В этом мареве сумрачном ночью и днём

Мы идём по одной колее вдвоём,

А она по разным концам земли

Нас разводит, в годы слагая дни,

Проверяя прочность сердец и тел,

Кто любил не очень и не взлетел.

Её выбор точен, верны пути.

Мы шагаем молча, нас не спасти.

И я дарую тебе свободу,

Но ты ко мне возвращаешься вспять,

Как в окна ветер, как путник к дому,

Как то, что мне не дано поменять.

И в этом самое главное чудо —

Иметь, что никто не в силах отнять.

Пусть мир не вечен, но я не забуду,

А значит и не смогу потерять. 

     Радостное волнение и лёгкий страх кружили голову юноше: он ходил из угла в угол по комнате, подбирая слова и поворачивая в своей голове сценарий уже в который раз. Перед каждым повторением он говорил себе: «Всё, теперь точно в последний раз проговариваю это и иду!»; но снова и снова наворачивал круги по апартаментам, не находя себе место. Ему ужасно было думать о том, что он собирается сделать, ведь тогда это расставит всё по местам, поставит жирную точку в одной главе его жизни и начнёт новую. Но чем дальше, тем больше он понимал, что желает этого, как никогда, и подтверждение тому он ощущал не только в своей душе, но и в теле. Жрецы лишь сказали, что это было только вопросом времени, что этого стоило ожидать. Юноша до последнего не верил, но теперь всё было иначе.

     Поняв, что дальше тянуть не стоит, он кропотливо поправил на себе длинную свободную тунику, расправил каждую складочку и запустил пальцы в волосы, убирая их назад. Путь от комнаты показался ему бесконечным, и он с ужасом представлял, как будет преодолевать эти многочисленные лестницы с крутыми ступенями где-то через полгода. Не дав страху взять над собой верх, Артемис уверенно постучал в двери кабинета и зашёл внутрь. При виде Повелителя, занятого очередной кипой документов, юноша не удержал нежную улыбку и снова поправил одежду, коснулся кармана на брюках, нащупал маленький футляр и вдохнул поглубже:

     — Гилберт!

     Мужчина медленно поднял голову, с удивлением изогнув бровь. Его любовник не имел обычай обращаться к нему по имени, когда завязывал беседу. Просто начинал её с какой-нибудь фразы, будто бы даже не говоря с ним. Это вступление немало изумило вампира, и он блекло улыбнулся:

     — Что такое, лисёнок?

     Все отрепетированные речи разом выветрились из головы Акио, пока он смотрел на чернокнижника, беззастенчиво, однако украдкой любуясь им. Присев на диван для посетителей, Артемис похлопал рядом с собой ладонью по обивке, приглашая мужчину сесть поближе и не говорить через весь кабинет. Повелитель бросил взгляд на свою работу, прикидывая, насколько её придётся отложить, и это промедление не скрылось от золотых глаз демона. Чувства оказались сильнее долга, и вампир всё же устроился рядом с возлюбленным, закинув руку на спинку дивана, тем самым приглашая в свои объятия. Но Охотник явился вовсе не за этим, а потому, собравшись с мыслями, заговорил, начиная издалека и давая себе время подойти к сути как можно незаметней, чтобы мужчина не поднял его на смех.

     — У меня было свободное время, и я много гулял по замку и вокруг, вспоминал разное. Не представляешь, как смешно мне теперь от собственного поведения и мыслей, что были раньше. Не скажу, что это было необоснованным совсем уж, но согласись, что я был невыносим порой. Теперь я думаю о том, что всё равно бы вёл себя подобным образом, но уже с другой целью. Как сказать… для привлечения внимания? Ты так злился порой, становясь таким чарующим в своей ярости, что я понимаю — по-другому просто не могло быть. Как можно было быть покладистым, когда самое яркое твоё очарование приходило только в моменты злости? Признаюсь, что далеко не всегда моей целью было вывести тебя из равновесия, но теперь я хотя бы осознаю это. — Замолчав ненадолго, Артемис украдкой посмотрел на мужчину, который выглядел настороженно от неожиданных откровений. Протянув руку, юноша мягко подцепил кончиками пальцев непослушный локон, выбившийся из-под ленты чернокнижника, убрал его за ухо обладателя густой шевелюры, чтобы затем сцепить вместе пальцы и опустить взгляд. От волнения у него шумело в ушах, во рту пересохло, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Демон столько раз слышал признания Гилберта, как он говорил о чувствах, но сам Артемис позволил себе сказать подобное лишь пару раз. И оттого тем страшнее было ему, ведь он не знал, как чародей отреагирует, что скажет в ответ. — Мне стоит извиниться, что я так подло бесил тебя, что пользовался твоими эмоциями, но уверяю тебя: мне просто хочется владеть всем твоим вниманием, какой бы ни был у него окрас.

     Найтгест вслушивался в его интонации и в бешено колотящееся сердце, выдававшее волнение юноши. Акио постоянно поправлял одежду, одёргивал тунику, разглаживал замшевые брюки, а потом наклонился и перезавязал сапоги, затем неожиданно поднялся и подошёл к шкафу с мелкими статуэтками, начиная переставлять их с места на место. Выглядело это со стороны так, будто ему нечем занять время и руки, и ему срочно нужно сосредоточиться на чём-то, отвлечься. Гилберт знал юношу уже давно, и такое поведение любовника было для него в новинку. Обычно Охотник был куда более сдержан и не давал эмоциям взять над собой верх. Причина волнения для мужчины пока что оставалась тайной, однако смутные сомнения начинали закрадываться в его душу.

     — Это неожиданно приятно, — вдруг снова заговорил Артемис, взяв глиняную статуэтку в форме дракона в руки. Пальцы его вдумчиво повторяли узор чешуи, изгибы, а на губах появилась тень улыбки. — Я о внимании. Знать, что несмотря на все за и против, ты важен. Я сталкивался с таким всего раз, и… — юноша запнулся. Ему было непросто объяснить, отчего он испытывает радость из-за такой, казалось бы, мелочи. Ещё страшней было пытаться сказать это вслух. Он считал, что другим просто напросто плевать на чужие заморочки и опасения, что он обязан быть идеальным для всех, чтобы его любили. Корни этих мыслей росли из глубокого прошлого, оставившего на нём множество невидимых глазу шрамов. — Знаешь, прежде отец и мать не слишком внимательно относились ко мне или брату, редко выделяли успехи, больше обращаясь к проступкам. Видимо, с тех пор и закрепился этот шаблон: как бы хорошо я ни проявил себя, заметят только ошибки, только из них я узнаю, что думают другие. Помнишь, как я отправился в дом Первородной волны? Или как раскрыл заговор Лихниса? — вдруг вспомнил демон, заметно съёжившись от этого. Он бы не смог забыть никогда. — За каждое дело я всегда брался с надеждой и отчаянной мыслью: «Заметьте меня! Посмотрите, что я сделал!» Меня волновал не столько результат, сколько реакция окружения. Глупо, очень глупо, но каждый раз я всё равно жду похвалу, как-то не задумываясь о том, почему её нет. Сейчас мне становится ясно, отчего я почти не слышал комплиментов о проделанной работе. Сам виноват. Начиная что-то делать, я либо старательно прятал следы своей деятельности, либо делал вид, будто бы мне это ничего не стоит, как если бы каждое из поручений или задумок можно было сделать играючи, одной рукой. И относились к этому также. «Проще не придумаешь, каждый бы справился». Но стоило оступиться, чтобы их слова изменились и приобрели всю яркость эмоций: «Что ты натворил? Как ты мог?» И я как дурак думал не о том, что сделал не так, а почему ко мне так строго и предвзято отнеслись. Вместо того, чтобы работать над ошибками, я только злился, не зная, как исправить положение. А на деле всего-то и нужно было, что сказать о том, что я бы не отказался от помощи или что прикладываю много усилий, чтобы справиться с этим. Странно, как всё просто, не так ли? Мне проще убить человека, чем сказать, что я выбился из сил, что я не справлюсь или сомневаюсь, что мне страшно или неловко. Сейчас… мне страшно.

     Отставив статуэтку, демон подошёл к столу и принялся без особой цели разглядывать свитки. Гилберт никогда не запрещал ему совать туда любопытный нос, потому что был уверен, что юноша не использует полученную информацию против него. Да и имел Акио, как его заместитель, все права на то, чтобы заглядывать в важную документацию. «К чему ты всё это ведёшь? — думал кровопийца, вглядываясь в любовника. Охотник словно ждал чего-то или никак не мог подойти к сути дела. Вряд ли ему захотелось высказаться без причины. — Что ты задумал?»

     — И всё больше я думал о том, как правильно выражать мысли, как донести их до других так, чтобы всё было предельно ясно. Но как справиться с этой чёртовой установкой, привычкой, что никто не воспримет меня всерьёз? Быть может я себя как-то не так веду? Или не кажусь тем, кого следует слушать? Возможно, что мне просто следует делать вступления перед основной мыслью, чтобы настроить людей на свою волну? — Охотник робко присел рядом с мужчиной и наконец поглядел на него, с какой-то боязнью положил ладонь на руку Гилберта. Теперь его сердце билось совсем уж быстро и испуганно, оглушало вампира. — Я долго думал о словах, которые ты сказал когда-то, о твоих намерениях и своих чувствах. О том, как вижу их сейчас и… в будущем. Как я вижу нас с тобой. Вместе.

     Голос юноши сорвался, он часто задышал, точно физически не мог сказать ещё хоть слово. До Найтгеста вдруг дошло, что возлбленный имеет в виду. Одновременно и радость, и ужас овладели им. На душе было сладко и больно, а в голове замелькали образы. Он представил, что случится с его возлюбленным, если Дьявол возьмёт своё, заберёт у них ребёнка. «Твой первенец будет моим!» — набатом звучал хохот инфернальной твари в воспоминаниях мужчины. Первое дитя, о котором он так мечтал, представляя себе малыша, который бы точь в точь походил на его дорогого лиса. Как мог вампир объяснить любимому, на что пошёл, чтобы вернуть его к жизни, чтобы дать им шанс начать сначала? Он заплатил высокую цену собственными жизненными силами, душами подчинённых и обещанием отдать первого ребёнка. Теперь Гилберт точно знал это, и порой Дьявол смущал его разум, вводил в состояние, в котором мужчина абсолютно терял над собой контроль. Найтгест помнил, как пытался насильно овладеть Артемисом, как в некоем помутнении звал его замуж, как велика была его ярость от отказов. Он ощутил знакомую огненную хватку на душе, пытался сопротивляться Дьяволу, который неустанно наблюдал за ними, чтобы получить причитающееся ему по праву. Когда Охотник принёс ему Гримуар Амарэйнт, чернокнижник ликовал, полагая, что с его помощью сможет побороть Дьявола и расторгнуть сделку. После первой попытки на него навалилась жуткая слабость, а связь едва не разлетелась пылью, и мужчина ощутил, как истончается на другом его конце тот единственный, ради кого Гилберт ещё желал дышать. Дьявол стерёг своих жертв и выжидал. А Найтгест не мог позволить ему претворить кошмар в жизнь.

     — Гилберт, ты станешь моим… — боясь смотреть в лицо возлюбленному и не видя муки на нём, тихо начал Артемис, но вздрогнул, когда холодный голос чародея оборвал его на полуслове.

     — Нет.

     Акио показалось, что из груди у него выбили душу, забрав вместе с ней и сердце. Несколько секунд он не мог понять, послышалось ли ему из-за страха, а затем резко подорвался на ноги и попробовал отобрать у вампира свою руку, но тот крепко стиснул пальцы, не мигая глядя на любовника.

     — Что? — с трудом смог выдавить из себя демон, прикладывая титаническое усилие, чтобы не ударить мужчину наотмашь. Безразличное выражение лица и глаз кровопийцы не переменилось.

     — А с чего ты взял, что это имеет смысл? Для чего, хотел бы я знать? Тебе недостаточно того, что есть сейчас, и ты подумал, что будет замечательно сплясать под дудку твоего деда? Не глупи, малыш. Вот исполнится тебе сто лет, тогда и побеседуем на эту тему. А пока изучай нашу подлунную, выполняй заказы, щебечи с эльфами — наслаждайся своей свободной жизнью. Замужество только помешает нам. Если это всё, что ты хотел обсудить, то я должен снова заняться документацией. — Отпустив ослабевшую руку Артемиса, вампир поднялся и прошёл к столу, чтобы замереть и уставиться в документы остекленевшим взглядом. Ни один чёртов бог не знал, как сложно было ему вылить это ведро дряни в лицо Наречённому. Как же сам Найтгест желал назвать его своим супругом! — Ступай.

     Из глаз Охотника против воли хлынули слёзы, и он что было силы сжал зубы, боясь лишний раз вдохнуть. Подавить всхлип у него не вышло.

