Дворец непросто описать словами смертных,

Искусно врезанный в твердыню серых скал,

Он был построен на века руками первых,

Теперь совету чародеев домом стал.

Здесь стены магией пропитаны и болью,

Здесь судьбы мира, словно шахматы в игре,

Здесь не гнушаются победой малой кровью,

В особенности кровью не своей. 

     Временами начинало казаться, что обратная дорога уже не может стать хуже, но едва ли не каждый день Охотник убеждался в обратном. Мало того, что снегопад застал их на перевале, так с каждым днём становилось всё холоднее и холоднее, пробирая до самых внутренностей. Но хуже было не это. Да, с выпадением первого снега прекращались все военные действия, фракции не смели поднять друг на друга оружие, даже гильдия Воров смиренно опускала головы долу. Но вот тварям, нечисти о том знать было не дано, и они, наоборот, с куда большим усердием начинали охоту. Временами им встречались бредущие прочь беженцы из города. У них не было телег, да и лошадей на всех не хватало, но помочь им дипломаты ничем не могли, кроме того, что уже сделали. И чем дальше, тем тяжелее становилось Артемису. После поглощения души Макиоса он время от времени чувствовал лихорадку безумия, и в эти мгновения становился особенно резок со спутниками, но старался лишний раз рот не открывать, скукоживаясь в тени капюшона, плотно кутаясь в плащ. Ему было холодно. Погоню они не ждали, были спокойны за собственную сохранность, не считая ночей, когда за кругом света от костра метались тени зимних волков и хищных птиц.

     — О, а хотите анекдот? — нарушил напряжённую тишину Зауэр, оторвавшись от огня. Он обвёл взглядом рассевшихся поодаль друг от друга чернокнижников, надеясь разрядить обстановку. — Приходят как-то элементалист, чернокнижник, жрец и волхв зимы в трактир, а трактирщик и говорит: «Лиам, иди отсюда!»

     Он засмеялся один, но почти тут же неловко замолчал. На него даже не посмотрели. Артемис лишь сильнее сжался в комок, дрожа всем телом. Голова раскалывалась на части, звуки били по слуху, заставляя вздрагивать от каждого, запахи ударяли в нос с резкостью и настойчивостью, от них тошнило. И эта навязчивая мысль, преследующая всюду, когда спутники спали... Акио закашлялся дымом, скривился. Чего только в голову не взбредёт. Юноша рассеянно провёл ладонью по волосам, убирая с них капюшон, болезненно жмурясь от света. Но самым невыносимым во всём был Рурука. Он огрызался, отпускал весьма грубые шутки и откровенно хамил, особенно в сторону Зепфинохор.

     — Ты отвратителен, — сплюнул в костёр Акио, ближе придвигаясь к огню. — Какая муха тебя укусила, Ру?

     — Навозная, — скосился в сторону Орт дипломат, скривившись, как от неприятного запаха. — Так меня могут называть лишь близкие люди.

     — Как хочу, так и буду, — влез в бутылку Артемис, абсолютно недовольный таким к себе отношением, совершенно незаслуженным надо сказать. Он не считал, что сделал что-то дурное для Миррора. — Я тебе не клоп, которого можно раздавить и забыть.

     — Ага, вонять будешь только так.

     — Не гавкай на Арти, надоел, — зевнул Зауэр со своего места, лениво потягиваясь. После долгой и масштабной иллюзии он был сонным и сговорчивым, а его неожиданная защита пришлась по вкусу Охотнику. — Он дело говорит. Единственный, кто здесь воняет, это ты.

     — Не указывай мне, лохматый.

     — Он всегда такой? — мрачно бросил Акио, поглядев вслед ушедшему Руруке.

     — Не, просто цену себе набивает. Так сказать, показывает себя с лучшей стороны.

     — Если это — лучшая, то я боюсь себе представить худшую.

     — О, поверь мне, их немало, — впервые за долгое время подала голос леди Орт. Она расселась на своём плаще с поистине королевским видом. — Этот мальчишка свято верит, что сможет стать лучше самого Господина чернокнижников. Светлая, но бессмысленная мечта безродного мальчугана. Играет из себя великого дипломата, делает вид, что ему всё ни по чём. Но Гилберт не дурак. Он никогда не даст такому неуравновешенному человеку представлять нашу фракцию во время важнейших переговоров. Но он поймёт это лишь тогда, когда изранит свои и чужие руки осколками разбитого зеркала, где видел совсем не то, что было на самом деле. Без связей, без имени, без таланта, умений и опыта он никогда не переплюнет лучшего чернокнижника нашей эпохи. Рурука. Это имя нигде не упомянут. И он боится этого слишком сильно, чтобы его оппоненты не заметили этого. Ему никогда не достичь этих высот.

     — Вы ужасная и жестокая женщина, — вмешался Нокиос, с обвинением уставившись на леди. — Рурука через многое прошёл, пережил резню, выжил в полном одиночестве. А ваши слова о его дипломатических навыках — наговор от зависти!

     Женщина громко расхохоталась, но и замолчала столь же резко, посмотрев на парнишку с такой ядерной смесью высокомерного снисхождения и бросающегося в глаза манерного превосходства, что Акио мгновенно для себя решил: если бы ему предоставили выбор между Рурукой и Зепфинохор, он бы ни за что не выбрал её. Нокиоса всего передёрнуло, и он поморщился, словно съел целый лимон.

     — Я не завидую беспородному щенку, мой милый. Как не завидую лордам без земель и людей, денег. Как не завидую мальчишкам, которых проталкивают вперёд из-за смазливой мордашки и узкой задницы. Не завидую вшивой химере, возомнившей, будто бы ей всё дозволено, если отец был героем войны. Зависть — дурное чувство, мой хороший Нокиос, и ты это однажды поймёшь, если окажешься на моём месте.

     «Ты, конечно, придурок и говнюк, Рурука, но как же я тебя, чёрт возьми, понимаю», — мрачно подумал Артемис, вздрогнув от злости и обиды. Подняв голову, он едва удержал улыбку. Миррор стоял неподалёку, возле дерева, застёгивая ремень, но с таким безразличным выражением лица, как будто не слышал ни единого слова Зепфинохор. Повернувшись к Акио, он улыбнулся уголками губ, и один только этот жест заставил вздрогнуть и покрыться мурашками. Как-то очень уж злорадно и соблазнительно одновременно у него это вышло. Вернувшись к своему месту, дипломат стал медленно опускаться, оперевшись на колено, уселся на расстеленный плащ и вытянул левую ногу, едва заметно нахмурился. Глядя на ясно очерченный огнём профиль, Акио вновь начинал изнывать от любопытства, с трудом смиряя желание начать расспрашивать его прямо здесь и сейчас. Нет, лучше было бы сделать это потом, когда они останутся наедине, когда не будет лишних ушей.

     Вновь воцарившаяся тишина неприятно будоражила, а в густой зимней темноте подступившей ночи было особенно неуютно. Зауэр время от времени издавал неясный звук, нечто среднее между сонным ворчанием пса и гулким мурлыканьем, дремал, склонив голову на грудь. Нокиос ожесточённо тёр собственные плечи и сопел носом, раздражая тем самым чернокнижников. Зепфинохор листала извлечённую из седельных сумок книгу, не обращая на прочих внимания. Артемис перевёл взгляд с неё на Руруку и обратно, несколько раз моргнул и сощурился, подался вперёд корпусом на несколько дюймов. А потом потянулся мыслями к оборотню:

     — Эй, волчишка, ты умеешь накладывать иллюзию так, чтобы её мог видеть кто-то один?

     — Могу, а зачем тебе? — не подав вида, ментально отозвался Зауэр, всё так же держа глаза закрытыми.

     — Нужно кое-что проверить. Можешь сделать такую же иллюзию для Зепфинохор, как ты делал?

     Оборотень приоткрыл один глаз, облизнул зубы, внимательно покосившись на альбиноса. Тот в упор смотрел на него, напряжённый и вытянутый, как струна.

     — Даже не знаю. Наложить дважды одну и ту же иллюзию, чтобы она повторяла всё до последнего, могут лишь сильнейшие маги нашего ремесла.

     — Мне не нужно, чтобы ты воссоздал ту ауру. Просто внешность, ничего более.

     — И что же мне за это будет? — Зауэр открыл другой глаз, прикрыв первый, и юноше показалось, что он ухмыляется.

     — Поцелую тебя, — незамедлительно фыркнул в ответ Охотник, и оборотень заинтересованно вильнул хвостом.

     Было заметно, что полиморф всерьёз взвешивает все за и против, прикидывает, стоит ли идти на поводу у Охотника, который задумал неведомо что. Решив, что ничего плохого из этого не будет, он стал осторожно накладывать иллюзию, старательно не глядя на остальных. Впрочем, никто, кроме Артемиса, так и не заметил изменений, открытых лишь для его взгляда. Юноша же во все глаза смотрел то на преобразившуюся Орт, то на Руруку, сравнивая образы. Затем кивнул Зауэру, и он вернул женщину к прежнему виду. Снова оглядев её, Артемис покосился на дипломата. «Тьма, как они похожи! — с ужасом воскликнул он про себя, замотал головой, как вылезший из воды пёс, снова посмотрел на Руруку. — Схожие черты, повадки, манеры. Бог мой, неужели…»

     — Чего уставился? — не глядя на него, вопросил Миррор, подкинув в костёр хворост. — Сказать что-то хочешь?

     — Только то, что при такой родословной ты ведёшь себя, как деревенский мальчишка.

     Рурука медленно оглянулся на него, поднял бровь, а Акио улыбнулся ему с беспечностью и невинностью ангела. Зауэр фыркнул в кулак, сделал вид, что прочищает горло, улёгся к ним спиной и снова деловито покашлял. Зепфинохор спрятала улыбку за книгой, а Нокиос не понимал всю ситуацию, растерянно глядя на всех по очереди. Акио подмигнул ему и закутался в плащ, прячась от холода и едва не мурлыкая. Появившаяся в его голове догадка казалась безумной и вместе с тем ужасно любопытной. И если бы её удалось подтвердить, она бы объяснила многое разом. По крайней мере, неприкрытую неприязнь этих двоих так точно. Демон про себя облизнулся, предвкушая историю.

     Но прежде всего историю ждал не он.

❃ ❃ ❃ 

     На алхимическом столе в котле булькало снадобье, и мужчина не сводил с него взгляда. Ещё издалека он услышал звуки шагов, а потому морально готовился ко всему. Взяв со стола гранёный стакан, почерпнул из котла зелье, и в сосуде оно завертелось, как водоворот, наполненный мелкой крошкой трав и тонкими алыми линиями кровавых разводов. Опрокинув в себя горячий эликсир, мужчина выдохнул, облокотился на стол и только тихо позволил войти, когда раздался бодрый стук в двери. Даже оглядываться не надо было, чтобы понять, что вся шайка-лейка добралась до него с вестями. Которые, впрочем, прибыли куда раньше их самих в виде измятого и обслюнявленного свитка от Короля гоблинов. В красноречивых эпитетах Узурдюк ясно дал понять, что, как только сойдёт снег, они начнут вырезать чернокнижников. Угроза была не самой страшной из тех, что Господин тёмных магов получал ежедневно от разных безумцев, но могла повлечь за собой неприятные последствия.

     — А вот и мы, — возвестил весёлый приятный голос, запустивший по телу вампира сотни тысяч мурашек, отчего волосы на затылке слегка приподнялись. Но Найтгест не улыбался. — Скучали, Ваша светлость?

     — Светлость? — чернокнижник повернул голову к альбиносу, изломив бровь с таким прохладным недовольством, что у того мгновенно стёрло с лица всё веселье. — Ты хочешь нанести мне обиду подобным словом? Весьма недальновидно с твоей позиции кидать в меня, Повелителя теней, такими словами. Но не о том сейчас. — Гилберт повернулся всем корпусом, присел на край алхимического стола и скрестил на груди руки. Успокоительное подействовало за долю секунды, и желание немедленно разорвать всех пятерых посетителей слегка поутихло. Но злость была сильнее его. — У вас есть минута, чтобы объяснить мне, какого дьявола случилось с Макиосом, почему он погиб.

     И на показ стал медленно загибать пальцы, демонстрируя, что не шутит с горе-дипломатами. Те переглянулись, решая, кто будет держать речь перед Господином, а затем, не сговариваясь разом пихнули Зепфинохор вперёд и сделали шаг назад. Женщина оглянулась на них, сделав страшное лицо, а после посмотрев на Гилберта. Тот успел загнуть все десять пальцев и стал разгибать их в обратном порядке.

     — Лорд Макиос был поражён безумием. В его владениях хозяйничали гоблины, — начала она неторопливо, но, заметив, что пальцы мужчины стали двигаться чуть быстрее, заспешила, невольно чувствуя холод, бегущий вдоль позвоночника. Какой бы важной персоной она ни была, но перед Найтгестом все чувствовали себя провинившимися студентами, которые вот-вот получат плетью по спине. А то и хуже. — Он отдал им в распоряжение свою золотоносную шахту, своих людей и…

     — Довольно! — негромко, но отрывисто приказал чернокнижник, и Орт замолкла, сглотнула, подавляя дрожь. — Я, кажется, ясно сказал, что хочу узнать. Почему он погиб? Кто дал вам позволение убить его? — взгляд Гилберта впился в Охотника, но тот с невозмутимым видом рассматривал карту на потолке, покачиваясь с пятки на носок и тихо насвистывая себе под нос рождественский мотивчик. — Ты. Акио. Я знаю, это ты сделал.

     — Динь-дилень, динь-дилень, — протянул он, и губы его дрогнули в плохо скрываемой улыбке.

     — Я отдала приказ на убийство лорда.

     — Я заплатил за его убийство.

     Найтгест моргнул. Посмотрел сначала на Зепфинохор, затем на незнакомого мальчишку, признавшегося в найме убийцы. Он вышел вперёд, гордо выпрямившись и приподняв голову. В чём-то он походил на старого лорда пограничных земель. Мужчина выжидательно скрестил руки на груди, не торопясь пока убивать всех подряд через одного.

     — Мой отец в самом деле сошёл с ума. Он творил то, что противозаконно, ещё до того, как гоблины Дшивузаррха заявились к нему с угрозами. — Нокиос не выглядел тем, кто горюет о кончине отца. Возможно, и ему доставалось от старого сумасшедшего. — Я заплатил гильдии Воров, чтобы они избавили мир от него. Тем более, мне было известно, что скоро ваши дипломаты нанесут нам визит. Пришлось подгадать момент, чтобы всё совпало и не покатилось в пропасть. Но кто знал, что к тому моменту всё уже будет потеряно для нас.

     — Город не вернуть, Гилберт, смирись с этим, — почувствовав себя смелей, перебила его Зепфинохор, сделав ещё шаг вперёд. — За зиму гоблины пожрут или до смерти загоняют рабов, а без должного ухода архитекторов дома сгниют и развалятся. Нужно думать о том, как не дать им продвинуться дальше.

     — Я сам постановлю, что мы будем делать, леди Орт! — рявкнул Гилберт, чудом сдержав собственный язык от предательской картавости, но заметил хитрый взгляд Артемиса, на секунду упавший с потолка в его сторону. — Вы не более чем дипломат! Но взяли на себя вольность выносить заключение, чья жизнь должна закончиться. Вы со своими излишними амбициями зашли слишком далеко. Упаси вас тьма сделать ещё хоть одну такую оплошность. Клянусь, я добьюсь того, чтобы вас сослали куда подальше, если создадите вновь такой инцидент.

     — Всё было не так! — вскричала Зепфинохор, порядком побледнев. — Тиаланна может доказать!

     — Тиаланна?! Почему же я её не вижу?! — Гилберт сорвался вперёд, замерев в паре дюймах от женщины, нависнув над ней, как чёрный дракон, готовый изрыгнуть пламя смерти из клыкастой пасти. Клыки вампира опасно проступили, а в глазах замаячили алые огни. — Где же она?!

     Зепфинохор попыталась попяться, но Найтгест схватил её за воротник плаща, а затем запрокинул назад голову:

     — Тиаланна! Немедленно ко мне! Я знаю, что ты слышишь!

     Распахнувшийся в ту же секунду портал выплюнул из своих глубин обнажённую и мокрую с ног до головы эльфийку. Она окинула осоловевшим взглядом кабинет, Повелителя, икнула, поставила руки в бока и мотнула головой:

     — Чего? — буркнула она, глядя на мужчину расширенными до безобразия зрачками.

     — Наша великолепная леди заявляет, что будто бы ты знаешь, что же случилось с Макиосом. — Гилберт на невменяемый вид девушки никак не отреагировал, в то время как Артемис глядел на неё без малого удивлённо. Покосился на Зауэра и Руруку.

     — Ну всё, понеслась коза по ипподрому, — хмыкнул оборотень едва слышно.

     — Так это, чего там было, ясно же всё, что там произошло, ну, мне, по крайней мере, а вот вам, ну хуй его знает, я вообще курила себе спокойно, никого не трогала, ну, в трактир зашла, с кем не бывает, выпила слегка, но так вообще ничего, ни-ни, вы не подумайте. А то что они говорят, это не так, я бы никогда. — Глаза Артемиса раскрывались всё шире по мере того, как эльфийка трещала со скоростью пулемёта, кажется, даже не думая вставлять в свою речь запятые. Она на секунду замолчала, глубоко вздохнула и продолжила ещё быстрее: — Ну, короче, Рурука сказал, что вы сказали, что вам сказали, что Макиос совсем ку-ку, а я чего, я ничего, мне сказали, я сделала, я же только маг, ничего более, всё остальное врут, пидарасы. Видела мельком, да, были гоблины, но где их не бывает, особенно в трактире. Не, ну вы видели трактир без гоблинов хоть раз? Зелёная чума, хер с ней что поделаешь. А я вот дальше города не заходила, честное слово, ну, вот только в речушку окунулась только что, а больше никак вообще ни на шаг не отходила от господина Руруки. Вот, господин скажет, да, господин? Я же вообще чуть что, сразу рядом, без меня никуда, ответственность, все дела, но я только боевой маг, — она закончила, достала из-за длинного уха свёрнутую в тёмный мокрый пергамент табачную палочку, подышала на неё, подсушивая горячим дыханием, закурила, выпустила тёмно-зелёный дым в кабинет и продолжила, пока Артемис пытался подобрать челюсть с пола и заставить себя не таращиться на эльфийку так, как он это делал. — Ну да, ну, было, Макиос что-то перетёр с гоблинами пару раз, но не больше, слухи, конечно, пиздят, а я же не лезу в такое, я не шпион, не люблю подглядывать, мало ли, что они там делают, да? Вот вы же не подглядываете за мной, когда я моюсь, правда? Вот и я не подглядывала, когда они деньги передавали, просто показалось, что я это увидела, не больше. А то, что Зепфи приказала лорда убить, да, кажется, что-то такое я слышала, я же всегда с господином Рурукой была, куда без этого, так вот она сказала Акио, что надо убить в любом случае, вот он и убил, взятки гладки, ничего лишнего. Да же, господин?

     — Она в порядке вообще? — шёпотом поинтересовался Охотник у оборотня, пока Тиаланна, не затыкаясь, продолжала вещать о том, что ни шагу в сторону не сделала, в конце концов, это её обязанность.

     — Многие эльфы курят какую-то свою траву и странно себя ведут, — пожал плечами Зауэр, зевнув и скрестив на груди руки. — Тиаланна вообще повёрнута на этой траве, ни дня без неё не проводит. Но маг она первоклассный, что тут ещё сказать, да. Тьфу ты, теперь дня три буду так же болтать, как она, дьявол.

     На Гилберта было страшно смотреть. Он поднял руку, и эльфийка замолкла, кивнула, отошла в сторону, покуривая косяк и разглядывая кабинет так, словно впервые его видит. Несколько минут Господин чернокнижников хранил молчание, глубоко дыша и изо всех сил контролируя собственные эмоции. А потом посмотрел на Миррора, и тот поджал губы, слегка сощурился с непреклонным и гордым видом.

     — Ну, а ты? — неожиданно спокойным тоном выдохнул Гилберт, не сводя взгляда с молодого мужчины. — Уж от тебя-то я подобного не ожидал. Кому я сказал: «Не смей лезть в эту поездку?» Тоже мне, дипломат. Пошёл на поводу у Акио, положился на него, как глупый мальчишка. Я надеялся, что ты уже можешь отличать истину от лжи, но, видимо, ошибся. Ты убил мои надежды. Я полагал, будто бы с наступлением весны смогу назвать тебя полноценным дипломатом и назначить настоящую миссию, но сейчас… мне даже глядеть на тебя стыдно за такую оплошность. Я обманут в своих ожиданиях.

     Пусть Рурука изо всех сил делал вид, что его не тронула речь Повелителя, Акио увидел, как дрогнули его веки несколько раз, а глаза блеснули, но молодой мужчина держался на диво спокойно и твёрдо, пусть желваки его и заходили на пару секунд по скулам, а затем лицо его вновь приобрело безразличное выражение. Найтгест отвернулся от Миррора и взглянул теперь на иллюзиониста. Тот молча поднял вверх пустые руки, сделав самую невинную морду. Гилберт, хотевший уже было сказать ему что-то, разочарованно вздохнул и прикрыл глаза ладонью.

     — Ну, а ты, Охотник? Тебе есть, что сказать? — глухо спросил Найтгест.

     — Конечно, мне всегда есть, что сказать, — пусть Артемис и пытался не поддаться на такую искусную эмоциональную игру вампира, всё равно ощутил стыд и давящее чувство под рёбрами. — Вот серьёзно? Ты отправил на дипломатическую миссию озабоченного оборотня, леди, чувство собственной важности которой превышает по размерам Ифарэ, эльфийскую растаманку и убийцу, не считающегося ни с чьим мнением. Что могло пойти ТАК, Гилберт?! Ты нормальный вообще? Да если бы не мы с Рурукой, гоблины уже вторглись сюда, или бы о них вообще никто не узнал до наступления весны. И после всего этого ты отчитываешь нас?

     — Итак. Наступила зима, — точно не услышав этого, произнёс Гилберт, обходя свой стол и усаживаясь в кресло. Он не смотрел на альбиноса, вытащил свиток и быстро заскользил по нему чернильным концом пера. Белоснежные символы так и запылали, не успевая толком остыть, черпая силы Повелителя. — За этот сезон следует сделать всё возможное, чтобы установить с гоблинами соглашение. Но мне не по вкусу, что они заняли нашу шахту. Золото делает их куда опасней, чем остальных, а потому я советую вам быть ко всему готовыми. Поскольку эта каша уже полностью готова, не без вмешательства Акио и гильдии, нам остаётся лишь сделать всё возможное, чтобы свести убытки к минимуму. И я имею в виду не только золото, но и людей. Гоблины безжалостны и жестоки, и следует в ближайшие месяцы попытаться заполучить пленённых людей, дабы оказать им помощь. Я сообщу в Белый замок об этом. Но вы, — Найтгест указал пером на Артемиса и Зепфинохор, — поедете в Сечэтъ. Следует навести мосты и отдать все силы на минимизацию военных действий. Это ваш шанс заслужить помилование, пока я не поставил себе задачей казнить вас за то, что случилось с Макиосом.

     — Будет исполнено, Господин, — быстро проговорила Зепфинохор, до того стоявшая, низко опустив голову. А сейчас она встала на одно колено, едва не распластавшись перед столом вампира, но он даже не посмотрел на неё. — Я сделаю всё, что в моих силах.

     — Акио будет главным в этой миссии, не стоит тебе так ликовать, — отрезал Гилберт, продолжая строчить документ, быстро глянул на Артемиса. — А ты… дай мне тьма сил не закинуть тебя в Пустоту.

     — Позвольте мне поехать с ним! — вдруг встрял Рурука, стиснув руки в кулаки, и Гилберт посмотрел на него крайне внимательно, приподнял бровь, ожидая объяснений. — Я… я докажу, что я способен заключить самое выгодное соглашение с гоблинами для нас. Вот увидите, я сложу все свои силы для этого! Я так их за глотки возьму, что они побояться снова поднимать на нас лапу.

     — Моё заключение не обсуждается, юноша, — холодно и как-то слишком устало проговорил Гилберт, посмотрев на свиток.

     Миррор вдруг обогнул стул, схватил его за плечо, разворачивая Найтгеста к себе вместе с креслом:

     — Дай мне шанс! Хоть однажды за всю жизнь!

     Вампир медленно поднялся из кресла, возвысившись над Миррором на голову. Артемис тихо свистнул себе под нос, выдвинув вперёд плечо, ожидая ядерный взрыв сию же секунду. Слишком долго Гилберт смотрел на молодого мужчину, возможно, высказал ему что-то на мысленном уровне, но тот не мигал, упрямо сжимая губы. Напряжение между ними можно было рубить мечом. Когда Господин чернокнижников медленно поднял руку, Акио весь напрягся, готовый рвануться вперёд и остановить его, но тот лишь уложил ладонь на плечо Руруке и скупо улыбнулся.

     — Да будет так. Ты едешь вместо леди. Но если что-то пойдёт не так…

     — Я клянусь, — сквозь зубы выдохнул с облегчением Рурука, и рубин в его кольце засиял особенно ярко и почти слепяще, столь сильно было его стремление.

