казались весомым аргументом, если бы их использовали не по назначению. Тяжёлый липкий металлический вкус на губах заставил моргнуть. Мик шатнулся.

     — Сдурел! — рявкнул Артемис, подхватывая его подмышки и не давая упасть. — Мик, ты дибил. Тебе надо поспать.

     — Всё… всё хорошо, — тупо повторял парень, поводя головой из стороны в сторону. — Я в порядке.

     С незнакомым оцепенением Артемис наблюдал за тем, как покрасневшие глаза Дея закатываются, как он начинает биться в конвульсиях, неумолимо таща их обоих к земле. В уголках губ парня выступила пена. Альбиноса затрясло. Он знал, что мозг не даст ему впасть в панику при таком раскладе, сделает всё, чтобы обезопасить, а уж потом можно будет дать волю чувствам. Но в этот раз в голове царила пустота. Непонимание. Люди начали останавливаться, оглядываться на них, что-то говорили и выкрикивали. Он не слышал. Усадил Мика на землю, удерживая его руки, прижал к своей груди спиной, заставил уложить голову на плечо, чтобы в судорогах не свернул себе шею. Кровь струилась из носа по губам Дея, не утихая, и Артемис впервые пожалел, что стал обучаться на чернокнижника, а не жреца. Нашёл в себе силы, сосредоточился, проникая в охваченное лихорадкой сознание Мика, волевым усилием успокаивая его и вынуждая расслабиться. Неподготовленный, он мог разрушить его, повредить, но парень поддался на удивление легко и беспрепятственно.

     — Надо вызвать скорую.

     — У него эпилепсия?

     — Молодой человек, да сделайте вы что-нибудь.

     Артемис поднял голову, осмотрел сгрудившихся зевак разъярённым зверем и покачал головой:

     — Всё в порядке. Он уже пришёл в себя.

     Мик открыл глаза. Уже не такие отупевшие, бесцельные и красные, как минуту назад. Он обнаружил себя сидящим на земле в окружении незнакомых людей, которые смотрели в ответ весьма взволнованно и с жалостью. Поперёк груди его обхватывали знакомые руки. «Надо же. А казался хлюпиком», — вяло отметил про себя англичанин, порываясь встать, но Акио не пускал его. Тело казалось ватным, непослушным, по коже и мышцам пробегались шипящие искорки, а в груди и желудке засели мерзкие мелкие комки, изрядно резонирующие между собой. Тошнило. По тому, как содрогнулись грудь и живот Мика, Артемис понял, что сейчас будет не совсем приятная сцена, однако парень удержался и лишь снова дёрнулся, повернул голову.

     — Я уже могу встать, — тихо, хрипло произнёс он, с недоверием косясь в обычные карие глаза друга. Обычные ли? — Отпусти.

     — Ты меня напугал.

     Охотник быстро разжал руки и поднялся, стал преувеличенно брезгливо отряхивать одежду, хотя никогда не был ни щипетильным, ни мнительным. Медленно встав, Микаэлис окинул взглядом остатки наблюдателей и замахал на них руками, не став говорить лишних слов. Японцы ретировались с места происшествия, а Дей поглядел на Охотника. Тот как раз закончил стряхивать с бёдер землю и поднял голову, приподнял бровь, но без всякой улыбки. Впервые Микаэлису было так страшно, он чувствовал себя загнанным в угол.

     — Повторю свой вопрос, — степенно и негромко произнёс Акио, делая к нему шаг. — Что за сны такие, раз ты доводишь себя до таких приступов?

     — А зачем мне тебе рассказывать, а? — взъярился Мик, нахмурившись и сократив между ними расстояние. Артемис смотрел чуть сверху-вниз, но не было в этом высокомерия или чванливости. — Что ты сделаешь с этим, Артемис?

     — Посмотрим, — не дал точного ответа он, терпя излишнюю близость.

     Когда кто-то находился меньше, чем в полуметре от него, это злило, выводило из себя, и хотелось немедленно оттолкнуть, ударить. Особенно, когда начинали при этом активно жестикулировать или рассказывать историю в нескольких лицах, тщательно улавливая его взгляд. Но Артемис терпел, пока мог. Как правило, Мик и другие вспоминали об этом маленьком пунктике, и торопились увеличить расстояние, чтобы не схлопотать. Дей окинул его взглядом, до того пристальным и цепким, что даже оценивающим. Что он мог сказать? Как Акио воспримет этот поток информации? Ведь для него в этих кошмарах, наверняка, не было ни капли полезного, только обнажённые, как оголённые провода, потаённые страхи. Или не только они?

     Пока оба закуривали и возобновляли путь, Мик успел многое обдумать, начать подбирать слова. Альбинос не торопил его, время от времени заламывая себе за спину руку и потирая лопатки. После использования сил у него всегда их ломило.

     — Всегда начинается одинаково. Что я просыпаюсь в постели, спрашиваю: «Арти? Ты куда?» Или что-то вроде. Хлопает дверь. Я остаюсь один в кромешной темноте. Ничего не видно. Только мрак и абсолютная тишина. И это в Токио-то! Ни отголоска звука, ни отблеска света. А потом ничего. Просто это ощущение грызущего собачьего одиночества несколько часов подряд, давит, сжимает, и я не могу очнуться ото сна. Кажется, что это будет длиться вечно, что не будет конца тьме, не открою глаза во веки веков. Даже не знаю, что лучше — продолжение сна или неизбежность, тоска, снедающие всё время. Каждый такой отрывок — целая вечность, затянутая в петлю. Пока не начинается кошмар. Бар, вечер, никого, две официантки, и странный посетитель. Вокруг пляшут тени, как безумные аборигены, поклоняются ему, как своему повелителю. Он уходит, а следом за ним является другой, будто и сам сотканный из мрака. Угрожал, почти убил. У него были такие холодные, мерцающие глаза, каких не бывает у людей. Я не помню, не запоминаю, что он говорит, ничего, кроме страха, первобытного ужаса и трепета перед ним. А потом… потом приходит полиция, зовёт на опознание. И я вижу своих друзей. Постаревших, истощённых, истерзанных, изломанных. На этом я всегда просыпался. Но меня преследует чувство, будто я снова их всех потеряю, будто они покинут меня. Ты уже вот-вот уйдёшь.

     — Так пойдём со мной, — пожал плечами Акио, ничем не выдав собственного удивления и скрыв страх, кольнувший душу. Если его подозрения верны, и это не единственная вспышка, то события приобретают весьма интересный оборот. — Никто не говорит, что я уйду навсегда. Такого со мной не бывает.

     — А что сны?

     — А что сны? Мик, дохлые боги, ты что, веришь снам? Если скажешь, что они вещие, я рассмеюсь.

     — Мне снится эта дрянь каждую ночь. Как реклама на повторе при просмотре фильма. Как заевшая пластинка, которая снова и снова говорит: «Милый друг, хочешь, я расскажу тебе сказку?» Я боюсь уснуть и увидеть это снова. Уже несколько месяцев я теряю друзей, просыпаюсь и звоню им в страхе не услышать ответ. Мне не нужны такие вещие сны, Артемис.

     — Этого не случится, — медленно и очень уверенно произнёс альбинос, останавливаясь возле лавочки и усаживаясь на неё, вальяжно разваливаясь. Они посмотрели друг на друга. — Поверь мне, Мик. Это не то, что может произойти с нами.

     — Твоя уверенность меня поражает, — англичанин подошёл ближе, замер перед Акио, склонился. Юноша с трудом удержался от того, чтобы резко поднять колено и въехать ему между ног. Моргнул. Слишком близко.

     Охотник закрыл глаза, поддался секундной слабости и ощущению тёплой широкой ладони на затылке, обветренным и обкусанным губам. Из груди в живот ухнул раскалённый камень, по горлу словно прошлась огненная плеть, и кожа готова была воспламениться, но не было в этом ничего приятного. Это не было отголоском страсти, вспышкой чувств, но настоящей болью, выжигающей сознание. Судорожно вдохнув и отклонившись от губ Мика, Охотник упёрся ладонями ему в плечи, не желая отталкивать, но и продолжать поцелуй тоже. Деликатный кашель, раздавшийся совсем рядом, выбил почву из-под ног: слишком хорошо он знал этот звук. Дей отреагировал первым, но не совсем так, как Акио ожидал. Резко развернулся, вздрогнул, а через секунду его рука уже рванулась вперёд для удара. Передвижения и действия были столь быстры, что он не успевал понять, что происходит, а Мик уже летел лицом на землю, отправленный в полёт мощным пинком сапога с железным носом. На чёрных брюках, аккурат справа на кармане, отпечатался след.