     — А если бы я сказал после этого, что я жду ребёнка? — на одном дыхании выпалил Артемис, желая повернуть к себе возлюбленного и понять, что он просто решил крайне дурно подшутить. Юноша знал, что всё всерьёз. — От тебя?

     — Тогда бы я сказал тебе избавиться от него. Во избежание, так сказать, — резко отрезал Гилберт и закрыл глаза. Нет, он старался все эти годы лишний раз не прикасаться к возлюбленному, чтобы не поддаться соблазну и не овладеть им, не зачать дитя, которого желал больше всего на свете. — Ты закончил?

     Ничего не ответив ему, Артемис бросился прочь, не в силах унять льющиеся слёзы. Было ли это продуманной и взвешенной местью? Юноша не хотел знать, чем заслужил эту боль, и конечности его переставали держать. Впервые за всю свою жизнь он был уверен, что любит кого-то до помутнения рассудка, нежно и неистово одновременно; он желал провести рядом с Гилбертом всю свою жизнь и не мыслил ни дня без него, но теперь не мог впустить воздух в грудь от вырывающихся рыданий. Ввалившись в апартаменты, демон прижался спиной к двери и закрыл лицо руками, беспрестанно бормоча себе под нос:

     — Это всё сон, дурной кошмар, это всё не взаправду.

     Он сполз на пол, прижимая колени к животу. А ведь он действительно собирался сразу после предложения руки и сердца обрадовать вампира, сказать, что ждёт от него ребёнка, что жрецы подтвердили его опасения и радостные надежды. Некоторые годами и веками не могли обзавестись драгоценным чадом, желали этого всем сердцем. Им потребовалось всего лишь пять лет, и Акио понимал, что больше не хочет цепляться за сомнительный титул фаворита и слышать из-за спины нелестное обращение «подстилка его величества». В последнее время Гилберт был крайне сдержан в ласках и будто избегал близости, но около пяти недель назад надрался в хлам, отмечая годовщину свадьбы сыновей, и буквально сорвался на любовника, а после продрых четверо суток к ряду. Сколько ночей Охотник провёл, прислушиваясь к своему телу, смутно ощущая перемены? Первое недомогание, слабость и тошнота сорвали его с места. Он помнил, как бегал по столице, отыскивая жреца, когда ни одного не нашлось в Чёрном замке, как ему сказали, что следует быть аккуратным в столь волнительном положении. Прежде примеряя к себе слово «беременный», Акио слышал в этом какую-то унизительную нотку, но почти месяц ходил, окрылённый счастьем, не зная, как сказать любимому.

     — Беременность это вам не последствия секса, не грубое оплодотворение посредством слияния двух тел, — с нежностью вспоминал демон одну из лекций в Белом замке, куда ему удалось попасть после заказа на капитана Фаррела. — Это ничто иное, как единение двух любящих душ. Только искренняя любовь может одарить подобным счастьем с благословения Сердца мира. Так что услышав про «случайную беременность» от юной девушки, желающей избавиться от плода, следует призадуматься как ей, так и вам. Ничего не может быть хуже ошибки в подобных ситуациях. Уже давно в нашем мире всё реже появляются дети. Угасание ли это Сердца мира? Или сердец тех, кто живёт?

     Артемис был уверен, что у них с Гилбертом всё далеко не случайно, однако теперь не мог успокоиться и унять боль. «Нет», — снова и снова повторялось в его разуме, пока он спешно собирал вещи и выбегал из комнаты, торопясь скрыться до того, как его состояние кто-то заметит. Для того ли они столько лет жили бок о бок, даря друг другу бесконечную нежность и страсть? Почему? Почему Гилберт так резко отреагировал на предложение? Акио и сам не знал, как ему взбрело в голову обратиться к младшему сыну Найтгеста, но именно в нём он сейчас видел единственного, кто не даст ему окончательно рухнуть в бездну отчаяния.

     — Да, Арти? — вежливо откликнулся художник.

     — Я буду проездом мимо вас. Разрешите заглянуть на день-другой? — соврал Акио, зная, что юноша не ощутит его ложь и эмоции с помощью ментальной связи.

     — О, конечно! Мы сами думали через время заглянуть, но как-то закрутились. Когда тебя ожидать?

     — Не знаю, — неожиданно растерянно и пожухло ответил Акио и тут же оборвал связь.

     Дагхлас находился на восточном побережье и был вотчиной Короля людей. В отличие от оборотней и жрецов, позволяющих жить на своей территории, другие фракции терпеть не могли чужаков, относились к ним с настороженным предубеждением, а потому каждому, кто служил одному из Повелителей, но желал жить на других землях, приходилось платить приличную пошлину. За такими следили с особенным тщанием, ожидая подвох, но со временем привыкали и даже начинали считать своими земляками. Едва только зашла речь о свадьбе Мирроров и Пассисы, Артемис встрял с вопросом, где они будут жить и не собираются ли до конца дней торчать в Чёрном замке или на острове Орт. Этот вопрос на семейном совете был встречен задумчивым молчанием. Новоявленный лорд не видел ничего дурного в том, чтобы отвезти мужей в свой бастион, но и Роккэн, и Пассиса ясно дали понять, что им бы не хотелось находиться так далеко от родных мест. Предложенных вариантов было море: от классической столицы до дальних рубежей дроу. Но в итоге молодожёны остановились на порту Дагхлас. Они отнеслись к этому серьёзно, начали подбирать варианты и прикидывать по цене, в то время как Гилберт и Артемис молча переглянулись и поняли друг друга без слов. После свадебной церемонии они отдали молодым ключи от дома и едва смогли устоять на ногах, когда Роккэн кинулся их благодарить от своего имени и от молчаливых супругов. Уже тогда, глядя на них, Акио испытал лёгкую зависть, бросил быстрый взгляд на Повелителя чернокнижников, но тот держался отстранённо, и юноша лишь потупился, решив, что ещё не время. Но вместо того, чтобы предаваться унынию, он смог устроить им прекрасный медовый месяц, мечтал о том, как сможет придумать ещё что-то для них с Найтгестом. Ловя себя на том, что рассматривает варианты обручальных колец, проходя мимо ювелирных лавок, он только одёргивал себя и просил подождать ещё немного.

     Вот и дождался. Слёзы душили Акио, и он не сомкнул глаз до самого Дагхласа, куда нанял экипаж. Юноша нашёл в себе силы улыбнуться и выйти из кареты без единой слезинки или следов грусти, обещая себе, что пробудет в гостях не больше двух дней, в течение которых будет искать пути к возвращению или отступлению. Против воли он надеялся, что Гилберт передумает, что вот-вот юноша ощутит его ментальный зов, чтобы тут же броситься обратно и прильнуть как никогда трепетно. Но вокруг царила только тишина, а он со всё большим страхом прикладывал ладони к животу, не замечая этого. Стоило ему только занести руку, чтобы постучаться, как дверь распахнулась, и на пороге возник Роккэн. Художник расцвёл улыбкой и тут же заключил Артемиса в объятия и отобрал сумку:

     — Проходи скорее, мы тебя очень ждали.

     — Рад тебя видеть, — искренне произнёс демон, заходя в прихожую и невольно облокачиваясь на стену.

     От Роккэна не укрылся этот жест, и он тут же бросился к Акио, помог ему снять плащ. Художник был в курсе положения демона — единственный из всего окружения последнего, он же намекнул на то, что самое время объясниться с Гилбертом. Именно после его письма Охотник смог собраться с силами, а теперь не мог успокоить метания души. До последнего юноша надеялся, что его не спросят, прошёл ли разговор, не вспомнят про беременность, и он старался улыбаться, пока шёл вслед за Роккэном по дому, где он показывал ему комнаты, которые они успели за год обустроить ещё более уютно и комфортабельно, чем им сделал Артемис. И мебель, и украшения, и ковры со шторами были в спокойных классических тонах, а оттого комнаты казались воздушными и просторными, пусть места было и не слишком много за счёт царящего там бардака. Местами валялись вещи, оставленные книги, пустые тарелки и чашки. У Охотника невольно волосы на голове зашевелились от такого беспорядка и ему захотелось немедленно прибраться. Оставив вещи в одной из пустующих комнат неподалёку от спальни хозяев дома, Акио вместе с Миррором прошёл в гостиную. Художник быстро сообразил им чай с лёгким салатом, едва не подпрыгивая от нетерпения. Понимая, что вот-вот услышит страшный вопрос, Артемис заговорил первым:

     — А где Ис и Ру?

     — Рурука у Ортов, но должен скоро вернуться в течение ближайших дней, Пассиса ушёл на рынок, чтобы купить чего-нибудь интересного к ужину, — весело поделился Роккэн, — а я пока хотел закончить картину под заказ. Знаешь, люди неожиданно оценили моё творчество, часто приходят с запросами на портреты. Я даже особо не думал зарабатывать таким образом, но Ис говорит, что это прекрасно, когда любишь то, чем занимаешься, а ещё когда за это платят деньги. Знаешь, — он лукаво сощурился, точно собирался выдать какую-то тайну, затем шёпотом продолжил, — меня пригласили через месяц на церемонию коронации молодого принца людей, чтобы я запечатлел его.

     — Радостно слышать, что у тебя всё хорошо, — улыбнулся демон, но не успел он продолжить уводить тему подальше от себя, как художник заговорил сам.

     — Ну, рассказывай, как прошло, — с воодушевлённой улыбкой и полным любопытства блеском во взгляде потребовал художник, подперев щёки ладонями и уставившись на Охотника, едва не подпрыгивая от нетерпения. Ему думалось, что Артемис приехал пригласить их на свадьбу.

     Потому он невольно отпрянул, когда услышал тихий, едва различимый ответ:

     — Он отказал мне.

     Улыбка медленно сползла с лица Роккэна, а Акио уронил голову на ладони и беззвучно заплакал, свернувшись комочком на диване. Миррору показалось, что ему отвесили оплеуху мокрой вонючей тряпкой, не иначе. Ему не хотелось думать, что испытал демон, когда услышал подобное от Господина чернокнижников. Как в тумане юноша гладил Охотника по голове, шептал что-то слабо утешительное и не мог даже голову повернуть.

     — Вот ведь с-с-собака сутулая, — ошарашенно прошептал Миррор, когда понял, что юноша уже не слышит его, погрузившись в беспокойный сон. — Что за…

     Из него вырывались одни только нецензурные выражения: без запятых, с чувством и расстановкой. После всего, что он видел сам, после тех воспоминаний, которые ему когда-то вернул демон, после всех волнительных писем… отказ? В голове у художника не укладывалось. Он бы ничуть не удивился, если бы Гилберт и Артемис обвенчались сразу после войны, ведь оба выглядели такими счастливыми, что пережили ту жуткую резню. Но это?! Он искренне не понимал, чем руководствовался отец, когда давал отрицательный ответ на предложение руки и сердца, и на секунду испытал острое желание немедленно уехать в Чёрный замок для профилактической беседы с применением кочерги. Когда Пассиса вернулся, он застал художника всё ещё сидящим на диване. На его коленях дремал нагрянувший Акио, и юноша какими-то автоматическими движениями гладил его по волосам и плечам. Только взглянув на супруга, территориальный управляющий понял, что что-то пошло не так, но в мыслях его прочитал только бурю негодования и ругательств.

     — Что-то случилось? — мягко поинтересовался Пассиса после того, как отнёс все покупки в погреб.

     — Ты… я… не, — проблеял Роккэн, а затем затараторил на одном дыхании: — Нет, ты представляешь, он ждёт ребёнка, делает ему предложение, а он отказывается! Что это за свинство?! Он там совсем с дуба рухнул?! А если бы случился выкидыш?! А если бы он на себя руки наложил?! Ты представляешь, какой это удар?! — Пассисе пришлось потратить некоторое время, чтобы расшифровать полученный поток информации и сложить два и два. Вампир спал с лица и бросил ошарашенный взгляд на демона. Теперь ясно, почему у него так дико начала раскалываться голова, как только он пересёк порог дома. — Ладно бы это был… не знаю… да кто угодно! Но ведь у Гилберта мозги не в заднице!

     — Очевидно, нет, — тихо заметил Пассиса, потирая виски.

     — Пусть пока побудет у нас, я присмотрю, — попросил младший Миррор, умоляюще посмотрев на мужа.

     Пассиса улыбнулся старшему супругу, погладив его по щеке:

     — Хорошо. Давай я отнесу его в спальню. А ты пока посмотри, что я принёс. Тебе бы не помешало поесть, не то скоро начнёшь падать в обморок от запаха растворителя.

     Просияв благодарной улыбкой, медиум отправился на ревизию покупок, вампир же аккуратно поднял Охотника на руки и стал осторожно подниматься по лестнице, чтобы не потревожить гостя. На секунду он обрадовался, когда Артемис завозился и приоткрыл глаза, сонно взглянул на псионика. Однако в следующий момент вся радость Найтгеста испарилась в трубу: демон вскрикнул, рванулся прочь с его рук и растянулся на лестнице, тут же повернувшись на спину и начав торопливо отползать прочь.