     — Идите, — уже почти с улыбкой произнёс Найтгест.

     Акио с недоумением смотрел на эту теплоту, на дрожащего Миррора, который будто на ватных ногах поплёлся на выход, запахнув на себе плащ. Остальные направились за ним, и Артемис уже повернулся к двери, когда в кабинете снова раздался голос Повелителя чернокнижников:

     — А вот вам, Акио, следует остаться.

     — Я подожду на лестнице, — тихо сказал Рурука, пройдя мимо Охотника.

     Дождавшись, пока двери закроются, Гилберт резко обернулся на демона, рыкнув:

     — Ты с ума сошёл?!

     — Это ты с ума сошёл! — вскрикнул Артемис, шатнувшись назад, когда вампир сделал к нему несколько быстрых широких шагов. Юноша закрылся руками, перекрестив их перед собой и отвернув голову. — Ты не знаешь того, что я узнал!

     — Я сказал тебе обойтись без насилия! — рявкнул вампир, схватив Акио за руки и опустив их, чтобы беспрепятственно смотреть в его лицо. — Снова, как с домом элементалистов?! Мне что, всякую миссию ездить с тобой, чтобы ты никого не убил для собственного увеселения?!

     — Да послушай ты меня, идиот! — закричал Артемис, дёрнувшись в стальной хватке Найтгеста.

     — Ты молчал, что с тобой связалась гильдия! Ты не сказал мне ни слова о Нокиосе! — продолжал давить Гилберт, перехватив брыкающегося Охотника за талию.

     — А ты… а ты молчал, что у тебя есть дети! — высказав это, Акио изумлённо распахнул глаза и прижал пальцы к губам, не понимая, как это вырвалось из него, почему именно сейчас, затем снова дёрнулся, пытаясь высвободиться. — Пусти меня немедленно, пока я тебе яйца не отрезал, придурок!

     Вампир разжал пальцы. У него был такой взгляд… Артемис пытался отдышаться, смотря на него неотрывно, с лёгким страхом. Чернокнижник словно получил за шиворот целый ком снега и вместе с тем целое ведро кипящей воды.

     — Я хотел тебе сказать, но… — Найтгест запнулся, поглядел на собственный портрет, потом на фаворита и заговорил уже холодней, уняв собственные чувства. — Мне казалось, это не волнует тебя. Более того, что тебе это совсем не по вкусу.

     — У тебя было много лет, чтобы признаться, — зло ощерился лис, и вампир про себя улыбнулся.

     Пусть юноша и делал вид, что ему плевать, все эти слова, эти полные ярости интонации, вся его поза кричала, что ему далеко не всё равно. На краткое мгновение полной молчания вечности мужчине почудилось, будто в глазах Акио мелькнули слёзы, но они исчезли так же быстро, как и выступили, не оросив горькими ручьями белые щёки. Выдохнув, Артемис приобнял себя за плечо рукой, опустил взгляд, отвернулся:

     — Я отправлюсь в Сечэтъ в ближайшие дни, Господин. Наша аудиенция окончена?

     — Артемис, подожди…

     Охотник хлопнул дверью перед носом у Повелителя быстрее, чем тот успел ещё хоть слово вставить. «Ну и как ты хотел, чтобы я сказал тебе, когда ты вечно сбегаешь?» — с отчаянием подумал вампир, проведя по лицу ладонью и поставив кулак на бедро. Он опустил голову, качнул ею, и до того заправленные за уши чёрные локоны упали на его лицо. Когда-нибудь ему надоест доказывать этому строптивцу, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Вампир бесшумно подошёл к столу, опустился в кресло и посмотрел на соседнее пустующее. Когда-то здесь сидел его фаворит, услаждая его сердце одним только присутствием. А сейчас разрывал душу отсутствием. Чернокнижник вдохнул сквозь зубы, унимая боль. Повелитель никогда не должен показывать собственную слабость, привязанность. И всё же, наскоро нарисованный умелой рукой портрет Акио стоял на столе чернокнижника.

❃ ❃ ❃ 

     — Дибил! — выкрикнул Артемис, хлопнув дверью кабинета Господина и быстро спустившись по лестнице мимо Руруки в коридор. Его всего трясло от злости и обиды. — Чтоб я ещё хоть раз заговорил с ним один на один!

     — Согласен, — мрачно и обречённо произнёс Миррор, плетясь рядом с юношей. — То ещё испытание.

     Они молча и тяжело вздохнули, пожали друг другу руки, а затем, не сговариваясь, рассмеялись, обменялись взглядами.

     — Ты бы видел, как эта идиотка злилась! — злорадно ухмыльнулся Рурука, закинув руку на плечи Акио и слегка встряхнув его. — Великолепный шах и мат, Акио.

     — Да ты тоже неплохо сыграл, — смущённо улыбнулся Артемис, слегка сжавшись от чужой близости. — Пошли, выпьем, отметим. А потом решим, что делать с гоблинами.

     — Если ненадолго, — странно обеспокоенно кивнул Рурука, глянув за окно, где постепенно начинало смеркаться.

     — У тебя дела? — расстроенно спросил Охотник, которому не улыбалось встречать вечер в одиночестве.

     — Не то чтобы, — уклончиво отозвался дипломат, не желая вдаваться в подробности. — Это неважно. Идём, выпьем чего-нибудь.

     Они спустились в главный зал, обмениваясь шутками и вспоминая лицо Зепфинохор, когда Господин чернокнижников отказал ей в участии в дипломатической поездке. Там было тихо: едва только высыпал снег, как чернокнижники выветрились из цитадели, рассеявшись по миру. Кто отправился к семьям, кто желал навестить тёплые земли Саурэ или Изумрудных островов, кто-то позволил себе передышку в столице, подальше от гнетущей ауры главной твердыни тёмных магов. Но всё же некоторые оставались в этих мрачных стенах. Возможно, им просто больше некуда было податься, а, может, у этих людей ещё оставались дела. Акио с Миррором устроились в дальнем конце зала, где никого поблизости не ютилось. Проведя над столом рукой с кольцом, Артемис сосредоточился, оставляя магические символы на его поверхности. Они тут же рассосались, а через некоторое время перед ним появилась тарелка с поджаренными кусочками мяса и кружка с элем. Рурука же ограничился вином, хотя бледность его лица буквально вопила о том, что ему следует поесть, равно как и глубокие тени под глазами. Вид у него был уставший, но всё же довольный. Решив, что это тот самый момент, Охотник сделал глоток эля:

     — Похоже, ничто не сделает тебя куда счастливее, чем провалы Зепфинохор. Чем она тебе так насолила?

     — Чем-чем, солью, — верхняя губа Руруки приподнялась и дрогнула с левого края, как у пса, готового начать скалиться. — Могу сказать лишь, что она нажила себе ненавистника в моём лице. Я… мне не хочется обсуждать это.

     — Понимаю, — Артемис про себя только вздохнул, понимая, что для начала придётся как следует спеться с Миррором, прежде чем он узнает всю правду. Но, помня прежний опыт, предполагал, что это будет не так уж и сложно.

     Пили они молча, Охотник ковырялся в тарелке, без особого аппетита теперь рассматривая мясо. Не доев, отодвинул блюдо в сторону и принялся большими глотками пить алкоголь. В какой-то момент он встал в горле комом, а глаза защипало, и юноша быстро отставил кружку, сделал вид, что подавился, отвернулся, постучал себя по груди.

     — Крепкий, тварь, — проведя костяшкой пальца под носом, повинился демон, улыбнувшись внимательно наблюдающему за ним Миррором.

     — Ты закончил? — снова посмотрев на узкое окно под потолком, спросил Рурука, поднявшись со своего места.

     — Да, — удивлённо кивнул Артемис, тоже вставая.

     Чернокнижник кивнул и побрёл на выход, застёгивая плащ под самое горло, постепенно ускоряя шаг. Не уверенный, что может присоединиться, Акио держался чуть поодаль, но Миррор не торопился прогонять его, сохраняя тяжкое молчание. Пусть он и старался оставаться здесь, мыслями он уже был в жаркой пустыне Сечэтъ, соображая, как провернуть дело с гоблинами так, чтобы всё прошло без сучка и задоринки. Конечно, Артемис сможет внести свою лепту, но Рурука не рискнул бы положиться полностью на него. Он вышел из замка, свернул по широкой тропе к академии Чёрных страниц. Снег задорно и успокаивающе хрустел под сапогами, но не приносил ни капли удовольствия омрачённому дипломату. Конечно, Господин доверился ему и дал шанс, но Рурука беспокоился: не слишком ли большой кусок он пытается отхватить? Сейчас успокоение ему могло доставить только одно.

     — Почему мы идём в академию? — вырвал его из мыслей голос Охотника, но молодой мужчина ничуть не удивился, понимая, что от него никуда не деться теперь. Раз уж они стали напарниками, то стоит наладить отношения.

     — Важное дело, — сухо пояснил Миррор.

     Они поднялись на несколько этажей, дошли до коридора, которым сообщались между собой крылья здания. Острая, болезненная ностальгия ещё сильнее сжала шею Охотника, и он с трудом сглотнул, стиснул пальцы, чтобы не поддаться совершенно дурному расположению духа. Строгий, серьёзный Рурука в этих стенах знания смотрелся странно неуместно и даже комично. Ему бы больше пошло с хохотом бежать прочь по ступеням и перемахивать через перила, чем с отрешённым выражением лица упрямо идти в самое сердце цитадели знаний. «Если я помню верно, мы в крыле магических искусств», — прикинул юноша, узнавая двери кабинетов, по которым недавно носился, собирая согласие преподавателей на проведение аттестации. Его всего бросило в холодный пот. Когда они остановились напротив одной из лекционных аудиторий, он аж передёрнулся, вспомнив, кто здесь преподаёт. А едва не истеричные вопли, доносящиеся оттуда, подтверждали его опасения.

     — Олухи безмозглые! Неужели же вы настолько бестолковы, что не можете запомнить простейшие формулы заклятий?! И каким ветром вас занесло в эту святыню?! Как вы вообще дожили до этих кабинетов, дураки малолетние?! — неслось оттуда, то более высоким голосом, переходящим на фальцет, то падающим до гулкого баса. Вздохнув, Охотник потёр лоб кончиками пальцев. Рурука оставался невозмутим. — Прочь! Прочь с глаз моих! Я не желаю вас видеть! Нет, дослушайте! Вы недостойны учиться в этом месте и!..

     Дверь распахнулась, и студенты, как дикие бизоны, рванулись во все стороны, спеша прочь от безумного преподавателя. Они едва успевали обогнуть стоящих посреди прохода Артемиса и Руруку. И если последний даже не моргнул, то Акио вжался в него, зажмурившись, ожидая сокрушительного столкновения. Когда топот ног утих, он приоткрыл один глаз и поглядел на аудиторию. Там он увидел их. Кито навис над последним оставшимся студентом, потрясая руками и вопя так, что коридор дрожал.

     — А ты?! — заливался старик, и юноша всё больше вжимал голову в плечи, чуть повернув её, жмурясь. — Уж кто-кто, а вот ты должен показывать высочайшие результаты в тенях! Позор!

     Юноша приоткрыл карие глаза, заметил наблюдателей, и лицо его, до того слегка покрасневшее от текущих слёз, просияло. Он рванулся к дверям, проигнорировав повисшего на нём мёртвым грузом Кито. Длинные вьющиеся волосы, отпущенные до середины спины, взметнулись не хуже плаща. Рурука не поднимал взгляда, лишь как-то автоматически расставив руки в стороны, и юноша влетел в его объятия, чудом не сбив с ног.

     — Братишка, ты вернулся! — глухо из его груди воскликнул юноша и в довершении радостно шмыгнул носом.

     — Рурука! — воскликнул Кито, отряхивая колени, на которых проехал последние пару метров, и поднимаясь. — В ваше отсутствие успеваемость Роккэна упала катастрофически! Я ни секунды не сомневался в том, что вы помогаете ему с домашним заданием, но это просто возмутительно. Ни одной даже средней удовлетворительности оценки. Как вы это объясните, м?! Что, неужели же вы думали, что, покинув эти стены и занявшись «важными» делами, имеете право наплевать на такую вещь, как образование?! Это фундаментальная вещь в воспитании, а вы её столь неуважительно пропускаете мимо себя! Вы хоть понимаете, что из него потом вырастет при таком отношении к учёбе, а?! Одни только рисульки на уме с танцами! Хвала тьме, ваш отец этого не поощряет, иначе бы этот мелкий негодник совсем от рук отбился. Я настоятельно рекомендую вам всем поговорить и заняться поведением и учёбой Роккэна!

     — Да, господин Кито, — спокойно и равнодушно отозвался дипломат, разворачиваясь и уходя прочь от преподавателя, уводя вслед за собой брата.

     Артемис уже направился за ним, но замер, как мышь под веником, когда Кэрбр схватил его за плечо и строго спросил:

     — Акио? Вы прочитали книги, которые я вам перечислил?

     — Да, — упавшим голосом соврал Артемис, оглянувшись на мужчину через плечо. — Очень интересно. Столько всего узнал. Это помогло мне.

     — Я справлюсь у вашего деда, действительно ли это так, — сурово и веско пообещал старик, затем отпустив демона.

     Тот мгновенно припустил за Миррорами, радуясь, как ребёнок, что не отхватил полчаса поучительных лекций. Роккэн спрятался под плащом и рукой брата, даже не думая переставать его обнимать, а тот поглаживал его по макушке, слегка почёсывая, но всё равно не улыбаясь.

     — Ты же знаешь, не стоит злить Кито, — когда они стали спускаться по лестнице, выдохнул Рурука.

     — Я знаю, — ворчливо произнёс Роккэн, лишь теснее смыкая объятия. — Но как мог сосредоточиться на чернокнижничестве, если ты так внезапно пропал, от тебя ни слуху, ни духу? Я думал, с тобой что-то случилось.

     — Можно и так сказать. Я был в дипломатической поездке. Вот, познакомься, это…

     — Я могу и сам представиться, не перешагивай через себя, — улыбнулся Артемис, выходя перед братьями и идя вперёд спиной. Он с любопытством заглянул под плащ Миррора, взглянув на художника. Тот будто бы смутился, поднял взгляд на брата, и тот молча кивнул, даже не глядя на них обоих. — Я Артемис.

     — Я знаю, — улыбнулся в ответ юноша, выныривая из укрытия и протягивая Акио руку. На секунду он почувствовал нехороший холодок, боялся посмотреть и увидеть культю-обрубок, но полноценные изящные кисть и пальцы были на положенном им месте. Когда он пожал руку Охотника, тот едва не охнул, столь крепкой оказалась его хватка. — Отец много про тебя рассказывал.

     Рурука цыкнул на него, и юноша пристыженно замолк, потупился и отпустил ладонь Артемиса.

     — А я Роккэн, — назвался он, а после снова нырнул под руку дипломата, зажмурившись от счастья.

     Глядя на эту пару, Акио чувствовал робкое тепло, расползающееся в душе, груди, вызывающее мелкую счастливую дрожь. Хоть что-то в этом мире оставалось неизменным. По крайней мере, ему так казалось изначально. Они вышли из академии, и Рурука вдруг остановился, отодвинул от себя брата.

     — Дай-ка взгляну на тебя, — тихо произнёс он, сбросив подол плаща с его головы.

     Свет факелов над дверьми академии упал на лицо художника, и Артемис, вздрогнув, разглядел разбитую губу и тёмный синяк на скуле юноши. Взгляд Руруки стал ледяным, а голос наполнился осколками битого стекла, острыми и готовыми обратиться в бурю:

     — Откуда это?

     — Я… с лошади упал, — тихо прошептал младший Миррор, снова шмыгнув носом и стерев влагу кулаком. — Просто оборотень решил подшутить, рявкнул перед ним, ты же знаешь, он у меня пугливый, встал на дыбы…

     — Хватит, — прервал его Рурука, вздохнул, повернулся к Артемису. Тот молча приподнял брови. — Идём.

     — Рурука, ты куда? — испуганно воскликнул Роккэн, попытавшись уцепиться за его локоть, но привычный к таким фокусам дипломат успел отпрянуть, холодный и недосягаемый для уговоров. — Ру, пожалуйста, не уходи!

     — Мне нужно выпить, — обронил Миррор, поднимая вверх руку со сжатым кулаком, не сбавляя хода.

     Акио несколько мгновений стоял на месте, переминался, а после поспешил за ним, виновато глянув на художника. Тот не сдвигался, глядя в спину уходящему Миррору с немой мольбой и укором. Конь, чернее чем сажа, явился на зов дипломата. Он не фыркал, не ржал, лишь пару раз шумно вдохнул и выдохнул густые клубы пара, взмахивая хвостом и изредка переступая с ноги на ногу. Глянув на Охотника, Миррор кивнул на спину своему скакуну, и Артемис всё же взобрался на него, а следом и хозяин коня.

     — Рурука! — совсем уж с отчаянием крикнул Роккэн, сделав всего один шаг в их сторону.

     Миррор молча стиснул гриву ездового, повернул голову на пару сантиметров.

     — Где дед? — вдруг спросил он, не смотря в сторону брата.

     — Не знаю! — Рурука молча и крайне скептично поднял бровь, и юноша потупился. — В библиотеке…

     — Побудь с ним, — почти приказал Миррор, а затем мягко отдал шенкель, и конь, аристократично перебирая ногами, шагом двинулся в сторону от замка.

     — Ты же ревновать будешь! — пустил последнее оружие в ход Роккэн, хотя лёгкие уже горели от криков на морозе. — Рурука, вернись сейчас же!

     — Буду. Но зато буду спокоен, — себе под нос выдохнул Миррор, а затем, прикрикнув на коня, пустил его галопом.

     Артемис сохранял молчание, немало удивлённый увиденной сценой. Копилка «что я должен выбить из Руруки» медленно, но верно пополнялась. Миррор сидел позади него, вроде бы как и обнимая, но вроде лишь придерживая на спине коня без седла, не выпуская из пальцев гриву. Юноша спиной чувствовал, какая дрожь колотит дипломата: она была крупной и непрерывной, как если бы его били судороги. Из горла Руруки вырывалось не то рычание, не то сипение, и Акио боялся хоть слово брякнуть или попытаться слинять куда подальше. Лес проносился мимо них стремительным потоком сплошного мрака, но конь Миррора даже не думал пугаться. Кажется, он слушался единой мысли своего наездника, и Артемис тихо завидовал ему, осторожно, на пробу поглаживая сильную шею выносливого животного. Но, меж тем, Рурука не щадил его до самой столицы, куда они добрались на удивление быстро, как показалось демону. Он с любопытством оглянулся на Миррора, когда тот слегка притормозил лошадь. И молодой мужчина молча достал из внутреннего кармана плаща амулет размером с гранат. Выполненная из серебра основа крепко держала тёмный изумруд, в котором постепенно затухали искры магии. Камень, когда Акио прикоснулся к нему, был нестерпимо горячим, точно собирался сию же секунду разорваться на мелкие осколки, но остыл столь же стремительно, не успел Охотник и руку отдёрнуть. Толстая цепочка намоталась на запястье Руруки, и амулет скользнул в рукав плаща, более не показываясь на глаза, как стыдливая девушка.

     — Какая полезная побрякушка, — протянул Акио, чувствуя, как чешутся руки получить такую же.

     — Амулет из-под молота гномов. Позволяет сжать дистанцию и осилить несколько десятков миль, как всего одну-две, — пояснил Рурука, и демон закатил глаза.

     — Так бы и сказал, что это сокращающий пространство амулет, — буркнул он про себя, автоматическим жестом извлекая базальтовую карту чернокнижника и протягивая привратникам. Те осмотрели её, карту Руруки и убрали алебарды с проезда, давая им попасть в столицу. — Куда мы?

     — Выпьем. Как следует, — мрачно и зло произнёс дипломат, не отреагировав на колкость демона.

     Ничуть не удивившись «Старой преисподней», Артемис попытался слезть со спины коня, но Рурука сделал это первым, а затем весьма галантно подал ему руку, странно улыбнувшись. Помявшись, Акио всё же принял помощь, спрыгнув на землю и едва не угодив в объятия Миррора. Он отошёл в сторону через мгновение промедления, позволяя дипломату передать своего коня служке, присматривающему за лошадьми на конюшне, прилегающей к трактиру. Вдохнув полной грудью, Охотник преодолел пару ступеней, толкнул двери, выпустив наружу тёплый, почти горячий воздух, пропахший выпивкой и готовящейся снедью. Вот уж что точно некоторые вещи не меняются, что бы ни происходило, какие бы потрясения ни сотрясали мир. В виду приближающейся праздничной суеты свободных столиков не осталось, но Рурука смотрел на это сквозь пальцы, уверенно двинувшись к трактирщику, который, на удивление, разносил выпивку и блюда, а оттого выглядел запыхавшимся и не слишком довольным, но, увидев Миррора, расплылся в улыбке.

     — А, Рурука! Будь здоров, что нового? Сегодня опять на пинках вылетишь отсюда? — прогрохотал он, ставя кружку с пивом на один из столов.

     — Нет, сегодня у меня в планах остаться на ночь, — даже приятно улыбнулся Миррор, кивнув в сторону Акио. — Надо с коллегой обсудить поездку.

     — Так вам столик освободить? — оживился мужчина, а затем взял поднос и двинулся вглубь зала, и Рурука последовал за ним, махнув Артемису. Юноша хвостом направился за ними. — Эй, вы, а ну-ка выметайтесь, нахлебники! Весь день здесь торчите, ничего так и не взяли! Кыш-кыш!

     Стайка юнош и девушек, возмущённо вскрикнув, рассыпалась в стороны, но, увидев двух чернокнижников, мгновенно выветрилась прочь. Вольготно усевшись на стуле, Миррор расстегнул плащ, отбросил его на спинку, стащил с рук перчатки, но Акио так и не заметил на его кистях амулет, и на его любопытный взгляд дипломат ухмыльнулся. Уместившись напротив Руруки, Артемис потянулся, повертелся и вытянул ноги, сложив их друг на друга.

     — Что будете, парни? Только побыстрее, у меня сегодня времени болтать совсем нет. Разносчик, зараза, заболел и не явился. Нет, вы представляете, я, хозяин «Старой преисподней», разношу напитки, как какая-то девка!

     — Тебе идёт, — благосклонно кивнул Рурука. — Мне две бутылки Зимнего вина. Есть пока не буду.

     — Ага, как обычно, под сезон, — деловито кивнул трактирщик, посмотрел на Артемиса. — Ну, а вы, господин Акио? Чего желаете?

     — Лимонный сидр, чесночные гренки со сметаной и, пожалуй, молоко, — не раздумывая сделал заказ юноша, одарив мужчину белоснежной улыбкой, уже даже не задаваясь вопросом, откуда все знают о его происхождении.

     Хозяин заведения кивнул, передал заказ на кухню и забрал несколько подносов. Несмотря на весьма тучную фигуру, двигался он сноровисто и быстро, наверняка лишь чудом не снося всё на своём пути, хотя наверняка мог бы, что уж там. Охотник оглядел излишне бледную, болезненную физиономию дипломата, и негромко кашлянул:

     — Не хочу показаться навязчивым, Ру, но, возможно, тебе следует поесть? Или хотя бы чем-то закусывать? Вино, оно, конечно, хорошо, но всё же…

     — Нет, — отрезал Миррор, взяв у трактирщика из рук приземистую пузатую бутылку, уже предусмотрительно открытую, чтобы не пришлось лишний раз мучиться.

     — Ты совсем еб… больной? — максимально вежливо поинтересовался альбинос, смотря на молодого мужчину ласково, как на тяжело душевнобольного человека, которого следует кормить через трубочку, не иначе.

     Миррор молчал, пожалуй, слишком долго, а потому интерес Охотника ненадолго угас, но, понятно дело, что слишком ненадолго. Перед ним поставили высокую деревянную кружку с металлическими обручами, до краёв наполненную благоухающим сидром. Закуски и молоко появились чуть позже, и только тогда, отпив из горла, Рурука подал голос, хотя, скорее, обращался к самому себе и не рассчитывал, что хитрый лис что-то разберёт:

     — Ему по вкусу бледность.

     Едва не подавившись, Акио заставил себя проглотить алкоголь, посмотрел на дипломата поверх кружки, прикидывая, что именно под этим имел в виду Миррор. Но объясняться тот, конечно же, не стал. Шум стоял тот ещё, и для тихого, задушевного разговора было слишком уж неатмосферно, равно как и для внезапных душеизлияний. Да и общих тем покамест не было, если не считать грядущей поездки к гоблинам. Как до них добираться, как действовать, не было ни единой идеи, и Акио надеялся, что Рурука, в случае чего, подскажет ему. «А не маловата ли будет делегация всего из двух дипломатов? — запоздало сообразил он, окуная гренку в сметану и откусывая, задумчиво похрустывая ею. — Или, может, к нам присоединится кто-то после этого? По крайней мере, это было бы логично. В конце концов, предотвращение войны». Но, пораскинув мозгами, пришёл к выводу, что большое количество дипломатов скорее перегрызёт друг другу глотки, чем придёт к общему решению и заключит такое необходимое перемирие. Да и зимой незачем опасаться, что на них нападёт кто-то, кроме тварей, которые редко ходят большими стаями, а от пары можно запросто отбиться. И всё же что-то беспокоило Охотника, пусть он и не мог сказать точно, что именно. Рурука не торопился заводить разговор, попивая вино и неотрывно глядя на юношу перед собой.