     — Что это, мать твою? — ледяным тоном бросил чернокнижник, зло глянув на любовника.

     Артемис не ответил, мигом соскочив к Микаэлису, помог ему подняться, осмотрел поцарапанное лицо, зыркнул на вампира волком. Пальцы его заботливо пробежались по щекам, лбу и носу англичанина, смахивая грязь. И чем дальше, тем яростней становился огонь в глазах Найтгеста. Он не стал ждать, пока юноша достанет из рюкзака влажные салфетки и поможет другу привести себя в порядок, пока тот отойдёт от удара и бросится в драку. Гилберт приблизился и схватил Артемиса за шов пальто на плече, собираясь дёрнуть к себе.

     — Не трожь меня! — выкрикнул Охотник, отбив руку в сторону. Его трясло.

     Найтгест не слушал. Ухватил за кисть и теперь уже без промедлений потянул на себя так, что Акио влетел в его грубые объятия. Губы его покраснели, как от ожога, местами полопались, и алая кровь заманчиво блестела в тонких трещинках. Второй рукой крепко схватив юношу за подбородок, вампир приблизил его лицо к своему.

     — Я снова скажу. Что это, мать твою, было? — едва не по слогам выдохнул чернокнижник, не обращая внимания на то, что Артемис изо всех сил старается выкрутиться из его рук. — Отвечай. Немедленно.

     — Тебя это не касается! — рыкнул альбинос, поморщившись от запаха вина. Вампир был пьян. Не мертвецки, но достаточно, чтобы заставить бояться. — Убери руки, Гилберт. Ты делаешь мне больно.

     — Пока что нет.

     Мик поднялся, встряхнулся, как мокрый пёс, покачал головой и посмотрел на парочку. Ледяной озноб прошиб его снова, стоило только взглянуть на черноволосого мужчину. Точь в точь призрак из его снов. И Артемис знает его. Пожалуй, слишком хорошо, судя по тому, как брюнет вдруг потянулся и провёл языком по потрескавшимся губам. Но Охотник заметался пуще прежнего, зарычал, врезал коленом в пах мужчине и оттолкнул от себя. А потом развернулся и бросился прочь так быстро, как Мик не мог от него ожидать. Рванулся прямо через деревья и кустарники, не сказав ни слова. Дей перевёл взгляд на незнакомца. Тот морщился и пошатывался, держась, как ни странно, не за сокровенное, а за голову. Но когда двинулся вслед за сбежавшим альбиносом, англичанин встал у него на пути.

     — Ты что за хер с горы? — выпалил Мик, не давая брюнету пройти. — Какого чёрта на Артемиса руку поднял?

     — А тебя ебёт? — протянул он, затем сплюнув на землю, и слюна его была окрашена красным. Блуждающий, расфокусированный взгляд не оставлял сомнений — он был пьян. — Свали с моего пути, пока землю не начал сломанными зубами есть, будь любезен.

     Мик приподнял бровь. Артемис раза три на дню обязательно обещал, что кому-нибудь сломает челюсть, и угроза незнакомца не удивила его, в отличие от манеры разговора. Одетый богато, с лоском, он столь фамильярно и грубо ответил, что на секунду парень завис, переваривая оконцовку фразы и её начало. Но, так или иначе, к людям, столь по-скотски обращающимся с его друзьям, да ещё и представляющими из себя ужаснейшие воплощения кошмарных снов, Мик относился крайне отрицательно. И когда незнакомец снова попытался его обойти, быстро сдвинул ногу в сторону, поставив подножку. Как и ожидалось, опьянённый, он споткнулся, но удержался и не упал, обернулся к парню.

     — Ты счастливчик, — скривил тёмные губы в гадкой усмешке мужчина, и Мик поёжился от его взгляда. — Не будь ты близким знакомым Акио, я бы уже убил тебя на этом самом месте. Но он не будет доволен подобным. А потому, не мешай. Моё снисхождение не будет вечным.

     — Ты головой ударился? — поднял другую бровь Дей и похрустел костяшками, потёр кулаки, собираясь двинуть в морду напыщенному незнакомцу. — Выражайся проще.

     — Хм. — Гилберт сощурился, потом широко улыбнулся, продемонстрировав острые клыки. А пока Мик ошарашенно моргал, губы его неясно шевельнулись, и парень почувствовал, что проваливается под землю. — Яснее? Пожалуйста. Отвали.

     Развернувшись, мужчина удалился прочь беспрепятственно, а Мик остался, завязнув в грязи по пояс, но даже не пытался барахтаться или звать на помощь. Перед глазами его отпечатался оскал незнакомца. Незнакомца, который отправился вслед за Артемисом.

     Охотник сидел на обломке стены с торчащими из неё арматурами, подняв на край ноги и обхватив себя за колени. Нужно было успокоиться, унять злость и страх, крутившие его внутренности в водовороте. Он боялся, что Мик спровоцирует Гилберта, что с ним что-нибудь случится, но ещё больше его пугало иное. Вампир его догонит. Найдёт. От быстрого бега кололо в боку, икры дрожали, во рту пересохло, в висках пульсировало. Господин чернокнижников появился из теней ровно перед ним. «Потрясающе точная телепортация при таком уровне алкоголя в крови», — автоматически подметил Акио, подняв пустоватый взгляд на любовника. Гилберт медлил. То ли сдерживал себя, то ли прикидывал, что лучше сделать.

     — Оставь меня, Гил, — устало попросил Артемис, когда вампир сделал к нему один шаг. — Ты меня пугаешь.

     — И себя тоже, — вздохнул Найтгест, присев рядом с ним на холодный бетон и уложив предплечья на колени. Кисти вяло свесились. — Не знаю, что со мной.

     — Просто ты урод, каких поискать. Вот и вся загадка.

     — Очень забавно, — покривился Гилберт, затем потёр висок. Неясный шёпот подталкивал на необдуманные действия, то и дело пересиливал его. — Я не знаю, что это. Но точно не то, что ты сказал.

     — А по-моему вполне имеет место быть. Ты же тот ещё говнюк, признай это.

     — Ладно. Согласен. Но… какого дьявола, Акио? Почему вы целовались? Ты совсем совести лишился? Я думал, убью его на месте!

     — Ревнуешь? — внезапно для себя улыбнулся Артемис, решившись и глянув на мужчину. Он выглядел таким расстроенным, потерянным, и не верилось даже, что это он не так давно почти избил их с Миком.

     — Конечно,— поморщился чернокнижник и властно закинул руку ему на плечо, обняв и прижав к себе. — Ты мой, понятно?

     — Боишься, что я уйду к нему? — продолжал свой штурм Акио, запрокинув назад голову и смотря на любовника со странным выражением глаз.

     Гилберт не видел такого у него прежде. Как будто бы он ждал чего-то неизбежного, страшного и влекущего одновременно, едва не молился и вместе с тем боялся. Вампир медленно провёл пальцами ему по лбу, от переносицы к кончику носа, ниже, по губам. Юноша закрыл глаза.

     — Мне бы ударить тебя головой об арматуру и пойти домой, а я тут нежусь, — тихо пробормотал он, чуть ближе придвинувшись к Гилберту. — Я так на тебя зол, ты бы знал.

     — Пожалуй, станешь ещё злее, если узнаешь, что твой воздыхатель сейчас сидит по пояс в земле? — как бы невзначай бросил Гилберт, погладив Акио по шее, а затем слегка надавив.