     — Артемис, не пугайся, — крайне осторожно проговорил Пассиса, поднимаясь за ним следом и протягивая руку. — Это я, Пассиса.

     Но ядовитая мысль, появлявшаяся в его голове время от времени, снова показала себя во всей красе: «Мы не настолько похожи, пожалуйста, хватит!» Присмотревшись внимательней, Акио залился румянцем и осторожно поднялся с пола, ухватившись за руку вампира:

     — Извини… я не знаю, что на меня нашло, — пробормотал он, но всё равно сделал несколько шагов назад.

     — Ничего страшного. Ты не ушибся? Может, ты голоден?

     Загладить неловкость у Пассисы не вышло, и Артемис стремительно развернулся и поспешил в выделенную ему комнату. Всего на секунду он действительно поверил, что это был Гилберт, и тем более совестно ему становилось от своего поведения. Он не стал разбирать сумку, лишь вытащил карту материка, расстелил её на кровати, без всякой надежды рассматривая скупые обозначения. Без особого энтузиазма демон достал из кармана монетку и подбросил её над картой. Она упала далеко на юге, показав на земли, принадлежащие тёмным эльфам. Горько про себя усмехнувшись, юноша пожал плечами, решив, что это не самый плохой вариант из всех возможных. Спину начинало неприятно тянуть, и он поморщился, уткнувшись лицом в матрас и приложив ладонь к пояснице. Срок был пусть и не большим, всего два месяца, но Акио подозревал, что за оставшиеся десять либо сойдёт с ума, либо тихо повесится в дальнем углу мира.

     — Арти, ты точно не хочешь поесть? — раздался голос Роккэна из коридора, и демон, помедлив, согласился. — Отлично! Тогда спускайся в кухню, как будешь готов. А то я думал, что ты хочешь вздремнуть немного. Ой. Может, тебе помочь?

     Охотник не ответил ему, но себе пообещал, что обязательно вручит юноше какой-нибудь полезный подарок, чтобы вспоминал о нём чуть более тепло, когда Акио оставит их дом. Или спросит, чего не хватает художнику, либо придумает что-нибудь. Верно расценив молчание демона, медиум весело ускакал в сторону трапезной. Охотнику пришлось приложить некоторые усилия, чтобы привести себя в порядочный вид и заставить выйти к друзьям. Пассиса накрыл на стол в гостиной, расставив горшочки с жарким на кофейном столике, чтобы не смущать Акио бардаком на кухне. Ужинали они в напряжённом молчании и не поднимали друг на друга взглядов, и Роккэну это нравилось всё меньше и меньше. Художник видел, как Артемис замирает время от времени с приподнятой над горшочком вилкой, уставив отсутствующий взгляд в пустоту. Оцепенение не желало покидать разбитого юношу, и его дрожь можно было запросто увидеть хоть с другого конца гостиной. Были слышны редкие крики чаек и далёкий шум моря, разбивающегося о пристани, омывающего доки. Эти звуки убаюкивали демона, успокаивали его воспалённую душу, не давая сорваться в дебри очередной бессмысленной истерики.

     — Мне так опостылела эта рыба, — первым заговорил Пассиса будничным и весёлым тоном, расколов вдребезги загустевшее напряжение, которое повисло в их доме, как Дамоклов меч, — ты бы знал, Артемис! Когда Рурука плевался на морепродукты несколько лет назад, я думал, что он просто шутит, а потом я начал есть её каждый день. И вспомнил, что он питался так одиннадцать лет! Это я к чему? Ты не против, что я принёс трактирную еду?

     — Что ты. Куда больше я бы обиделся, если бы вы взялись травить меня своей стряпнёй, — в обычном язвительном ключе ответил демон, но даже не улыбнулся. — Ничего. Немного отдохну и дойду до рынка. Уверен, что я смогу найти там то, что можно приготовить.

     — Булочки? — оживился Роккэн, сразу став похожим на маленького хорька, учуявшего нечто съедобное.

     — В том числе, — негромко рассмеялся Охотник, и тень улыбки всё же отвоевала себе место на его мрачном и сером лице. Заметив это проявление радости, молодые супруги расслабились и тоже начали улыбаться, даже придвинулись к другу поближе.

❃ ❃ ❃ 

     Часто случалось такое, что Артемис уезжал на несколько недель, пропадая из вида: то гостил у эльфов, то выполнял контракты гильдии Воров, и потому отсутствие любовника не волновало Господина чернокнижников. По крайней мере, он очень хотел себя в этом убедить, устав денно и нощно корить себя за расчётливую ложь и причинённую ему боль. Лучистое ликование и животный страх перемешались между собой, сметая все барьеры и не давая смириться. О каком смирении мог думать Повелитель чернокнижников, когда услышал одни из самых сокровенных слов? Мужчина знал, как тяжело его возлюбленному выражать свои чувства, и понимал, какое усилие он приложил, чтобы начать этот разговор, а Гилберт… Вампир с ожесточением опустошил бокал с вином и отчаянно затряс головой. Не этого ли он добивался, отдаляясь от Артемиса, чтобы спасти его от влияния Дьявола? Не на это ли рассчитывал, отказываясь от ласк? От самого себя чародею было тошно, и он неустанно повторял в мыслях: «Артемис остынет и вернётся. Всё будет, как прежде». Масло в огонь подливала злорадная радость Кедзина, который видел, как спешно Акио уезжал из замка, но Господин смог убедить его, что Охотник отправился по делам фракции. Кроме экстренных случаев, когда требовалось непосредственное вмешательство Повелителя, дипломаты все проблемы решали сами. Над ними было и своё начальство, которое либо получало запрос от Господина, либо связывалось с иными представителями политики собственными силами в зависимости от обстановки. Отношения с эльфами уже давно трещали по швам, и лесные жители предпочитали обращаться за услугами к элементалистам и людям: те были гораздо ближе и специализация у них была чуть шире. Акио же почти сразу после войны с гоблинами получил приглашение от Королевы для проведения беседы. Молодой эмиссар заинтересовал Морвенилас не только тем, как проявил себя в боях, что было, в общем-то, не его специализацией, но и тем, что за ним по пятам ходил эльфийский единорог, а эти существа выбирали себе хозяина вдумчиво и навсегда. Гилберт даже не стал возражать, отпустив Охотника к Королеве. После этой поездки к чернокнижникам поступило несколько заказов на сопровождение торгового каравана, после чего эльфы ещё несколько раз запрашивали помощь милитаризованной фракции, и только тогда Гилберт получил первое официальное письмо с предложением рассмотреть сотрудничество в долгосрочной перспективе. Связующим звеном стал Артемис.

     И в этот раз Кедзин даже не задумался над тем, что же забыл в лесах Вальхорея любовник его сына. А следовало бы.

❃ ❃ ❃ 

     Корабль пришвартовался в порту Дагхлас, и молодой мужчина, укутанный в плащ чернокнижника, медленно сошёл по трапу на землю. Вечерние сумерки сопровождались пронизывающим штормовым ветром, и эти порывы вздымали подолы одежды и рыжеватые кудри чародея. Первым звоночком для него стало то, что его не встречают, но Рурука усилием воли успокоился, напомнив себе, что сам не назвал точную дату возвращения. Время на острове летело незаметно, однако его портили дипломаты вокруг. Где бы ни находился, лорд слышал, что его подчинённые обсуждают ничто иное, как брак своего владыки. Одни посмеивались над тем, что Рурука не разгибает спины, разбираясь с контрактами и письмами, пока его мужья не разгибаются в постели, наслаждаясь его отсутствием. Другие слишком сочувственно вздыхали, интересуясь, не ревнует ли молодой мужчина, находясь так далеко от семьи. Первое время Орт мог игнорировать эти ядовитые комментарии и сплетни, но они успели запасть в трещины на его душе и пустить жадные до боли корни. Он не просто ревновал, но желал задушить проклятого вампира за то, что проводит столько времени с Роккэном. Каждый раз, возвращаясь домой после затяжной работы, молодой мужчина видел, что брат куда охотней реагирует на Пассису, не сводит с него влюблённого взгляда, и всё труднее становилось Орту удержаться от убийства. Домой он шёл с единственным желанием заграбастать возлюбленного брата в кровать и наслаждаться им до самого рассвета. Усталость неприятно покалывала спину и ноги, однако чернокнижник упрямо брёл по ночному городу. Мысль: «Трахну или умру», — на повторе крутилась в его голове. И тем более странно почувствовал себя Рурука, когда, приблизившись к порогу дома, услышал доносящийся оттуда задорный смех. На какую-то долю секунды дипломат замялся и насторожился, ведь его супруги не стремились заводить друзей в этом городе, а прочие редко приезжали к ним в гости. «Наверняка им вдвоём там очень хорошо, — раздражённо подумал Рурука, поправляя на плече походную сумку, а из кармана доставая ключ, чтобы отпереть дверь. — Как хорошо, что я оборву эту идиллию. Тьма, дай мне сил не прибить его на месте!» На щелчок замка никто не отреагировал, а радостный лепет Роккэна перестал казаться таким приятным сразу, как только Орт разобрал, о чём он говорит.

     — Подумать только. Уже два месяца! Как мы его назовём? А вообще, лучше пока не думать об этом. Пусть себе малыш развивается и растёт, — рассуждал художник, а Руруку бросило в ледяной пот.

     Его не было дома около двух месяцев, и слова брата перевернули душу молодого мужчины с ног на голову. Тяжело опёршись на трость, чародей прикрыл глаза, борясь с тошнотой. Разувался и снимал с себя плащ он в каком-то тумане, игнорируя боль травмированного колена. Стоило ему появиться в гостиной, как смех разом угас, а он пристально смотрел на супругов и нежданного гостя с отчётливым пренебрежением. Охотник сидел между ними и выглядел то ли растерянным, то ли радостным, а руки вампира и медиума на его животе окончательно взбесили Орта. «Вот, значит, как? Быстро подыскали достойную замену? — зло подумал дипломат и молча прошествовал мимо них в сторону подвала, даже не подойдя, чтобы поприветствовать брата. Его затрясло. — Ну ничего, ничего. Я ещё посмеюсь». Проводив его настороженным взглядом, Артемис вопросительно уставился на Пассису и Роккэна. Псионик провёл пальцами по вискам, точно это могло помочь справиться с ментальным напором мужа на его сознание, а старший супруг решительно поднялся и поспешил за лордом. Нагнал он его уже в лаборатории, где Орт небрежно позвякивал склянками, решив сосредоточиться на любимом хобби, а не вампире и госте.

     — С возвращением, дорогой, — робко позвал Роккэн, против воли начиная улыбаться. Он успел ужасно соскучиться по любимому брату и желал его как можно скорее обнять. Не успел медиум протянуть руки, как перед ним словно из-под земли вырос Двэйн, угрожающе зашипевший. Хозяин дал приказ не отвлекать его. — Ру? В чём дело?

     — Ты ещё спрашиваешь? — огрызнулся Орт, но от пробирок не отвлёкся, зато начал отмерять смесь на весах. — Впрочем, тебе лучше поинтересоваться у белобрысого. Наверняка он быстро найдёт ответы на твои вопросы.

     — Что ты такое говоришь? — возмутился было Роккэн, но быстро осознал, что муж неверно понял всю ситуацию разом, и улыбка облегчения появилась на его лице. — Ты неправильно понял, Ру. Арти приехал в гости, потому что… Потому что сделал предложение Гилберту, а он ответил отказом. И ещё Арти ждёт от него ребёнка.

     Орт медленно повернул голову к брату и злобно ухмыльнулся, опираясь дрожащими руками на стол. Выражение лица дипломата не понравилось Роккэну и пробило его на дрожь.

     — Вот как? А чего он ждал? Мало того, что этот несовершеннолетний, так ещё и отказал самому Господину когда-то. Теперь пусть сам со своим пузом мучается. Гилберт правильно сделал, что указал ему на его место.

     — Значит, я правильно поступлю, указав, что твоё место — месяц спать в гостиной? Ты в своём уме, Орт?! — рявкнул медиум, а затем вжал голову в плечи и покосился на вход в подвал, опасаясь, что их могли услышать, но наверху всё было тихо. Вернув внимание брату, художник зло фыркнул. — Что с тобой? Неужели тебе могло прийти в голову, что я изменяю тебе? Тем более с Артемисом? Он мой друг!

     — Возможно, — уклончиво ответил Рурука, но выдохнул и покачал головой. Проведя костяшками пальцев по векам, молодой мужчина первым сдался и крепко обхватил брата за плечи, прижав его к себе и уткнувшись в любимые кудри носом. — От усталости уже не соображаю.