     Сколько всего теперь можно было сделать! Фактически, Господин чернокнижников сейчас развязал ему руки, дав добро на самостоятельные решения. Не то чтобы раньше Миррор особо нуждался в дозволении Найтгеста, но сейчас мог бы делать абсолютно всё. И планы у него были воистину грандиозные. А начинались они с Охотника, что ёрзал напротив, никак не мог устроиться и расслабиться.

     — Почему Кито говорил про особые требования к Роккэну? — не выдержав, полюбопытствовал Акио. — Ну, разве стоит требовать что-то…

     — Из-за того, кто его отец, — кратко ответил Рурука, улыбаясь как-то ехидно, понимая, что юноша не успокоится, пока хоть что-то не узнает. А он был готов сделать что угодно, лишь бы поджигать его интерес снова и снова, удерживая рядом с собой.

     — А кто он? — продолжал настаивать Артемис, начиная слегка сопеть носом от негодования. Что ж за вредный хер такой!

     — Мэкья.

     — Ни о чём мне не говорит! Это как-то связано?

     — Никак, — ещё шире ухмыльнулся Миррор и сделал глоток из бутылки.

     — Да ты бесишь! — вскрикнул юноша, возмущённо покраснев. — Ты можешь отвечать на вопросы напрямую?

     — Не исключено. — откровенно развлекаясь и издеваясь, дипломат улыбался и любовался, ничуть не скрывая того. К чему бы? — Если тебе так любопытно узнать что-то обо мне, могу посоветовать тебе тот способ, что мы уже использовали. Но только изволь: я бы тоже хотел узнать о тебе побольше. Победителю достаются сведения. По мне так честная сделка, не находишь?

     — Продано, — согласно кивнул Артемис, очаровательно улыбнувшись, а затем выхватил карты у Миррора до того, как он начал тасовать их и раскладывать. — Только играть мы будем не в «Тотальную войну», а в самого простого дурака, уж извини меня. Мне совершенно не до серьёзных расчётов и теории вероятности.

     — Я не знаю, что это, в отличие от тебя, — Миррор совсем уж ехидно улыбнулся, наслаждаясь румянцем на скулах альбиноса, появившегося не то от злости, не то от порции алкоголя.

     — Всё до уморительного просто. Карта одной масти бьёт карту этой же масти, если у неё больше значение. Есть козырь, определяющийся случайно вытащенной картой. Не можешь отбиться — забираешь карты себе. Есть карта того же значения — переводишь их обе мне. Карта-козырь работает «проводником», её достаточно показать, но это работает лишь один раз с этой картой, так что будь осторожен. Вроде бы всё. Ах да, у кого остались карты на конец игры, тот и проигрывает. На руках шесть карт. После хода добираем до шести, первым берёт тот, кто первым ходил.

     — Изумительно. Начинай.

     Акио сноровисто раздал карты, вытащил из середины колоды одну, с любопытством окинув взглядом двух мантикор, стоящих друг к другу спиной. Уложив её под низ колоды так, чтобы была видна половина, он взял свои карты, с интересом рассматривая их. Чтобы подстроиться и привыкнуть требовалось время, но он полагал, что справится с этой задачей даже несмотря на лёгкое опьянение.

     — Так. Козырь, я полагаю, чернокнижники? — протянул он, стараясь расфасовать карты по мастям, но с толка его сбивала карта, на которой был изображён пылающий феникс, распростёрший крыла, подёрнутые языками пламени. «Это туз? Или нет? Или это Повелитель?» — размышлял юноша. — Ходит тот, у кого меньшая по старшинству карта козырной масти на руках. В данном случае она лежит внизу колоды. Три мантикоры? Четыре? Ага, значит, мой ход.

     Подумав несколько мгновений, юноша осторожно положил на стол карту, на которой вальяжно разлеглось пять белоснежных лигров, ухоженных и благодушных. Пара из них с умилением глядела на троих своих детёнышей, которые с упоением жевали друг друга. Партия шла не слишком быстро: Акио привыкал к незнакомым мастям и старшим картам. Так, например, он узнал, что Символ равен тузу, и именно им и был его феникс, державшийся на руках до последнего. Такими же были чёрный и белый драконы, и огромный человекоподобный монстр на двух лапах, покрытый шерстью. Сложно было сказать, кого из животных он напоминал больше, но Артемис быстро смекнул, что это Великий зверь, почитаемый оборотнями, а увиденный им прежде лис никто иной, как сам Лорд Арлан де’Мос. Сталкиваться с ним лично юноше пока не приходилось, но он был весьма наслышан. После Символов шли Повелители, после Основатели, в завершении — Рыцари. Со смесью чувств Охотник узнал на карте Рыцаря своего оппонента.

     — Знакомый стиль. Это Роккэн рисовал? — без задней мысли спросил альбинос, и Миррор вздрогнул, удивлённо моргнул. — Хм. Его мастерство растёт. Ювелирная работа.

     — Откуда ты?..

     — Э, не, дружок, сначала победи.

     Слова демона Рурука воспринял, как сигнал к действию, и одержал первую победу. Акио не стал оправдываться тем, что не привык к дизайну, приняв поражение с достоинством. Ненадолго присосавшись к бутылке, дипломат шумно вздохнул.

     — Итак. Скажи мне, какими судьбами тебя занесло к Найтгесту?

     — У меня есть три варианта ответа. Два устарели, но имели место быть. Третий имеет отношение к настоящему. Какой тебя интересует?

     — Последний, конечно же.

     — А. Так меня дед привёл, пихнул в академию, где я за месяц сдал экзамены и стал эмиссаром, — просто, как два медяка, ответил Акио.

     Рурука смерил его абсолютно недовольным взглядом, и Артемис ответил невинной улыбкой, пару раз для пущей убедительности взмахнув ресницами, точно был святейшим ангелом, неспособным на то, чтобы обманывать. А вот у дипломата мигом стало на несколько вопросов больше, и интерес его зажёгся с куда большим жаром, чем некоторое время назад. Разглядев хорошо знакомый огонёк в светлых глазах, демон собрал карты, перетасовал их, не смотря на молодого мужчину перед собой. Деликатно кашлянул и отпил сидр, только затем раздал карты и с куда большим вниманием уставился в них. Партия потекла быстрее, но куда стремительней испарялся алкоголь, который дипломаты хлестали только так. И если Артемис, закусывавший его, ещё сохранял подобие ясности сознания, то вот Рурука постепенно сходил на нет. Всё более явным становилось то, что он бросает карты на стол, мало обдумывая ходы и размышляя над возможной стратегией. Скорее он делал это просто для развлечения, и робкая надежда засквозила в душе Акио. Сейчас Миррор, наконец, стал вылитым смутьяном, с которым они прежде дружили.

     — Тебе, пожалуй, хватит. Сейчас тошнить начнёт, — предупредил его Охотник, глядя на совершенно неадекватного коллегу. — Ру, хватит.

     — Я сам знаю, когда остановиться, — криво ухмыльнулся он, махнув трактирщику, чтобы принёс ещё. — Так, снова моя взяла. Почему я не удивлён? Итак...

     — Ты дурак? Отбил два Символа, один из которых козырной, двумя другими? — Демон чувствовал себя неуютно, с лёгкой растерянностью смотря на него. — Рурука, ты пьян в хлам.

     — Ничего! Что хочешь узнать?

     С трудом сдержав порыв вскочить и уйти, Акио вдохнул поглубже, прикрыл глаза. Он и сам уже чувствовал опьянение, но боялся выпить ещё, а вот Миррор плотно взялся за свою выпивку и ему обновил, точно решился споить демона напрочь. Надо было встряхнуть его, вывести на задний двор, окунуть головой в бочку с водой, но что-то остановило его.

     — Я слышал, что у Господина есть двое сыновей, — медленно начал он, неохотно сделав глоток сидра. Рурука весело улыбнулся, тасуя карты. — Ты вертишься при дворе. Знаешь их?

     — Знаю. Вы бы нашли общий язык. А вы с ним, как я погляжу, весьма близки, не так ли?

     Охотник содрогнулся с головы до пят, скрипнул зубами, а затем рявкнул на весь зал:

     — Да, я трахался с Господином чернокнижников! Доволен?!

     Рурука на несколько мгновений даже протрезвел, часто заморгал.

     — Что, недостаточно подробно? — зарычал юноша и резко поднялся. Его всего затрясло от злости. Миррор надавил на слишком свежую рану. Окинув трактир взглядом, хотя на них уже все смотрели, он крикнул ещё громче. — Все слышали? Я трахался с Господином чернокнижников! Передайте дальше! Чтобы мне перестали задавать этот тупой вопрос!

     — Тише ты, — зашипел Миррор, хватая его за рукав, пытаясь угомонить внезапно вошедшего в раж демона.

     — А пусть продолжает, — хмыкнул кто-то из пьяниц, оборачиваясь к их столу и глядя на демона маслянистым взглядом, от которого начало воротить даже Руруку.

     — Ах, пусть продолжает?! — Акио вскочил на стол, едва не уперевшись головой в потолок. — Эй, все слышат? Гилберт Найтгест трахал несов…

     Понимая, что сейчас будет сказано, Рурука принял единственное верное решение и что было сил пнул ножку стола, отчего она жалобно взвизгнула разошедшимися щепками, и Артемис, так и не успев закончить свой полный обвинения монолог, взмахнул руками, неумолимо падая в сторону Миррора. Тот мигом подхватил его на руки, заткнув рот поцелуем. Задёргавшись, Охотник яростно замычал, кусая чужие губы, но тот даже не думал кривиться или отпускать упрямца. Едва только тот прекратил попытки вывернуться из объятий, Рурука двинулся к лестнице на второй этаж, где расселся массивный вышибала, не пускавший в комнаты для постояльцев нежеланных гостей.

     — Извините моего любовника. Он упился, — белозубо улыбнулся Рурука, окинув взглядом посетителей трактира. — Олаф, я займу свою обычную комнату. Ещё выпивку туда.

     Вышибала безмолвно сдвинулся, зная, что с Миррором бесполезно пытаться спорить или перечить его словам, ведь с него бы сталось огреть как следует или заколдовать. Трактирщик кивнул, почесал нос, не глядя им вслед, хотя успел заметить, что на руках у чернокнижника Артемис как-то странно обмяк, уткнулся в его плечо лицом, мелко и часто дрожа. Едва только они оказались в комнате, как Рурука поставил демона на ноги, взял его одной рукой за плечо, другой поднял лицо, подцепив пальцами узкий подбородок.

     — Ну и что это за шоу было? — рыкнул он, но тут же прикусил язык.

     Артемис молча стёр слёзы кулаком и крупно содрогнулся всем телом. Прикусил губу, сдерживая готовый высвободиться крик отчаяния. Он хотел отвернуться, но Миррор не позволил, держа его на совесть, испытующе глядя в светло-карие глаза. Не став церемониться, дипломат пихнул его к постели, и нетвёрдо стоящий на ногах юноша подкосился, упав на перину. Рурука навис сверху, склонился к губам, обдав пьяным дыханием.

     — К чему эти слёзы? Он того не стоит, — прошептал он, и загадочная улыбка читалась на его лице, а взгляд стал каким-то особенно обволакивающим и искусительским.

     Когда очередной поцелуй обжёг губы, Охотник крепко зажмурился, задёргался под Миррором, но тот надавил всем телом, прижимая дрожащие руки к постели одной своей. Если бы только удалось унять эту истерику, очаровать, пригреть, возможно, после благодарность юноши была бы весьма велика. Он вторгся в его рот языком, настойчиво целуя, но в этом не чувствовалось особого привкуса ласки и нежности. Свободная ладонь неблагопристойно забралась под рубашку демона, и не стала покидать её даже тогда, когда в комнату шмыгнула разносчица, спешно поставила поднос с четырьмя бутылками, а после смылась. От пальцев дипломата, цинично надавливающих, цепко оглаживающих, расходились искры режущих мучительных мурашек, и не было в них ничего схожего с тёплой волной неги, каждый раз накрывавшей Акио от прикосновений Гилберта. Казалось бы, совсем недавно Повелитель изысканно избавил его от одежды, прижал к постели, услащал взбудораженное тело виртуозными касаниями. И не так уж давно едва не взял насильно. А теперь уже другой человек пытается совершить тоже самое.

     — Не надо. Пожалуйста, — мысленное прикосновение демона опалило сознание дипломата сквозящими в нём мольбой и невозможной агонией, напомнившими ему самому о том, как он так же просил остановиться и прекратить.

     Миррор отодвинулся, упираясь руками в кровать. Юноша под ним свернулся клубочком, поджав колени к животу, зажмурился. «Как же нужно любить, чтобы так себя вести после скандала? Будь ты сожжён в адском пламени, Гилберт, это невозможно!» — со злостью подумал Рурука, протянув руку и коснувшись волос Акио. Из него бы вышел неплохой ручной зверёк, если бы кто догадался вырвать ему когти и клыки. Взяв с подноса бутылку, Миррор отпил пьяной жидкости.

     — Никогда не видел, чтобы так себя блюли после конфликта, — недовольно произнёс он, спихивая с себя обувь и заваливаясь на кровать в одежде. — Это ужасно.

     — Я слишком хорошо знаю, что бывает, если ходить налево чаще, чем нужно, — тихо произнёс Артемис, открывая глаза и стирая остатки слёз с горящих щёк. Не то чтобы он не мог испытывать влечения к кому-то ещё, но стоило только подумать о близости, как память незамедлительно раскрывала ему картины прошлого, когда ласка Господина перевешивала собой весь его садизм. — Роккэн не скажет мне спасибо, если я соглашусь переспать с тобой, даже если и на твоих условиях. Мне не хочется расстраивать его.

     — А до него-то тебе какое дело? — в самой резко форме проронил Рурука, метнув озлобленный взгляд на альбиноса. — Ты его даже не знаешь.

     — Возможно, — тихо согласился Охотник.

     «Я даже тебя не знаю, что уж о нём говорить», — подумал он, медленно садясь в постели и утыкаясь взглядом в стену перед собой. Отобрав у Миррора бутылку с вином, демон сделал несколько больших жадных глотков, смывая с языка привкус слёз и нежеланного поцелуя. Не будь Рурука столь скоропалителен, он бы непременно приласкался к нему в надежде заглушить собственную глупейшую потерю. Зимнее вино было чудовищно кислым на вкус, крепчайшим, от него защипало язык и губы. Молча, не обмениваясь взглядами, они распили одну бутылку, стекли на пол и за второй стали бесцельно перекидываться в карты. Подперев голову рукой, Артемис смотрел на свои карты, не в силах унять поганейшее настроение. Слёзы сами собой наворачивались на глаза то и дело, но он безжалостно моргал, сбрасывая их, не давая тоске окончательно затмить взор. Глядя на совершенно раскисшего Охотника, Миррор ощущал нечто странное. Он знал этого юношу совсем недолго, но при том чувствовал себя так, словно общается с кем-то до боли близким, родным. Для того, кто не знал ничего светлого, кроме одного брата, эти эмоции были чуждыми, почти пугающими, но от них непривычная теплота разливалась по израненной душе. Протянув руку, Рурука, не касаясь, провёл пальцами возле щеки юноши, и он сомкнул веки, отложил карты, подался вперёд. Когда излишне худое тело навалилось сверху, Миррор про себя ухмыльнулся, ловя губы альбиноса собственными, перекатился, отпихнув в сторону пустую бутылку. Она глухо стукнулась о пол и покатилась в сторону, сопровождая их поцелуй обвиняющим перезвоном по дереву. Однако когда дипломат попробовал перейти границу, зайти дальше поцелуя, Акио прижал палец к его губам.

     — Тише, — вновь коснулся сознания ментальный голос демона, едва не заставивший его взвыть от необъяснимо сладкого звучания, прошедшегося по душе тёплой приливной волной. — Просто почувствуй это.

     Чувства. Рурука знал лишь два чувства: ненависть к отцу и любовь к брату. И то, что в нём силился пробудить Охотник, затравлено молчало в глубинах существа. Оттолкнувшись от пола с неприсущей для пьяного человека лёгкостью, Акио потянул дипломата за руку. Тот без желания поднялся, позволил сопроводить себя к кровати и упал, как подкошенный, когда пальцы Артемиса безошибочно ударили в сонные точки.

     Поглядев на неподвижное тело, юноша вздохнул, разделся, с сожалением вспомнив, что оставил плащ внизу, но спускаться за ним не было никаких сил. Обнажившись, он взобрался на постель, уселся над коленями Миррора. Руки его заскользили по напряжённой спине, разгоняя усталость, выгоняя застаревшую боль. Сквозь бессознательное забытье Рурука застонал, попытался увернуться.

     — Тише, тише, — ласково произнёс Артемис, склонившись к его уху. Пальцы двигались медленно, сильно, разминая затёкшее тело, не давая судорогам, готовым подкатиться к мышцам, начать причинять боль. — Тише, я не причиню вреда.

     Лишь когда Миррор перестал быть окоченевшим, как мертвец, Акио скатился с него на кровать. Собственные руки нещадно болели, дрожали после столь интенсивных упражнений. Хмель выветривался, а вот усталость оставалась, но не торопилась придушивать его коротким и не дарящим отдыха сном. Демон закрывал глаза, переворачивался с бока на бок до самого рассвета, время от времени возвращаясь к Руруке, который начинал обеспокоенно вертеться и постанывать сквозь стон, бормоча нечто неразборчивое. В конце концов, смирившись, Акио осторожно уложил голову дипломата себе на плечо и бережно поцеловал в лоб. Он чувствовал агонию, сжигающую молодого мужчину изнутри. Теперь, когда демонская сущность пробудилась, он ясно видел чёрные, будто опалённые края ауры Миррора: одни тлели и погасали, другие словно кровоточили тьмой, заливая ей белоснежное сияние. Но, несмотря на прожорливый мрак, готовый поглотить его, он боролся, хотя, возможно, не отдавал себе в том отчёта. Светлая составляющая болезненно пульсировала, вздрагивала каждый раз, как раздавался стон Миррора, искажённый болью и мукой. Опасаясь, Охотник потянулся к его душе, боязливо и вместе с тем уветливо взял её в свои руки. Алые блики вспыхнули всеми красками пламени, обжигая, вонзаясь, и демон стиснул зубы, зажмурился, с колоссальными усилиями удержав крик. Понадобилось всё его терпение, чтобы внушить Руруке, что ничего дурного он с ним не сделает, что не желает ему зла. И пока Акио бережно целовал макушку и лоб дрожащего и стонущего дипломата, его собственная квинтэссенция готова была воспламениться и сбежать от муки. Наконец, Миррор затих, вздохнул так, точно испытал невероятное облегчение, расслабился и растёкся по Артемису. Юноша взмок, волосы липли к лицу, и его с чувством потряхивало от голода и усталости, но потакать первому чувству он не стал и с мученическим стоном потерял сознание, но даже сквозь забытье осторожно стёр выступившие на ресницах молодого мужчины мелкие капли солоноватой влаги.

❃ ❃ ❃ 

     Зимой рассветало поздно, но покамест снег только выпал, и день был не так короток, как мог бы на самом деле. Свежий подмёрзший с ночи наст хрустел под копытами молодого жеребца. Тонконогий, нескладный, он то и дело норовил свернуть с дороги и пожевать веточки лобелий, украшавшие окна столицы. Всадник одёргивал его, но тут же ласково и с любовью трепал возле уха, на что конь радостно фыркал и слегка ускорял шаг. Пожалуй, одним из самых эффективных способов понять, какой сейчас час, было движение возле «Старой преисподней»: около девяти утра и в одиннадцать вечера ночные и дневные пьяницы меняли друг друга, лучше всяких работников круглосуточных заведений. Как правило, они задерживались, чтобы обменяться свежими новостями и рукопожатиями, вежливо и церемонно побить друг другу морды, а после разойтись. Вот и теперь наездник наблюдал за тем, как одна компания вываливается из известнейшего трактира и сталкивается с другой. Действо сопровождалось пьяными криками, восклицаниями, гоготом, смачными ударами и не совсем лицеприятными сценами опорожнения желудков в сточных каналах. Привыкший к подобной картине, он не смог не заметить, что в это утро выпивохи были особенно слоовохотливы и взбудоражены. Они не столько дрались, сколько передавали какую-то сплетню. Заметив же спешившегося человека, они радостно загалдели, замахали ему руками, и он не без содрогания и лёгкого отвращения кивнул им в ответ, ведя жеребца под уздцы к стойлу, где стояло несколько коней. Один из них был особенным красавцем: черногривый, лощёный, мускулистый — и он, в отличие от остальных, со стальной выдержкой наблюдал за людьми, не фыркал и не пытался смыться, хотя и не был привязан.

     — Доброе утро, — кивнул приезжий, не снимая с головы капюшон богатого плаща. — Что у вас тут?

     — Тако-ое! — хором ответила пьяная ватага, обдав его нестройным переплетением басистых голосов и концентрированным спиртным духом. И тут же заговорили наперебой, лихо передавая из рук в руки приличных размеров тлеющую самокрутку, от которой исходил подозрительный зеленоватый дымок: — Там, в общем, пришёл такой весь из себя, а с ним ну вообще, ну просто ничего себе, а потом как давай вдвоём так, что мы просто: «Ого-го!», а там и «ух», а «эх», и «ах», ну пиздец! Дальше просто жопа, мы аж охерели, не, ну ты видел, а, я видел, а ты видел? Да все видели, кроме тех, кто не видел, это понятно, как два пальца обоссать, но что там было! Они прям там, как начнут, да вообще, чуть не на столе, ножку отломали, потом «ох».

     Привычный к таким спонтанным рассказам, он молча глядел на них, и улыбка медленно сползала с его лица. Вновь вежливо кивнув им, отмахнувшись от дыма и алкогольных испарений, человек поднялся по ступенькам в трактир. Пьянь мигом отдрейфовала на другую сторону улицы, но не торопилась разбегаться, во все глаза глядя на здание «Старой преисподней». Вслед за косяком из рук в руки стали передаваться монеты. Выпивохи делали ставки.

     — Здравствуй, Олаф, — откинув с лица капюшон, поздоровался Роккэн, приближаясь к дремлющему за стойкой хозяину трактира.

     — А-а, Роккэн! Сегодня, как всегда, на пинках погонишь? — мигом очнувшись от полузабытья, посветлел полным лицом мужчина. Он с кряхтением поднялся на ноги, и глаза его заметно блестели от нетерпения.

     — Возможно. Ну что там? — художник удивительно хорошо держал себя в руках, хотя внутри всё сворачивалось в тугой ком от боли, обиды и ревности.

     — Припёрся, не поверишь, с кем-то! — как будто бы с возмущением воздел руки вверх Олаф, даже напустив на себя красноту лица. Хотя, возможно, ему не стоило так резко подниматься.

     — И какой он? — ещё холоднее и тише спросил Миррор, чувствуя, как вечно ледяные пальцы сжимаются в кулаки, а тени вокруг начинают опасно бурлить.

     — Шика-арный, тут уж не поспоришь. Тебе как обычно?

     — Со льдом.

     Но вместо выпивки в массивной кружке на стойку грохнулось… ведро с водой, до краёв забитое ещё и колотым льдом. Те, кто ещё не освободил помещение, забились поближе к стенам, стараясь не попадаться на глаза юноше. Он взял ведро обеими руками, качнулся, но не разлил ни капли, медленно побрёл к лестнице, и вышибала стремительно усвистал в другой конец зала. Стоило Роккэну преодолеть среднюю ступень, как все мигом подорвались: кто-то вытащил видавшие виды гномьи наручные часы и готовился засекать время, остальные рванулись к окнам, распахивая их настежь. Свет и свежий воздух ударили внутрь, немного проветривая помещение с застоявшимся кислым запахом. Олаф незамедлительно достал из-под стойки грифельную доску, на которой посередине сверху гордо значилась «Р», а вниз списком убегали странные цифры. 9:15, 9:38, 9:46, 9:59, 10:13. Хозяин трактира схватил мел и замер в ожидании, равно как и посетители, и забулдыги, не успевшие войти. Но им, надо сказать, достались лучшие места. Едва скрипнула последняя ступенька под ногой Миррора, как выпивохи незамедлительно ритмично застучали кружками так, что наверняка перебудили всех на улице. Хотя… скорее всего, к этому здесь были привычны.

     — Беги! Беги! Беги! — радостно загалдели все хором.

❃ ❃ ❃ 

     Явись на пятнадцать минут раньше, Роккэн бы застал его бодрствующим, но сейчас демон отсыпался впервые за несколько недель, дышал глубоко и размеренно. Первым звоночком стало, когда вдруг стал раздаваться громогласный стук откуда-то снизу. Альбинос нахмурился во сне. Рядом дёрнулось тело. «Беги!» — донеслись до Артемиса отдалённые вопли. Послышался спешный шорох, скрип кровати, а затем пьяные чертыхания. Вырваться из тяжкого сна оказалось куда сложнее, но тут ему любезно поспособствовали. Раздался звон бьющегося стекла, а в следующее мгновение на него обрушился поток холоднейшей воды, сдобренной мелкими кусками льда. Подорвавшись с постели, мокрый насквозь Акио лишь краем глаза пронаблюдал, как в проём окна вылетело тело. Следом рванулся молодой юноша, с лицом каменным, но глазами, полными ярости и отчаяния.