     Он вздрогнул, румянец прошёлся по высоким скулам, мурашки поползли по коже, и вампир несказанно довольно ухмыльнулся. Хоть что-то в этой жизни не меняется. Затем сказанное дошло до одурманенного сознания Акио, и глаза его распахнулись, а вытянувшиеся от злости зрачки говорили сами за себя

     — Да ничего я с ним не сделал, уймись. Вылезет, когда заклинание ослабнет, — успокоил его Гилберт, а затем подцепил под плечи, поднял и усадил к себе на колени. — Тоже мне, нашёл, из-за чего на жопе скакать.

     — Ты пьян, — буркнул Артемис, отпихнув от себя лицо чернокнижника. — Не лезь ко мне в таком состоянии.

     — Завяжу, как только ты станешь моим. Окончательно и полностью.

     — И что же ты под этим подразумеваешь? Разве я не говорил, что это уже так? Что тебе ещё нужно?

     — Хочу, чтобы ты был моим мужем.

     Краска отхлынула от лица Артемиса, затем вернулась куда более яркой. Он приоткрыл рот и закрыл его, затем соскочил на землю и стал торопливо поправлять одежду и волосы.

     — Мне надо домой, — быстро произнёс он, не смотря на мужчину. — Увидимся.

     — Артемис? — Гилберт почувствовал странный холодок в груди, паутину липкого отчаяния и страха, охватившие сердце.

     — Гил, нет, — слишком громко и быстро выговорил юноша, затем шумно втянул носом воздух. — Я… я не хочу. Извини.

     — Ты как себя чувствуешь? — как бы намекая на шаткое психическое здоровье юноши, поинтересовался Гилберт. Поднялся, подошёл, но Артемис отпрянул. — Арти?

     — Гилберт, пожалуйста, не надо, — он отвернул голову, выставил вперёд предплечья, защищаясь от него. — Мне надо побыть одному.

     Поколебавшись с секунду, вампир сделал шаг назад и тихо вздохнул:

     — Когда я могу тебя увидеть?

     — Приходи пятнадцатого августа. Наверняка у меня будет хорошее настроение, — он пошутил неловко и вяло, не поднимая глаз, обняв себя за плечо одной рукой.

     — Будет повод?

     Артемис кивнул, ничем не выдав своего разочарования, затем развернулся и зашагал прочь. Гилберт чертыхнулся сквозь зубы, чувствуя себя полным кретином. Альбинос столь сильно его отталкивал, шугался, что ядовитая мысль скользнула в голову: «А не думает ли он прервать эти странные отношения?» Этого вампиру не хотелось. Но и терпеть, пока юноша станет хоть на один процент благосклонней, не хотелось тоже. Господин чернокнижников вздохнул и шагнул в портал. Неделя томительного, тяжкого ожидания, которая обещала затянуться на долгий месяц по меркам Талиарена.

     Акио тоже было не сладко. Злость, стыд, страх, радость — всё смешалось воедино, бурля и клокоча, сменяя друг друга на калейдоскопе. У него чесались лопатки, ныли, горели, и ничто не спасало от этого ощущения. Да ещё и Гилберт со своими вспышками, предложением и ревностью не давал покоя. Предложение. Неужели он говорил всерьёз? И ждал ответа? «Тоже мне, нашёл жену-домохозяйку, — зло буркнул про себя Охотник, выбредая на обхоженную дорожку и устремляясь в сторону дома. Не хотелось столкнуться с Миком после всего этого. — Может, мне ещё почитать пособие по родам, чтобы он счастлив был? Тьфу ты, пропасть, дурной чернокнижник, чтоб ему пусто было. Лучше уж мне остаться его любовником. Хоть слово приятное. Да и никаких обязанностей. А то начнёт тыкать обручальным кольцом в морду и привязывать к себе, чтобы даже в сортир не мог от него отойти без разрешения. Увольте. Пусть ищет себе тихую, смирную девчулю, готовую лопотать перед ним и наивно хлопать ресничками. Мне ни к чему это всё».

❃ ❃ ❃ 

     В «Хан но Дайдокоро» в этот день было шумно и людно, а чуть позже обещало стать и вовсе невыносимо, но Артемису нравилось это место. Здесь можно было вкусно поесть, даже взять с собой, и готовили здесь, что греха таить, бесподобно. Он обрадовался, что заранее забронировал столик побольше и подальше от основного скопления людей, а потому мог не волноваться, что мест на всех не хватит. Ему не хотелось собираться с кем-то, веселиться, а просто тихо посидеть дома или погулять с кем-нибудь одним, но Сэто настаивал, аргументируя это тем, что не каждый день исполняется двадцать. Отметив про себя, что уже делает это во второй раз, юноша устроился за низким столиком, предварительно сняв обувь и подогнув под себя ноги. Сэто уселся напротив вместе с Люуком. Они тихо переговаривались, и от старшего Акио не укрылось, что они держатся слишком близко друг к другу, смотрят странно нежно и долго. Что ж, значит, судьба сталкивает не раз и не два. Подошла официантка с меню, предложила заказать что-нибудь сразу, но Артемис вежливо отказался, сказав, что они ожидают остальную часть компании. Первым пришёл Мик. Лицо у него всё ещё не зажило, а потому выглядел он колоритно, как бандит годов этак семидесятых. Шёл он медленно, чуть прихрамывая, поглядывая по сторонам осторожно и даже с некоторым напряжением, читающимся и в приподнятых плечах, и в морщинке между бровей. Артемис кивнул ему и улыбнулся, с облегчением увидев ответную улыбку.

     — Ты первый, — пожаловался Охотник, со скукой оперевшись на стол. — Ричард и Амели опаздывают.

     — Девчонок не будет? — разочарованно вздохнул Мик, пожав руку Сэто и с недоверием покосившись на Люука. Тот в свою очередь смотрел на него очень внимательно.

     — Не, отказались в последний момент. Впрочем, мы не слишком тесно общаемся, чтобы праздновать такую вещь. О, а вот и Амели звонит. Наверное, хочет сказать, что у неё кошка рожает. Алло?

     — Арти, извини, я не приду. Дядя заболел, я еду с ним в больницу. У него высокая температура, его рвёт и…

     — Не продолжай, не порти мне аппетит, дорогая, — невозмутимо произнёс Охотник, пропуская Мика к стене и оставаясь с края. — Передавай ему, пусть поправляется, хоть я его ни разу не видел.

     — Обязательно. Выпьем с тобой отдельно попозже.

     Охотник сбросил вызов и пожал руку подошедшему Ричарду, ничем не выказав своего облегчения. Видеть француженку совершенно не хотелось, но ради приличия пришлось и её пригласить, чтобы не чувствовала себя обделённой.

     — Ну что же, значит, у нас будет сугубо мужское общество, — деловым образом произнёс Люук.

     — Не считая Артемиса, — пустил шпильку Сэто и с хохотом увернулся от полетевшей в него подушки. — Не заводись только, ладно, братик? Я же шучу.

     — За такую шутку…

     — И в челюсть схлопотать можно, — разом закончили за него все четверо и засмеялись. Продолжил оборотень: — Не было шанса раньше с вами познакомиться. Я Люук, давний друг Артемиса. Помогаю ему в обучении, можно сказать, его репетитор.

     — И как успехи? Я Ричард, кстати.

     — Отвратительно. Прикидывается умничкой и гением, а сам пень пнём, — ядовито улыбнулся полиморф, стрельнув глазами в Охотника, и тот скривил ему рожу. — А ты, значит, Мик, про которого я так много слышал?

     — Надо полагать, он наговорил про меня кучу дряни.

     — У-у, милый, у тебя уши в трубочку свернутся, если я начну пересказывать! Такими словами в приличном обществе не бросаются.

     — Как хорошо, что сейчас я в обществе быдла и могу назвать вас всех, как захочу, — улыбнулся Артемис. — Всё, церемония знакомства окончена?

     Они кивнули. Официантка снова подошла с вопросом о меню, Акио помедлил.

     — Мы ещё кого-то ждём? — полюбопытствовал Ричард, принимая у девушки пухлую книжицу в мягком кожаном переплёте с ламинированными страницами.

     — Видимо нет, — тихо вздохнул юноша.