     — Ложись спать, — недовольно бросил задетый за живое юноша и, освободившись от рук возлюбленного, поднялся в гостиную. Артемис с крайне сосредоточенным видом рассматривал чай в своей чашке, точно налёт на её стенках мог открыть ему тайны мироздания. Через минуту появился и Рурука, но даже тогда не посмотрел на демона. — Ладно, мы засиделись. Надо бы диван освободить, иначе Рурука не сможет поместиться.

     — Ты что, серьёзно? — возмутился Орт, аж расправив плечи и выпятив вперёд грудь, а затем строптиво фыркнул и упрямо уселся в кресло. — Что ж, всяко лучше, чем с этим вампиром.

     Найтгест торопливо прижал ладонь к губам Роккэна, не дав ему встрять в склоку и развязать очередной скандал, которые здесь были отнюдь не редким происшествием. Бросив глубоко оскорблённый взгляд на брата, художник торопливо ушёл в сторону спальни, не желая слушать иные нелицеприятные вещи от супруга. Пассиса встал и протянул Артемису руку, но тот не оценил галантный жест и смущённо поправил рубашку, прикрывая живот. Осторожно поднявшись, Охотник спешно ретировался, ощущая на себе полный ненависти взгляд старого друга. В чём перед ним так провинился, Акио не знал и не желал разбираться, думая только о том, как бы собрать вещи и побыстрее сбежать. Тихо закрыв за собой дверь, юноша остановился и прижал ладони к лицу, лихорадочно соображая. Следовало дождаться, пока хозяева дома лягут спать, а после уйти, не поднимая лишнюю шумиху. Рурука бы, конечно, обрадовался этому побегу, Пассиса бы не стал возражать, но Роккэн мог попробовать остановить Артемиса. И, что хуже всего, демон не хотел оказывать сопротивление. Неприятная расхлябанная слабость как в теле, так и в сознании вызывали у него приступы паники. А внизу, меж тем, продолжался разговор.

     — Для чего ты всё это говоришь, Рурука? Ты хоть соображаешь, каково ему? — говорил Пассиса, но почти срывался на крик, хотя обыкновенно был достаточно спокоен и не любил повышать голос.

     — Какая мне к чёрту разница, что там с ним? — огрызнулся в ответ Орт для пущей весомости стукнув тростью по полу. — Пусть выметается. Мало того, что твоё присутствие приходится теперь, так ещё и Акио.

     — Возьми свои слова обратно. Мне без разницы, что ты думаешь обо мне, но он этого не заслужил. Ты должен быть благодарен ему, что он смог организовать и свадьбу, и медовый месяц, и вложился в этот дом.

     — Быть благодарным за то, что он приложил руку к венчанию и жизни с тобой? Ха! Больше ничего не хочешь, вампир?

     — Хочу врезать тебе за то, как ты себя повёл, едва только переступил порог дома. Что тебе мешало не бросаться на Роккэна? Понимаешь, хотя бы, как он ждал твоего возвращения?

     — Знаешь, кто действительно ждал моего возвращения? Двэйн. Потому что он знает, кто его кормит, а вам двоим, должно быть, было замечательно и без меня. Так скажите это уже мне в лицо, чтобы я спокойно уехал и не возвращался в это ваше мерзкое гнёздышко!

     Лорд хлопнул дверью подвала, а вампир яростно зарычал. Негромко сглотнув, Артемис на ватных ногах подошёл к кровати, но не стал садиться, а уставил мутный взгляд на разложенную на ней карту. За прошедшие годы он успел проложить множество маршрутов и побывать в замечательных местах, но теперь не знал, куда направиться. Охотник боялся моргнуть или вздохнуть лишний раз. Он подозревал, что Рурука не пылает любовью к Пассисе, но чтобы всё было в настолько открытом конфликте? Супруги разошлись по всему дому, и воцарилась гробовая тишина, которую нарушали лишь едва слышные всхлипы из мастерской да бренчание склянок где-то далеко внизу, в районе подвала. «А теперь ещё и я со своим визитом, — пожурил себя демон, садясь в кровати и свешивая вниз ноги. Сон как рукой сняло. — Нельзя быть накладным и проблемным для них». Выждав несколько минут для верности, демон тихо шмыгнул в коридор.

     — Ну и куда ты? — Акио вздрогнул и обернулся, оставив попытки завязать сапоги дрожащими пальцами. Роккэн стоял на лестнице, смотря на него чуть грустно, однако же с улыбкой. Поняв, что удалось затормозить друга, юноша спустился к нему. — Я понимаю, что у нас здесь далеко не рай на земле, но ты не угадал, раз думал, что я дам тебе вот так уйти в твоём положении, пусть даже и из змеюшника.

     — Сомнительная услуга, — подметил Артемис, накидывая на плечи плащ и уводя взгляд. — Если бы я знал, что у вас здесь всё так плохо, не стал бы навязываться и приезжать. Не хватало ещё свою беду к вашей добавить.

     — Это для них обычное дело, — пожал плечами Роккэн, развернув к себе Охотника и без слов расстегнув фибулу у горловины плаща, чтобы затем забрать тяжёлую ткань и повесить на крючок. — Они то ссорятся, то мирятся, начинаешь привыкать к этому.

     Словно в подтверждение его слов раздался дикий грохот, за ним последовал вскрик и шумная возня в подвале. Художник вымученно, но героически улыбнулся, мягко подцепив Акио под локоть и уведя от выхода. Снова раздался крик, но уже совершенно иного плана.

     — Там кого-то убивают? — мрачно хмыкнул Артемис, присаживаясь в кресло.

     — Не уверен, но знаю, что на седьмом небе кто-то точно оказался. Оставайся, Арти. Тебе не следует сейчас мотаться куда бы то ни было, потому как нужно беречь себя и отдыхать. Малыш…

     — Роккэн, — перебил его Акио с ласковой и грустной улыбкой, — пойми, я даже не знаю, нужен ли он будет кому-то, кроме меня. Если его отец не поменяет своё решение, это будет бастард одного из самых могущественных Повелителей, и либо я отправлюсь с ним в Нижний мир, либо останусь и вовсе без него. Несколько лет назад Гилберт говорил, что сам желает этого, что хотел бы семью, но… — Артемис запнулся и с силой сжал кулаки, он не мог удержать слёзы. — Сейчас я даже не знаю, нужно ли ему что-то, кроме удобного любовника. Признаюсь, я всё жду, что он обратится ко мне, свяжется со мной, но прошёл уже почти месяц. Не думаю, что есть смысл дальше ждать и верить. Я очень люблю твоего отца, но, похоже, слишком затянул с тем, чтобы сказать ему об этом, и упустил момент. Пойми, я не хочу отягощать его таким бременем, заставлять связывать себя узами брака, если он этого не хочет. Я не Пассиса и не вынесу, если мне в лицо скажут, что ненавидят меня, что не такая жизнь была в планах. И если мне нужно будет исчезнуть, чтобы он был доволен, что ж… значит, так тому и быть.

     Пусть Охотник и делал вид, что согласится на подобное, но Роккэн видел, как с каждой секундой аура юноши становится всё более тонкой и прозрачной, а сам он дрожит всем телом, молча глотая слёзы. Художник подсел на подлокотник кресла и крепко обнял Акио за плечи, уткнув в свою шею, чтобы успокоился. Мысль о том, чтобы отправиться к отцу с кочергой и как следует его избить, уже не казалась совсем дурной. Артемис словно с некоторым страхом прижался к нему, и ещё несколько минут Мирррор чувствовал, как демон вздрагивает, перебарывая хлещущие через край эмоции. Что бы делал он, как бы себя чувствовал, если бы хоть один из его мужей отказался от помолвки? Наверняка не лучше, чем сейчас Акио.

     — Тебе нужно поспать. Наверняка мучаешься бессонницей, как обычно. Хочешь, чай заварю и успокаивающие благовония зажгу? У меня ещё что-то осталось, — когда истерика сошла на нет, предложил Роккэн. — Или ванну?

     — Спасибо. Ты такой милый, — странно фыркнул Охотник, мягко отстраняясь от юноши и откидываясь на спинку кресла. — Я немного почитаю и лягу спать.

     — Знаю я твои отговорочки, Акио, — усиленно заворчал художник, очаровательно надув губы. — Только от тебя отвернёшься, а ты уже сбежал.

     — Смотри в оба глаза, — прыснул Акио, но спохватился и виновато покосился на юношу, не уверенный в том, что он готов воспринимать подобные шутки.

     Роккэн против ожиданий рассмеялся, но приложил ладонь к изуродованной глазнице. Пусть теперь поверх шрама красовалась повязка, прикрывая порванное веко, но даже она не могла спрятать изуродованную рубцами щёку. Встав, художник потянулся, потёр лицо:

     — А я пойду спать. Но если ты смотаешься, из-под земли тебя достану, усёк?

     Артемис кивнул, и художник, довольный собой, убрёл в спальню. Под любопытные звуки из лаборатории Акио долго не просидел и начал искать себе занятие. Оно, как ни странно, нашлось почти сразу.

❃ ❃ ❃ 

     Потягиваясь всем телом, страшно довольный собой вампир поднимался по лестнице из подвала, мурлыкая себе под нос какой-то прилипчивый мотивчик. За ним с кряхтением полз Рурука, отчаянно прихрамывая и передвигаясь куда медленнее, но супруг не торопился помогать лорду, с хитринкой поглядывая на него поверх плеча. Едва только подняв тяжёлый засов и открыв дверь, псионик понял, что что-то не так. Он бы не был территориальным управляющим столь долго, если бы не умел определять опасность, а сейчас он ощущал её как никогда явно. Воздух от неё казался удивительно прозрачным и лёгким — таким его Пассиса никогда не чувствовал. Рурука тоже насторожился, окидывая взглядом доступное пространство. Путь до кухни был всё таким же обычным, но каким-то непривычным, и от ощущения нереальности происходящего у обоих начинали побаливать головы. Пассиса никак не мог взять в толк, что его так беспокоит, почему он чувствует себя таким напуганным и встревоженным. Опасность крылась в неожиданной пустоте. Распахнутые окна в гостиной, яркий солнечный свет и трепещущие на ветру занавески приносили с собой запах странной свежести, напоминающей о горах и заснеженных склонах. Найтгест не мог отделаться от ощущения, что на него сейчас сойдёт лавина, погребёт под собой и оставит там умирать. Взгляд мага зацепился за камин. С ним тоже было что-то не то, он казался больше, и вампир напряжённо свёл вместе лопатки, готовый выпустить крылья. Послышались лёгкие будто крадущиеся шаги, и Пассиса метнулся к кухне. Всего минуту назад он думал о том, какую чашку из какой горы посуды вытащить, чтобы выпить крепкий чай, прикидывал, убрали ли они вчера со стола после ссоры. Величайший псионик не сдержал вопль ужаса, оказавшись в арке, соединяющей кухню с гостиной, почувствовал приступ острой панической атаки: воздух никак не мог выйти из груди и не проникал в лёгкие. Рурука, выглянувший из-за его плеча, с не менее перекошенным лицом отшатнулся, широко раскрыв глаза.

     — Что это?! — почти одними губами прошептал перепуганный Пассиса, прикрывая собой мужа, опасаясь, что это может быть опасным или заразным.

     — Доброе утро, — Акио лучезарно улыбнулся им. — Я вас разбудил? Старался быть тише, но кое-что прибрал. На завтрак пюре с индейкой и зеленью, ягодный чай и печенье. Оно ещё допекается, но я уверен, что осталось подождать совсем немного. Пассиса, угостишься?

     Что случилось с демоном, они не знали, но он выглядел вполне себе сносно и больше не казался умирающим лебедем. Судя по всему, он цапнул одежду Роккэна, потому как штаны едва опускались ниже колена. Юноша был босиком, а подолы свободной рубашки оказались завязаны на спине, чтобы не мешаться, рукава демон закатал выше локтей. Рурука против воли изучил взглядом выступающие косточки щиколоток, бледные ноги и едва заметно округлившийся живот. Подобранные в неряшливый пучок волосы растрепались и щекотали Акио шею, но он не обращал на это внимание, накрывая на стол. Спустившийся на крики Роккэн выглянул из-под руки Пассисы и охнул, растерянно моргая.

     — Только сунься в мой кабинет, — придушенно пригрозил Найтгест, и художник деловито кивнул.

     — Извини, Ис, я там уже похозяйничал, а вот у тебя, Роккэн, ещё есть время заняться мастерской лично, — хищно осклабился Артемис, а затем вновь принялся расставлять на столе тарелки и чашки. — Вы садитесь, не стесняйтесь. Как будто в первый раз у себя на кухне.

     — Я впервые увидел стены, — глубокомысленно заметил Орт, первым проходя внутрь с определённой опаской и едва ли не пробуя пол под ногами тростью. — И пол, если уж на то пошло.