     — Рурука! — гневно закричал Миррор, а затем что было сил швырнул на улицу ведро.

     Раздался дробный перестук копыт и оглушительные вопли пьянчуг.

     — Семь секунд! — прокричал кто-то, и Артемис со стоном завалился на подушку, приложив ладонь ко лбу.

❃ ❃ ❃ 

     Когда ты не отказываешь себе в выпивке, а младший брат не переносит это на дух, единственное, чем ты можешь обезопасить собственную шкуру — побегом. Тем более, когда с тобой в постели лежит обнажённый юноша. Действия были отработанными, выверенными, равно как и всё, что было сделано до того. Едва только раздались первые отголоски стука кружек по столам, стенам и подоконникам, Рурука уже очнулся и вскочил на ноги, чудом не полетев лицом вниз из-за валяющихся на полу бутылок. В следующую секунду он схватил с пола сапог и привычным жестом отправил его в окно, брызнувшее в стороны осколками стекла. Но далеко обувь не улетела, перехваченная тенью. На бегу вдев ногу во второй сапог, в следующую секунду Рурука громко свистнул и дал магический импульс, и его конь в три стремительных прыжка добрался до палисадника под окнами. В прыжке поймав второй сапог и поддержав себя у спины скакуна тенями, Миррор дал жеребцу пяткой под бок, натягивая на вторую обувь. В следующую секунду конь сделал эффектную свечку и рванулся прочь от трактира, а наездник в последний миг уверенно отбил тенью в сторону горемычное деревянное ведро с металлическими обручами. Позади со звучными и влажными взрывами разбивались бутылки. Ему аплодировали вслед.

❃ ❃ ❃ 

     Акио медленно сел, стёр со лба и щёк воду, спустил ноги с кровати и поёжился. Из разбитого окна тянуло зимней стужей, и он невольно порадовался, что перед сном разделся, а потому одежда не пострадала. В отличие от его психики. Одевшись, он собрался было спуститься вниз и заказать что-нибудь для опохмеления, но замер, так и не опустив ногу в сапоге на пол. Осторожно отвёл её в сторону и опустил взгляд на разбросанные карты. Бережно собрав их, он покинул разгромленную комнату. Ещё наверху он услышал скрип и грохот, а потому шёл особенно осторожно.

     — Может, тебе всё-таки налить? — раздался голос трактирщика.

     — Одному уже налил, блядь, — ругнулся художник, бросив бешеный взгляд на Олафа, а затем обернувшись на звук шагов.

     К нему приблизился Акио: мокрый, растерянный и какой-то безумно усталый. Достоинство в Роккэне просто вскипело. Да как смеет он после всего этого вообще подходить к нему!

     — Вот. Он забыл их з… — начал Охотник, протянув Миррору карты.

     — Значит, пусть здесь и остаются, — отбив его руку в сторону, рыкнул юноша.

     Глаза альбиноса распахнулись. Странно. Вчера они были светло-карими, а сейчас какими-то бледными, даже не золотистыми, а какими-то палевыми, точно взор его припорошил снег, равно как и улицу снаружи. И глядел он так, словно искренне не понимал, в чём провинился. Карты разлетелись по полу. Охотник неловко сжал и разжал пальцы отведённой в сторону руки, опустил её, поглядел на трактирщика. Тот выглядел каким-то зашуганным. Сунув пальцы в мошну, он извлёк несколько золотых и без стука положил их на стойку. Подошёл к разломанному столику, за которым они с Рурукой начали вечер. Нетронутые плащи висели на стульях, и Охотник взял свой, накинул на плечи, хотел уже забрать плащ дипломата, чтобы вернуть ему, но остановился. Помедлив с несколько секунд, развернулся и двинулся на выход, особо не обращая внимания на то, что перешагивает через распластавшихся по полу посетителей. Они лежали, закрыв головы руками, точно ждали удара бомбы.

     — Ничего не хочешь сказать? — зло бросил ему вслед Роккэн, не оборачиваясь.

     — А ты? — тихо спросил Артемис, а после покинул трактир.

     Теперь добираться в замок ему было не на чем, и он зябко повёл плечами, автоматическим жестом потёр руку, на которой медленно расплывался синеватый кровоподтёк. Сломанные пястные кости не давали толком шевелить ей. Но даже когда дух сломал их в обратную сторону, а затем стал сращивать, альбинос не вздрогнул и не пришёл в себя. Мыслями он всё ещё был в постели, держал в руках оголённую, как нерв, забитую душу. В местном бюро перевозок в это время было тихо. Несколько кучеров дремало в прихожей, а стойка, отгороженная решёткой, пустовала. Когда Артемис зашёл внутрь, тихо зазвенел колокольчик где-то внутри помещения. Через несколько минут тягостного ожидания за стойкой появилась заспанная встрёпанная женщина.

     — Доброе утро, господин. Хотите что-то отправить с курьером или самому надо куда-то добраться?

     — Мне нужно в Чёрный замок, — тускло ответил юноша, показав ей свою карту чернокнижника.

     Взяв её в руки, медиум вытащила из-под стойки гроссбух, занесла туда запись, вернула карту юноше. Обозначив стоимость, она пригласила его пройти за собой и открыла решётчатую дверь, как только получила деньги. Свистнув одному из кучеров, она сопроводила альбиноса к карете, бросая на него обеспокоенные взгляды. Выглядел клиент так, словно собирался сию секунду потерять сознание. Карета была приличной, запряжённая четырьмя лошадьми. Забравшись в экипаж, Акио осторожно уселся и прислонился лбом к стене, проваливаясь в дрёму. Дорога была ухабистой, тряской, а потому отдохнуть демону не удалось. На середине пути ему показалось, что он видел, как мимо пронёсся всадник, укутанный плащом чернокнижника так, что и лица видно не было, но на руке, скрытой перчаткой, блеснуло аметистовое кольцо. Решив, что привиделось, Артемис закрыл глаза.

     Когда он добрался до замка, солнце уже перевалило через зенит и теперь медленно ползло к закату. Поблагодарив кучера и приласкав лошадей, демон поплёлся в цитадель, уже как-то автоматически продемонстрировав свою карту. Стены казались ледяными и неприветливыми, даже пустыми, и гулкое эхо давило на голову. Но Акио понимал, что должен подготовиться к поездке куда лучше, чем до этого. А кто ещё ему мог помочь, как не Господин чернокнижников? Делать этого не хотелось, но где искать Руруку, юноша не имел ни малейшего понятия. К его удивлению в кабинете Найтгеста не нашлось, зато вместо него там был черношёрстный оборотень с кошачьей мордочкой.

     — А где Повелитель? — потеряно спросил Охотник, замерев на пороге и не перешагивая границу до боли родного помещения.

     — Отбыл в столицу сегодняшним утром, — мягко промурлыкал кот, отрываясь от свитка. — Я сам его дожидаюсь. Если хотите, могу скрасить вам время.

     — Нет, благодарю. Неизвестно, когда он будет?

     — Обещал вернуться к полуночи.

     — Благодарю, Тош.

     Сам не зная, почему это сказал, демон закрыл за собой дверь и поплёлся прочь. Каждый шаг давался ему всё труднее, и возле лестницы Акио уже опирался на стену, почти волоча за собой ноги. В груди словно булькало. Замерев на верхней ступени, юноша поморщился от боли, стёк вниз и обнял себя за колени. Ему казалось, что он слышит, как тикают часы в кабинете Повелителя, как бьётся сердце замка, как гремят кастрюли на кухнях. Его тошнило.

     — Акио! А вы здесь что забыли? — Бодрый голос прокатился болью по позвоночнику демона, и он с величайшим трудом раскрыл глаза, посмотрел на поднимающегося на этаж Леонсио. Орт замедлил шаг. — На вас лица нет. Вам дурно?

     — Недомогание, — голос Охотника походил на отголосок эха среди дальних отрогов гор. — Не могу встать.

     — Идёмте, идёмте. У меня комната неподалёку.

     Но даже когда его подняли, Артемис не смог стоять. Колени его подгибались, а потому Орт, покачав головой, поднял юношу на руки. Стоило ему принять это положение, как глаза его закатились, и он потерял сознание.

❃ ❃ ❃ 

     В столице было шумно и весело, но юноша не разделял общий лёгкий и праздничный настрой. Прошло уже несколько часов, а он всё никак не мог успокоиться. Его всего трясло от ярости, но она начинала затихать, и с обречённым смирением он поплёлся обратно в трактир, надеясь, что карты Олаф собрал, а плащ Руруки всё ещё никто не рискнул тронуть. К тому моменту, как он добрался до «Старой преисподней», там уже было не так отталкивающе, как с утра. Вместо хозяина трактира за стойкой скучал худосочный пацан с мышиного цвета волосами.

     — А где Олаф? — поинтересовался у него Миррор, облокачиваясь на стойку. Ни плаща, ни карт он не видел, и становилось ещё более грустно.

     — На кухне крутится. Найтгест притащил кого-то и решил побаловать экзотикой, — мечтательно вздохнул паренёк и поднял глаза к потолку, словно сквозь него мог увидеть, чем занят обозначенный.

     — Найтгест? — голос художника задрожал от ярости, и он, не дослушав, метнулся наверх. Распахнув двери знакомой комнаты, он вскрикнул. — Ах вы мудаки!..

     Но не успел он закончить мысль, как замер истуканом. Сделал шаг назад. Расположившиеся в кровати мужчина и девушка поглядели на него с удивлением. Она натянула одеяло на обнажённую пышную грудь, покрытую засосами, заправила за ухо светлую прядь волос. А вот он… даже чёрные густые кудри не скрывали покрытых царапинами плеч, и он не пытался это спрятать или замять. Изогнул бровь, и аметистовые глаза опасно сощурились.

     — Да что же вы творите, — на выдохе простонал художник и прижал ладонь ко рту, делая ещё один шаг. — Я… я…

     — Что ты здесь забыл? — поднявшись на локтях, поинтересовался брюнет глубоким мягким голосом, наполненным мурлыкающими нотками. — Тебе тут не место.

     — Я… искал… э-э… — Миррор зажмурился, когда мужчина встал с постели во всей обнажённой красоте. — Не важно, но… боже мой…

     — Что случилось? Эй! Стой!

     Захлопнув дверь, художник вылетел из трактира, побив рекорд своего брата. Перед глазами его всё ещё стояла удивлённая мордашка обнажённой девушки, которая явно не понимала, в чём дело, равно как и её высокопоставленный любовник. «Боже! Боже! Боже! — носилось в голове Миррора, пока он седлал коня, путаясь в конечностях. Он слышал, как открылось окно на втором этаже, почувствовал тяжёлый взгляд на себе и весь сжался. — Боже мой!»

     Проследив взглядом за уносящимся прочь Роккэном, мужчина качнул головой, закрыл ставни и повёл плечами. Затем повернулся к постели и усмехнулся, едва не заворчав, как довольный зверь, при виде обнажённой красавицы. Подойдя к постели, он рывком сорвал с неё одеяло, и она, очнувшись от ступора, расплылась в улыбке, зарылась пальцами в густые локоны. Застонала, запрокинув назад голову, когда любовник устроился у неё между ног и провёл языком по влажному клитору.

     — Кто… кто это был, Гил? — не выдержав, полюбопытствовала она и издала новый стон, охотно укладывая ноги на плечи вампиру.

     — Понятия не имею, — соврал мужчина, выпрямляясь и нависая над девушкой.

     Блондинка лукаво сощурила серые волоокие глаза, всем своим видом давая понять, что не поверила ему ни на секунду. Но Господин чернокнижников не собирался оправдываться перед любовницей или объяснять ей что-то. Склонившись к ней, он жадно и требовательно поцеловал пухлые губы, втолкнулся в маленький рот, и девушка охотно отозвалась, чуть посасывая язык вампира, изредка позволяя себе кусаться. Когда пальцы любовника скользнули между ног, проникая во влагалище и лаская, она мелко задрожала, слегка стискивая чёрные кудри, толкнулась вперёд бёдрами. Ради этих редких, но полных удовольствия встреч она готова была пересечь весь континент и бросить все свои заказы, и когда прошлым вечером ей пришло письмо от Господина чернокнижников, немедля сорвалась из Саурэ, загнала своего коня, но явилась в столицу соседней страны.

     — Малышка, — прошептал Найтгест, оторвавшись от губ девушки и склонившись к её шее. — Моя Намида.

     — Твоя, — с трепетом выдохнула она, крепко обнимая мужчину за плечи и не скрывая счастливой улыбки.

❃ ❃ ❃ 

     — Итак, мальчики, это очень важно. Я обещаю, если вы завалите ещё и эту миссию, я выкину вас в Пустоту до того, как вы скажете «блядь». Никакого пьянства с гоблинами, слышите меня? Никаких костей и сделок, никаких конфликтов. Вы должны убедить их в своих лучших помыслах, ясно? Они падки на золото и самоцветы, вообще на всё, что блестит и звенит, а потому сделайте всё возможное, чтобы купить их волю. — Господин чернокнижников прохаживался по кабинету, перебирая старые свитки и не глядя на зеленоватых дипломатов. От Руруки всё ещё фонило алкоголем, Артемис же то и дело ронял голову на грудь, засыпая прямо так. — Я внимательно изучил давние соглашения, и почти все были заключены с помощью подкупа. Но на вашем месте я бы не пытался в день заезда немедленно заниматься этим. Понаблюдайте, изучите ситуацию. Это тебе, — вампир дал Миррору несколько свитков, и он с трудом свёл глаза вместе, потирая висок. — Почитай на досуге. Думаю, тебе это по силам. А это… ты меня слушаешь вообще, Акио?

     — Я потом у Руруки спишу, — простонал юноша, но руку за записями протянул.

     Ответа не последовало, и он вынужденно открыл глаза. Смотреть на мужчину не хотелось, но он это всё же сделал, и сердце его ёкнуло. Вампир выглядел непростительно хорошо: свежий, ухоженный, полный сил, с переливающейся аурой — он был воплощением всех желаний и грехов. По крайней мере, для Охотника. В одном только лаконичном изгибе брови Артемис видел целую вереницу эмоций: недовольство, плохо скрываемую злость и робкое беспокойство. Сев ровно, Артемис уткнул взгляд в свиток, хоть и видел не слишком хорошо, ибо с каждым часом зрение его становилось всё хуже. Строки плыли перед глазами, не складывались в понятные отрывки, и он поднёс свиток ближе к своему лицу.

     — Это док…

     — Я знаю, что это, — прервал его Найтгест и возобновил своё увлекательное путешествие по кабинету. — Учитывая твою специализацию, это может быть полезным. Но не дай боги ты хоть одного гоблина убьёшь.

     — По-твоему, я пойду против правил и пролью кровь зимой? — зло сквозь зубы процедил Артемис, едва удержавшись от желания сжечь доклады шпионов и запихать пепел в глотку мужчине. — Спасибо, Гилберт, я тоже о тебе весьма высокого мнения.

     — Твоё мнение сейчас не имеет ни малейшего значения, — окоротил его Найтгест, хотя ему совершенно не хотелось быть грубым, но эмиссар переходил рамки дозволенного со своим Повелителем. Будь он не просто рядовым чернокнижником, мужчина бы спустил ему это с рук. — А если ты закончил…

     — Я закончил, — встрял Рурука, поднялся, взял Артемиса за локоть и быстро вывел из кабинета под разъярённым взглядом вампира.

     — Что ты творишь? — прошипел Акио, высвободившись из хватки, когда они спустились на несколько этажей. — Я не дослушал!

     — Так беги к нему! Ползай на коленях у его ног, тешь его самолюбие! — заорал дипломат, и юноша отпрянул, опустив взгляд. — Давай, чего стоишь? Хочешь, чтобы он сломал тебе все кости, какие найдёт? Или, может, тебе по вкусу слушать, как он поливает тебя помоями? Это же великолепный Повелитель!

     Отвернувшись, Артемис стал быстро спускаться по лестнице, стиснув свитки в кулаке, отчего они едва не рассыпались. Грудь Акио резко вздымалась и опускалась. Ему начинало надоедать, что на него срываются все, кому лень или не лень. Когда-то давно он мог терпеть грязь в свою сторону дни напролёт, не мигая и глазом, не чувствуя ни капли вины или боли. Острое одиночество захлестнуло горло гарротой, и Охотник вцепился в перила, чтобы не упасть. Рурука что-то ещё несколько раз выкрикнул ему вслед, но за стуком каблуков по лестнице демон не разобрал ни слова.

     — Увидимся завтра на закате у ворот, — рыкнул он, едва сдерживая свой голос от вопля.

     Он шёл быстрым широким шагом, почти срываясь на бег. Ноги сами несли его к чужим апартаментам. Быстро и громко постучавшись, юноша влетел внутрь и закрыл за собой дверь, подавляя эмоции изо всех сил. Мужчина поднялся из кресла ему навстречу, отложив книгу. Не успел он и слово сказать, как Артемис приблизился и уткнулся лбом в чужое плечо, судорожно, тяжело дыша.

     — Я так полагаю, разговор с Господином прошёл не слишком хорошо?

     — Отвратительно. Но он — полбеды. Впрочем, не важно. Я… можно…

     — Тш-ш, садись. — Его усадили в кресло, забрали свитки, а через минуту вложили в руки большую чашку с пряным чаем, в котором плавали алые и почти чёрные от спелости сладкие ягоды. — Пей.

     Кивнув, Артемис сделал один глоток обжигающей жидкости, другой. Толпы обеспокоенных мурашек бродили по его телу, вызывая желание закутаться в одеяло или в чьи-нибудь объятия. Демону было душно. Горько. Он поднял взгляд на Леонсио и неуверенно улыбнулся. Тот ответил ему взаимным жестом, погладил по белой макушке, по щеке:

     — Ничего. Закончится кутерьма с гоблинами, съездим с тобой в моё родовое поместье. Думаю, тебе понравится там.

     — Леонсио, я не сказал, что согласен, — тихо рассмеялся Охотник, потупившись.

     — Значит твоё «да» на выдохе сегодня ночью было притворным? — ехидно улыбнулся Орт, наклоняясь к нему.

     — А ты попробуй снова его из меня извлечь. Тогда и посмотрим, — с вызовом бросил Акио, несмотря на ледяную дрожь испуганной души.

     Чем дальше он заходил, тем сильнее она становилась, тем крепче её стискивал лёд безразличия, и тем пуще хотелось ему разжечь прежнее пламя. Очнувшись этой ночью в незнакомых апартаментах, он немало испугался, но быстро вспомнил, что его нашёл преподаватель. Тот не спал, листая книгу рядом под светом одинокого светляка. Они разговорились о миссии, посмеялись над именами гоблинов, выпили по бокалу вина, как-то неожиданно обменялись поцелуями. Леонсио рассчитывал, что юноша подпустит его к себе максимально близко, но стоило ему только намекнуть на это, как у того будто приступ случился — забился в таких конвульсиях, что и представить страшно. Успокаивать его пришлось долго, очень долго, а глубокий качественный минет оказался достаточно веским аргументом, чтобы Охотник расслабился. Поглядев пару секунд на Артемиса, Орт ухмыльнулся ещё более хищно и без зазрений совести опустился на колени, щёлкнув пряжкой ремня юноши.

❃ ❃ ❃ 

     Когда стало смеркаться, Акио успел не только собрать собственные вещи и подготовиться к поездке по максимуму, но и заполучить один из самых лучших массажей за свою жизнь. Конечно, если не считать того, когда он вернулся из Сотминре во время миссии с изгнанниками. Словом, на встречу с Рурукой он выходил уже умиротворённый и даже немного счастливый. Разок получив по рукам, Леонсио больше не предпринимал попыток завалить его на лопатки. А вот снова встал перед ним на колени даже с охотой. И всё повторял, что обязательно свозит Охотника в своё родовое гнездо. «Чем не вариант?» — думал Артемис, спускаясь в его сопровождении на первый этаж. В холле Орт поймал его за руку, притянул к себе и крепко поцеловал. Одно только то, что он не пытается заявить на него свои права весьма располагало юношу, а уж его безвозмездные ласки подавно. Отбытие омрачило одно происшествие. Притиснутый к телу мужчины, Артемис почти забыл о том, кто он есть, пока ему любезно не напомнили. Галантный кашель неподалёку на корню обрубил желание продолжать ласкаться, и они оторвались друг от друга, но Орт не спешил размыкать объятий, а Акио — смущённо отдаляться. В конце концов, ни в одном из уставов чернокнижников ему не доводилось видеть запрет на поцелуи где бы то ни было. Младший Миррор замер чуть поодаль, прислонившись плечом к стене, глядя на демона с явной антипатией, и от этого Охотнику становилось гадко на душе.

     — Я так погляжу, тебя привлекают мужчины, которые хорошо владеют своим языком, — сардонически заявил вместо приветствия Роккэн, ненадолго задержав взгляд на Леонсио.

     — Весьма иронично слышать это от тебя. Особенно, если ты не пытаешься привлечь меня в свой закрытый клуб по интересам, — Артемис не задумался ни на секунду, отвечая, но ощутил горячий приступ злости.

     — О нет, извини, в мой клуб не принимают прожжённых шаболд. Но если я решу открыть бордель, обязательно позову тебя на место подстилки средней цены, — Роккэн улыбнулся ему, обнажив ровные маленькие зубы, и юноша испытал щекотное желание хорошенько ударить по узкой челюсти.

     Глубоко вдохнув для собственного успокоения, Акио убрал руку Орта с собственной талии и направился к художнику, но он и не думал шевелиться, смотря на Артемиса так, словно был абсолютно уверен в собственной неприкосновенности. В самый последний момент демон остановил себя. «Бить детей — дурная затея. Его и так, похоже, слишком часто били по голове, раз выросло что-то такое. К тому же, он никогда не держал язык за зубами, но говорил что-то быстрее, чем разбирался в ситуации, — мысленно успокаивал себя эмиссар, отворяя тяжёлые двери замка и выходя к лестнице. — Это же Роккэн, Артемис! И он застал тебя в постели со своим братом. Как бы ты себя повёл, если бы нашёл кого-то в постели с Гилбертом пару лет назад? Вёл бы себя точно так же».

     — Но если ты захочешь продолжить работать за мерзкую выпивку и дешёвые трактирные комнаты, кто я такой, чтобы ограничивать тебя в этом несомненном удовольствии?

     Замерев на верхней ступени, демон прикусил изнутри щёки, держа внутри лютую обиду. Выдохнув сквозь плотно стиснутые зубы, Артемис поспешил вниз по лестнице, с особым вниманием пересчитывая ступени, смиряя тем самым кипящую ярость. Ему казалось, что ещё немного, и он непременно проучит художника, заставит его посчитать зубами эту лестницу и все, какие только есть в этом проклятом замке. Зло печатая шаг, юноша двигался по дороге к замершему возле ворот всаднику. Рурука смотрел на него с прохладным и почти что терпеливым ожиданием, однако же Акио всем своим существом чувствовал его недовольство и осуждение. Рядом с конём Миррора в узде стоял другой жеребец. Серый крапчатый тяжеловоз беспрестанно норовил укусить его, на что вороной лишь взмахивал головой и грациозно уклонялся.

     — Это тебе, — пояснил Миррор, когда Охотник приблизился. — На нём вся поклажа. Мой конь не выживет в Сечэтъ с двойной ношей на спине, а этот воспитан специально для подобных целей.

     Акио и конь смерили друг друга взглядами, чтобы затем качнуть головами, понимая, что не этого они ждали от своего спутника по путешествию. Но оба были достаточно сметливы и опытны, чтобы не жаловаться на сложившуюся ситуацию. Подойдя к коню, Артемис погладил его по бархатному носу, прикрыл глаза и прижался лбом к шее, знакомясь с тем, кто должен был привезти его к гоблинам и вернуть обратно.

     — Что за слюнтяйские нежности? — с недовольством обронил Рурука, когда Акио всё же соизволил подняться в седло и, похлопав коня по шее, пустить его шагом к воротам, ведущим с территории замка.

     — А тебе какое дело? — прохладно поинтересовался Артемис, всё же не успевший настроить себя на доброжелательный лад относительно этого человека. Да ещё и Роккэн со своей ревностью. — Как хочу, так и общаюсь с ездовыми.

     — Только со мной тон следует поменять, — мигом встал на дыбы Рурука, и Артемис со стоном закрыл лицо ладонями. — Что это значит?

     Акио не ответил. Его ждала долгая мучительная поездка с одним из самых ворчливых людей в кругу его общения. А может и не только в нём, но и в принципе среди людей. Не желая полагаться на Миррора и давать ему лишний повод для демонстрации своего превосходства, Артемис вытащил из сумки карту, которую ему вручил Леонсио со словами: «Мало ли куда вас занесёт. А этому парню я бы не доверил сопровождать тебя даже до столицы, что уж говорить про другую страну».