     Настроение его падало с каждой минутой, а надежда таяла на глазах. Они заказали большую пивную тарелку с картофелем фри, луковыми кольцами, чесночными гренками, сырными шариками и всеми видами соусов, затем каждый взял себе по отдельному блюду, но все сошлись на том, что надо бы выпить пива для разогрева, а там уж как пойдёт. Они медленно раскрепощались в отчасти незнакомой компании, мирно праздновали, время от времени произнося шуточные тосты в честь именинника, ставшего совершеннолетним по законам Японии. Но даже это, как они заметили, не сильно подняло настроение мрачному Артемису. Пил и смеялся он неохотно, словно через силу, часто поглядывал на входные двери, когда над ними перезвякивалась музыка ветра, ёжился и ковырялся в кацудоне, хотя раньше запросто уминал его в два счёта.

     — А если серьёзно? — через время вопросил Мик, когда они взяли по второму бокалу пива и ополовинили тарелку с закусками. — Как твоя подготовка к поступлению, Артемис? Экзамены не за горами.

     — Хорошо у него всё, — заверил оборотень, сдерживая отрыжку и смачно втягивая в себя лапшу. Капельки бульона тут же разлетелись во все стороны, оросив его лицо и стол. — Что ты, Артемиса, что ли, не знаешь? Налету всё схватывает. Побольше бы уверенности в себе, сосредоточения, и дело в шляпе. Экономика — дело такое.

     — Экономика? — присвистнул Ричард, посмотрев на друга с другой стороны. — Серьёзная штука так-то. Не знал, что тебя в эту степь занесло, Арти. Арти?

     Альбинос поднялся, быстро провёл ладонью по глазам и скрылся в туалете, ничего не сказав. Компания молчаливо переглянулась.

     — Что это с ним? — удивлённо спросил Ричард, делая глоток пива и быстро забирая из-под пальцев Сэто луковое колечко.

     — С парнем, похоже, поругался, — доверительным шёпотом возвестил младший Акио. — Наверное, пригласил его и ждал, что придёт, а он, паскуда треклятая…

     — Взял и явился.

     Новый голос за столиком заставил всех вздрогнуть, а Мика зло побелеть. Гилберт опёрся на перегородку, улыбаясь подчёркнуто вежливо. Выглядел он в разы лучше, чем неделю назад: ухоженные волосы, собранные в низкий хвост на затылке, чёрная рубашка с блестящими серебряными запонками, классические брюки поддерживал кожаный ремень с клёпками, а поскрипывающая от качества кожанка покачивалась на локте. Ясный цепкий взгляд прошёлся по компании, остановился на секунду на англичанине, однако скользнул дальше.

     — Гилберт Найтгест, к вашим услугам, — представился он и протянул руку рыжему. Ричард ошарашенно пожал её, назвался.

     — Мик. Для тебя — Микаэлис, — не скрывая неприязни, произнёс Дей.

     — Для меня не существует такого имени, — колко улыбнулся вампир, после чего повесил куртку, а затем обернулся к открывшейся двери туалета.

     Артемис шёл, опустив голову, неохотно вытирая только что умытое мокрое лицо рукавами серого свитера. Найтгест подметил, что глубокий треугольный вырез весьма подчёркивает ключицы и выгодно открывает взгляду, и не только ему, шею с татуировкой. Встав у него на пути, вампир с улыбкой наблюдал, как юноша останавливается, поднимает голову, а затем буквально на глазах расцветает улыбкой. Микаэлис с завистью смотрел, как друг кидается на шею брюнету, как целует его в уголок губ, щёку, прижимается к нему, как этот наглый упырь по-хозяйски обнимает за талию и привлекает к себе. Они уселись рядом, почти касаясь друг друга бёдрами. Понимая, что ещё чуть-чуть, и Мик взорвётся, Люук поспешил возобновить разговор:

     — Да, экономика, Артемис не говорил, что давно ей интересуется? Я бы сказал, с пелёнок.

     — И нахрена она тебе? — буркнул Дей, цепляя палочками ролл, щедро макая в соусницу и отправляя в рот. — Бред сивой кобылы.

     — Чтобы быть ближе ко мне, — вставил свои пять копеек Найтгест, приобняв любовника за талию и поглаживая по бедру кончиками пальцев. — Я занимаюсь экономикой и хочу, чтобы он вёл дела компании вместе со мной. И овцы сыты, и волки целы.

     — Надо полагать, ты — овца? — съязвил Мик.

     — Если ты сомневаешься в наличии у меня члена, можешь сунуть сюда пальцы, я не буду мешать, — Гилберт беззастенчиво похлопал себя по паху, лукаво глянул на Акио. — Да, Арти?

     — Пошёл ты, — смутился Охотник, потерев скулу и пихнув любовника под рёбра.

     Сэто и Люук наблюдали за происходящим, как за тенисным матчем, весело хрустя закусками и попивая алкоголь. Ричард же веселился, не понимая, что за язвительными шпильками кроется вовсе не дружелюбие. Артемис подцепил палочками кусок свинины в соусе и протянул к губам вампира, и тот с удовольствием угостился, хотя с куда большим наслаждением испил бы сейчас крови Артемиса. Но среди смертных следовало поддерживать марку, и это несколько возбуждало, равно как и тёплое тонкое тело рядом в объятиях. К ним снова подошла официантка, быстро глянула на Найтгеста, смущённо увела взгляд, и поинтересовалась, что желает гость.

     — Виски. И вот такую же мешанину. Этим оболтусам пиво и закуски, — за всех решил Господин чернокнижников и повелительным жестом руки с перстнями отпустил её.

     — Так ты делец, Гил? — поинтересовался Ричард, заинтересованный в собеседнике куда больше остальных.

     — И швец, и жнец, и на дуде игрец, — поддразнил Акио старший, разморенный алкоголем и привалившийся щекой к плечу мужчины. Ему было так спокойно, сладко и хорошо, что ни о чём не хотелось думать.

     — Да, делец, как ты сказал, — пропустил шпильку мимо ушей Найтгест, мягко ущипнув любовника за талию. — Заведую большой компанией в Англии. Заезжаю сюда, как только получается вздохнуть свободно.

     Микаэлис слушал его и понимал, что этот мужчина лжёт. От и до в его словах сохранилась лишь крупица, малая доля правды. И оттого его злость становилась лишь сильнее. Неужели Артемис этого не понимает? Как он может верить ему, так жаться и едва не растекаться по нему? Как позволил себя обмануть? Да что с этим Акио не так?! Гилберт продолжал вещать, вольготно устроившись на своём месте, попивая чистый виски и даже не морщась. А вот его стакан Охотник провожал воистину злобным взглядом, напоминая гремучую змею. Но на это чернокнижник вроде бы не обращал внимания, покачивая бокал в руке, отчего кубики льда весело позвякивали о стенки и друг о друга. Дей покосился на Сэто с Люуком. Они не слушали, тихо воркуя между собой, абсолютно незаинтересованные в рассказе брюнета. Англичанин видел, что светленький двигается несколько странно, с неуловимой хищностью и грацией, а вот взгляд… зелёные глаза казались какими-то пустыми. На мгновение ему почудилось, что зрачок у юноши вытянут, как у кота, но наваждение быстро исчезло, и Мик поспешил запить это пивом.

     — Словом, я хочу получить этого милашку к себе поближе, — закончил повествование Гилберт, погладив Акио по волосам, на что тот зажмурился и толкнулся в ладонь головой, как ласковый котёнок. — О, поглядите на это, какой сладостный.

     — Фу-ты ну-ты, — вздохнул Охотник, приоткрыв глаз. — Не делай из меня слащавого придурка при друзьях.

     — А они не знали?

     — Гил!

     — Ну-ну, тише, лис, не скалься, — вампир улыбнулся, отпил виски и коснулся прохладным бокалом лба любовника. — За тебя.

     Акио глотнул пива и успокоился. Вечер налаживался. Ему так казалось, по крайней мере. Мик перестал ругаться по чём свет стоит, Ричард болтал на отвлечённые темы, Сэто уже дремал на коленях у оборотня, а тот бестолково перебирал его волосы, уставившись перед собой. На него это похоже не было, но, видимо, алкоголь сделал своё дело. Они поговорили о курсе йены и доллара, обсудили надёжность хранения денег в драгоценностях, перешли на японскую кухню, которая пришлась Гилберту по вкусу, коснулись темы кулинарии и поспешили её закрыть, как только Артемис обозвал их неумелыми криворукими любителями полуфабрикатов. Пиво таяло и пополнялось, тоже происходило и с виски. Акио отошёл в туалет, за ним увязался рыжий. Люук дремал, откинувшись на перегородку из тёмного дерева. Гилберт и Мик обменялись взглядами.