     — А где моя чашка? — как потерянный слепой котёнок Роккэн тыкался во все стороны и едва не начинал канючить, вертясь на месте. — Я всегда оставлял её здесь!

     — Давай поставим вопрос по-другому, — остановил его Пассиса и набрал воздух в лёгкие, чтобы затем громко и с чувством воскликнуть: — ГДЕ НАШЕ ВСЁ?

     Артемис посмотрел на них без малого, как на сирых и убогих, чтобы затем демонстративно распахнуть дверцы ящиков кухонных шкафов. Тарелки и миски, кружки и чашечки, котелки и сковороды стояли ровными рядами: одно к другому, от меньшего к большему. Посуда блестела чистотой, сверкала, точно только что была изготовлена, а не пережила жуткий кризис в доме трёх не самых хозяйственных мужчин. Вампир первым метнулся вперёд и схватил с полки бокал из кости с филигранной резьбой:

     — Я думал, что он пропал полгода назад!

     — Пришлось реанимировать, — скептично поднял бровь Акио, ухмыляясь уголком губ и поставив руки в бока. — Не буду рассказывать, что в нём устроило себе квартирку, но теперь это едва ли не самый чистый сосуд во всём доме. Кстати, Рурука, у тебя случайно нет чего-нибудь в меру щелочного? Я справился с камином и очагом, но ванну так и не смог победить.

     — Зайдёшь в подвал — убью, — коротко объявил лорд.

     — Звучит, как вызов. Впрочем, не важно. Но перед тем как садиться есть — переодеваться. Осталось только вещички на вас постирать, — бодро возвестил Охотник, одарив их улыбкой.

     Роккэн вцепился в свою любимую домашнюю рубашку, Рурука веско выставил вперёд трость, а Пассиса попятился. Эти трое забавляли Артемиса всё больше, и он чувствовал, что горе всё же постепенно отпускает его. Объятый своими безрадостными мыслями демон в первую очередь занялся камином: выгреб всю золу и угли, отдраил топку, дымосборник и дровницу, откуда выбежала целая толпа тараканов. Эти твари до последнего не хотели сдаваться и перебегали с места на место, пока не легли кучками пепла от соприкосновений с крохотными огненными шарами, натравленных на них демоном. Вскоре гостиная была приведена в божеский вид: ковёр выбит и проветрен на улице, одежда, которая валялась повсюду, отправилась замачиваться в огромную бочку, где собиралась дождевая вода, посуда перекочевала на кухню. Но даже этого было мало, чтобы помочь энергии демона высвободиться и найти применение, а потому юноша прошёлся по второму этажу со спальнями, кабинетами и ванной. Уже ближе к рассвету вспомнив, что следует приготовить завтрак, он столкнулся с главным злом этого дома. Кухня. Закоптившиеся стены и окна, очаг с толстым слоем жира и высыпающейся на пол золой. Посуда стояла повсюду грязная от края до края, собиралась неровными башенками, готовыми рухнуть от любого неудачного прикосновения. Только победив в неравном бою с этим бесконечным монстром, Акио позволил себе сполоснуться и постирать то, что успел собрать по дому и потом, когда во дворе сушились длинные полотна постельного белья, реяли на ветру плащи и рубашки, цепляясь за бельевые верёвки, он сбегал на рынок и прикупил всего понемногу. Юноша старался приготовить всё в кратчайшие сроки, боясь, что разбудит обитателей дома, но они спали, как убитые, а на столе благоухал огромный казан с угощением.

     Когда супруги вымелись переодеваться, Артемис опустился на один из стульев и откинулся назад, устало, но блаженно улыбаясь. Всё его тело ныло от усердной работы и беготни, конечности не желали подниматься, а спину ломило не только из-за ребёнка. Счастливый и вымотанный юноша наблюдал за тем, как семейство Миррор-Найтгест-Орт усаживается за стол. Не успели они приступить к завтраку, затравленно поглядывая по сторонам, он спохватился и бросился к очагу. Пошуршав за их спинами, Акио вскоре поставил на стол салатницу, заполненную ровными золотистыми печеньями, посыпанными корицей. Роккэн немедленно потянулся к незнакомому и оттого более прекрасному лакомству, но тут же получил по рукам от демона:

     — Сначала первое, — со смехом произнёс Артемис.

     Художник хотел возмутиться, но примолк, заметив, как отхлынула краска от лица Охотника, как он плавно и вымученно опустился на стул, прижав пальцы к виску. На вопросительные взгляды он только помахал рукой, не желая омрачать их завтрак. Увидев, что Рурука и Пассиса начинают оглядываться и проверять карманы, демон повёл пальцем, указав на новенькую вещь в доме: корзина из ивовой лозы висела возле двери, и внутри лежали начищенные до блеска курительные трубки и кисеты с табаком.

     — Знаешь, а очень удобно, — заметил Рурука, когда закурил после еды и вдохнул в себя вместе с дымом запах чистого и свежего дома, который, похоже, почувствовал несказанное облегчение от того, что о нём позаботились. — Может, будешь почаще у нас наводить порядок?

     — Милый мой дорогой, если бы вы сами хоть раз в день складывали вещи по своим местам, а раз в неделю делали генеральную уборку на час-два, то не были бы сейчас так удивлены видом собственных окон и пейзажами, открывающимися оттуда, — усмехнулся Акио, вытягивая ноги и слегка сползая вниз, чтобы уложить голову на спинку стула и уставиться в потолок. — Но я услышал твоё пожелание.

     — Возьми свои слова назад, Рурука, моё сердце не выдержит таких потрясений, — жалостливо проговорил псионик, которому нравилась блаженная тишина в мыслях Акио, не вызывающая головную боль.

     — Раньше к нам приходила одна служанка, но после того, как Двэйн её загрыз, мы отказались от чужих услуг, — подчёркнуто невозмутимо рассказал Роккэн, который единственный соблазнился печеньем и теперь радостно точил его, сбрасывая крошки на заботливо и предусмотрительно подложенную салфетку.

     На взгляд Акио этим троим точно не хватало кого-то, кто бы за ними присматривал и ухаживал по бытовой части. Если Рурука и шевелил пальцами в домашних делах, то только относительно собственной лаборатории да выделения финансов; Пассиса вряд ли нуждался в чём-то, кроме крови, чая и книг, да и не видел он какие-то препятствия в раскиданных вещах. Хорошо быть вампиром, потому как воротнички и манжеты не пачкаются от пота, посуда нужна лишь в крайних случаях, а в остальном можно обойтись и без этого. Для Роккэна же, выращенного в окружении слуг Чёрного замка, существовала лишь его мастерская, прочее делалось как-то само собой, без его ведома. На кухне обыкновенно хозяйничал Рурука, единственный из всех худо-бедно умевший готовить, но для лорда было великим свершением даже подобное.

     — Как бы ни было заманчиво твоё предложение, Ру, я от него откажусь. Ликуй, ибо скоро я уеду, а дальше как хотите, так и выкручивайтесь. Но дышать пылью, поскальзываться на жиру я не согласен, — припечатал Охотник, поднимаясь из-за стола, чтобы направиться вглубь дома. — Я иду на рынок. Что-то нужно?

     — Ис, иди с ним, — спохватился Роккэн, шёпотом обратившись к мужу, — ещё нахватает всяких тяжёлых вещей, а ему нель…

     — Льзя, — крикнул из прихожей Акио и хлопнул дверью.

     — Ис, пожалуйста!

     — Да, Ис, пожалуйста, — ядовито ухмыльнулся Орт, наслаждаясь мыслью, что останется с возлюбленным братом наедине.

     Псионик тяжело вздохнул и посмотрел на них с жалостью:

     — Да он от меня шарахаться будет. — Поймав полный отчаяния и просьбы взгляд художника, территориальный управляющий с бурчанием отправился вслед за Акио. — Я это запомнил.

     — И я тебя обязательно поблагодарю, — сладко и многообещающе произнёс Роккэн, провожая его с влюблённым выражением лица.

     Сам же художник собрал посуду, как-то неуверенно начиная её отмывать. Он и раньше делал это, но крайне редко, а потому чувствовал себя несколько неловко. Даже теперь, когда прошла всего четверть часа с завершения завтрака, было сложно отмыть остатки еды, и он с ужасом представлял, как демон отдраивает грязь годовой давности. Сосредоточенный на мытье тарелок, он и не услышал, как Орт подобрался к нему сзади, вздрогнул от неожиданных объятий и поцелуя, который пришёлся ему в шею.

     — Тебе всё мало? — огрызнулся Роккэн, у которого из головы не шло то, как себя вёл лорд прошлым вечером. — Мне казалось, что ты достаточно потешил своё самолюбие.

     — В отношении тебя этого мне всегда будет мало, — откровенно ухмыльнулся Рурука, запустив руку ему в брюки и принимаясь поглаживать и ласкать.

     — Мне нужно прибраться в мастерской, — только и обронил художник, громко поставив тарелку на полку и с силой вырвавшись из рук мужа, поспешив прочь от него.

     Рурука сделал несколько шагов вслед за мужем, припадая на повреждённую ногу, но быстро понял, что ему не догнать художника. Утончённое лицо обольстителя исказила гримаса ярости.

     — Не смей так уходить от меня, Роккэн! — гневно воскликнул он в спину юноши, остановившись у подножия лестницы. И уже тише с трудом скрываемым отчаянием добавил: — Не уходи от меня…

     Роккэн обернулся с верхних ступеней и поджал губы. Ему безмерно хотелось вернуться к брату, обнять и прижать к себе, чтобы он не смотрел на него так тоскливо и печально, заставляя сердце обливаться кровью от вида этого несчастного миловидного лица. Внешность Руруки была куда более обманчива, и многие принимали чистую голубизну глаз за правду, покупались на невинный облик, который лорд примерял, как лучший свой костюм. Дипломат умело управлял своей мимикой и интонациями, с их помощью подчиняя себе людей, которые не смогли разглядеть под маской уродливую личину корысти и лицемерия. Слишком часто Орт забывал о том, что следует хоть иногда думать не о себе самом, но и о близких. Иногда Роккэну казалось, что муж и их тоже ни во что не ставит и плевать хотел на их чувства. Художника выводило из себя то, что дипломат пытается ими манипулировать так же, как и своими оппонентами. Граница между Рурукой-супругом и Рурукой-лордом размывалась стремительно и неумолимо, не оставляя ничего, кроме горечи. Миррору надоело получать подлые удары в спину, а потом смотреть на такую картину. Орт виновато приподнимал брови, прикусывал нижнюю губу и опускал плечи, но ни одна провинность не могла придать его взгляду раскаяние. Даже теперь он стоял у лестницы, похоже, готовый разрыдаться, но глаза оставались жестокими и полными ненависти. У них была общая супруга, с которой они негласно обвенчались, и каждый из них носил её яд в своём сердце. Она была опасна и расчётлива, травила их и управляла домом, наводя свой порядок, состоящий из чистого хаоса. Кого-то она любила сильнее, кого-то не так, но Рурука был её фаворитом, и она отпечаталась на его сердце кровавыми шрамами. Но была в этой страсти и обратная сторона: по ночам обольстительная красавица впивалась в его шею и душила, отбирая последние крохи счастья и чистого воздуха. Жена-ревность окольцевала их души, и её яд был хуже «Сна василиска» и «Ложного счастья». Иногда Роккэн думал о том, что не сможет её изгнать, даже если будет трудиться тысячу лет, столь могущественной он видел отраву в душе брата. Дотоле почти мирно дремавшая и едва дававшая о себе знать жёнушка пробудилась и теперь хозяйничала в их отношениях, как в родном доме. И Миррор чувствовал гнилостный запах, который она распространяла вокруг себя, точно богатое амбре, вот только он не испытывал наслаждение от этого аромата.

     — Я убегаю не от тебя, Рурука Орт, — бросил Роккэн, нахмурившись. — а от того, кем ты стал. А стал ты чудовищем.

     Высказавшись, художник круто развернулся на пятках и пошёл дальше, не став дожидаться ответ. Зло ощерившись и разом сбросив очаровательную маску, молодой мужчина зарычал и что было силы ударил по стеклянному кофейному столику магией. Он разлетелся острыми осколками, а лорд направился дальше. Теперь его бесила аккуратная чистота, царящая вокруг, выводили из себя педантично расставленные посуда и мебель. С разъярённым воплем дипломат ударил по чугунному казану тростью, и он опрокинулся на пол, вывалив еду. Мятый с молоком картофель вылился на паркет и лениво растёкся во все стороны вместе с кусочками индейки. Перевернув стол, Орт с особой мстительностью раздавил каблуком бокал вампира и только после этого уселся в гостиной на диване. Ярость постепенно отступила.