     — Ну и что ты её достал? — не переставал нудеть Миррор, держась рядом с Акио и, похоже, поставив себе цель доконать юношу. — Как будто знаешь, как ей пользоваться.

     — Леонсио был весьма любезен и научил меня, — с прохладной злостью бросил альбинос, избежав порыв порвать карту и забить ей собственные уши, дабы не слышать монотонное завывание коллеги. — Если ты закончил пердеть, то предлагаю тебе заткнуться, пока я не сломал тебе челюсть и не заставил замолчать на долгое время.

     К его удивлению, подействовало. Только замолчал Рурука вовсе не из-за угрозы перелома. Леонсио Орта он знал не понаслышке. И оттого обратил странный взгляд на Артемиса, а затем увёл его в сторону, стискивая поводья и впиваясь ногтями в ладони. То, что эти двое сблизились, было дурным знаком, который дипломат предпочёл бы не видеть. Он глянул на северо-запад, словно мог видеть через расстояние твердыню на острове посреди моря.

❃ ❃ ❃ 

     В Квиррсаза всегда было достаточно шумно, но сегодняшний день бил все возможные рекорды. Не так давно верховный шаман города получил письмо от Господина чернокнижников, в котором значилось, что к ним направляются дипломаты для урегулирования конфликта, произошедшего в землях лорда Макиоса. И, конечно же, выяснения обстоятельств, при которых гоблины там оказались. Следовало отдать ему должное, он не кидался угрозами, выдержал исключительно вежливый тон, хотя каждый, кто хоть сколько-нибудь знал Гилберта Найтгеста, мог осознать, насколько сильно он взбешён. И шаман Гулшгаризг понимал, что придётся применить всё своё мастерство и изворотливость, чтобы не оказаться пойманным за яйца. Кто к ним едет, он не имел ни малейшего понятия, но полагал, что вряд ли по этому делу отправили дилетанта. Уже несколько дней ему поступали донесения, что двое людей направляются в Квиррсаза, обходя стороной большие поселения, но изредка заходя в них, чтобы пополнить запасы воды. И этим утром гоблин получил ещё весть: тех людей видели в нескольких милях от города. А потому сейчас шла массовая подготовка к встрече чернокнижников. Нет, Гулшгаризг и не думал устраивать им торжественный приём и пир, но лучше было бы сделать так, чтобы они не видели рабов, которых пригнали из прииска. А то ещё чего доброго начнут давить на это. Низкорослый шаман, прихрамывая, шёл по песку, всхрапывая время от времени и морщась. Высокие деревянные стены окружали город, и из них, как из подушки для иголок, во множестве торчали колья, украшенные черепами и цепями. На некоторых ещё оставались ошмётки мяса, но их деловито объедали вороны, в огромных количествах селившиеся возле гоблинов. Эти падальщики отлично понимали друг друга. В песок были плотно воткнуты кости крупных животных, а между ними растянулись шкуры и кожа, и эти конструкции служили пустынным жителям в качестве домов. Единственный вход в город располагался на восточной стороне, и именно оттуда должны были явиться дипломаты. Воздух плавился от жара солнца, раскалённый песок жёг даже грубую шкуру на ногах гоблинов. Зима вряд ли бы добралась до Сечэтъ, но в каком-то смысле её даже ждали, чтобы стало хоть немного прохладней. Гулшгаризг, опираясь на костяной посох, зашёл в хлипкую кабину без стен, но с тонкими рейками на уровне колен. Постучав по рейкам, шаман дал сигнал гоблинам, поднимавшим кабину, и они мигом засуетились, стали поворачивать лебёдку. Цепь пришла в движение и со скрежетом, наматываясь на огромное колесо, привела механизм в действие. Вздрогнув пару раз, кабина рывками поползла вверх. Наверху было особенно жарко, но здесь хотя бы гулял ветер, принося с собой тучи песка. Когда шаман вышел на стену, патрульные мигом подорвались, побросав карты и плюнув друг в друга грогом. Смерив их бешеным взглядом, Гулшгаризг оскалил кривые клыки, клацнул ими.

     — Я вам приказал следить! — зарычал он, и череп на его посохе приоткрыл рот, пустые глазницы засветились. — Вы дрянь! Я пущу вас на новые амулеты!

     Гоблины стеснительно молчали, потупившись. Для них не было новостью такое поведение шамана. В конце концов, раз в неделю кто-нибудь шёл на поклон и не возвращался. Но для такой быстро размножающейся расы один-два гоблина ничего не значили. Отвернувшись от лентяев, Гулшгаризг подошёл к другой стороне стены и придвинул к себе устройство, закреплённое на одинокой рельсе, идущей вдоль стены. Толстая ножка вцепилась в поддержку и со скрипом сдвинулась в сторону шамана. Он потянул за ручки, торчащие в противоположные стороны, наклонил к себе рабочую часть, припал глазами к окулярам гоблинского бинокля.

     Пустыня раскинулась на многие мили вокруг. Золотые барханы — непостоянный ориентир, но жители Сечэтъ давно научились ориентироваться в своих родных краях. В отличие от тех, кто был здесь впервые и имел весьма смутное представление о том, что же творится вокруг. Кажется, что другого такого безжизненного и унылого места не сыскать, но всегда нужно знать, куда смотреть.

     Какими бы выносливыми гоблины ни были, но даже им требовалась вода. И для стороннего наблюдателя казалось, будто бы её здесь отродясь не было. Но зеленокожие твари хитро скрыли бесценные оазисы под собственными городами. Над озерцами воды строились дворцы шаманов из камней, дерева и лучшего стекла, которое здесь было повсюду. Песок пустыни отлично подходил под его изготовление, и гоблины, имеющие сильную торговую хватку и деловую жилку, мгновенно организовали поставку и продажу стекла в другие страны. Самыми частыми их покупателями стали чародеи и алхимики, которых в Талиарене было великое множество. Если же те желали добывать сам песок, то торговая коалиция гоблинских городов любезно дозволяла им начать добычу и постройку шахт, но, конечно же, за плату куда большую, чем та, что оплачивала покупку уже готового стекла. Но это, как правило, окупало себя для тех, кто шёл на этот риск, приезжая в Сечэтъ с людьми и материалами. В конце концов, они вставали лагерем неподалёку от городов гоблинов, получая там воду и припасы раз в несколько дней.

     Изначально насчитывалось десять городов, входящих в торговую коалицию, и одним из них был Квиррсаза. Именно они имели под своими дворцами живые, настоящие оазисы, из которых черпали жидкую жизнь. Но когда несколько источников иссякло, гоблинам пришлось пойти на риск и пригласить в свои владения элементалистов Первородной волны, дабы те восстановили их озёра. После они пошли ещё дальше и наняли немало магов для создания новых искусственных оазисов. Понимая, что на этом можно прилично заработать, маги стихий никогда не делали так, чтобы вода самостоятельно устремлялась к гоблинам, и время от времени те снова присылали приглашение в свои города. И уже многие столетия и даже тысячелетия гоблины могли найти путь из одного поселения в другое благодаря тонким прерывистым тропам из колючей, жёсткой травы, высовывающей свои макушки из-под песка над теми местами, где протекала вода. От города к городу тянулись они, но не зная наверняка, никогда не догадаешься.

     Пройдясь взглядом по видимой пустынной местности, Гулшгаризг уже собрался отойти от бинокля, но тут же прижался к нему обратно. На хребте бархана показалось два всадника. Укутанные в светлые хлопковые одежды, они о чём-то переговаривались, о чём говорили быстрые жесты, вздымающие полы длинной одежды не хуже ветра. Лица их, головы, шеи и плечи были укрыты куфиями. Несмотря на светлые ткани, Гулшгаризг понял, что дипломаты прибыли. К тому же, прикреплённые к седельным сумкам чёрные плащи вились по ветру, как флаги. Договорившись о чём-то, они направили коней прямиком к Квиррсаза.

     — Поднимай ворота! — отдал приказ шаман, и поковылял обратно к лифту, быстро перебирая кривыми ногами.

     Когда он спустился, миротворцы уже въехали в город и спешились. Тот, что повыше, обернулся к шаману и резким жестом приветствия стукнул себя в грудь:

     — Рагха, Гулшгаризг. Вырш наз груэлз дорж Шогэрз варзшолохз. *

     Шаман довольно хрюкнул, услышав хорошо поставленную речь от чужака. Он лениво хлопнул себя в грудь и махнул:

     — Рагха, чернокнижники. Вы гости, можете говорить своим языком.

     Высокий кивнул, повёл коня вслед за гоблином. Второй сохранял молчание, вышагивая рядом. Артемис с любопытством осматривался из-под обода куфии, что отбрасывала тень на его глаза. Гоблины шныряли под ногами высокого альбиноса, не боясь быть затоптанными.

     Вид непривычных построек из костей, шкур и кожи радовал его взгляд, а кипящая вокруг жизнь заражала нетерпением. Жители города вели бойкую торговлю, перетаскивали огромные меха, наполненные водой, кто-то точил рыболовные копья. На гостей они бросали косые взгляды и с ворчанием отворачивались. Путь их лежал к приземистому, но длинному и широкому зданию из белого обтёсанного камня с бревенчатыми пристройками. Возле него шаман свистнул, и несколько гоблинов подкатилось к ним, требовательно протянув руки к поводьям. Тяжеловоз Акио дёрнул головой, посмотрел на хозяина с мольбой. Демон ласково потрепал его по гриве:

     — Тише, мальчик. Всё хорошо. Я скоро вернусь.

     Совсем по-человечески вздохнув, конь склонил голову и позволил себя увести, а скакун Руруки гордо перешагнул через служек и сам потрусил вслед за первым. Закинув на плечо сумки, чернокнижники стали подниматься по широким невысоким ступеням, стараясь не наступить на шамана.

     — Вы будете отдыхать или сразу к делу? — спросил Гулшгаризг, напрягая собственное горло для непривычного, чуждого наречия.

     — Нам нужно передохнуть перед такой важной беседой, — держал слово Артемис. — Мы были в пути почти две недели и порядком устали. Сечэтъ неблагосклонна к странникам. Но на окраинах уже царит зима. Скоро снег доберётся и до ваших владений.

     — Нас это не пугает. Мы готовы к белой земле и жгучему холоду, — Гулшгаризг оскалился в ухмылке.

     Низкие потолки причиняли понятную долю неудобства что Акио, что Миррору. Им приходилось идти, склонив головы, чтобы не врезаться в балки или свисающие с них скелеты. В полы возле стен были воткнуты факелы, источающие густой дым и неровный рыжий свет. В узкие отверстия в стенах дым выветривался наружу, но всё равно местами белый камень был покрыт налётом копоти и сажи. Вместо дверей служили шкуры, заслоняющие собой проёмы. Отодвинув одну из них в сторону, Гулшгаризг прошёл в комнату, отведённую для чернокнижников. Аскетичная обстановка, лишённая роскоши и всех остальных удобств, оставляла желать лучшего: в одном углу были во множестве накиданы шкуры, служившие постелью для гостей; посреди же комнаты в полу было углубление, в котором сейчас тлели угли, а рядом стоял массивный котёл, покамест пустой и невостребованный; под окном высилась гора колотых дров и щепок для огня, и из одного чурбана угрожающе торчала кочерга с сомнительными бурыми пятнами на рукоятке. Из проёма, завешенного такой же шкурой, доносился вой и рычание пустынных волков, которых использовали и в качестве транспорта, и для охоты. Прямо возле апартаментов дипломатов были загоны для этих кровожадных зверей. Иногда их натравливали друг на друга и делали ставки, набивая себе тем самым карманы. Из двора несло дымом со странными и не слишком приятными благовониями. Оглядевшись, Акио с наслаждением размотал куфию, повесив её себе на плечи и тряхнув головой. Лента послушно размоталась, и пучок, державшийся на затылке юноши, мигом обратился волной гладких белоснежных волос, упавших до середины спины. Гоблину он не слишком понравился: наверняка на палящем пустынном солнце он бы стал похож на слепящую белоснежную звезду, свет которых они так не любили. А ещё его внешность выдавала в нём чёртового демона Акио. Эти хитровыдолбанные альбиносы были, пожалуй, хуже клана Дшивузаррха, вырезая для развлечения кучу народа. А вот второй казался ему смутно знакомым. Где-то он видел этот типаж, вот только где, память его молчала.

     — Сегодня вечером праздник охоты. Будьте осторожны и внимательны. В эту ночь гоблины особенно любят веселиться, — предупредил их Гулшгаризг, недобро улыбнувшись и выйдя вон. Уже из коридора до них донеслись другие слова: — Следующим вечером начнём разговоры.

     Миррор и Артемис перекинулись взглядами и пожали плечами, после чего скинули сумки и без слов повалились на кровать, вытянув ноги. Они долго молчали, пока Рурука не повернулся к юноше, поднявшись на локте.

     — Как будешь действовать? — негромко спросил он, глядя на профиль эмиссара. Глаза его были закрыты.

     — Схожу на их праздник. Послушаю, что говорят. Возможно, что-то узнаю. Кто-то обязательно проговорится.

     — Главное, чтобы тебя не сочли шпионом, — подметил чернокнижник, выдыхая с какой-то тяжкой усталостью. — Иначе начнётся свистопляска. К тому же, не по вкусу мне то, что сказал шаман. Как будто он тянет изо всех сил, отдаляет начало беседы.

     — Вот и узнаем, отчего так.

     Акио распахнул накидку, застонал от жары и стёр с лица капли пота. Эта поездка уже доконала его ужасно, а ведь ещё даже не начались непосредственно дебаты. Всю дорогу от Чёрного замка дипломаты до хрипоты спорили о том, что именно говорить верховному шаману. Он был любимцем Короля гоблинов, знал всё, что было у того на уме. Но как это из него выбить, оставалось тайной. А потому дипломаты решили, что один из них попытается узнать что-то из города, а не из гоблинов. Когда они пересекали последнюю лесную полосу, уже припорошённую снегом, нашли следы: целую вереницу отпечатков волчьих лап и человеческих ног. Изредка встречались следы плоских широких ступней с массивными когтями. И потому первая мысль была ясна: здесь перегоняли рабов. Но на первый взгляд их здесь не было. Однако оба чернокнижника понимали, что доказательства не будут лежать на поверхности.

❃ ❃ ❃ 

     Гвалт стоял тот ещё. По всему Квиррсаза полыхали огромные костры, и возле них было тепло, хотя ночью в Сечэтъ царствовал нестерпимый холод. Выпущенные волки носились вокруг них, перемахивали через пламя и выли на множество голосов. Свистели копья, вонзаясь в песок, грохотали по бочкам кружки, и в общем шуме слышался тонкое, едва различимое ржание, больше похожее на блеянье. Взгляд лихорадочно забегал по шатрам, кострам и сборищам. Над огнём жарилось нечто, отдалённо напоминающее собой человека. Рядом на вертеле исходило жиром несколько десятков гигантских рыбин. Откуда исходит этот дикий звук, демон не понимал, но шёл на него, как на зов. Один из волков не смог перепрыгнуть пламя, занялся огнём весело и с треском. Зеленокожие карлики долго не думали и тут же бросили в него несколько копий. Животина издохла почти сразу. Тут уже гоблины как с цепи сорвались, начиная подгонять своих гончих, почти заталкивая в огонь. Кто-то и сам в него угодил, и его постигла та же участь, что и неловкого зверя. Ржание повторилось, стало почти отчаянным, и Артемис разглядел, как один из гоблинов тянет к огню крохотного жеребёнка. Золотистый, но перепачканный кровью и навозом, со свалявшейся шерстью, он едва переставлял тонкие ноги, но сопротивлялся гоблину. Акио рванулся к ним наперерез, расталкивая гоблинов. Те возмущённо орали вслед, грозились на своём хриплом наречии всеми возможными пытками. Но Охотник не слушал их. Гоблин поднял жеребёнка в воздух, и тот отчаянно забился, захрипел, замотал головой с маленьким рогом, торчащим изо лба. Не обращая внимания на истерику перепуганного животного, карлик бросил его в огонь. Артемис отпихнул тварь в сторону и из последних сил направил за жеребёнком стремительные тени. У самых пляшущих языков костра они обняли тщедушное тельце, не дав ему загореться. Толпа взвыла от негодования, копья загрохотали друг о друга. Притянув к себе неудавшуюся жертву, Артемис ласково обнял единорога, принимаясь гладить его по спине и бокам, ходящим ходуном. Демон чувствовал, как истерично колотится сердце в груди жеребёнка, как он, не понимая, что происходит, предпринимает попытки вырваться и сбежать.

     — Тише, малыш, тише, я не обижу, — зашептал юноша, укрывая его плащом. — Дыши глубже, всё уже в порядке.

     Шевельнув порванным ухом, единорог поглядел на него из-под полы огромными зелёными глазами, полными искорок магии. Альбинос улыбнулся.

     — Грылшаз прусдош трашэлхз! *

     — Сурроуз грылшазх рус сылдошхз! *

     Это полные негодования и ярости вопли доносились отовсюду, и гоблины постепенно взяли дипломата в круг, похоже, успев позабыть о том, что зимой подобное не дозволяется. Тот медленно поднялся, окинул взглядом свару и с вызовом и насмешкой произнёс:

     — Грылшаз кронво зыршуд Сечэтъ. Грылшаз наз чаркхоз варзшолохз! *

     Разом утихли все разговоры, и Охотник, осторожно подталкивая единорога, вывел его через расступающихся гоблинов, не опуская на них гневный взгляд. Услышанного было достаточно. В Квиррсаза были рабы. Оставалось лишь понять, действительно ли они прибыли из земель близ реки Бофу.

❃ ❃ ❃ 

     С моря задувал промозглый ветер, с силой бился в ставни и дребезжал стёклами. В замке царило затишье перед могучей бурей, готовой разразиться с минуты на минуту. Женщина в алой шёлковой рубашке стояла подле окна, наблюдая за бьющимися о камни вдалеке волнами. Она доподлинно знала, что на другом берегу Бурного моря сейчас идёт обширная рыбная ловля, знала она также, что надо выждать подходящий момент, а это у неё получалось великолепно. Со дня на день гоблины будут праздновать День охоты, и он как нельзя лучше подойдёт, чтобы убрать с доски лишние фигуры. Фигуры, возомнившие себя чересчур важными в игре, которая им была не по зубам. Взяв с подоконника плащ, она плотно укуталась в него, покинула апартаменты и неторопливо двинулась по коридору. Гулкое эхо разносило стук каблуков, заранее предупреждая о её приближении. Но здесь, в этих стенах, что принадлежали ей от и до, это скорее нежило её самолюбие. К ступеням, ведущим из замка, ей подвели её лошадь, заранее осёдланную, откормленную и ухоженную, готовую к стремительному броску через подземный ход. Вскочив в седло, она поддала пятками под бока лошади, отправив её прочь от горделивой твердыни, возвысившей свои башни посреди одинокого острова. Дорога для торговых караванов уводила сквозь густой лес вниз, к морю, но путь женщины лежал вовсе не к пристани, а западнее, туда, где среди каменных глыб распахнул челюсти мрачный зев спуска в Нижний мир. Пологий спуск уводил под бурные воды, а затем начинал вихлять, как заяц, спасающийся от собак. Тупики, бездонные пропасти и крутые подъёмы, наполненные шелестом вод, изрыли земную твердь, и если бы не колоссальные магические затраты, всё бы давно обрушилось в бездну. Карманный светляк парил в нескольких метрах над головой всадницы, освещая мрачные подземелья, давая разобрать дорогу и найти нужный путь. Она столько раз преодолевала его, что, пожалуй, могла бы править и с закрытыми глазами, но лишний риск не всегда был оправданным, в отличие от того, на который она шла сейчас.

     Сколь разительна была разница между тем местом, откуда она прибыла, и тем, куда явилась, выведя лошадь из подземелий на закатные лучи солнца. Всего в нескольких десятках миль отсюда властвовала зима, схватившая снегом остров, а здесь лишь начинало холодать, но даже это не смягчало жар пустыни. На западе, где каменистый крутой берег сменялся пологим песчаным, сновали крохотные шустрые лодки гоблинов, и воздух над водой полнился их хриплым улюлюканьем. Они метали копья, мастерски пронзая ими толстых ленивых рыбин, тут же и вытаскивая из воды, не сбавляя скорости, бросали их в корзины, а затем начинали охоту за новой жертвой. Несколько карликов прохаживалось по берегу, следя за происходящим, чтобы никто не украл у другого дичь, время от времени покрикивая на них и щёлкая кнутами. Женщина притормозила, пустила взмыленную лошадь шагом и спешилась. На неё стали оборачиваться с сомнением и недоверием на уродливых вытянутых зеленокожих мордах. Ходили слухи, что когда-то они произошли от помеси эльфов и болотников, но подтверждения тому найдено не было, но иногда подобные мысли забредали в голову сами по себе.

     — Рагха, — сухо бросила она, останавливаясь возле самого крупного гоблина, кожаная куртка которого была богато увешана костями, отчего он напоминал ходячую погремушку. — У меня срочное послание. Передайте его шаману Квиррсаза.

     — С чего бы? — огрызнулась тварь, хватаясь за копьё, но женщина даже бровью не повела, глядя на карлика настолько сверху-вниз, что это даже приличным назвать было трудно.

     — С того, что у вас под носом происходит саботаж. Но если вы не хотите способствовать межфракционным отношениям, я сама доставлю его.

     — Какой саботаж? Ты чего несёшь, баба? — гоблин насторожился, опустил копьё на несколько сантиметров.

     — К вашему шаману отправили дипломатов. Поглядите, что они делают.

     Она протянула несколько вскрытых писем, терпеливо дождалась, пока гоблин с трудом прочитает написанное и осознает. Затем он зарычал, махнул копьём и рявкнул:

     — Дашзаян! Рус груэлз Квиррсаза! *

     Гоблины тут же направили лодчонки к берегу, споро высадились, взвалили их себе на спины и посеменили вслед за предводителем к разлёгшимся неподалёку волкам, связанным между собой для того, чтобы тащить упряжь. Лодки опрокинули рядом с ними, крепко поставив на днища. Пустынные жители по двое забрались внутрь, стегнули кнутами и устремились прочь. Женщина улыбнулась даже с сочувствием. Пусть гоблины и умели торговать, но большинство из них были круглыми идиотами. Развернувшись, она повела лошадь обратно. Теперь оставалось лишь расположиться в удобнейшем кресле с бокалом вина и ждать развязку.

❃ ❃ ❃ 

     Круглый Зал духов куда как отличался от иных помещений в гоблинском дворце. Высокий купольный потолок терялся в темноте, но даже отсюда был виден блеск драгоценных камней в глазницах черепов и их золотые челюсти. Вместо одного костра в центре горело шесть по всему периметру, и силуэт шамана в ритуальной одежде казался особенно угрожающим, потусторонним. Какой магией владеют гоблины, Артемис не имел ни малейшего понятия, но полагал, что это как-то да связано со всем тем количеством костей, что встречались здесь на каждом шагу. Они с Рурукой явились по приглашению хромоного служки, прибежавшего к ним около часа назад. Рядом с демоном крутился слегка оживившийся и отмытый единорог. Жеребёнок беспрестанно бодал альбиноса под колени, весело фыркал и гарцевал вокруг, оглашая безмолвный зал цокотом копыт. На это приобретение Миррор отреагировал крайне отрицательно, едва не взорвавшись от возмущения. К тому моменту животное всё ещё было грязным, как чёрт, шугалось и едва двигалось. Но Акио не слушал увещевания Руруки, настаивавшего на том, чтобы вернуть ритуальную жертву гоблинам. Юноша лично отвёл его в купальню, отмыл, тщательно осмотрел на предмет повреждений и максимально осторожно подлечил раны и ссадины с помощью того объёма знаний об искусстве жреца, что был ему известен. Под конец процедур жеребёнок оживился и даже несколько раз приласкался к заботливым рукам. Затем Артемис отвёл его на гостевую конюшню, где позволил тому поесть. Тяжеловоз Акио поглядел на конкурента сперва неодобрительно, затем благосклонно фыркнул и пожевал золотистую гриву. Единорог тут же радостно сунулся ему под живот, принимаясь изучать его губами, вызвав возмущённое ржание взрослого коня и приступ заливистого хохота демона.

     Оставлять его там Артемис не стал, дождался, пока малыш наестся, напьётся и справит свои дела, и после этого увёл в гостевые апартаменты. А когда они ложились спать, Рурука недовольно зарычал, когда жеребчик с фырканьем залез к ним и сунулся под одеяло. Демон же наоборот едва не пищал от восторга, когда это милейшее создание жалось к нему тёплым боком. Вот и сейчас откормленный, полный сил единорог немного поскакал по залу, едва не опрокинув все подставки для древесины, а потом устроился рядом со спасителем и уложил голову ему на колени, глядя хитро и внимательно. Смотря на это чудо природы, Акио ощущал робкие счастье и нежность, не радовавшие своими посещениями его душу. Миррор оставался непреклонен, кривился, и гримасы у него менялись чаще, чем то казалось допустимым. Гулшгаризг же смотрел на них гневно, раздувал и без того огромные ноздри, готовый разразиться проклятиями. Эльфийские единороги, особенно золотые, считались у их расы воплощением лучшей добычи из всех, а потому отдать их огню и тем самым умилостивить Хранителя кубка, было целью Дня охоты. В этом году найти взрослого единорога не получилось, но даже этот мелкий мог бы стать достойной платой яростному богу. А тут этот демон вмешался в естественный порядок вещей, зачем-то спас нерадивую лошадь. Ещё и сидит с таким видом, словно сделал какое-то важнейшее дело!