     — Только вздумай ему навредить, — одними губами пригрозил Дей, — и я тебя в порошок сотру, тварь ты лживая.

     — Только вздумай за ним ухлёстывать, и я тебя на суку повешу, — спокойно вернул злость вампир, махом допивая виски, а у подошедшей официантки потребовав принести бутылку. Посмотрел на парня. — И об этом никто не узнает.

      — Ты в этом так уверен, кровосос? — растянул губы в улыбке Мик, с удовольствием отметив, как мужчина вздрогнул. — Что, не ожидал?

     — Не понимаю, о чём ты, — сделал очевидный и простейший ход вампир, принявшись за кацудон. В самом деле, пальчики оближешь. У его фаворита хороший вкус. — Что ты имеешь в виду?

     — А клыки твои паскудные, например, — Мик опёрся на стол, ухмыляясь от уха до уха. Его слегка трясло в предвкушении победы над оппонентом. — Кто ты такой?

     — Тот, на кого тебе не следует лаять, — Найтгест улыбнулся уголком губ, промокнул их салфеткой, посмотрел на юношу пристально, пожалуй, даже слишком.

     Чернокнижник разглядел слабую, едва заметную ауру, и это ему не понравилось. Значит, у мальчишки есть какие-то силёнки, и кое-что он всё-таки может рассмотреть. Мог ли кто-то из его родителей загулять и получить такую смесь? Найтгест не любил гадать и раздумывать до посинения, потянулся к душе юноши и вцепился в неё, проникнув в самую суть. Дея выгнуло дугой, он тихо засипел, широко распахнув глаза. Вампир наблюдал, изучал его. Видел неплохую предрасположенность к магии жрецов, и тем любопытнее ему было, как далеко он сможет зайти со своей проницательностью? Но произошло то, чего Господин чернокнижников не ожидал. Парень рванулся вперёд, в одно движение преодолевая между ними расстояние, а затем сваливая на пол. Вампир потерял концентрацию, ударившись затылком об пол, с горькой усмешкой отметив, что в последнее время получил слишком много шишек. В ресторане зашумели, загалдели. Японцы глядели на потасовщиков с искренним возмущением, только парочка случайно забредших сюда американцев радостно заулюлюкала. Мик замахнулся для удара, но Найтгест в последний момент дёрнул головой в сторону, позволив парню в полной мере насладиться встречей кулака с полом, однако в ответ чародей не бил, понимая, что Артемис ему этого не простит, особенно в день рождения. Первым очухался Люук и рванулся на помощь, попытался стащить англичанина с вампира, но улетел на стол, разбив два бокала и разлив пиво, рис и супы разлетелись по полу. На шум вернулся и Артемис, выражение лица которого было абсолютно зверским, всего на секунду став растерянным, ведь он подозревал, что это Гил, напившись, начал буянить. Но нет. Подключившийся Сэто вместе с оборотнем подняли Мика, а тот продолжал пытаться бить уже ногами. Вставший вампир вяло уворачивался от этих атак.

     — ТА-АК! — рявкнул Акио столь громко, что в ресторане мгновенно наступила абсолютная тишина. Было слышно, как шипят на кухне сковородки, подвывают духовки и булькают кастрюли, стучат ножи о доски. — Мик, быстро — умываться. Гил, объяснишься. Но позже.

     А сам решительно двинулся к вышедшему ему навстречу администратору в строгом чёрном костюме. Впервые Господин чернокнижников видел, как его фаворит так рассыпается в извинениях абсолютно по-японски. Он поклонился, уложив руки на колени, прося прощения за доставленные неудобства, попросил указать сумму, требующуюся за возмещение ущерба. Такой покладистый, вежливый, склонившийся — мужчина даже слегка облизнулся, вообразив себе, что этот хам и нахал мог бы хотя бы изредка так себя вести в постели. Чаще нагибаться так уж точно. Вернулся Артемис ещё более злой, чем вышел из туалета.

     — Спасибо, Мик, удружил, — бросил он, дрожа от злости. — Просто восхитительно. Одеваемся, уходим. Не хватало ещё, чтобы ты с кем-нибудь снова подрался.

     — Но, Артемис!..

     — Довольно. Я иду домой.

     — Да выслушай ты меня!

     — Мик, потом. Сейчас я хочу только вдарить тебе по яйцам и накормить вкуснейшим асфальтом.

     Старший Акио первым вышел из ресторана, зло печатая шаг, но вампир заметил, что привычка иногда покачивать бёдрами у него всё же осталась. И ему это нравилось. Следом выветрились Люук и Сэто, удивлённые произошедшим, потом Ричард. За ним пошёл Гилберт, в дверях обернувшись к англичанину и многообещающе ухмыльнувшись. Дей клокотал от злости. Как эта тварь должна была околдовать Охотника, чтобы он отказывался слушать лучшего друга? Что он ему наплёл? Хлопнув дверью, парень замер у урны, достал из кармана куртки небольшую коробочку, хотел было вышвырнуть её, но в последний момент передумал и в одиночестве отправился к дому. В голове звучал дрожащий от ярости голос друга: «Спасибо, Мик, удружил», — полный презрения, отчаяния и гнева. И эти глаза, мечущие гром и молнии, янтарные. Нечеловеческие. Да кто они все такие?

❃ ❃ ❃ 

     — Извини. Я его подтолкнул на потасовку, — в полной тишине, когда они прошли уже половину дороги, вздохнул вампир. — Заметил любопытное, стал изучать, а он возьми и кинься на меня.

     — Гил, мне казалось, что у тебя нет проблем со слухом или памятью. Я же ясно сказал, что не хочу ничего слушать сейчас. Могу я хотя бы в свой день рождения пожить счастливо без ссор и распрей?

     — Да, конечно.

     Чернокнижник пристыженно замолк, понимая, что они своим соперничеством изгадили достаточно важный день для того, из-за кого столкнулись лбами. Потянувшись, Найтгест провёл ладонью по спине юноши, и он со вздохом прильнул к нему боком, устроившись под рукой мужчины. Его покачивало от выпитого, вампир тоже был слегка навеселе, но не так, как обычно. По крайней мере, он казался Артемису вполне себе адекватным. Хотя в этом вопросе доверять Гилберту никогда не стоило. Дьявол его знает, что ему там взбредёт в голову в следующее мгновение. Может, ударить, может, покружить на руках и зацеловать, может, брякнуть похабную шуточку. Рука мужчины на плече несказанно успокаивала.

     — Ты тоже заметил, да? — после очередного затянувшегося молчания спросил Охотник.

     — Угу. Силы есть, ума не надо.

     — Гил.

     — Я уже очень много лет Гил, не нуди. Но я не думаю, что из него может получиться нечто толковое. Нет, это не чувство собственничества. Самые обычные опыт и логика. Кто бы ни был его настоящим отцом или мамулей, но сил он унаследовал слишком мало.

     — Как и я, — упрямо заявил Охотник, поджав губы. Подобные рассуждения его страшно задевали. — Но ничего, жив же, учусь да успешно весьма. Ещё немного и стану чернокнижником.

     — Кстати об этом, — смущённо произнёс мужчина, почесав кончик носа. — Я недавно столкнулся с одним нашим общим знакомым, сведущим в обучении, и он весьма неделикатно намекнул мне, что тебе следует ещё подумать.

     — Над чем?

     — Не вынуждай меня, я не скажу этого вслух, — скривился вампир, а Артемис, не выдержав, подло захихикал, стараясь вдохнуть поглубже и не закричать. — Тьма, ну почему я иду на поводу у этого мальчишки? Словом, тебе следует обстоятельно подумать над тем, какому Повелителю ты подчинишься изначально. Потому как от этого будет зависеть, в какой области ты будешь оттачивать умения. Для латентного мага особенно важно отдавать себе отчёт в том, что именно тебе нужно. А уж для того, кто не нашёл своего бога — подавно.