❃ ❃ ❃ 

     Люди были куда более суетливы, чем другие расы, у которых продолжительность жизни превышала несколько сотен лет. Они торопились, бегали, стояла настоящая шумиха: грузили товары на борт, на рынке творилась неразбериха, сопровождаемая громогласным гвалтом, грохотали доспехами дозорные. Акио озирался по сторонам, пробираясь через торговые ряды и отшатываясь от особо рьяных торгашей. В столице с этим было спокойней: множество отдельно стоящих зданий и систематизированный рынок не давали огромному городу погрузиться в хаос, тогда как этот порт был его воплощением. Артемис шёл босиком, наслаждаясь мягким песком под ногами. Чистый, нагретый солнцем, он щекотал ступни и вызывал на лице улыбку. Несмотря на творящуюся вокруг неразбериху, демон чувствовал себя лучше, чем несколько дней назад. Он бесцельно бродил туда-сюда, рассматривая разложенные на прилавках товары, иногда останавливаясь и слушая, что предлагают. Конкуренция была огромной и жаркой: видя, что кто-то пытается продать симпатичному юноше то, что есть у него, другой торговец тут же кидался со своим предложением. Порой Охотник уже уходил в другую сторону, а бакалейщики всё орали друг на друга, стараясь доказать, что их товар гораздо лучше проявляет себя, даже если это просто петрушка. Но хоть он и был сосредоточен на том, чтобы купить что-нибудь, от его взгляда не укрылся тёмный силуэт, следующий за ним с безукоризненной дистанцией. Мужчина то утыкался в газету, то делал увлечённое лицо, рассматривая развалы, то вдруг менял направление, но неукоснительно оказывался неподалёку от Артемиса. Тихо вздохнув, юноша шагнул в один из шатров с тканями. Как он и ожидал, через некоторое время вампир нырнул следом и тут же оказался схвачен за ухо.

     — Пассиса, ты конечно бесшумный вампир, но я уверяю тебя, что чёрный плащ твой в людском городе виден на много миль. Не принимай меня за дурачка, пожалуйста, — ласково произнёс юноша, а затем против ожиданий Найтгеста взял его под локоть и потащил к столам, где лежали длинные разноцветные рулоны ткани. — Пошли уж, горемыка, раз тебя выгнали. Не подставлять же тебя перед Роккэном.

     — Если бы я не хотел тебе помочь, я бы пошёл гулять, — самоотверженно соврал Пассиса, но по взгляду Акио понял, что фокус не удался. — Ладно, по шее я тоже не хочу получать.

     — Вот и славненько, — кивнул Охотник и остановился перед толстым рулоном тёмно-зелёной льняной ткани. — Неплохой цвет. Кто может это отрезать? Или прям так хватать и нести?

     К ним мгновенно подскочила торгашка и хватко поинтересовалась, сколько юноше нужно. Задумавшись на несколько мгновений, Артемис окинул взглядом Пассису, и тот было отшатнулся, но его не стали ни вертеть, ни мерить.

     — Четыреста дюймов, — ответил Охотник, и женщина вытащила из-под стола длинную деревянную линейку и мел, с помощью которых быстро отмерила нужную длину.

     А пока она отрезала и сворачивала ткань, Акио отправился на дальнейшее исследование шатра. И хотя он с любопытством заглядывал под каждый рулон, проверяя, нет ли там ещё чего-то интересного, диким потрошителем торговых рядов он не был и аккуратно раскладывал всё по местам. Он без задней мысли забрал у торговки рулон, взвалив его себе на плечо. Но когда он попробовал забрать следующий, она возмущённо всплеснула руками:

     — Да куда вы тяжёлое тащите?! В вашем-то положении! Вон, мужу отдайте, чего он стоит, как истукан, тьфу! — Поздно осознав, что их приняли за пару, Пассиса на автомате отдёрнул руку, с ужасом уставившись на Акио. У того заметно глазу задрожали губы, однако покамест юноша сдерживался. — То же мне супружничек, у беременного поленился поклажу взять!

     «Женщина, во имя всего святого, заткнись! — гневная мысль вампира ворвалась в сознание торговки. — Ещё слово, и я зашью тебе рот твоими же нитками!» Мгновение она стояла с перекошенным лицом, пока не начала голосить что-то о том, что в её голову вселился демон. Артемис не сдержал ни смех, ни слёзы, вырвавшиеся с истеричным вздохом. Он прижал ладонь к глазам, другой стискивая ткань. По растерянному лицу Найтгеста было видно, что он совершенно не знает, что делать дальше. Но всё же возмущение продавщицы было веским, и он забрал у юноши ткань, неуверенно похлопав его по плечу. Демон кивнул и шумно вдохнул, унимая хлещущие через край эмоции. Увидев, что «семейная пара» сделала всё как надо, успокоилась и торговка, но испуганные и недоумённые взгляды нет-нет да доставались территориальному управляющему. Это там, у себя в землях, его бы каждый признал и побоялся откровенно грубить или хамить, но здесь он был самым обычным гражданином. И на него вполне могли подать жалобу, что, мол, издевается над беременным. Пассиса лишь надеялся, что до этого не дойдёт, а то неровён час как начнут отправлять проверки в их и без того не самый спокойный дом. Первое время к ним приходили на звуки скандалов, тем самым только усугубляя ситуацию. Раньше они хоть могли выпустить негатив с криками, а теперь держали всё в себе до критической точки. Вампир успел подумать, что явление Артемиса разгонит тучи над их семьёй, но теперь он не был так уж в этом уверен. Следовало поговорить с Гилбертом, когда его беглый отвергнутый супруг немного успокоится и перестанет бросаться в петлю. А ведь эти мысли псионик чутко улавливал и с невероятными усилиями закрывал и изгонял, не давая им созреть и дойти до оформленной установки. Голова у него неумолимо пухла, и это не приносило никакого удовольствия.

     Как-то ему пришлось работать в паре с Люуком и Тошем. Им следовало остановить зарождающийся бунт на корню. Одному из лордов на дальнем рубеже начали поступать письма от неизвестного адресата, который предлагал выступить против правления Гилберта. Чернокнижник попался стойкий, но и отправитель не отставал, с каждым разом всё больше давил на него, и в голове мага начала зарождаться идея об измене. Пока шпион собирал информацию и пытался найти концы, Люук и Пассиса были заняты куда более тонкой работой. На их долю выпало ментально обработать лорда, уничтожив негативные мысли и эмоции на корню. Сам чернокнижник до последнего не знал, что происходит, потому как был на сто процентов убеждён, что никогда не предаст Повелителя, что бы ему не писали и не отправляли. Но даже из тысячи гнилых и непригодных семян хоть одно даст всходы. Постепенно Тош выловил всех членов группировки, а несчастный лорд был поставлен в известность, что его переводят на более близкую к Чёрному замку территорию. А когда уже всё закончилось, Пассиса часто ловил себя на мысли, что подумывает о перевороте. Мысли были одной из самых опасных и заразных болезней, и псионик был вынужден с ней бороться не только по долгу службы, но ещё и по призванию. И порой сам чувствовал приступы чужого влияния. Теперь же он боялся, что не справится с задачей, слишком уж сильно был зациклен Акио на проблеме. Проще было вскрыть этот нарыв, а затем прижечь, чтобы не дал распространиться заразе дальше. Но очень быстро Пассиса убедился, что Охотник даже в самом худшем расположении духа не теряет запал: едва только поняв, что самому тащить не придётся, он мгновенно набрал самых разных тканей, иголок, нитей, пряжи и кружева, тесьму. Словом, когда они выходили из шатра, вампир едва видел поверх всего того, что на него свалила торговка, получив от демона оплату. Акио поглядывал на него с хитринкой, снова взяв под руку, и Найтгест не возражал. Он совершенно не отрицал тот факт, что гораздо сильнее людей, что может выносить куда большую нагрузку, и смиренно справлялся с ролью носильщика. И Роккэн, и Рурука порой грешили тем, что складывали на него все покупки, и чернокнижник чувствовал себя даже счастливым, наблюдая за их довольными физиономиями.

     — Куда-нибудь ещё? — спокойно поинтересовался вампир, пока не улавливая, в какую сторону и с какой целью идёт Охотник.

     — Просто гуляю, — признался юноша, вдыхая морской воздух полной грудью и начиная улыбаться. — Есть здесь где-нибудь поблизости пекарня? Умираю, как хочу сладкого, а здесь всё пресное либо солёное!

     — У нас в мире не распространены сладости, Арти. Сахар найти в продаже уже большая редкость, да и стоит он прилично. Если что и пекут, то какие-нибудь фруктовые пироги, а в остальном… не на что рассчитывать, — поделился Пассиса, и демон заметно приуныл, понурился. — Ничего, ты же как-то испёк сладкое печенье. Оно было вкусным.

     — Ты даже не попробовал его, — скуксился Акио.

     — Зато Роккэн умял почти всё и был в полном восторге, — улыбнулся вампир, потрепав демона по макушке. — Идём, тут рядом есть пекарня. Таких лакомств, как в Сотминре, конечно, не найти, но у них потрясающие сырные лепёшки. При прочих равных они не уступают никому. Да и люди там неплохие. Я бы даже сказал, что милые: всегда улыбнутся, приветствуют, прощаются.

     — Вот что значит — сервис, — рассмеялся Охотник, покачав головой. — Дремучее средневековье, а кое-что смыслят.

     Вампир не стал развивать эту тему, а то ещё чего доброго дойдут до ссоры. Пекарня располагалась на самой набережной, и здесь уже было не так шумно и безумно. От светлого дерева дурманно пахло смолой, и к этому чудесному запаху примешивался аромат свежего хлеба. Кухня, где готовилась выпечка, отделялась от зала широкой полукруглой стойкой. Можно было присесть за один из трёх столиков, но они пустовали, потому как надпись на огромной доске при входе гласила: «Выпивки нет!» Но зато Артемис приметил в глиняных больших чашах на прилавке россыпь сушёных трав для чая и настоящие чайные смеси с ягодами и сухофруктами.

     — Хочешь посидеть здесь? — прочитал мысли демона псионик, и юноша согласился, тут же подойдя к столу и придвинув третий стул, куда вампир сложил ткани.

     Сам же Найтгес подошёл к стойке и мягко тронул звонок. Вскоре из служебного помещения вышла оборотниха со светлой песочной шкуркой и тут же заулыбалась, увидев посетителя:

     — Пассиса! Здравствуйте. Давно вас видно не было. Как супруги?

     — Благодарю, Офелла, с ними всё хорошо, — вежливо соврал вампир, обворожительно улыбнувшись. — К нам заехал в гости друг семьи, и я решил показать ему городскую достопримечательность.

     — О-о, — с кошачьими нотками протянула девушка, наклоняясь в бок, чтобы увидеть Артемиса, — добрый день, сударь! Вы надолго в порт или проездом?

     — Проездом, — ответил Охотник, разглядывая дружелюбную пекаршу. В голове у него так и крутился вопрос: «А не попадает ли шерсть в выпечку?», но он благоразумно опустил его, не став вдаваться в подробности. — Мне тут во всю нахваливали ваши сырные лепёшки. Побалуете? Только надо много. Хочу с собой унести.

     — Много это сколько? — хихикнула дева-зверь, кокетливо стреляя глазками в сторону демона. Он сидел к ней боком, и развязанные полы рубахи прикрывали от неё вполне себе красноречивое пояснение того, почему на него не подействует животное обаяние.

     — Дюжину, — поразмыслив, решил демон, а потом добавил: — и какой-нибудь чай послаще.

     — Страдает от недостатка сахара, — фыркнул вампир и нехотя поймал кошель Артемиса, но по его строгому взгляду понял, что по-другому юноша не будет согласен.

     Оборотниха кивнула и убралась на кухню, оставив друзей наедине. Окна пекарни выходили на море, и взгляд демона не отрывался от божественного вида. Невысокие волны нежно окатывали гранитную набережную, изредка заваливаясь на неё и смачивая высохшие под ярким солнцем камни. В порту поднимал паруса фрегат, готовый отправиться в плавание. Матросы сновали по вантам, как ловкие ручные обезьянки, завершая последние приготовления к отплытию, и Охотник наблюдал за ними с подозрительным любопытством. Пассиса заметил, как кончики пальцев демона слегка подрагивают, а кисти едва различимо поворачиваются, словно юноша старался повторять за движениями моряков. Обычно он так делал всегда, когда пытался чему-то научиться по чужому примеру, и это настораживало вампира. Они сохраняли нейтральное молчание, не мешая друг другу, хоть Артемис и чувствовал, что его голову внимательно сканируют, даже не пытаясь это скрыть. Вскоре напротив них опустился большой заварник, из носика которого поднимался густой ароматный пар с отчётливыми нотками земляники и ежевики. Офелла поставила рядом чашечки, и Акио расстроенно поглядел на эти почти кукольные сосуды, столь малы они были. Артемис предпочитал пить из огромных кружек, чтобы по несколько раз не бегать или не заказывать, не доливать и заниматься своими делами, но здесь, похоже, были совершенно иные правила. В округлой плетёнке с двумя ручками лежало две крупных золотистых лепёшки: в центре их красовалось по запечённому яйцу, и по их краям выступил сыр, от которого исходил сильный аппетитный запах. Артемис первым взялся за угощение и на пробу сделал укус под внимательным и ожидающим взглядом оборотнихи, хвост которой от переживаний так и метался из стороны в сторону, так сильно она желала услышать мнение нового посетителя. Тягучее тесто, пропитанное сыром с щедростью, какую трудно ожидать от таких мест, было стремительно пережёвано, и Акио, не уверенный, что распробовал, откусил смелее. Теперь уже даже вампир поглядывал на него с любопытством.