     Прежде чем начался разговор, слуги втащили громоздкий стол, уставленный блюдами из блестящего золота, до краёв наполненных снедью. В одной глубокой чаше лежали толстые жареные рыбы, в другой сомнительного вида золотистые лепёшки, предположительно бывшие хлебом, но что это такое на самом деле, Артемис старался не думать. По множеству золотых кубков был разлит грог, и Акио с Рурукой переглянулись. У обоих в головах ясно звучал голос Господина чернокнижников, запретившего пить с жителями пустынь. Но ведь разговор тогда шёл о пьянках, а не о паре бокалах за деловой беседой, долженствующей спасти судьбы двух фракций. Судя по довольным физиономиям дипломатов, подумали они об одном и том же, потому как подмигнули друг другу незаметно для шамана. Когда приготовления к приёму были завершены, а слуги покинули Зал духов, Гулшгаризг пошевелился на своём постаменте.

     — Рагха, чернокнижники, — глухим голосом поприветствовал их гоблин, не спускаясь со своего каменного трона в виде распахнутой волчьей пасти, украшенной резцом весьма искусно. Посох стоял рядом, и глазницы черепа с алыми крупными рубинами смотрели прямо на дипломатов.

     — Рагха, шаман, — на удивление покладисто и вежливо произнёс Артемис, склонив голову на пару секунд. — Полагаю, мы готовы приступить к тому, ради чего сюда явились. — И тут лицо его приобрело совершенно хитрющий вид, он покосился на своего спутника, лукаво улыбнулся. — Но я раскаиваюсь, что мы не соблюли некоторые приличия и не назвали собственные имена, а потому спешу исправить положение. Позвольте представиться мне и моему коллеге. Артемис Акио Второй, маг и дипломат Господина чернокнижников.

     Его полный ликования взгляд перешёл на слегка побелевшего Миррора, который стиснул зубы и уничижительно посмотрел на альбиноса. Губы его сложились в беззвучном, но крайне заковыристом ругательстве. Вздохнув, юноша поднялся, выпрямился с весьма статным видом, набрал воздух в грудь.

     — Рурука…

     А в тот момент, когда уже начал произносить фамилию, стол внезапно содрогнулся, едва не подпрыгнул, и блюдо, наполненное симпатичными фруктами, с грохотом рухнуло на пол, перекрыв тем самым голос молодого мужчины. Артемис посмотрел на него без малого изумлённо, удивившись тем сильнее, что Рурука разделял его эмоции абсолютно. Гоблин поглядел на них с недовольством, постучал посохом, и в зал вбежал служка, тут же взявшись за уборку. Сочные плоды лопнули от встречи с полом, и сладкая липкая мякоть заляпала плиты. Неловкое молчание затянулось, и Охотник с недовольством взял бокал, осторожно отпил горячий ром, прикрыл глаза:

     — Хотелось бы разобрать ситуацию и решить проблему как можно скорее. В конце концов, кто, как не мы с вами, понимает суть явления «время — деньги»?

     Гулшгаризг посмотрел на него крайне неодобрительно. Пусть маги гоблинов и считались теми, кто должен вести политические беседы наравне с Королём, но и они, и он сам далеко не были теми вежливыми и изысканными дипломатами, каких привыкли видеть на подобных мероприятиях. Они даже не пытались делать вид, что настроены дружелюбно, совершенно не изменяя своей натуре. В какой-то мере их открытая враждебность развязывала руки иным миротворцам, давая тем самым возможность придать своей фракции как можно более невинный вид: «А мы чего, мы ничего, это они чего, а мы ничего».

     — Продолжай, чаркхоз, — раздражённо поторопил его Гулшгаризг, постукивая жёлтыми когтями по подлокотникам трона.

     — При прошлой поездке для обновления договора с лордом Макиосом Вердже дипломатами было выявлено, что гоблины нарушили наши границы, устроили вторжение. Пусть и не крупномасштабное, но преступление имело место быть. Суть не в столкновениях с непосредственно магами или патрульными фракции, а в нелегитимной приватизации пограничных земель, располагающихся в совершенно иной стороне, чем территории гоблинов, с целью присвоения золотоносной шахты и рабочей силы в виде рабов. Мирный договор с вами у нас должен был длиться ещё как минимум семь десятков лет, и в нём значится, что доступ к нашим ресурсам предоставляется вам исключительно через согласование с Господином чернокнижников. Но, как вы понимаете, никакого согласования не произошло. Более того, вы прибегли к шантажу и магическому сокрытию собственного присутствия в землях лорда, а также перехвату писем и гонцов. Множество беженцев могли бы подтвердить ваши действия, и потому ситуация приобретает достаточно плачевный оборот для вас. — Охотник не стал размениваться на лишние любезности и изложил всё, как на духу. Враньё было нужно в тех случаях, когда обе стороны догадывались о ситуации оппонента, но не знали всего наверняка. А сейчас Артемис ясно дал понять, что он в курсе если не всего, то достаточно многих вещей, случившихся в землях Вердже. Ко всему прочему, с гоблинами не следовало сюсюкаться лишний раз. Да, у шамана достаточно власти и наглости, чтобы напасть на них здесь и сейчас, устроив засаду на обратном пути, что угодно. Однако же следовало донести до него, что львиная доля влияния на континенте принадлежит чернокнижникам не просто так. — Должен сказать, Господин чернокнижников был неприятно удивлён подобным актом агрессии с вашей стороны, потому как ждали мы нападение вовсе не от вас. Клан Дшивузаррха, находившийся в землях лорда, осуществлял все эти действия, и подтвердил свою связь с Макиосом. Нам известно, что Квиррсаза считается домом Дшивузаррха, а потому мы и явились в этот город. И именно поэтому сейчас беседуем с вами. Что будем решать, шаман?

     Гулшгаризг оскалился, недовольно хрюкнул, и Акио спешно сделал ещё глоток грога, Рурука присоединился к нему, сохраняя молчание. Ему казалось, что покамест Охотник неплохо справляется с тем, для чего сюда явился, и его вмешательство не требуется. В конце концов, не маленький мальчик, может о себе позаботиться. А в крайнем случае он сам подскажет, если что-то пойдёт не так.

     — А что вы хотите решать, варзшолохз? Вы не смогли уследить за своей землёй, прозевали шахту. А теперь что-то решать? Это не так делается, — скривился гоблин, подавшись вперёд, пристально смотря на чернокнижников. — С чего бы нам отвечать за вашу слабость и глупость? К тому же, сдаётся мне, что ваш землевладелец поплатился за содеянное.

     — Отношения внутри нашей фракции останутся нашим делом, — отрубил Акио, не дав гоблину развить эту тему и вытащить из этого какую-то выгоду. Помолчав, он взял вилку, подцепил кусок рыбы, отправил в рот, про себя едва не икнув от количества жира, выделившегося из неё. Запив это дело алкоголем, он продолжил: — Вопрос остаётся открытым. Даже если вы и заметили брешь, то разве вам не выгодней было бы пробить новую ближе к вашим территориям? Восток реки Бофу — дальние, недружелюбные земли.

     — А какое вам дело до того, почему? — огрызнулся Гулшгаризг. Он не присоединился к трапезе, что заставило Руруку усомниться в качестве и безопасности пищи. Он смотрел на Акио с любопытством, про себя подсчитывая, когда тот начнёт корчиться в агонии, если в еду добавили яд. — Пусть между нами и был подписан договор, мы не подчиняемся варзшолохзх. Народ Сечэтъ никому не подчиняется.

     — Но народ Сечэтъ должен понимать, что с ним станет, если на этот неприятный инцидент не закроют глаза, — с улыбкой, почти вкрадчиво, но угрожающе произнёс Артемис, сощурившись. — Мой долг сообщить вам, шаман, что мой Повелитель не спустит с рук такое явное посягательство на его собственность. Быть может, вы желаете беседовать с господином Найтгестом лично? Уверяю вас, он с удовольствием посетит Квиррсаза и полюбуется на местные красоты.

     — Не стоит, — мрачно буркнул гоблин, слегка сжавшись. О Кровопийце в их стране ходило достаточно историй, и чаще их рассказывали в ночи, запугивая молодняк. Лишний раз подтверждать истинность этого кошмара в чёрном плаще совершенно не хотелось. — Мы с вами справимся самостоятельно без вмешательства наших хозяев.

     — Именно это мне и нужно, — кивнул Акио, улыбнувшись уже мягче и рискнув съесть ещё рыбы. — Должен вам напомнить, шаман, что клан Дшивузаррха пленил множество свободных людей, находящихся под защитой лорда Вердже.

     — Лорд мёртв, — взъелся Гулшгаризг, снова грохнув посохом, и чернокнижники обменялись взглядами.

     — У него был наследник, господин Нокиос, который примет правление в течение следующих двух месяцев, ещё до того, как начнёт сходить снег. Его инаугурация состоится в Чёрном замке, и у вас будет шанс лично воздать ему почести, а также предоставить документы на людей и шахту. — Охотник закинул ногу на ногу, и единорог зафыркал, пихнул его рогом в рёбра, но юноша мягко отпихнул его в сторону, чтобы не мешал пока что. — К тому же, на этом торжестве будут присутствовать другие представители знатных родов, лорды и дипломаты чернокнижников. И, конечно, сам Повелитель. На мой взгляд, лучше не придумаешь, чтобы официально заключить новое перемирие, которое бы устроило нас всех. Но об условиях следует договориться здесь и сейчас, чтобы потом представить всё иным представителям власти и политики в лучшем свете. Как вы на это смотрите, шаман?

     Гоблин молчал, зло жуя щёки и губы, мечтая оторвать белую голову дипломата и сожрать вместе с мозгами и глазами. Но удержался, вспоминая наставления своего Короля, присланные с письмом. Быть с чернокнижниками вежливей, аккуратней, усыпить их бдительность. Но Гулшгаризга напрягал второй дипломат, не проронивший ни слова: он сидел рядом с Акио, молча отпивал из своего кубка, не сводил с шамана взгляда и едва различимо улыбался. Вот такие гоблина бесили больше всего. От них никогда не знаешь, чего ждать, как с ними быть. С них станется в самый неожиданный момент поставить подножку, подлить в вино яд, а ещё… гоблин вздрогнул. А если этот, второй, вовсе не дипломат, а шпион, который явился вовсе не за перемирием, а за сведениями? Нет, даже такие изворотливые твари, как чернокнижники, не пошли бы на подобную низость. Да и что они могут здесь разнюхать? Рабы надёжно спрятаны, и самый скользкий тип не сможет их найти, равно как и соглашение, подписанное Макиосом под угрозами и пытками. Конечно, лорд и без того был безумен, но понимал, что с ним сделают, если он пойдёт на такое откровенное предательство. Кто бы ни убил его, но он сослужил хорошую службу гоблинам. Но вот то, каким его обнаружили Дшивузаррха, наводило на мысль о том, что прикончил старика никто иной, как Акио.

     — Договоримся, — буркнул шаман, вставая с трона и подходя уже к столу, за которым устроились дипломаты. Они немного оживились, отодвинули блюда, явно собираясь разложить бумаги. — Но вот, что я скажу. Хоть что-то пойдёт не так, и мы нападём. Сразу. Без предупреждений.

     — Впрочем… — с весомым значением протянул Охотник, не договорив, но и так было ясно, что за его молчанием значилось: «как и всегда». Он безразлично пожал плечами, тряхнул головой, отбросив с плеч тяжёлую гриву белоснежных волос. — Вопрос лишь в том, готовы ли вы, шаман, к войне с нами. Я не ставлю под сомнение вашу силу, но если вы смогли захватить крохотный городок без защиты, это ещё ни о чём не говорит.

     — Полегче, — мысленно одёрнул его Миррор, но не посмотрел в их сторону, донельзя увлечённый грогом. — К чему подзуживать его к нападению?

     — Они ничем не смогут нам навредить, — уверенно откликнулся Артемис, про себя ухмыляясь. Взгляд его стал жестоким, едким. А затем заговорил вслух: — Итак, нам есть, что предложить…

❃ ❃ ❃ 

     Шаман закрыл двери Зала духов, вернулся на свой трон и нахмурился, уставившись в пол. Дипломаты вывели достаточно приличные условия, которые могли бы устроить всех, но над городом занимался рассвет, они просидели здесь весь день и всю ночь, спорили и препирались, договаривались, меняли решение, а потому пришли к выводу, что вечером вновь встретятся, чтобы довести всё до логичного завершения. Со стороны тёмных магов поступило предложение обменять рабов на золотую шахту, что располагалась на северо-западе их владений, а за отдельную плату (пожалуй, куда как приличную) выторговали себе обратно земли Вердже. Во многом Гулшгаризгу пришлось пойти на уступки, а Охотник не гнушался использовать деликатные угрозы, касавшиеся сил, доступных их фракции. Не то чтобы это пугало шамана, но всё же… всё же он не понаслышке знал, на что они способны, если их разозлить.

     Но у него была иная цель. Вовсе не перемирие или выгоды интересовали Гулшгаризга. Король ясно дал ему понять, чтобы максимально тянул время, позволяя гоблинам добыть как можно больше золота, внедриться дальше на территории чернокнижников и укрепиться там для нанесения удара. Он должен был задержать дипломатов у себя, сделать всё возможное, чтобы они как можно дольше не покидали Сечэтъ и не донесли Кровопийце об успешном завершении миссии. Этот вампир непременно бы послал своих подчинённых, чтобы они убедились в том, что гоблины покидают территорию Вердже. А это им было совершенно не нужно. По крайней мере сейчас. Они ждали достаточно долго, чтобы начать действовать.

     — Рагха, Гулшгаризг! — когда без стука влетело несколько гонцов в пыли и песке, всё ещё с повязками на лицах, шаман подскочил, удивлённо и зло смерив их взглядом.

     — Идиоты! Кто разрешал?! — рявкнул он, схватив посох, и глазницы черепа засияли, распахнулась пасть, издав рычание.

     — Срочное донесение! — глава охотничьей группы, которая добывала рыбу в Бурном море, рухнул на колени, уткнувшись лбом в пол так, что приплюснул длинный крючковатый нос. — Срочнейшее! Срочнее нет!

     — Что у вас? — уже не столь враждебно буркнул шаман, развалившись на троне.

     Гоблин подорвался, подбежал к нему и дрожащими лапами поднёс завёрнутые в кожу свитки. Гулшгаризг, испытывая нечто странное между нетерпением и опаской, принял письма, развернул одно, быстро пробежал глазами. Встряхнул лысой головой, покрытой шрамированием, стал читать внимательней, почти поднеся свиток к морде. Перечитав строки несколько раз, он взялся за следующее послание. С каждым словом глаза его наливались кровью, а самого его трясло от гнева и ликования разом.

     — В Угольную комнату их! Сей же час! — завопил он, вскочив на сидении трона и тряся письмами над головой. — В Угольную!

❃ ❃ ❃ 

     Когда раздался топот ног, они не придали этому значения. В конце концов, гоблины часто носились мимо, как в задницу ужаленные. Полупьяные, они разлеглись прямо на полу, стащив на него одно из одеял, развалились. Акио тихо посмеивался и бормотал себе под нос нечто неразборчивое, а Рурука смотрел на это с едва заметной улыбкой, всё ещё надеясь, что сможет вкусить запретный плод и при этом не сломать челюсть. Единорог дремал, уложив голову на колени к демону, но он первым почувствовал неладное и вздрогнул, встрепенулся, вздёрнув уши.

     — Я гляжу, ты в отличном духе, — негромко произнёс Миррор, приподнявшись на локте и чуть придвинувшись к Акио. Тот поглядел на него осоловело и с улыбкой. — Неплохо…

     Шкура с проёма слетела в два счёта, а в комнату влетело несколько металлических шариков, которые, едва коснувшись пола или стен, раскрылись, выпустив клубы густого дыма. Несмотря на не совсем трезвое состояние, первым отреагировал Охотник, закрыв лицо подолом плаща и вжавшись в одеяло, чтобы минимально вдохнуть отраву. Рурука был не столь стремителен, а потому глаза его заслезились, он стал задыхаться. Гоблины вбежали целой оравой, заняв собой абсолютно всё пространство вокруг. Они рычали, вопили, потрясая булавами, несколько из них пнули повалившихся дипломатов, готовые забить их на месте, но благоразумно не сделали этого. Акио накрыл своим телом единорога, намотав на его голову собственный плащ. Первые несколько секунд жеребёнок выдирался и дёргался, но затем замер, смекнув, что к чему. Что орут карлики, демон разобрать не мог. От ядовитого газа сознание его поплыло окончательно, и он из последних сил цеплялся за реальность, в то время как Миррор рядом уже отключился, и теперь тело его крутили судороги. Гоблины волоком потащили их вон из комнаты, выкрикивая только одно слово: «Лурхзарзк». А вот что значит это, он понимал прекрасно. Шпион. Их обвинили в шпионаже. А более тяжкого преступления в политическом мире, пожалуй, было не сыскать, не считая незаконного вхождения в правление чем бы то ни было. Акио бросило в ледяной пот. Это было последнее ощущение, которое коснулось его тела перед тем, как его окутала непроглядная тьма.

     Угольная комната называлась так, потому как иначе назвать её язык не поворачивался. Расположенная глубоко под землёй, она предназначалась для сильно провинившихся. Пожалуй, чтобы угодить в неё, следовало весьма разозлить шамана города и сделать всё, чтобы потом до конца жизни жалеть о принятом решении. Пол её был сделан из тесно переплетённых металлических прутьев, под которыми непрерывно горел огонь, разогревая мелкие угли, усыпающие решётку. Конечно, они были не повсюду, да и, казалось бы, какая мелочь — крохотные неровные кубики не больше двух дюймов. Но стоит им истлеть и исчезнуть, как потолок, сделанный точно так же, как и пол, расходится, опускается, разделяясь на две части, и из образовавшегося отверстия падает ещё раскалённый уголь, который туда закидывают прямо из печи. Дни, когда Угольная комната наполнялась жаром, считались и прекрасными, и пугающими для гоблинов. С одной стороны это значило, что кто-то будет страдать, страдать жестоко и долго, пока не скончается или пока шаман не примет решение об освобождении (чего, конечно же, никогда не бывало), а с другой это лишний раз напоминало им о том, что каждый может угодить в эту неприятную ситуацию.

     Первое, что ощутил Артемис, когда сознание его пробудилось от глубокого сна, нестерпимую боль. Жар, обжигающий его тело с той стороны, где оно прикасалось к поверхности под ним. Второе чувство вызвало первый приступ липкого страха: он ничего не видел. Плотный кожаный чехол прилегал к лицу и голове, закрывая волосы, уши, шею и лишь узкие прорези на нём позволяли дышать. Но не видеть. Второе вызвало в нём приступ панической атаки. Руки его были заломаны за спину и по всей длине скованы чем-то, что причиняло нестерпимую муку. Его тошнило, голова раскалывалась от этого на части. Воздух был наполнен дымом. Против воли грудь юноши судорожно затрепетала, заходила ходуном от невозможности вдохнуть и выдохнуть, а из горла его вырвался стон. Где-то неподалёку раздался шорох, и Акио яростно замычал, попытался подняться, но ноги его сковали не хуже рук. Но первыми, благо, он мог немного шевелить. С другой стороны раздалось животное фырканье, перешедшее в истеричное высокое ржание. Ужас становился всё более удушающим, и демон не мог собраться с силами и успокоиться.

     — Я здесь, — послышался голос Миррора, но это вовсе не придало Артемису уверенности. — Подожди. Сейчас помогу.

     Охотник снова засипел. Он понимал: если сейчас не предпримет хоть что-то, то просто задохнётся к чёртовой матери, но что он мог сделать? Неожиданной новостью стало ледяное прикосновение хранителя, явившееся спасением среди пылающего мрака. Он будто толкнул юношу, перевернув на спину, а затем ударил в грудь, заставив выпустить воздух из лёгких. Альбинос вдохнул раз, другой, всё уверенней. Кислород, пусть и сильно испорченный угарным газом, поступал в лёгкие и мозг, и постепенно Акио начинал соображать. Сначала мысли были перепуганными и лихорадочными, доводящими до настоящей паники, но затем он смог взять их под контроль. Согнув ноги в коленях, юноша оттолкнулся немеющими руками от горячего железа под собой, с трудом поднялся. Он понимал, что его лишили удобных сапог, и теперь босые ступни весьма ярко ощущали жар. Между щиколотками, коленями и бёдрами протянулись цепи, идущие от широких ободов оков, а потому ходить он смог бы лишь очень маленькими шажками. Раздалось полное боли и возмущения рычание.

     — Дьявол! — неожиданно сдержанно ругнулся Миррор.

     — Я бы сказал иначе, — зло сплюнул Акио и тут же вздрогнул, расслышав отчётливое шипение, как если бы слюна попала на что-то раскалённое. — Так, давай, всезнайка, куда мы попали и что делать.

     — Понятия не имею, — расписался в собственном бессилии дипломат.

     Каких сил стоило Руруке не орать от боли, держаться в сознании, кто бы знал! Он очнулся уже некоторое время назад, но не мог заставить себя пошевельнуться, скованный старым страхом, имеющем ясные и чёткие следы на его теле в виде уродливых шрамов ожогов. Когда Акио стал очухиваться после усыпляющего газа, Миррор собрал всю свою волю, поднялся, но смог пройти не больше пары футов. Угли впивались в ступни, нестерпимо жгли, и дипломат молча глотал слёзы боли, не подавая вида. Ещё и единорога сюда, видать, затащили — пахло палёным конским волосом. И пищит, и бьётся в путах, но пока до него доберёшься, умрёшь от боли. Где они находятся и за что их сюда кинули, он не имел ни малейшего понятия, но смутные догадки у него были. Кто-то подставил их. Кто-то подстроил так, что их приняли за шпионов. А с такими всегда обходились по всей строгости. Сколько раз он слышал байки Накамуры, больше похожие на повести о всевозможных пытках, столько и узнавал способов наказать соглядатая. Но кто мог сделать это? Зубы молодого мужчины заскрежетали друг о друга, и он стиснули руки в кулаки от желания немедленно впиться пальцами в шею того, кто это провернул.

     Он заставил себя сделать ещё несколько шагов. Слёзы высыхали на щеках, и он более не думал давать слабину. Ему объявили войну, и он собирался принять вызов. Доказать, что с ним шутки крайне плохи. Да как вообще могло прийти в голову назвать его, старшего наследника, шпионом и лазутчиком?! Одно дело, когда то в порыве безумной ярости бросает сбрендивший преподаватель, но совсем другое, когда его смеют запирать в клетке, как дикое животное, подвергать пытке. Особенно огнём. Пожалуй, огонь он ненавидел почти так же сильно, как… нет. Огонь он просто ненавидел.

     — Рано или поздно в Чёрном замке об этом узнают, — подал голос Охотник, вырвав Руруку из мрачных, полных гнева и боли размышлений. — Остаётся лишь надеяться, что мы доживём до того, как он приедет сюда.

     — Думаешь, твой ненаглядный сам явится к этой клетке? — едко бросил Рурука, и хорошо, что его лицо было скрыто маской, а сам Акио не мог ничего видеть, ибо исказилось оно от ненависти и презрения. — Неужели ты свято убеждён, что ему есть до нас... нет, до тебя какое-то дело? Ему плевать.

     — Слушай сюда, мелкий паршивец, — зарычал Акио, сквозь боль, сопротивляясь цепям, двигаясь в сторону Руруки, — что бы ни произошло между вами с Гилбертом, мне плевать, какие там мысли крутятся в твоей поганой башке. Потому что ещё хоть слово в этом ключе, и я раздолблю её об стену. Понял меня?

     — Ах, вы поглядите на него, — желчно осклабился дипломат, затем засмеялся с таким вызовом, что Акио едва удержался от того, чтобы немедленно исполнить свою угрозу. — Как же надо любить это чудовище, чтобы не слушать доводы логоса!

     Артемис бы непременно кинулся на него, а Миррор продолжил язвить, но их прервали самым грубым образом. Раздался скрежет, и сверху на них посыпался поток раскалённых углей. Они заваливались за шиворот, столь же легко падали в рукава, и ссора мгновенно отошла на задний план. От шока Акио не смог и слово пикнуть, а Рурука разразился крепкой руганью, застонал, затем закричал, заметался и вскоре повалился на пол. Где-то забился единорог. Разрываясь между ними, Охотник не знал, к кому кинуться в первую очередь. От жара Миррор словно потерял разум, выпустил наружу ту черноту, что пожирала его душу, но всё же он мог бы справиться с этим. А вот животное не было ни в чём повинно.

     — Сириус, — ментально позвал юноша, содрогаясь от ужаса и боли, но всё же жизнь его научила хоть чему-то — боль он терпел великолепно. — Подстрахуй Руруку.