     — Вот засранец, нигде не прокололся, — опечаленно вздохнул Артемис, который уже ждал, что мужчина не подберёт слова. — Мне плевать, Гил. Я уже знаком с магией чернокнижников, так почему бы не начать с неё? Тем более, что Господин здесь вполне себе ничего, устраивает меня.

     — Это не шутки, подойди к этому со всей ответственностью и глубокомыслием, — Найтгест не улыбался, серьёзно глядя на любовника. Его глаза были тёмными и суровыми. — Это не фокусы и не увеселительная кампания. На что ты готов отдать свою жизнь? Вот, что главное.

     — Ни за одну из тех ценностей, за которые вы воюете, — вздохнул Артемис, неуютно поёжившись. — Гил, это так обязательно говорить о таком в мой день? Я ведь тоже могу поинтересоваться, отдашь ли ты свою жизнь за меня. И прекрасно знаю твой ответ: «Как Повелитель — нет, как любовник — да». Не надо мне заливать, что это, мол, не так. Просто давай не будем говорить друг другу такие вещи, идёт? Да, я хочу сначала стать чернокнижником. Это удобно, потому как ты будешь моим Повелителем, а я нет-нет да и знаю, чем вы занимаетесь. Чтобы не перечёркивать несколько лет своей жизни и не начинать сначала. Да, я абсолютно уверен в своём желании, это не связано с моими личными симпатиями и не имеет отношения к субъективному мнению. Этого ты ждал?

     Найтгест коротко кивнул, и тема была закрыта. Тем более что не хотелось снова расстраивать юношу неосторожным словом. И без того было сказано достаточно. Прогулка вышла долгой, но отнюдь не утомительный. Они прошли с десяток километров, оказались на улице, где жил Акио, и юноша невольно замедлил шаг. Уйдёт ли сейчас Гилберт? Останется ли? Скажет ли что-нибудь напоследок? Промолчит, как за ним водится? К облегчению юноши чернокнижник прошёл за ним в дом и стал расшнуровывать высокие военные сапоги, ничем не похожие на те, что он носил обычно. Кожаная куртка, что он до того нёс на одном плече, перекочевала на вешалку, потеснив пальто Акио.

     — Я взмок, пока шли. Схожу в душ быстро. Располагайся. Где моя комната, ты знаешь.

     Найтгест снова молча кивнул, про себя улыбнувшись, представив, как альбинос будет нежиться под тёплыми каплями воды, обмывая собственное тело. На секунду возникло желание последовать за ним, помочь потереть спину, поцеловать бледную кожу на плечах и лопатках. Нет-нет, ещё будет шанс, он ещё возьмёт своё, ведь Господин получает всё.

     Артемис не стал долго наслаждаться горячей водой, лишь быстро согнал и стёр с себя пот, затем надел свежевыстиранную домашнюю одежду, а уличную закинул в стирку, и только после этого вернулся в комнату, распуская слегка влажные волосы по пути. То, что он застал в своей святыне, его без малого шокировало. Неяркие тёмно-синие светляки кружили под потолком, разгоняя тьму и отбрасывая смутные тени по углам и стенам. Пространство казалось бесконечным, безграничным, похожим на звёздное безбрежное небо. Ступив босой ногой на пол, кожей ступни Акио ощутил приятную шелковистую прохладу, и невольно саркастично усмехнулся. Лепестки чёрных роз ласково холодили и слегка щекотали. Высокий столик на одной ножке весьма уверенно стоял подле постели, а на нём высилась алая свеча с пляшущим навершием золотистого пламени. В его свете и искорках светляков мерцало стекло пузатой приземистой бутылки с тонким длинным горлышком и ручкой. Два бокала, блюдо с фруктами. Улыбка Акио стала шире. Дух присвистнул.

     — А я иду и думаю, чем так пасёт? А это, оказывается, романтический ужин, — с издёвкой произнёс Охотник, а затем ощутил прикосновение к собственной руке.

     — Полно, лис, я же вижу: ты сейчас с ума сойдёшь от счастья.

     Вампир возник из теней плавно, неторопливо, позволяя рассмотреть, как мрак обрисовывает черты его лица и тела, соскальзывая с него подобно воде, обмывающей волнорез. Приподняв руку фаворита, чернокнижник коснулся тыльной стороны ладони губами, не сводя взгляда с его лица. Отвлечённый этими ощущениями, Акио не обратил внимания, что вверх по его руке скользнул прохладный металл. Он быстро глянул и настороженно прищурился, рассматривая длинный причудливый браслет из белого золота. Змея обвила его запястье и предплечье, уместив вытянутую треугольную голову на кисти, поблёскивая топазовыми глазами. Вдоль её спины шла мелкая россыпь таких же золостистых камешков-вкраплений, тускло сияющих и переливающихся. Каждая чешуйка, каждый изгиб были сделаны с потрясающей скрупулёзной точностью. Кто бы ни выковал это украшение, он знал толк в красоте и своём деле, ведь оно выглядело живым.

     — Одна из величайших ценностей, Змея Сантьяго, — пояснил Гилберт, улыбаясь влекуще и хитровато, точно что-то задумал. Впрочем, судя по выражению его лица и по декорациям, он точно задумал нечто. — Выковать их сложно, на это уходит много сил и умений, но они ценятся весьма высоко. Что может быть более ценным? Эта змея защищает своего хозяина, способна как атаковать, так и заслонить собой, и, более того, она подобна магическому кольцу, что усиливает нас. И из-за всего этого, я отдаю её тебе, Артемис. Так я буду спокоен, что с тобой ничего не случится.

     Юноша молчал, потупив взгляд, стараясь не смотреть на то, как мужчина медленно поднимает поцелуи выше по руке, перемежая их своей, в общем-то, пустой болтовнёй, которая ничего не значила сейчас. Его губы касались совсем рядом с браслетом, вызывая стайки мурашек и заставляя мелко дрожать. Сейчас, отмытый, распаренный, Акио особенно ярко ощущал все прикосновения, всю ласку вампира, одурманивающую его и доводящую своей лёгкостью едва не до экстаза. Мужчина проводил его к столику, усадил и оказал всевозможные знаки внимания: налил терпкого яблочного вина с виноградными нотками, разломил пополам спелые твёрдые нектарины, дохнувшие на них сладким сочным запахом. Следом мягко взмахнул рукой, и из широкого рукава выскользнул короткий клинок с очень узким и тонким лезвием, которым стал сноровисто избавлять несколько алых яблок от толстой сочной кожуры, которую не выкидывал, но оставлял на блюде, зная, что лис на них обязательно покусится и отведает. И в самом деле, шустро и ловко Акио хватал длинные завитки кожуры и отправлял в рот, блаженно жмурясь и наблюдая за тем, как вампир нарезает почти прозрачные дольки и откладывает их на блюдо, позволяя Охотнику полакомиться. Он улыбался своим мыслям, представляя, как мягко уложит разморенного юношу на постель, как ласково пройдётся губами по его ступням и щиколоткам, заставив заметаться и пронзительно застонать, как будет мучительно долго подготавливать его и истязать губы поцелуями, как зароется носом в его волосы на затылке. Но слаще всего было не это.

     Один бокал они выпили молча, торопливо, едва коснувшись фужерами друг друга. Артемис с едва различимым мурлыканьем попробовал яблоко, зажмурился, не понимая, что всем своим видом перечёркивает на корню собственный резкий образ, не сочетающийся с подобным. Пусть он и ворчал во всю о том, что романтика вовсе не для него, а сам оказался весьма падок на такие элементарные знаки внимания. И Гилберт это хорошенько запомнил, про себя довольно улыбаясь.

     — Вот ты упрекаешь меня, что у меня нет бога, — на середине второго бокала произнёс Акио, беря в руки половину нектарина и слизывая капельки сока с пальцев. Вампир внимательно наблюдал за юрким языком. — А у самого тебя кто? И как ты его нашёл?

     — Владычица тьмы, — спокойно произнёс мужчина, пусть и не горел желанием развивать эту тему в такой хороший вечер, обещавший завершиться не менее прекрасной ночью. — Она же Сумеречная госпожа.