     — Сочно, — неуверенно заметил Акио, покосившись на нависшую над ним девушку. Та немедленно захлопала в ладоши, осыпав демона мукой, и скрылась на кухне. Подняв бровь, Артемис вопросительно уставился на псионика, но тот лишь пожал плечами. — Что ж, буду знать. Мне нравится.

     — Пока будешь есть, они остальное приготовят. Достаточно быстро, чтобы не успеть заскучать и проголодаться, — объяснил Пассиса, разливая чай по чашечкам и придвигая одну юноше, чтобы не ел всухомятку.

     — Я наемся одной. И съем я её быстро, потому что мне даже слишком понравилось. Вряд ли успеют.

     — Арти, поешь, пожалуйста, как следует, — с волнением попросил Найтгест, едва удержавшись от того, чтобы напомнить ему о ребёнке. — На тебе лица нет. И хотя это казалось мне невозможным, ты бледнее обычного. Если будешь продолжать в том же духе, быстро полетишь в обморок где-нибудь посреди рынка, а там уже затопчут и не заметят. Нам же это не нужно?

     Охотник проглотил все колкости, рвавшиеся с его языка, и снова перевёл взгляд в окно, вдумчиво жуя лепёшку. Несмотря на то что желток яйца покрылся белёсой плёнкой, внутри он всё ещё был горячим и жидким, а это больше всего нравилось демону. Заметив блеск в его глазах, псионик кивнул самому себе, решив, что проблема исчерпала себя. Он слышал вопросы, так и возникающие в голове юноши: «Как вы дошли до такой жизни, Ис?», «Как ты это выносишь?», «Неужели ничего нельзя поделать?», «Я могу чем-то помочь?», «Что же вы творите, глупцы?» Но ни один из них не был произнесён вслух, и Пассиса пропитался молчаливой благодарностью к юноше, который не торопился тыкать пальцем в открытые раны или шерудить там раскалённой иглой. И отвечал ему взаимной вежливостью, не спрашивая, что случилось между ними с Гилбертом в этот раз. Позже, когда он убедится, что Артемис готов рассказать о случившемся. Молчание не угнетало их и не казалось неправильным, в конце концов они ведь не встретились для того, чтобы приятно провести время, и каждый из них рассчитывал на совершенно другое времяпрепровождение. Найтгест думал о том, не завезли ли новые книги в местный антикварный магазин, а Охотник размышлял над тем, стоит ли ему лезть со своим рукоделием к семейству, которое приютило его. Но даже теперь, сидя за столом в мирном заведении, где ничего не напрягает, отдыхая от обычных забот и неприятных мыслей, юноша не знал, чем занять руки. Ему срочно требовалось делать хоть что-то, чтобы не сойти с ума.

     — Пройдёмся по набережной? — уловив эту неусидчивую идею, озвучил её Пассиса, когда Офелла положила на стол мешочек, внутри которого в вощёной бумаге лежали лепёшки для «домашних».

     — Надо бы вещи занести, — вяло отмахнулся демон, но Найтгест понимал, что если сейчас не растормошит демона, то тот обязательно закроется в себе и это может привести к самым непредсказуемым последствиям, которые никому не понравятся.

     — Не страшно, мне не тяжело идти с этим, — успокоил его вампир, первым поднимаясь со своего стула и протягивая руку Артемису.

     Юноша покосился на него без малого испуганно, слегка дёрнувшись, но чернокнижник сделал вид, что не заметил этот жест, продолжая ждать. Демон поднялся с его помощью, хоть и не чувствовал себя немощным или уставшим настолько, чтобы цепляться за чьи-то руки. «Не привыкай к хорошему, Арти. Когда останешься наедине с собой, тебе будет этого всего не хватать, — одёрнул себя Акио, смиряя боль в груди и опуская взгляд. — Уже не хватает». Едва сдержавшись от того, чтобы отвесить юноше подзатыльник, Пассиса сосредоточился. Он ненавидел вмешиваться в ход чужих мыслей. Во-первых, это было невыносимо сложно, во-вторых, причиняло ему боль, в-третьих, не всегда срабатывало. Но на этот раз демон хотел переключиться на другое, и Найтгест развернул поток его размышлений в совершенно иное направление. «Но сейчас всё хорошо. Мне не хватало такого воздуха: влажного, чистого и холодного. Когда я в последний раз гулял просто так? — мягко формировал его мысли псионик, пряча остекленевшие от магической концентрации глаза, беря ткани и направляясь на выход. — Сейчас всё по-другому, и это хорошо». Поняв, что юноша сам продолжает думать о более приятных вещах, вампир оставил его голову в покое, занявшись собственной. Липкая хандра демона вцепилась в его душу, напомнив про ссору с супругом, его яростные слова и слёзы художника. Но чародей справлялся с этим не в пример лучше, а потому заставил себя улыбнуться и взглянуть на мир через призму прекрасного. Если бы он зацикливался на одном только дурном, уже бы давно сгнил в плену у Октая или ещё до того, когда на него лились полные боли и метаний мысли брата, когда псионик видел, что Повелитель увядает без Наречённого. Каждый раз Пассиса повторял себе только одно веское слово: «Сейчас». За него цеплялось что угодно: «Сейчас где-то резвятся дети, не зная ничего о трудностях этого мира», «Сейчас прохладный дождь поливает плодородные фермерские земли, и скоро плоды с этих холмов потекут в города». Что бы ни происходило с ним, он всегда знал, что где-то там сейчас всё прекрасно.

     Артемис и вампир устроились на парапете набережной, усевшись на сложенные вместе ткани. Юноша достал из мешочка лепёшку и молча протянул вампиру, которую тот без слов принял и откусил. Пусть это и не утолит его не утихающую жажду, но вкус стоил того, чтобы бессмысленно двигать челюстями. Зубы вампира были устроены иначе, ему было не слишком удобно есть подобным образом, но лепёшки из той пекарни он любил за то, как изумительно они тают во рту и оставляют приятное послевкусие на языке. Пока псионик был увлечён выпечкой, Акио отщипывал по маленьким кусочкам от своей лепёшки и бросал в воду, подкармливая крупных ленивых карасей, которые не боялись подплывать так близко к берегу, точно их не могло расплющить о гранит волнами. Несколько жадных чаек с пронзительными воплями спикировали вниз, выхватили по рыбине и улетели, но недалеко, чтобы потом продолжить пиршество. Заметив, что демон перестал шевелиться, вампир перевёл на него взгляд. Акио смотрел в сторону горизонта, чуть щурясь от играющего на морских волнах солнца, но почти не мигал, уложив руки на колени. До того юноша болтал ногами, подставляя их под мелкие брызги воды, а теперь замер, как изваяние.

     — Опять думаешь о грустном, — осуждающе вздохнул Найтгест, устав бороться с демоном. Этот упрямец обещал свести его с ума своим настойчивым возвращением к мрачным размышлениям.

     — Знаешь, я иногда завидую, что ты можешь прочесть мысли кого угодно, — ожив, пробормотал демон, откусывая от лепёшки, но жуя уже без всякого аппетита. Взгляд его оставался неподвижным и безжизненным. — Хочется узнать, о чём они думают, хоть и понимаю, сколько мороки это у тебя вызывает.

     — Просто признайся, что на мысли этих людей тебе наплевать, — почти нежно улыбнулся чернокнижник, который далеко не в первый раз слышал подобное и уже устал убеждать людей в том, что в этом нет ничего прекрасного. — Ты хочешь узнать, о чём думает только один.

     — Признаю, — после короткой тяжёлой паузы сказал Артемис, и Найтгест невольно удивился его спокойной выдержке, потому как ждал очередных слёз или резкость, которую даже бы посчитал заслуженной. — Но от этого не легче.

     Пассиса поглядел в мутные прибрежные воды, проследил взглядом за волнами, зарождающимися вдалеке, приходя к набережной целыми пенными валами, утаскивающими на дно мелкую каменную крошку и ил. Этот вид его всегда успокаивал и помогал восстановить внутреннее равновесие, и он верил, что тоже самое в море найдёт и Акио.

     — Да, я умею читать мысли, но это не спасает. Даже зная все помыслы одного из самых важных людей для меня, я ничего не могу сделать, — после почти четверти часа в тишине заговорил Пассиса, откинувшись назад и растянувшись на набережной, не жалея одежду и рассматривая тонкую пелену прозрачных облаков. — Вот так смотришь на его безразличный строгий профиль, до боли слушаешь, что вертится в его голове, и хотя проник дальше кого бы то ни было, он всё равно остаётся далёким и недосягаемым. Знаешь каждую его привычку, все маячки и уловки, каждую замочную скважину, которых бесчисленное множество, но даже это не позволит приблизиться. Это как биться головой о стену: больно и бессмысленно, но нет ни окон, ни дверей, и чтобы добраться до заветного сокровища, которое подарит сердцу тепло и биение, нужно разбить либо голову, либо стену. И я не знаю, что сломается первым. — Впервые Пассиса поделился своими соображениями с кем-то и чувствовал, что его готовы выслушать. Демон не смотрел на него, но Найтгест ощущал его отклик в мыслях. Пылкое согласие и сочувственное понимание окутали псионика лучше всяких дружеских объятий. И в кои-то веки ему хотелось высказаться о всём, что наболело в душе, что принесло ему так много боли. — Я слышал много разных теорий о том, как устроена человеческая голова, и много возился с этим, но порой я сталкиваюсь с чем-то, что не укладывается в общие рамки. Но разве может существовать что-то настолько из ряда вон? Как человек, страдавший от насилия, ненавидевший его всем сердцем, может получать от него теперь удовольствие? Разве это нормально? Как… как он может требовать от меня или Роккэна что-то подобное? Порой доходит до абсурда.

     — Жизнь в принципе абсурдна, друг мой, — пожал плечами Акио, которому хотелось высказаться, но он не желал поднимать собственные воспоминания и делиться ими. С него хватило и единственного откровения, обернувшегося для него мощнейшим ударом. — Единственное, что я могу тебе сказать: не ищи в этом великий смысл или скрытые тайны мироздания. С этим бесполезно бороться. Если ты можешь сделать счастливым, то… почему бы не сделать?

     — А что я должен при этом чувствовать? — намекнул Пассиса, покосившись на прямую спину демона. Он оставался в прежней позе, и псионику казалось, что скоро юноша начнёт покрываться холодным алебастром. — Как я могу закрывать глаза и откровенно бить кого-то?

     — Ткни его ножом. Мироздание тебе за это спасибо скажет, — неожиданно рассмеялся Акио, прервав назревающий сеанс психологии. — А если на полном серьёзе, то советую тебе задуматься над тем, что он может предложить в ответ.

     — Это не так работает, лис, — покачал головой вампир и поднялся на ноги. — Идём домой. Скоро начнётся шторм, а я не люблю такую погоду.

     — Может, ты пойдёшь, а я ещё посижу? — предложил Артемис, не оборачиваясь. — Я видел шторм всего один раз и то издалека. Хочу взгля…

     — Нет. Идём.

     Бурчание демона не продлилось долго, и он тоже встал на ноги, отряхнулся и поплёлся вслед за Пассисой. Желание глазеть по сторонам отпало, и он тихо тащился по городу, теперь в полной мере ощутив усталость: в таком состоянии Артемис мог думать только о том, чтобы прийти в отведённую ему комнату, упасть на постель и ненадолго забыться сном. Он надеялся, что это подарит ему хоть одну здравую мысль, кроме тех, как правильно вязать верёвку для того, чтобы повеситься. Он как мог подначивал себя бессмысленными шутками, отвлекался на разные идеи и подсказывал, где можно применить собственные навыки. Начали накрапывать первые капли дождя от резко набежавших туч, и демон вспомнил, что так и не снял одежду, которая сушилась во дворе дома, а потому стал поторапливать вампира. Под конец они почти бежали, но всё равно промокли до нитки, и это веселило их.

     — Видимо, уже нет смысла снимать бельё, — поглядев на грустно намокшие ткани, резюмировал демон, а затем поспешил в дом.