     — Это опасно и рискованно, — мрачно подметил хранитель, явно не слишком желая помогать взбалмошному дипломату, но всё же решил пойти на поводу у своего подопечного. — Но только на этот раз.

     — Просто не дай ему сдохнуть. А я уж как-нибудь справлюсь.

     С трудом передвигая ноги, Охотник двинулся на шумное дыхание жеребёнка, опустился рядом с ним на колени. Спину и рёбра дёргало от боли, руки окончательно онемели, но он чувствовал, как угли прожигают дыры на его одежде, оставляют ожоги на коже. Шепча нечто успокаивающее, юноша склонился над единорогом и, пользуясь тем, что лицо его защищено плотной кожей маски, сбросил с тела жеребчика угли, а затем накрыл его своим телом. Тот всхрапнул, дрогнул и расслабился. От жары пот выделялся особенно охотно, и пить хотелось невыносимо. Во рту всё пересохло. И страх. Он выжигал органы, оставлял на душе шрамы. И единственная мысль, единственное имя билось в голове. Как молитва звучало оно, но не достигало адресата, как и любого известного бога, глухого к чужому зову. Время разделилось на две части: первая была полна ожидания, когда раздастся скрежет, и новая порция углей повалится вниз; вторая была отмечена обжигающей болью, запахом палёной плоти, тлеющей ткани. Сколько это продолжалось, Артемис не знал, но двери раскрылись, и их вытащили из Угольной комнаты. Волоком, по полу, оставляющему занозы в коже. Куда их тащат, он не понимал, но даже не желал думать об этом. В нос ударила нестерпимая вонь испражнений, и Рурука рядом протестующе замычал, застонал.

     — Будете лежать здесь, пока не обоссытесь, уроды, — рыкнул кто-то, а с другой стороны загоготали.

     Чувствуя, что желудок вот-вот вывернется наизнанку, Акио проглотил кислый ком. Унижение. Боль. Жар. Голод. Жажда. Вот и всё, что осталось в его памяти от этих дней заключения. Раз в сутки надсмотрщики приходили, выволакивали их до выгребных ям, изредка давали воду. Заливали её в узкие отверстия на масках, и приходилось глотать ледяную жидкость, приправленную потом и копотью. О еде не было и речи, и Артемис истинно переживал за единорога, но не мог ничем помочь ни себе, ни ему, ни Руруке. Металл, что сковывал его, звался двимеритом, и не давал магу использовать свои силы, был губителен, травил душу и разум. И чем дальше, тем меньше Артемис понимал, кто и что он такое. От него остались лишь первобытные инстинкты, оглушающе звериные и жестокие. Но даже так юноша из последних сил всегда полз через всю комнату и закрывал собой жеребёнка. Не мог даже утешить его словами, и из груди его вырывалось с хрипом неразборчивое монотонное ворчание. К телу прилип запах мочи и пота. От угарного газа кровь в жилах казалась густым желе, и всё чаще Акио слышал, как бьётся в судорогах тело неподалёку, как их дыхание всё больше напоминает бульканье. Кожа казалась сплошным ожогом.

     Однажды привычный шелест углей и огня прервался необычным звуком, на который Акио поднял голову, а единорог под ним вяло завозился и засипел. Гоблины кричали. И эти звуки причиняли ещё большую муку, заставляя измождённый мозг посылать лихорадочные сигналы по всем нервам. Несколько минут назад на них высыпали свежую порцию раскалённого топлива, и теперь все трое заключённых мало соображали, тем более, что с последнего «водопоя», как это называли тюремщики, прошли уже почти сутки. От обезвоживания, от нехватки воздуха, от боли они готовы были окончательно сойти во мрак безумия. Двери грохотнули, застучали по полу сапоги. Пленников подняли, понесли куда-то, переругиваясь и гогоча. Даже спросить что-то язык не поворачивался, и Акио только застонал, дёрнувшись в когтистых лапах. На него рявкнули, и он обмяк, не найдя в себе хоть что-то, что могло бы заставить его оказать сопротивление.

     — Вот засудят их, отхватим от чернокнижников кусок побольше, — с ликованием прохрюкал один из носильщиков. — А то вишь, шпионов прислали. Как будто эти задохлики могут что-то сделать нам.

     — Э, не, они же что-то узнали. А раз их в Угли бросили, значит, шаман злится. Очень злится. Сильно. Не к добру.

     — Плевать. Суд решит. И тут уже их Кровопийца ничего не сможет поделать. Свои крылья со злости сожрёт.

     Суд. Это было единственно слово, которое Охотник смог вычленить среди вереницы других быстрых и гаркающих, резких и бьющих по слуху, отравляющих его существование. Сириус сосредоточил все свои силы на Руруке, но брал он их из Артемиса, а потому теперь демон походил на обожжённый скелет, и если бы с него сняли маску, то увидели бы черноту сосудов, выступающих над посеревшей кожей. Пожирателя душ мучил голод, и он не мог сделать ровным счётом ничего для того, чтобы разомкнуть оковы и спастись. Одна лишь сила воли заставляла его и дальше терпеть происходящее. Раздался хрип Миррора. Ему повезло куда больше, но даже могущественный чернокнижник не мог закрыть все те раны, которые с завидным постоянством появлялись на его теле. Одежда дипломатов превратилась в жалкие лохмотья, напоминая скорее беспорядочные нити, свисающие то тут, то там. И один только эльфийский жеребёнок был целее целого, только отощал ещё сильнее, чем когда его спасли от жертвоприношения. Их погрузили в огромную клетку, установленную на спинах нескольких пустынных волков, бывшими звеном упряжки. Ею правил один из гоблинов, готовый по первому же приказу отправиться с пленниками в дворец Совета. Ещё несколько гоблинов суетились вокруг, седлая собственных волков, чтобы сопровождать особо ценный груз. Щёлкнул кнут, крикнул ломовой, и волки сорвались с места.

     Они не останавливались ни на единую минуту, и чем дальше, тем больше Акио проклинал тот день, когда согласился на эту миссию и взялся за неё с превеликим энтузиазмом. Солнце жгло не хуже огня, опаляя открытые раны; раскалённый воздух с трудом проникал в засорившиеся лёгкие, и с каждой секундой пить хотелось всё сильнее. Выдержка Охотника была на пределе.

❃ ❃ ❃ 

     Приятные часы вне замка лились патокой на измотанную жизнь, скрашивая её и добавляя к истраченным злостью дням толику блеклого счастья. Найтгест расположился в постели, закинув одну руку за голову, второй поглаживая любовницу, восседающую у него на бёдрах, по талии. Встречи по договорённости, пусть и не слишком частые, помогали расслабиться хоть ненадолго, перестать думать о судьбах тысячи людей, о равновесии и всей той чепухе, что неустанно валилась на его плечи каждодневно. Глядя на девушку, которая медленно, почти издевательски медленно двигалась на его плоти, он изредка ловил себя на мысли — а не стоит ли оставить всё так, как есть? Эта кроткая красавица, несмотря на свою опасную работу Воровкой, стала отдушиной в веренице безумных дней и ночей, умерщвлённых кошмарами и чуждым зовом, готовым подчинить его себе в любую секунду. Томление удовольствия накатывало теплом, распаляя с каждым мгновением его душу, и искусительный изгиб проявился на тёмных губах вампира. Заметив это, девушка расцвела почти на глазах, заулыбалась в ответ и подалась вперёд, прижавшись грудью к подбородку мужчины.

     — Ты был так задумчив, — с лёгким придыханием произнесла Намида, коснулась тёплыми губами лба чернокнижника. Бёдра её мелко подрагивали от наслаждения и напряжения, и мужчина явственно слышал, как бешено колотится девичье сердце, вызывая нестерпимое желание впиться в тонкую шею клыками. — Наконец-то ты улыбнулся.

     — Это твоя заслуга, моя милая, — льстиво хмыкнул Гилберт, обнимая девушку теснее, вторую ладонь уложив ей под ягодицы, слегка сжав одну и заставив любовницу затрепетать куда отчётливей. Оторвавшись от изголовья кровати, он выпрямился, поддал бёдрами, и девушка застонала, запрокинула назад голову, шире разведя колени. — Боюсь, без тебя я бы не улыбнулся ещё очень и очень долго.

     А чтобы не говорить лишних слов, которые его пассия отчего-то очень любила, припал к слегка припухшим губам в поцелуе, и она охотно отозвалась, обвивая сильную спину вампира. Девушка охотно подстроилась под нужный ему ритм, чутко отзываясь на сильные, жёсткие движения и изнывая от счастья. Да, быть может и скорее всего, они вскоре разойдутся на века, более не встретятся, но пока этот властный и харизматичный вампир проводит с ней эти дни, ничто не может сделать её более счастливой. Казалось бы, только вчера он ворвался в обитель гильдии Воров и устроил госпоже Алюре феноменальный разнос, а после выпивал в кругу убийц и утащил её в постель по чистой случайности, потому как она имела смелость намекнуть, что не против узнать его поближе. Но сколько уже прошло с того момента? Девушка задохнулась протяжным томным вздохом, когда холодные губы Найтгеста обхватили напряжённый сосок, обласкав и раззадорив. Мысли вылетали из головы с непростительной скоростью, и всем, на чём сосредоточилась её суть, был Господин чернокнижников. Ногти её оставили на бледной коже пылающие отметины царапин, и он довольно заворчал, поднял на неё резкий раскалённый взгляд. Он вдруг подхватил девушку на руки, плоть его покинула её лоно, и она возмущённо поёжилась, как кошка, которую погладили против шерсти. А спустя мгновение она уже стояла перед ним на коленях, прогнув спину, чувствуя, как он нетерпеливо наваливается сверху. Всего на долю секунды она испытала страх, но и он улетучился, едва только член мужчины оказался внутри. Пальцы их переплелись, вдавливая одеяло в кровать, ткань жалобно затрещала под острыми когтями вампира. Жажда его крепла, но он испытывал себя, прикидывал, дождётся ли, когда Намида кончит, или отравит её кровь своим ядом, вынудив забыться в его объятиях ещё на долгие часы. Взгляд его прошёлся по спине девушки, по выступающим лопаткам, по напряжённой пояснице, по шее, прикрытой пологом светлых волос. Ласкал, нежил, но видел вовсе не наёмницу, не её имя пульсировало в разодранной на клочки душе. И больше всего он опасался произнести его, забывшись в любовной лихорадке, выдохнуть с мольбой и тоской, скрутившими его грудь стальным обручем. Девушка задрожала ощутимее, вздрогнула, вскинулась под ним, и он почувствовал, как её мышцы стискивают его плоть, вызывая трепет наслаждения, готовый смениться приятным опустошением и тёплой волной оргазма. Вампир стал двигаться сильнее, удерживая её, не давая отстраниться и пережить последние сладкие секунды поодаль.

     — Гил, стой, — взмолилась она, постаравшись отползти, но чернокнижник с предупреждающим рычанием перехватил её поперёк живота, врубаясь в податливое тело с беспощадностью изголодавшегося зверя. — Гил!

     Нет, малышка, даже ты не можешь произнести это имя так, чтобы сердце замирало в ожидании приказа и бархата родного голоса. А тот, кто мог бы, никогда не скажет его подобным образом. Намида застонала, вновь вскинулась и обмякла в объятиях вампира, смирившись с ним и не став протестовать. Лишь мелко вздрогнула, когда ощутила, как он изливается, как движения его становятся неторопливыми, но глубокими, заканчивающими дуэт их страсти плавными аккордами, вызывающими остаточные волны неги в её расслабленном теле. Ещё некоторое время он лежал на ней, придавливая к постели своей приятной тяжестью, затем молча медленно, неторопливо отстранился, растягивая мгновения, покинул её тело, и она даже с некоторым сожалением ощутила острую нехватку его близости.

     Упав на кровать, Найтгест уложил ладонь на глаза, восстановил дыхание в считанные секунды, и сердце, до того пытавшееся восторженно колотиться, замерло, подчинённое желанию Повелителя. Некоторое время они молча лежали поодаль друг от друга, думая каждый о своём, пока Намида не пошевелилась, хотя конечности её постыдно дрожали, а сама она готова была тут же уснуть, только прижавшись к любовнику.

     — Может, я закажу нам ванную? — с нерешительностью спросила она, глянув на мужчину из-под полога волос.

     Он казался мертвецом, столь неподвижен и тих был в эти длинные секунды. Грудь его не поднималась во вздохах, он не шевелился, но затем чуть раздвинул пальцы, и она поймала серьёзный взгляд аметистовых глаз. Тёмные от мыслей холодные, жестокие глаза того, кто правил империей. Столь резкий контраст прошёлся по её коже ледяным сквозняком, и она поёжилась, завернулась в одеяло, потупилась. Но Гилберт сам взял с тумбочки колокольчик и разок встряхнул его. Тот тихонько и мелодично зазвенел, но мужчина знал, что сейчас в комнате слуг его копия тоже зазвенела, оповещая служек, что гости в определённой комнате требуют к себе внимание. Прижавшись к вампиру, Намида уложила голову ему на грудь и закрыла глаза, прислушиваясь. Кровь в мёртвых жилах молчала, будто перед ней был не её горячо любимый Гилберт, а какой-то другой, чуждый и отталкивающий мужчина. Слуга явился спустя минуту, вежливо постучался, и вампир позволил ему зайти.

     — Ванну, — коротко отдал приказ вампир и, снова потянувшись к тумбе, взял с неё серебрушку, которую подкинул мальчугану.

     Он понятливо кивнул и тут же смылся, а после забегал из коридора в апартаменты и обратно: сначала приволок медную ванну с устойчивыми ножками и четырьмя кольцами по бокам, потом стал наполнять её горячей водой, которую вёдрами таскал с кухни. Чернокнижник смотрел на это с печальным снисхождением, хоть на его лице Намида и читала: «Мои слуги делают это в десять раз быстрее». Когда воды набралось достаточно, вампир отпустил слугу повелительным жестом и первым встал с постели, затем поднял любовницу на руки, и она робко улыбнулась, но не встретила ответной нежности. А пока они нежились в горячей воде, снова раздался стук. Гилберт молчал. Если ошиблись дверью, быстро смотаются прочь, а если по делу, то дадут о себе знать. К его сожалению снова постучались, на этот раз громче и быстрее, чем до того.

     — Господин Найтгест! — раздалось из-за дверей. — Срочная депеша из Сечэтъ!

     Вампир выпрямился, повернул голову к двери, и тени мигом распахнули её, давая войти в комнату одному из молодых чернокнижников-гонцов. Паренёк помялся с секунду, стремительно краснея, потом вздёрнул подбородок и быстро подошёл, протянув Господину свиток. Даже не беря его в руки, вампир видел, что он по отвратительному обычаю тщательно пожёван и испачкан гоблинской слюной. Тени мягко забрали у курьера послание и развернули его. Гилберт побелел от ярости, покраснел, затем вновь принял вид бледный и едва ли надлежащий живому существу.

     — Должен ехать, — коротко бросил Найтгест, выбираясь из воды и притягивая к себе одежду тенями.

     — Но… мы же договаривались — никакой работы! — с обидой и возмущением воскликнула Намида, потянувшись за ним следом, а затем опустив голову.

     — Дело деликатное и бедственное. Если я не поспешу, двоих мои дипломатов казнят. Они улаживали конфликт с гоблинами. Но не наладили, — последнее он произнёс сквозь зубы, уже застегнув ремень на брюках и теперь борясь с пуговицами рубашки. — Мы ещё увидимся.

     Она только кивнула. Что ей ещё оставалось делать? Повелитель сам назначал встречи, сам решал, когда им стоит закончиться. Спасибо на том, что денег не оставлял, как проститутке из дешёвого борделя. Проводив мужчину взглядом, Воровка поднялась из воды, потянулась, опустила руки, уставив задумчивый взгляд в окно. Пальцы её коснулись живота, и она покачала головой, прикусив губу. «Мы ещё увидимся», — тоскливо подумала Намида.

❃ ❃ ❃ 

     Среди цепи гор де’Мос, в отдалении от всего мира, в том числе и от оборотней, воздвигся дворец Совета, разверзший скалу. В нём творились судьбы мира, в нём на чашах весов взвешивали жизни и смерти, находя тонкий баланс, воздавая почести равновесию. Здесь Старейшины воплощали мир таким, какой он есть. Громкое дело об открытом шпионаже считалось ими мелочью, которой можно пренебречь, но старейшина гоблинов настаивал на том, чтобы суд мудрейших призвал к ответу чернокнижников. Александр негодовал, рвал и метал, когда ему сообщили, почему его вызвали во дворец. Обыкновенно встречи проходили раз в полвека или при угрозе войны. Но его буквально сорвали с постели, прервав долгожданный отдых. И всё почему? Кто-то поймал шпионов его фракции. Эта профессия была одной из самых опасных и рискованных, таила в себе тысячи политических тайн. У каждого уважающего себя Повелителя были лазутчики, выученные в лучших академиях, выдрессированные. Но на то они и были профессионалами, что умели скрывать следы собственной деятельности, прикидываться, играть на публику, как никто. А вот если такого ловили с поличным, дело приобретало крайне дурной оборот, не суливший ничего хорошего. Именно поэтому старейшина чернокнижников пребывал в абсолютно гадком расположении духа, почти клокотал от ярости. Но даже это не могло сравниться с тем потоком негативной бурлящей энергии, которая хлынула ему в спину, когда мимо пронёсся всадник. В эти места являлись лишь члены Совета и те, кого касались разбираемые вопросы.

     — Эй, юнец, полегче! — крикнул ему в спину Александр, не удержавшись и послав вслед ещё и порцию магии, чтобы впредь неповадно было.

     К его удивлению наездник натянул поводья, и вороной конь встал на дыбы, гневливо заржав, раздувая ноздри. А когда он развернулся, Александр вскинул брови, узнав Повелителя чернокнижников. По его мнению это был один из лучших его наследников, что были за всё время жизни старейшины. Конечно, скорый на расправу, полный ярости и гордости, но Гилберт Найтгест пользовался расположением своего древнего предка.

     — Не узнал вас, владыка, — сухо бросил брюнет, удерживая коня, который так и рвался с места, не желая простаивать почём зря. Хмурый Повелитель выглядел так, точно ехал сюда от самого замка без остановок: взлохмаченный, уставший и без всякого сопровождения. — Позвольте, я поеду дальше. У нас ещё будет шанс обменяться любезностями.

     И дал коню пятками под бока. Тот только этого и ждал: бросился с места в карьер, подняв тучи снега. Подобная взволнованность заинтересовала старейшину, ведь обыкновенно Гилберт был куда более сдержан, терпелив. Да, временами он словно выпускал на свет бешеного демона, готового разрушить всё поблизости, а если его что-то не устраивало, и вовсе превращался в адскую бестию. Но в остальном правитель тёмных магов был даже холоден и безразличен. Что могло его так взбудоражить, Александр не представлял. Конечно, пойманный шпион мог наворотить бед, но даже такая неприятность переживалась с закрытыми глазами и сжатыми зубами, если верно себя настроить, выбрать для себя лучшую установку.

     Когда старейшина добрался до дворца, там уже было вполне себе оживлённо. Возле конюшен вертелись пустынные волки, рядом на земле стояла пустая клетка, от которой пахло кровью, веяло ещё несколькими неприятными ароматами. Вероятно, в ней и доставили провинившегося бедолагу. Один гоблин скучал поблизости, кутаясь в тёплую шкуру, но даже издалека было слышно, как стучат его зубы — даже по сравнению с ночью в пустыне здесь было весьма и весьма холодно от близости Зимних земель. Неподалёку разлёгся могучий лигр, присутствие которого говорило о том, что старейшина жрецов уже прибыл, наверняка первым, и не упустит шанс пустить шпильку в своего старого учителя по поводу задержки. Поперёк него вальяжно развалился могучий тигр, виляющий хвостом и изредка приоткрывающий глаза, чтобы окинуть взглядом пёструю компанию. Бил копытом длинногривый гнедой единорог, пуская клубы густого пара из ноздрей и с недовольством поглядывая на соседей. Закованный в латы военный конь людей с любопытством обнюхивал его, не обращая внимания на то, что норовистое животное порывается укусить его за излишнее приближение. Но больше всего внимания привлекал иной конь: грива его из чистого пламени вздымалась над головой и шеей, спускаясь до самой спины, таким же был и хвост, похожий на огненный хлыст. Сияющие белоснежные глаза смотрели глухо и безучастно, он был неподвижен, замер, как его оставил хозяин-элементалист. Судя по всему, ни старейшина болотников, ни дроу, ни волхв зимы не пожелали почтить их своим присутствием. Но, может, они ещё появятся позже. Конь Господина чернокнижников топтался у ступеней, ведущих к дверям дворца, сейчас распахнутым настежь.

     Подъехав к конюшне, Александр спешился, завёл коня под навес, где было чуть теплее. Сено похрустывало под ногами, тихо и гулко отзывался стуком каменный пол. Устроив скакуна в стойле, мужчина сам расседлал его, делая вид, что не ощущает чужое присутствие рядом с собой. Потрепав жёсткую гриву, он всё же вздохнул:

     — Да, Сантьяго? Ты хочешь что-то сказать?

     — Стал бы я иначе терпеть ваше присутствие, Александр? — чернокнижник обернулся на своего давнего друга и врага в одном лице.

     Некогда его ученик, теперь старейшина жрецов, стоял у противоположной стены, прислонившись к ней спиной и скрестив руки на груди. Богатый меховой белоснежный плащ, украшенный искусным серебряным шитьём, фривольно разметался, укрывая покатые плечи. Шёлковая рубашка с бриллиантовыми пуговицами слепила своей чистотой. Унизанные магическими перстнями пальцы приковывали взгляд, вызывали нестерпимое желание улавливать каждый мимолётный жест, ждать, когда они шелохнуться в магическом движении. Жестокие глаза, пронзительный синий и змеино-жёлтый, смотрели прямо и холодно. Высокомерный, полный гордыни и непокорности, этот прежде кроткий мужчина был опаснейшим соперником в любых дебатах, знал наперёд сотни и тысячи вариаций чужих судеб. Именно он был тем, кто выносил вердикт на судах, проходящих в этом дворце, именно его голос имел куда больший вес, чем все чародеи вместе взятые. Сантьяго Акио судил жестоко, но справедливо, но порой его решение шло в разрез со всеми доказательствами, что имелись на руках, будь они хоть трижды истинными. Пред взором этого демона трусливо пали врата будущего, раскрыв свою суть и обнажив до последнего все существующие повороты судьбы. Демон грядущего, зрящий в души — так его звали во все времена, опасаясь появления этого существа на своём пороге. И чем реже он возникал в мире, среди людей, тем тяжелее наваливался страх ожидания. Александр до последнего знал все его привычки, пагубные и греховные, знал его любовь к роскоши, но не имел ни малейшего представления о том, где пролегают границы могущества этого вздорного Акио. Знал бы он в далёком прошлом, во что выльется обучение скромного мальчишки, никогда не позволил бы себе сотворить всё то, что сделал когда-то. Но он бросил кости судьбы, сделал свой ход. Теперь же он смотрел на Сантьяго с великодушным смирением.

     — Говори, Сантьяго, я слушаю, — отряхнув перчатки от снега, произнёс чернокнижник.

     В ответ ничего не последовало. Жрец оглянулся на вход в конюшню и резко провёл рукой, устанавливая барьер тишины, и Александр понял, что разговор предстоит любопытный, иначе бы Акио даже на выстрел к нему не подошёл, питая чёрную ненависть к своему учителю. Раз уж он снизошёл до подобного, то оставалось лишь гадать, что открыла судьба пред его взором.

     — Сегодняшний суд будет особенным, — со странной улыбкой произнёс старейшина, подойдя почти вплотную к чернокнижнику и заглянув в его чёрные, как тьма, глаза. Лёгкая и холодная ладонь жреца легла на его грудь, впитывая медленное, размеренное сердцебиение. — Вы должны дать мне слово, Александр, что не будете вмешиваться в происходящее.

     — Ты просишь от меня слишком многого, дорогой, — качнул головой мужчина, терпя желание схватить узкую кисть, притянуть к себе интригана и оставить подле себя до скончания веков. Трудно было не возжелать обладать этим запретным плодом. — На кону доброе имя чернокнижников. Не хватало ещё дать гоблинам почувствовать себя правыми. Я больше, чем уверен, что они всё подстроили специально, чтобы развязать войну и дать себе напиться кровью.

     — О, они напьются, — демон обнажил зубы в ухмылке, и правый его жёлтый глаз тускло засиял. — Выпьют чашу судьбы до дна. Но не сейчас. Мы слишком долго медлили, Александр, засиделись. Мир забыл, что значит истинная война. Время благоденствия кончилось. Равновесие под угрозой, и Сердце мира бьётся всё тише. Вы чувствуете это. Я чувствую это. У нас не осталось времени рассиживаться в замках и наращивать мощь. Гоблины — лишь прелюдия к тем грандиозным переменам, что грядут. От того, как завершится суд, зависит слишком многое. И поверьте мне на слово, коллега, я пекусь сейчас о вашем благоденствии. Что значит одно имя перед судьбами тысяч и миллионов? Подумайте о моих словах, пока идут приготовления к слушанию. Но если вы излишне вмешаетесь, мне придётся прибегнуть к крайним мерам. Не вынуждайте меня.