     — Как ты контролируешь картавость? — тут же бросил вопрос Охотник, сощурившись и заухмылявшись. — Вот сейчас, вроде бы, нормально говорил.

     — Не надо меня злить и выводить из себя, вот и всё. Кажется, мы это уже обсуждали, — недовольно буркнул вампир, съев ломтик яблока. Одно только упоминание об этом безумно раздражало его, а ведь никто из тех, кто знал о дефекте, не имел манеру, как Акио, всеми возможными способами пытаться подловить его. — Ты только для этого о теологии взялся болтать?

     — Нет, но это приятный бонус, — ухмыльнулся альбинос, стрельнув в его сторону глазами, неплохо развлекаясь. — Так как ты сделал выбор?

     — Пойми, это делается не совсем так, — мужчина помолчал, долил вина и откинулся на спинку стула, уставился на светляков, провожая их неторопливые передвижения взглядом. — Они сами находят нас, когда считают, что мы готовы. Но для этого надо, чтобы твоё сознание было готово к их вмешательству, как и твоя душа. У меня… хм, возможно, мой случай не совсем тот, что сможет тебе всё объяснить. Я Повелитель, наследник династии, и наша связь с богами куда сильнее, чем у кого бы то ни было. И, возможно, у меня не было оптации. Она дала мне своё благословение, когда я был ещё совсем мелким мальчишкой.

     — Я хочу знать, КАК именно это было, — настаивал Акио, которому пустые слова чернокнижника почти ничего не объяснили и не сказали. — Чего ждать мне.

     — Она явилась ко мне во сне. Когда ты видишь бога, понимаешь это в ту же секунду. Они иные, не похожи на нас, наполненные благодатью, силами. Это… восхитительно. Даже будучи таким юным, я испытал счастье, глядя на неё такую изысканную, блистательную и упоительную. Она коснулась самой моей души, оставив на ней свою метку, и я даже сейчас чувствую, как она жжёт и наполняет силами. Мы ничего не сказали, но иногда я слышу её голос, чувствую, что она готова в любой момент оказать помощь, содействие, подставить плечо. Это ощущение… божественно.

     Акио поёжился, разглядев в глазах чернокнижника восхищённый блеск, уловив радостную дрожь его голоса, и увёл взгляд, сжимая бокал в ладонях. Прохладное стекло казалось горячим в противовес ледяным рукам.

     — То есть мне надо держать душу нараспашку, ожидая, пока какая-нибудь потусторонняя хрень не наложит на неё руку? — с едким презрением бросил юноша, глянув на чернокнижника исподлобья. — А если никто из них не захочет иметь такого последователя? Вы же все делаете что-то, чтобы угодить своему богу? Вот ты что делаешь?

     — Помимо того, что я позволяю тьме и теням заполнять континент? — иронично поинтересовался Найтгест, ухмыльнувшись, и усмешка его была недоброй. — Боги недолюбливают себе подобных. И с нашей помощью ведут войну. И это уже их забота, как угодить нам, лишь бы мы не покинули их. Палка о двух концах, так сказать.

     — Обоюдоострый меч, ты хотел сказать, — фыркнул Акио, лениво лакая вино и наслаждаясь его пёстрым нежным вкусом.

     — Нет, не хотел, — ухмыльнулся ему в ответ вампир, облизывая губы и оглаживая юношу перед собой взглядом, мысленно обнажая его и лаская. — Лиам как-то обмолвился, что к нему являлось несколько богов, но он от всех отказался, потому как их цена казалась ему слишком маленькой. В итоге, он использует благословение бога Смерти, и что-то мне подсказывает, что тебе так или иначе также будут подкидывать сделки. Поэтому тебе важно не ошибиться.

     — А если я от всех откажусь?

     — Тогда это будет длиться вечность, пока ты не дашь своё согласие. Может и набьёшь себе цену, а, может, впадёшь в немилость у иных, — Гилберт пожал плечами, а затем протянул руку и погладил пальцы любовника, едва заметно улыбаясь и задевая кожу кончиками ногтей. — Но нечто подсказывает мне, что это случится ещё до того, как ты закончишь своё обучение.

     — Интуиция не твой конёк, — показал ему язык Артемис, а затем неуверенно поднялся, качнулся и пересел на колени к мужчине, закопавшись носом в его смоляные кудри.

     Язвить в ответ мужчина не стал, обняв юношу за талию, прижав его к себе, наслаждаясь его близостью и едва ощутимо дрожа от восторга. Коснулся подставленного плеча губами, поднялся выше, чуть сдвинув тонкую ткань футболки в сторону и вдохнув запах чистой кожи. Упоительный, пьянящий, вызывающий острую жажду и нестерпимое желание оставить на этом алебастровом полотне следы собственной страсти. Акио словно в некоем смущении поднёс бокал к губам, сделал несколько глотков, и Гилберт проследил за тем, как его кадык пару раз поднимается и опускается. Желание впиться в него клыками и губами стало лишь сильнее, но вампир удержался, лишь обласкав пальцами. Не успел Артемис сделать ещё один глоток, мужчина притянул его к себе, забирая с губ капли вина, чуть толкаясь в них языком. Щёки юноши покраснели, он зажмурился, слегка приоткрыл рот, делясь алкоголем, и вампир довольно хмыкнул. Бокалы перекочевали на стол, поцелуй затянулся, стал куда более развязным, и это абсолютно устраивало чернокнижника. Ничто не вызывало у него куда более острое желание, и только этот лис мог заставить его испытывать огненную страсть. Подхватив Охотника на руки, чародей поднялся, осторожно уложил его на постель, нависнув сверху. Дышать было совершенно непросто, руки мелко дрожали от предвкушения, а уж когда Акио вдруг выгнулся в спине и самостоятельно избавился от футболки, открывая взгляду собственное тело, Гилберт едва сглотнул, удерживая свои порывы, хоть до безумия хотелось немедленно сжать его в руках, взять, вырвать из груди крик, но удержался. Не в этот раз, попозже, когда эта белобрысая бестия немного привыкнет к нему. Артемис из-под полуприкрытых век глядел на мужчину, на то, как у него сияют глаза, наполненные странным мечтательным туманом, какого прежде он не замечал. О чём можно думать с такой улыбкой? Он склонился, стягивая с бёдер любовника брюки и бельё, провожая их побег трепетными крепкими поцелуями, оставляющими за собой мелкие, но яркие метки засосов. Чем дальше, тем сложнее было дышать Охотнику, и он жмурился, стискивая губы и невольно стараясь сжаться в комочек. Но удобно устроившийся меж его ног вампир мало тому способствовал. Огладил ладонями бёдра, колени, спустился к щиколоткам, вынуждая согнуть ноги, поднял их выше, оставляя россыпь тёплых касаний губ. Прикусил кожу на щиколотке, и Акио шумно вздохнул, зажмурившись ещё крепче. Этот засранец запомнил, чтоб его черти пожрали! Судя по довольной усмешке вампира, он и не думал забывать о карте эрогенных зон любовника. А, может, частенько вспоминал о ней ночами? Выше, с каждой секундой всё более пылко, и Артемис с тихим стоном обласкал макушку мужчины, зарывшись пальцами в волосы, провёл ниже, распустил ленту, наслаждаясь прикосновением будто бы жидкого атласа к собственным ладоням. Чернокнижник одобрительно хмыкнул, поцеловав бедро юноши с внутренней стороны там, где билась артерия, от биения крови в которой становилось невыносимо жарко. Пронзить бы кожу клыками, напитав юношу вампирским афродизиаком, испить несколько глотков пряной горячей жидкости. Потом. Позже.