     — Сантьяго, — окликнул его Найтгест, когда жрец направился на выход. Он замедлил шаг, остановился, снимая барьер. Дёрнул плечом, показывая, что слушает. — Мне бы хотелось поговорить с вами после суда. Наедине.

     — Всё, что я мог вам сказать или услышать, уже исчерпало себя, — отрезал жрец, даже не обернувшись на него. — Я знаю, чего вы хотите. Мой ответ отрицателен.

     Более не проронив ни слова, Акио вышел с конюшен, оставив старейшину размышлять над сказанным, делать выбор. Ему бы не составило труда запугать иных членов совета, внушить им свою точку зрения, заставить сделать так, как будет выгодно ему. Слишком много власти было в руках у всего одного человека, и Александр боялся, что однажды против этого взбунтуются остальные. Но страшился он вовсе не того, что могут с ним сделать маги, а того, как Сантьяго ответит на возможный выпад. Непредсказуемый, хлёсткий, он был страшен в гневе и в порыве чар. Считалось, будто бы Артемис Первый станет его преемником, потому как он единственный видел несколько эпох и был представителем власти и политики, знал о многом, но когда кто-то говорил, что он столь же силён, Александр не мог удержать смеха. Нет, на кончиках пальцев старейшины жрецов таилось больше сил, чем в ком бы то ни было. Похлопав коня по шее, мужчина покинул конюшни и направился во дворец, погружённый в раздумья. Съезжались Повелители, замки которых расположились в Ифарэ, которых могла задеть возможная война, но чернокнижник их не замечал. Предупреждение Сантьяго было первым, что он от него услышал впервые почти за сотню лет, и это вызывало здоровые опасения.

     В дворце закипела жизнь. Свита Господ уже наводила всюду порядок, готовила снедь на всех чародеев, и издалека доносились приятные запахи, будоражащие воображение. Они оставались вне внимания Александра. Что такого мог увидеть жрец в своих видениях? Что могло вынудить его вести себя подобным образом? Да ещё и Повелитель чернокнижников со своим излишним волнением!.. Не хватало ещё увидеть нечто подобное у Господина жрецов. Это бы окончательно убедило мужчину в том, что мир готовится к чему-то изрядно кошмарному. Зал судеб располагался на самой вершине башни, и стеклянный потолок открывал вид на занесённое облаками небо. По ночам, когда свет Лун заливал поднимающиеся ряды кресел и открытое пространство для подсудимых и ораторов, проводились дискуссии. До заката оставалось всего ничего, и ветер начал разгонять тучи. В Зале уже было двое, когда туда зашёл Александр. Увиденный им не так давно Гилберт Найтгест о чём-то яростно спорил с Повелителем жрецов.

     — Ты же понимаешь, что это наглая ложь, — зло выдохнул молодой маг, стиснув руки в кулаки. Глаза его пылали от перехлёстывающих через край чувств и эмоций. — Это не может быть истиной.

     — Посмотрим. Я ни в чём не уверен сейчас, — туманно ответил жрец, и Александр посчитал нужным обозначить собственное присутствие, почтительно кашлянул. Серый принц обернулся и вежливо улыбнулся. — Добрый вечер, владыка. Рад видеть вас здесь. Полагаю, скоро подойдут и остальные?

     — Пожалуй. Сантьяго уже здесь, но он занят беседами с коллегами.

     — Должно быть, они с ума сходят от счастья,— хмыкнул Гилберт, не скрывая свою ядовитую улыбку. Губы Александр дрогнули, но он удержался от неприличного смеха.

     — Я не вижу Красного Варга, — подметил Артемис старший, снимая плащ и направляясь ко второму ряду кресел, предназначенных для Повелителей. — Мне казалось, что он должен первым примчаться на такое заседание.

     — Варг уже стар. Даже среди нас делают ставки, когда он отойдёт в Долину, — вздохнул Александр, занимая своё место с символикой чернокнижников.

     Мужчина расстегнул мантию, ослабил тугой ворот строгой рубашки. В отличие от своего ученика-провидца, он был одет максимально просто, сдержано. Каждый его жест был скупым, а голос — ровным. Для вампира он был удивительно смиренным, сдержанным. Такая спокойная мудрость приходит с многими веками жизни, когда уже нечему удивляться, когда всё вокруг сравнивается с прожитым, и даже самое страшное потрясение не может заставить сердце испуганно колотиться. Александр Найтгест по праву занимал своё место, и никому бы не пришло в голову усомниться в его остром уме и политической закалке. В своё время, когда был Повелителем, он смог подавить страшнейший бунт среди жрецов, чернокнижников, некромантов и демонологов. Тогда он остался почти один с горсткой верных ему магов. Силой своего обаяния, слов, тонким расчётом он привёл фракцию к тому виду, в каком она сохранилась и по сей день. Его кровь просочилась почти в каждое древнее семейство, и многих существующих ныне аристократов он мог бы назвать своими потомками, своим наследием. Но давно прошли те дни, когда он относился к ним, как к детям. Позабыл лица и имена своих истинных отпрысков, похоронив их и их детей. И единственным, кто прошёл с ним вместе через ту же пытку, через те же испытания, был мальчишка, спасённый из охваченного мятежом Белого замка, с разноцветными глазами. Его он воспитывал, как собственного ребёнка, вложил в него все свои помыслы и желания. Но всё же перегнул палку, решив избавиться от собственных пагубных привычек и пристрастий, отдав их своему ученику. Видя, как меняют его гордыня, как становится он высокомерен и жесток, Александр узнавал в нём самого себя. И постепенно пришёл к смирению, к спокойной рассудительности. Спас собственную душу, погубив чужую. Единственную близкую и родную.

     Постепенно в зал стали стекаться старейшины и Повелители. Удосужившиеся одеться Королева эльфов и её далёкий предок без умолку трещали так, что уши сворачивались в трубочки, и, похоже, никого вокруг не замечали. За ними следом вошли Лорд Арлан де’Мос и Мелейна де’Мос, взявшись под руки, негромко мурлыкая о чём-то своём. Когда они начали рассаживаться, явился седой старик, но не сгорбленный временем, с редкими глубокими морщинами на благородном лице. Он опирался на трость, а рядом шагал, печатая шаг, Король людей Линдрос Гидеон Защитник Лесов. Несмотря на то, что все без излишних негативных эмоций общались друг с другом, Александр чувствовал, как растёт напряжение его наследника, сидящего позади него. Оглянувшись на Гилберта, старейшина вопросительно вскинул бровь, и молодой маг качнул головой. В глазах его читалось отчаяние.

     — В чём дело? Вас беспокоит судьба ваших людей? — негромко поинтересовался Александр, пытливо смотря на правителя. Тот нахмурился, сжал руки в кулаки и приподнял верхнюю губу, показав выступившие клыки. — Полно, Гилберт, не время и не место для такого волнения. Я не позволю им вменить вам в вину шпионаж.

     — Да плевать я хотел на шпионаж, — холодно и зло произнёс чернокнижник, обратив на старейшину взгляд. — Что они сделали с моими… людьми. Вот, что меня волнует. Упаси их тьма, если они их искалечили. Иначе я уничтожу их до того, как они успеют наточить мечи после того, как сойдёт снег.

     — Излишне громкие слова для того, кто меч вряд ли хоть раз в руках держал, — раздался голос от дверей, и все обернулись, разом прервав разговоры.

     Облачённые в алые одежды Повелитель и старейшина элементалистов смерили Найтгестов полными ненависти и презрения взглядами. «Началось», — мрачно вздохнул про себя Александр, проведя по лбу кончиками пальцев. Вражда между их фракциями была уже в крови, и ничем было не искоренить её. Порой это утомляло и вызывало желание расставить все точки над i, решить между ними старый спор и разрушить стену вражды. Но сколько бы Александр ни бился над этим, всякий раз встречал яростное сопротивление с обеих сторон. Иной раз он понимал, что без этого никуда не деться. Установить мир во всём мире было несбыточной мечтой, и им оставалась суровая реальность. Против этого было само Сердце мира, и вот здесь старейшина был бессилен. Ему нравилось жить, он любил свой мир, пожалуй, сильнее, чем можно было представить. И покидать его не хотелось. Но если подлунная истощится, то что останется делать?

     — И вам того же, — скупо отозвался Гилберт, стиснув зубы наблюдая за тем, как элементалисты проходят к своим местам и с удобством устраиваются.

     — Это всё, что вы можете сказать? — хмыкнул старейшина: темноволосый смуглый мужчина с карими жестокими глазами. Он происходил из дома Плодородной земли, властвовал уже много тысячелетий, и всеми силами воспитывал своего Повелителя по собственному подобию. — Я рассчитывал на более развёрнутый ответ от того, кто языком метёт перед политиками, как помелом.

     — Довольно, Уайкс, — одёрнул его Александр, не дав наследнику влиться в ссору и усугубить положение. — Не думаете же вы, что о вас успели позабыть? Мы непременно уделим вам должное внимание, когда закончим с нынешней проблемой.

     — Вы слишком долго ждали с ответом, — подал голос Тарис, не смея сесть и стоя позади старейшины с равнодушным и холодным видом. После последнего поражения, что им нанесли чернокнижники, он был сам не свой и вызывал множество опасений среди других властителей. — Хотелось бы его получить как можно раньше.

     — Разбежались. — Сантьяго вошёл вслед за Гулшгаризгом и Красным Варгом, старейшиной гоблинов. Скособоченный и слепой на один глаз, с кожей, покрытой алыми шрамами, он зло сопел, бросая резкие взгляды вокруг себя. — Немедленно прекратите это ребячество. Мы собрались здесь не для того, чтобы разбирать старые обиды и искать новые.

     — Не наблюдаю Короля гоблинов, — задумчиво протянул Арлан, слегка наморщив нос от запаха, что сопровождал жителей пустынь. — Ему нездоровится?

     Лисье лицо Лорда, покрытое шелковистой рыжей шерстью, всегда хранило на себе отпечаток хитрости, лукавства и задорной улыбки. Зелёные глаза так и блистали силами, умом, и Александр уважал его, как правителя, который смог дать отпор самому Сириусу IV. Конечно, оборотни проиграли, но то, как Лорд восстановил разрушенные поселения, города, и привёл свою фракцию к благоденствию, вызывало почтение. Он сочувствовал его горькой и полной лишений судьбе, но признавал его способности и не смел укорить в содеянном.

     — Не ваше собачье дело, чем занят Король, — гаркнул на него Варг, и Лорд опасно сощурился, оскалил белые клыки, зарычал, и Мелейна уложила ладонь ему на плечо. — Потявкай мне тут, молокосос, быстро в клетку загремишь.

     — Сейчас же прекратили споры! — Сантьяго ударил посохом в пол, и в Зале судеб воцарилась тишина. — Великолепно. Займите свои места согласно традициям. Не пристало зимой вести себя подобным образом. Уважайте чужие слова и мнение. — Александр с затаённой нежностью смотрел на то, как ловко жрец берёт ситуацию под контроль, встав в центре помещения. Даже элементалисты не посмели возразить ему. Выждав для пущего эффекта пару мгновений, старейшина жрецов заговорил: — Каждый раз, когда мы собираемся здесь, это означает лишь одно. Талиарен под угрозой войны. В наших силах решить всё миром, договориться, и я ценю дипломатические способности каждого из вас. — Арлан выразительно покосился на гоблинов, но Сантьяго срезал его единственным взглядом. — Но иногда этого недостаточно, чтобы удовлетворить все стороны конфликта. Сегодня Король гоблинов в лице своего представителя, шамана Гушлгаризга, выдвинул претензию господам чернокнижников. Красный Варг, вам есть, что добавить, пока я не перешёл к сути дела? Будьте так любезны, обойдитесь без ругани и брани. Здесь вам не базар и не порт.

     — Я скажу только одно. Что бы ни решилось сегодня, как только растает снег, мы перестанем ждать и нападём, — агрессивно заявил старейшина, захрипел слюной в горле, явно собираясь плюнуть, но, поглядев на засиявшие кольца Сантьяго, передумал и сглотнул.

     — Я бы на это поглядел, — заметил Гилберт, скептично подняв брови. Жрецы и Александр обернулись на него с суровыми выражениями лиц. — Особенно на ваше личное нахождение на поле боя. Тогда наша беседа стала бы куда увлекательней.

     — Прекратите провокацию, Гилберт, иначе мне придётся пришить вам язык к нёбу, — пригрозил Акио, и вампир недовольно скривился, скрестил на груди руки. — Итак… шаман утверждает, что поймал шпионов чернокнижников в своём городе. И что это были дипломаты, которых прислал Повелитель чернокнижников.

     — Да, — рыкнул шаман, и по Залу пронеслась волна шёпота, старейшины и Повелители стали переглядываться. Такая тема, как шпионаж, редко поднималась в открытую. Все пользовались услугами лазутчиков, но никогда бы в этом не признались, и теперь, когда нечто подобное всплыло, трудно было не испытать волнение. — Введите пленников.

     Двери открылись. Восемь гоблинов, по четыре на каждого, вели заключённых. Длинные цепи закреплялись на двимеритовых ошейниках, и их держали натянутыми, не давая ни одному из них сделать хоть шаг в сторону, равно как и кандалы на ногах. Их привели в более потребный вид, отмыли, но одели лишь в длинные холщовые рубахи длинной до пола, скрывая следы ожогов. Кожаные маски продолжали держаться на их головах. Гилберт шумно вдохнул, сжал подлокотники кресла так, что они затрещали. Артемис старший коснулся его плеча, бросил предупреждающий взгляд. Сантьяго отошёл в сторону, дав провести шпионов в центр Зала. Следом за ними, на пинках, загнали жеребёнка единорога, и Королева Морвенилас подорвалась с кресла, возмущённо посмотрев на это зверство. Гулшгаризг осклабился:

     — Снять маски.

     Гоблины разом дёрнули цепи, и пленники рухнули на колени, как подкошенные, сохраняя молчание. Но Гилберту почудилось, что он слышит звериное рычание, не подобающее разумным людям. Маски сорвали разом, и присутствующие вновь зашептались, кидая удивлённые взгляды то на Повелителя жрецов, то на младшего Найтгеста, на которого страшно было взглянуть. Неудавшиеся дипломаты зажмурились от света Лун, падающего им прямо на лица. Альбинос зарычал более явственно, заметался в цепях, затравленно оглядываясь. Двимерит совершенно свёл его с ума, подчинив себе разум чародея. Но, посмотрев на Найтгеста, он слегка успокоился и более не отводил от него глаз. Рурука был не в столь плачевном состоянии, но всё равно мало соображал.

     — Снимите ошейники, — неохотно приказал шаман.

     Гоблины поглядели на него с мольбой, потому что приближаться к Охотнику им совершенно не хотелось. И пусть он немного присмирел, всё равно вызывал у них приступы страха и дрожи. Один карлик приблизился к нему со спины и дрожащими руками вставил ключ в крохотную замочную скважину. Щёлкнул замок, и ошейник раскрылся, а гоблины кинулись врассыпную. Акио зарычал снова, на этот раз с предупреждением, хрипло и гортанно.

     — И как вы прикажете им держать ответ? Они же ни слова сказать не смогут! — возмутился Лорд оборотней, которому такое отношение слишком явственно напомнило о том, как травили его расу много лет назад во время войны. — Это бездушно.

     — А вы их мысли прочитайте, — махнул рукой Красный Варг, довольно скалясь.

     Он было поднял взгляд на противоположный ряд кресел, где заседали чернокнижники и Артемис старший, и улыбка сползла с его лица. Три убийственно холодных взгляда впилось в него с безжалостностью клинков.

     — Вы посмели пытать их, — низким устрашающим голосом произнёс Гилберт, поднимаясь на ноги. Глаза его горели не хуже углей. — Мало того, что вы поступились дипломатической защищённостью, так ещё и зимой. Вы даже не попытались исцелить их.

     — Это прерогатива жрецов, — с ухмылкой напомнил Уайкс, вытянув ноги и переплетя на животе пальцы. — То есть, фактически, ваша. На суде и совете магия запрещена. Придётся вашим горе-лазутчикам потерпеть немного.

     — Я справлюсь, — неожиданно выдал Артемис младший, поднимаясь на дрожащие от усталости и голода ноги. Лицо его осунулось, глаза лихорадочно блестели, а посиневшие губы едва шевелились. Гилберт с трудом удержал порыв метнуться к нему, поднять на руки и унести прочь. — К вашему глубокому сожалению, господа политики, я чуть крепче, чем вам бы того хотелось.

     — Назовись, — приказал Сантьяго, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Он слишком хорошо знал, что будет, если излишне приблизиться к затравленному зверю. — Ты и тот, второй.

     Рурука поднял на него холодный взгляд, и жрец невольно вздрогнул. Опаляющая ненависть этого юнца врезалась в его душу острейшим кинжалом. Пусть он и стоял на коленях, пусть и не мог подняться от слабости, но держал спину прямо, подняв подбородок с несломимой гордостью.

     — Артемис Акио Второй, к вашим услугам, — язвительно отозвался Охотник и даже изобразил глубокий поклон, чудом не повалившись после этого на пол.

     Когда Миррор представлялся, ряд кресел, что стоял позади гоблинов, с грохотом опрокинулся на них сверху, и поднялся шум, поглотив слова юноши, но Сантьяго посмотрел на него крайне внимательно, похоже, прекрасно всё услышав в отличие от остальных. Артемису это даже начинало казаться забавным, но любопытство становилось всё сильнее, несмотря на плачевность состояния. Старейшина поглядел на их Повелителей:

     — Артемис, Гилберт, я смущён. Шпионы — такие люди? Не слишком ли рискованно, даже если и для вас? Это перебор.

     — Мы не шпионы! — в голос крикнули пленники, искренне возмущённые, а Артемис продолжил: — Вы же жрец, слуга истины. Посмотрите на своё Лезвие. Мы не врём!

     И тут же замолчал, почувствовав, как его разума коснулась холодная незнакомая рука. Взгляды демонов встретились.

     — Молчи, мой хороший. Мы с тобой пообщаемся после, — раздался голос Сантьяго в голове Охотника, даря умиротворение и исцеляя душевные раны.

     Артемис поник, опустив голову. Он понимал, что будет дальше, но не понимал, для чего. Рурука смотрел на него с опаской, затем бросил взгляд на Гилберта, и тот попробовал улыбнуться, показать, что всё в порядке, что они смогут справиться с этим. Александр нахмурился. Неужели же Сантьяго пренебрежёт голосом истины, чтобы добиться чего-то?

     — Доказательства? — скупо поинтересовался Сантьяго, и Гулшгаризг вытащил из накидки письма, доставленные ему. Один из гоблинов подбежал к нему, отнёс улики старейшине жрецов. Он молча прочитал их, опустил руки, поднял голову к потолку. Все затаили дыхание, ожидая вердикт. Даже элементалисты перестали перешёптываться и посмеиваться над выражением лиц чернокнижников. Жрец убрал письма во внутренний карман плаща, провёл рукой, и Лезвие истины объяло его руки белыми перчатками. — Повинны.

     Какой поднялся шум! Гилберт и Артемис старший разом подорвались со своих мест, в голос высказав кучу несогласия в крайне негативном разрезе, приправленном руганью. Александр потрясённо выдохнул, приподнявшись в кресле, но Сантьяго с предупреждением глянул на него. Охотник рванулся было к старейшине, но гоблины мгновенно стреножили его, уронив на пол. Юноша забился в их хватке, рыча и отбиваясь. Рурука молча опустил взгляд в пол. Ненависть, кипевшая в нём с давних времён, созрела и лопнула, как спелая ягода. Горькая и ядовитая. Они доигрались. С него было достаточно.

     — Каков приговор? — он заговорил спокойно и неожиданно ровно, и воцарилась тишина. На молодого чернокнижника смотрели не без удивления.

     — Поскольку вы несовершеннолетние, я смягчу вашу участь, — не оборачиваясь, произнёс Сантьяго. — На год вы лишаетесь голоса дипломатии. Если чернокнижники одержат победу, в силах вашего Повелителя будет восстановить вас на службе. В случае, если победа будет принадлежать гоблинам, решение останется за ними, что с вами делать. Уведите их. И выдайте одежду. Смотреть жалко. — Дипломаты позволили увести себя, Гилберт со злостью прикусил губу, стискивая подлокотники всё сильнее, и треск был слышен по всему залу. — Ну, а остальные… Предлагаю оставить Повелителя чернокнижников и шамана Гулшгаризга наедине, чтобы они могли обсудить всё между собой. Красный Варг, вы остаётесь.

     — Конечно, — осклабился старый гоблин, потирая лапы. — Никогда не упущу такое.

     — Где единорог?! — возмутилась Морвенилас, накинувшись на него дикой кошкой. — Где наш единорог?!

     — Да я знаю что ли?! Увязался за этим Акио, не оторвать, — сплюнул старейшина, отмахнувшись от Королевы.

     — Да я тебе сейчас так всеку, не знает он! Знаешь ты всё, тварь зеленокожая!

     — Знай своё место, женщина, — хмыкнул Тарис, проходя мимо неё. — Забрали вашего коняшку, и дело с концом.

     — Не смей так говорить с леди, — холодным мурлыкающим голосом произнесла Мелейна, текуче поднявшись со своего места. — В отличие от вас она получила своё место по праву рождения, а не путём интриг и убийств.

     — Чёртовы маги, — плюнул Гидеон, на лице которого так и было написано, что он сожалеет о зря потерянном на поездку времени.

     Зал судеб опустел.

     — Сантьяго, позвольте, на пару слов, — окликнул старейшину Артемис старший, нагнав его в конце коридора. Тот остановился, обернулся. — Позвольте…

     — Моё решение не обсуждается, Артемис, мне жаль, — бросил Сантьяго, но тот остановил его, схватив за плечо.

     — Но почему? Мальчишки не шпионы! — яростно зашептал Повелитель, дрожа от злости и обиды.

     Сантьяго улыбнулся. Этот жест с его стороны был непривычным и пугающим, выбивал из колеи. Он повернулся к наследнику всем корпусом, положив руки ему на плечи.

     — Я знаю. Но кто мы такие, чтобы идти против судьбы? — мягко произнёс он, чем окончательно добил собеседника. — Ты не хуже меня знаешь, что иногда стоит пойти на жертвы, чтобы добиться чего-то большего.

     Артемис замер. Сантьяго удалился. Жрец смотрел ему вслед, не смея шелохнуться. О да, он знал это. Но теперь чернокнижники опозорены перед всем Советом, перед другими Повелителями. Опозорена его семья. Эти ни в чём неповинные мальчики. Акио был уверен, что письма фальшивые, но идти против Сантьяго означало нажить себе страшнейшего врага. Душу его охватило отчаяние.

❃ ❃ ❃ 

     — Я убью их! Я изничтожу их всех! — орал Артемис, со всей злостью избивая спинку мягкого кресла, которое оседлал в порыве гнева. Его освободили от оков, и он медленно приходил в себя, но всё равно едва ли смог шевельнуться, если бы не прилив адреналина. — Сукины дети!

     — Скажи мне, — негромко произнёс Рурука, сидя к нему спиной на грубо сколоченной кровати. Им предстояло находиться в этой комнате до тех пор, пока Гилберт и Гулшгаризг не придут к какому-то решению. — Готов ли ты молча согласиться с тем, что сказал Сантьяго?

     — Я по-твоему похож на того, кто полон смирения и согласия?! — крикнул на него Акио, резко обернувшись. Его трясло от боли и слабости. — Ты совсем одурел?!

     — Мне нужен ответ, — спокойно продолжил Миррор. — Хочешь ли ты отомстить тому, кто подставил нас?

     — Будто ты знаешь, чьих рук это дело, — хмыкнул юноша с недоверием, постепенно успокаиваясь. Зашипев, он присел в кресло, и единорог с испуганным сопением подполз к его ногам, ткнулся лбом в ослабшую руку. Артемис осторожно потрепал его по гриве.

     Кожа альбиноса вдоль и поперёк была покрыта ожогами, некоторые из них начинали гнить, и постепенно его охватывала лихорадка, но он не собирался так просто опускать руки. Он посмотрел на Руруку. Тот поднялся, стянул с себя рубаху, открывая взгляду старые шрамы и новые раны. Взгляд его, ледяной и злой, был уставлен в окно, где уже властвовала ночь.

     — Я знаю, кто сделал это, — уверенно кивнул он, не оборачиваясь на друга. — И ничего не желаю так же сильно сейчас, как ответить на этот укол. Они все должны знать, что меня так легко не сломить. Я не сдамся и отомщу. Всем.

     — Да кто ты такой, чтобы… — Артемис запнулся.

     — Рурука Гиозо Орт. Вот, кто я, — в тишину бросил молодой мужчина, и губы его изогнулись в страшной ухмылке. — Осталось лишь напомнить об этом нескольким людям.

Увенчанные символами власти,

Природы силы подчинив себе,

Волшебники, охваченные страстью,

Опасны и безжалостны вдвойне.

Интриги, ненависть и жажда власти полной,

Здесь правят судьбами безжалостной рукой.

Совет волшебников, в интригах искушенный,

Не устоял перед изменой и войной.