     Маг провёл кончиком языка по восставшей плоти, внимательно наблюдая за тем, как юноша закусывает губу, как чуть разводит бёдра, как впивается пальцами в покрывало, сдерживаясь до последнего. Найтгест знал, как он любит такие ласки, как любит прелюдии, как трепещет от восторга, и потому без зазрений совести баловал его, довольный, как слон на водопое. Охотник толкнулся бёдрами навстречу, едва только мужчина обхватил член губами, улыбнулся. Кривовато, с мелкой дрожью, уложил ладонь себе на лоб и глаза, запрокинул голову. Чернокнижник мягко огладил тазовые кости, чуть сжал бёдра, провёл ладони под ягодицы юноши и смял их, разведя в стороны, улавливая трепет любовника, впитывая его в себя. Дыхание давалось юноше с трудом, он не мог удержать себя, подавался бёдрами Найтгесту навстречу. От возбуждения его мелко потряхивало, равно как и от нетерпения, желания ощутить мужчину как можно ближе. Стон вылетел со вздохом и утонул в полумгле, подхлёстывая, подталкивая к действиям, чтобы услышать ещё не один и не два. Но Гилберт действовал неторопливо, почти с издёвкой, распаляя юношу, чтобы он уж точно не вздумал отказаться от даримого им удовольствия. Расслабил горло, пропуская плоть в себя, вслушиваясь в дрожь любовника, как чуть сжимаются его ягодицы, как слегка вздрагивают его напряжённые ноги. Единственное, чего боялся сейчас Охотник — что не удержит собственный голос, что побеспокоит остальных обитателей дома, что будет слишком много вопросов. Но всё же его не покидала надежда, что родители окажутся достаточно корректны, чтобы не беспокоить их до утра. Он приподнялся на локтях, вновь поддал бёдрами, наблюдая за вампиром и мягко поглаживая его по волосам. Тот скосил на него взгляд, на показ выпустил клыки, царапнув тонкую кожу и заставив охнуть от удовольствия и лёгкой боли. А пока юноша плавился от малой порции афродизиака, чернокнижник навалился на него сильнее, почти насилуя плоть собственными ртом и горлом. Стоны стали куда громче, откровенней, а распалённый и покрасневший Акио податливо разметался на постели — верх соблазна, как полагал сам Господин чернокнижников. Медленно, неторопливо сглотнув семя, стоило любовнику кончить, чародей отстранился, любуясь влекущей картиной, после чего огладил живот любовника, прошёлся кончиками пальцев по впадинке пупка и наклонился, поцеловал, прикрывая глаза. Охотник опустил на него взгляд, провёл ладонями по плечами, подбираясь к пуговицам рубашки, чтобы избавить от мешающейся одежды, совершенно лишней в этой ситуации. Лицо мужчины озарила странно нежная улыбка, доселе незнакомая, но полная влюблённости.

     — Что это с тобой? — с недоверием поинтересовался юноша, глядя, как чернокнижник нежит его живот, словно внезапно прикипел к нему.

     — Если бы ты только знал, как сильны мои чувства, — он говорил с придыханием, не переставая целовать и гладить, и руки его непривычно мелко дрожали. — Как я ждал этого, сколько не спал, думая о тебе. Все эти годы мысли о тебе давали силы жить, только твой свет вёл меня. — Лицо Артемиса вытягивалось от этих трелей, он не знал, что сказать в ответ. Он слегка повернул голову в сторону, потупился, понимая, что всё равно бешеное биение его сердца слышно мужчине. — А сейчас… сейчас ты здесь, со мной, моё наваждение, мой ядовитый источник. Я всё пью, да не могу напиться, не могу утолить свою жажду. Никогда не смогу. Никогда не надоест, мне всегда будет мало тебя. Что бы ни случилось, не смогу насытиться.

     — Ты пьян, — тихо произнёс Акио, не смотря на него, стараясь увести разговор подальше или вовсе прервать его. Он не знал, что сказать в ответ, хотя прекрасно понимал всё это, разделял, но не мог облечь в слова, в какой-то мере завидуя чернокнижнику, что он так легко делится своими эмоциями, согревает ими, лелея. — Хватит.

     — Не пьян, — жарко отозвался мужчина, беря руки Артемиса в свои, принимаясь целовать слегка тёплые пальцы, а затем к его удивлению уложил их юноше на живот. Его слова обожгли солёной семихвосткой. — Когда-нибудь ты выносишь плод нашей любви. Моего наследника. Наше дитя.

     Охотник не знал, что им управляло в те мгновения, но правая его рука вырвалась из пальцев вампира. Звонкая пощёчина заставила чародея вздрогнуть и отпрянуть, шокировано глядя на любовника. Юноша подобрал к себе ноги, сев полубоком, прижимая руки к груди и не моргая. Гилберт прикоснулся к своей щеке, не понимая, что произошло.

     — Уходи, — в голосе Артемиса звучал металл.

     — Артемис? Да что с тобой?

     — Убирайся, я сказал! — рявкнул юноша, повернув к нему голову с пылающими гневом абсолютно золотыми глазами. — Найди себе бабу, которая и выйдет за тебя замуж, и родит!

     — Да ты с ума сошёл что ли? — пробормотал чернокнижник, совершенно смятённый, не понимая, почему вдруг Артемис встал на дыбы. — Что за чепуху ты несёшь?

     Чернокнижник протянул руку, но Акио ударил по ней, отталкивая, и вампир начал злиться, а в радужке его проступили алые блики. Юноша же укутался в одеяло, дрожа всем телом. Будь его воля, он бы уже избил этого придурка, но держался из последних сил, сверкая в его сторону золотом глаз.

     — Я сказал тебе убираться, Гилберт, — прошипел Охотник сквозь плотно стиснутые зубы. — Почему ты до сих пор здесь?

     — Я не уйду, пока ты не объяснишься, — упрямо бросил Найтгест, резко приблизившись к юноше и опрокинув его на постель. — В чём дело?

     — Ах «в чём дело»? Не понимаешь? Я повторюсь. Ищи себе женщину, понял? Я не баба, чтобы выходить за тебя замуж или, упаси боги, чтобы рожать. Ты совсем рехнулся от своей магии, да? Отпусти немедленно и убирайся! Глаза б мои тебя не видели.

     Гилберт отпрянул, несколько раз моргнул, пытаясь сообразить, что же пошло не так и где он дал осечку. Связи между этими двумя вещами он совершенно не видел, а потому чувствовал себя не в своей тарелке. Что его так взбесило?

     — Уходи! — совсем уж громко закричал Артемис, и, похоже, он не шутил и не прикидывался. Он был зол. Так, как Найтгест ещё ни разу не видел.

     Всякому терпению есть конец, особенно, если дело касается Гилберта Найтгеста. И в этот раз чаша его терпения переполнилась и опрокинулась. Качнув головой, он поднялся с постели, одёрнул манжеты своей рубашки и вышел из комнаты, сжимая руки в кулаки. Поведение Акио всегда казалось ему чересчур странным, и теперь искать объяснений мужчина не собирался. Он смертельно устал находить подходы к этому маленькому строптивцу, терпеть его вспышки и укусы. И если с алкоголем он был худо-бедно прав, равно как и с прежней грубостью. Но что его не устроило сейчас? «Сумасшедшие Акио, — про себя ругнулся вампир, обуваясь и накидывая на плечи кожаную куртку. — Чтоб им всем…» Он не додумал и шагнул в портал. В замке его ждало вино и хорошая книга. Они не имели привычки кричать и отбиваться за малейший проступок, и за это мужчина их ценил. Вечер полетел в пропасть.

     Артемис закопался под одеяло, мелко дрожа и изо всех стараясь подавить рвущиеся крики и слёзы. Что этот Найтгест о себе возомнил? Как ему вообще в голову могло прийти такое оскорбительное желание? Да в курсе ли он вообще о том, что такое физиология? Ослепительная ярость клокотала в венах и груди, не давая успокоиться и забыться сном. Его всего трясло, а дыхание получалось неглубоким и очень частым. От мысли, что его могут до такого приравнивать к женщине, становилось тошно. Это их прерогатива вынашивать детей, отвечать «да» на предложение руки и сердца, зваться жёнами и матерями, не его. Акио зарычал и стукнул по постели кулаком.

Вы знаете, мой друг,

Я извожу чернила,

Чтоб просто в цель попасть,

Как свойственно друзьям:

Похоже, всех вокруг

Изрядно утомила

Что ваша страсть,

Что холодность моя.

Огонь свечи дрожит

И саламандрой пляшет,

И помыслы мои

Заключены в слова:

Не дай вам Бог дожить,

Когда победы ваши

Усталостью на плечи лягут вам!