     Ещё от порога, пока вытирал ноги о коврик возле дверей, он понял, что что-то пошло не так. Взгляд его зацепился за осколок, лежащий неподалёку. Целая россыпь стекла обнаружилась вместо столика, но лорд Орт с невозмутимым видом лежал на диване, листая книгу. Нехорошие подозрения закрались в душу Артемиса, но он молчал до поры, осторожно ступая по полу, чтобы не пораниться. До него донеслось тучное жужжание, которого раньше не было, и он с обречённым пониманием взглянул на кухню. Он не знал, что там произошло, но догадывался: ничего хорошего. Над застывшим картофелем и мясом летала целая орава мух, опрокинутый стол и осколки от кубка Найтгеста ещё меньше понравились ему. Пассиса набрал воздух в лёгкие, чтобы высказать нечто веское, но юноша остановил его жестом и как ни в чём ни бывало улыбнулся:

     — Надо же! Не знал, что бывает такой сильный сквозняк. Целый ураган. Наверное, с моря занесло. Ну, ничего, я сейчас приберусь, а посуда ещё есть. Столик, правда, жаль, но это тоже временное. Мне рассказывали про одного мастера в столице, который делает прекрасную мебель.

     — Позволь я, — попробовал вмешаться вампир, когда демон взялся за веник, но тот пихнул его бедром в сторону.

     — Мне не тяжело. Отнеси пока лепёшки в погреб. Вряд ли твои супруги голодны, а в такой жаре еда может испортиться, — направил его Артемис, чтобы избежать возможную ссору между псиоником и лордом.

     Найтгест несколько раз взглянул на Руруку, Артемиса и обратно, чтобы убедиться в том, что за время его отсутствия ничего не случится, а затем не без недовольства вышел обратно под дождь: вход в погреб был с заднего двора. Беспечно мурлыкая, Акио вымел все осколки, набрал воды на улице и прошёл на кухню. Пусть ему и было обидно, что ночные и утренние труды пропали даром, он старался не зацикливаться на этом. Демон аккуратно опустился на колени, боясь, что пропустил какой-нибудь осколок. Это было ничто по сравнению с тем, что он переносил раньше, но это вовсе не значило, что ему бы понравилось выковыривать стекло из кожи. А пока он стирал испорченный завтрак с пола, неожиданно заговорил Рурука. Акио старался не прислушиваться, но его расслабленный и будто бы весёлый голос всё же привлекал внимание. Сначала юноше показалось, что Орт собирается рассказать о том, что случилось, но он быстро отмёл эту полную надежды мысль, и Охотник лишь ниже опустил голову, уговаривая себя сосредоточиться на чём-то другом.

     — Молодец, Артемис, продолжай в том же духе, — произнёс Рурука, закинув ногу на подлокотник дивана, а другую свесив вниз, не то собираясь быстро подняться, не то просто приняв удобное положение. — Давно пора заняться тем, что у тебя получается лучше всего, Акио: стоять раком да возиться с отходами. Хоть в чём-то ты смог себя зарекомендовать лучше прочих. Талант никуда не денется, тут уж ничего не попишешь. Но теперь я вовсе не удивлён, что кухарке и поломойке отказали. Знаешь, тебе стоит принять мысль, что Повелителю по статусу не подходит чернавка, даже если это от большой любви, в чём я сильно сомневаюсь. Ему бы что получше, более утончённое и обладающее красивой и пустой головой на плечах. — Орт сделал паузу, взглянув на вернувшегося вампира. Тот напряжённо прислушивался, вникал в ситуацию, чтобы не пороть горячку. От наличия ещё одного зрителя молодой мужчина лишь больше оживился и с особой кровожадностью закончил: — Да и подстилка со временем может поизноситься и её нужно заменить, особенно если в ней завелись паразиты.

     Пассиса надеялся, что супруг заткнётся раньше, чем кто-то из них потеряет терпение, но теперь Орт перегнул палку настолько, что были слышны крайне опасные скрежет и треск. Следовало заткнуть его точно так же, как и ту резкую торгашку с рынка, схватить его мысли ментальным порывом и завернуть в бараний рог. Но всё же мысли демона оказались куда более вещественными и заразными, чем он предполагал, и невыносимая головная боль не давала сосредоточиться. Проклятый ледяной дождь, толпы людей, полная дряни речь мужа — всё это за долю секунды отключило разум Пассисы, и ярость взяла над ним верх. Он никогда не был приверженцем грубой силы и рукоприкладства, но, преодолев в несколько широких быстрых шагов расстояние между собой и диваном, на котором лежал лорд, вампир схватил его за грудки и одним мощным движением поднял в воздух:

     — Рурука Орт, немедленно возьми свои слова обратно!

     — С чего бы вдруг? — сипло ухмыльнулся молодой мужчина, который даже в таком положении продолжал неспешно скользить взглядом по строкам. — На правду не обижаются, ты знаешь это? Да и кто он тебе такой, чтобы ты его так рьяно защищал, кровопийца? Может, уподобляешься Господину и начинаешь зариться на вшивых Акио?

     — Ты говоришь о Наречённом моего брата! — рявкнул Пассиса.

     Впервые за всю жизнь он был так ужасно зол, гнев буквально кипел в его крови, выжигая её без остатка и выпуская наружу вампирскую суть. Псионик никогда не позволял себе опускаться до такого первобытного на его взгляд состояния, но теперь кости его менялись без какого-либо контроля, и острейшие клыки, способные разорвать не только мышцы, но и что покрепче, выступили посреди череды ровных зубов. Мертвенного цвета кожа ссыхалась, обтягивая кости, а кровавый блеск глаз не смогла бы скрыть ни одна иллюзия. Всё произошло быстрее, чем кто-то успел моргнуть: выпустив ипостась чистокровного вампира, Пассиса что было силы швырнул мужа за спинку дивана, и тот проехался боком по начищенному полу, ударившись спиной в подножье лестницы.

     — Наречённый? — рассмеялся Орт, садясь и поднимая лишённый страха и здравого смысла взгляд на чернокнижника. Из груди его вырвался неясный звук, больше похожий на бульканье, но он не обратил на то внимание. — Глупая сказочка для детей, не более. Кто будет верить в то, что существуют те, кто предназначен друг для друга некими высшими силами? Ты уже не ребёнок, Пассиса, чтобы надеяться на такую глупость. Может жрецы и могут связать души, но это ничего не значит.

     — Действительно, — Роккэн явился на крик чернокнижника, чтобы выяснить, с чего весь шум, но, услышав слова брата, неспешно спустился по лестнице и приблизился к Пассисе, протянул руку и коснулся его щеки, стараясь привести в чувства. Самого художника всего затрясло, но он держался и не показывал, насколько его задело высказывание Орта. — Тогда ты можешь поискать подтверждение где-нибудь за пределами этого дома, Рурука. Думаю, у тебя неплохо получится. Если верить «сказочкам», то Наречённые стоят друг друга. Наверное, тебе лучше начать поиски со свалки или кладбища, где полно трупоедов, ведь среди них очень много падальщиков. Тебе подойдёт.

     — И поищу, — рявкнул Орт, снова засмеялся булькающим хохотом, подрываясь на ноги.

     Ровно на секунду его супруги попытались остановить лорда, когда увидели, что он идёт без трости, беспощадно опираясь на больную ногу. Проходя мимо кухни, лорд бросил торжествующий взгляд на Охотника, который без сил прижал ладони к лицу, не находя в себе причину встать и дать обидчику в морду.

     — Не забудь приготовить им что-нибудь на ужин. Иначе как они без тебя справятся, служка? — хмыкнул он в спину демона, чтобы затем выйти из дома.

     В доме воцарилась звенящая тишина, прерываемая лишь рычанием взбешённого вампира. Он метнулся в одну сторону, в другую, борясь с собой, чтобы не броситься вслед и не разорвать на мелкие кровавые ошмётки. Угодив в объятия мужа, Пассиса замер и опустил голову, обняв возлюбленного крыльями. Псионик не мог оставить его наедине со сломленным Акио. Тот шевельнулся, механическими движениями закончил уборку и без слов двинулся мимо них, даже не взглянув.

     — Арти? — позвал Роккэн, нехотя выворачиваясь из объятий вампира и бросая взгляд на Охотника.

     — Мне нужно полежать. Потом что-нибудь соображу поесть, — бесцветно ответил демон и быстрым шагом скрылся из вида.

     Зайдя в комнату и тихо прикрыв за собой дверь, юноша остановился ровно на секунду, окинув невидящим взглядом помещение, чтобы затем раздеться и осторожно лечь на кровать. Он свернулся комочком, обняв подушку. От неё пахло чистотой и пустотой. Не было терпкой нотки пота, аромата, который исходил от волос возлюбленного, только звучное молчание. Сложно было сказать, что в эти мгновения испытывал Артемис. Да, Рурука щедро сыпанул соли и раскалённых углей на его незажившие раны, да, он проехался по нему со всей возможной грубостью, но демон понимал, что сказано это было со злости. И всё же теперь трудно было убедить себя, что в отказе крылось что-то действительное важное, что он мог бы понять и принять. «За что ты так ко мне? — молча вопрошал демон, приглушая слёзы и поскуливание подушкой. Он знал, что Роккэну и Пассисе сейчас куда как хуже, чем ему самому, а потому он старался не подавать признаков жизни. — Пожалуйста, забери меня отсюда, Гилберт. Просто забери, пожалуйста, пожалуйста». Но чудо не торопилось происходить.

❃ ❃ ❃ 

     — Тьма, да что с ним, — всхлипывал Роккэн, прижимаясь к груди супруга и до боли стискивая пальцы на его плечах. Ему казалось, что всю его душу только что изломали на мельчайшие осколки, как и тот кофейный столик, что в его сердце воткнули облитое пылающей смолой копьё. — Он сам не свой стал!

     — Я задаюсь тем же вопросом, закат мой, — пробормотал вампир, а затем подхватил мужа на руки и отправился к спальне, чтобы уложить художника и дать ему поспать как следует. — Попробую вправить ему мозги.

     Миррор только головой покачал, показывая, что не верит, будто бы это может помочь. На его взгляд Орт слишком далеко зашёл и сделал то, чего не следовало делать ни под каким видом. Юноша порывался зайти к Артемису, проверить, в каком он состоянии, поддержать, если понадобится, но вампир удержал его в своих руках:

     — Он в порядке, не беспокойся. Лучше о себе подумай.

     Роккэн шмыгнул носом и неуверенно кивнул. Если бы только этого было достаточно, чтобы успокоиться! Но чем дальше, тем хуже. Оказавшись в кровати, Миррор уже собрался завернуться в одеяло и заснуть, как взгляд его зацепился за шифоньер. Одно отделение было распахнуто, а возле него ютились вытащенные ящики для белья. Вряд ли Артемис рылся в их спальне, иначе бы начал с бардака на столе. Влекомый тревожным чувством, юноша подошёл к ящикам и тут же выругался. Вампир неверяще уставился на пустую склянку в его руке. Остатки синеватой жижи на дне говорили сами за себя.

     — Чёрт побери! Где его теперь искать?! — зарычал Роккэн, кидаясь к окну и высовываясь на улицу.

     Проливной дождь совершенно мешал обзору, сплошной стеной обрушившись на порт. Не было видно ничего, и художник в ярости ударил кулаками по подоконнику. Если Рурука под действием наркотика отключится где-то в трущобах, это может крайне плохо для него закончиться. Представив, как он мокнет под ледяным дождём, как его лихорадит от «Сна василиска», юноша едва не расплакался вновь.

     — Пойду его искать. Лучше пусть в подвале до посинения сидит, чем шатается по городу, — вздохнул Пассиса, вытащив из шкафа плотный чёрный плащ и накинув его на плечи. — Не переживай, мы со всем справимся.

     — Приведи его только для того, чтобы я его лицом в пол постучал, — прошептал Роккэн, опустившись на кровать и закрыв лицо руками.

     Псионик не мог просто уйти, глядя на разбитого супруга, столь нежно им любимого. Они оба знали, что у Руруки далеко не сладкий характер, что сам он не идеален, но у каждого есть предел терпения, и вампир боялся, что вскоре Орт узнает, где проходит черта. Роккэн надеялся, что свадьба поможет возлюбленному брату смягчиться, перестать вариться в котле ненависти и безумной тяги к разрушениям, что единение их душ исцелит его недуг и закроет раны. Но теперь было ясно, что Рурука может стать весьма опасным не только для себя, но и для окружающих. «Да как смел он говорить так о связи душ?! — всхлипнул художник, обхватывая себя за плечи и силясь подавить пучину боли, утаскивающую его на дно отчаяния. — Как у него язык повернулся?!» Пассиса крепко обнял юношу и стремительным движением припал к его губам, отбирая слёзы и всхлипы, передавая свою холодную уверенность. Он знал, что сможет повлиять на Орта, пусть это и будет стоить ему огромных трудов и сил, но чернокнижник желал, чтобы счастье посетило их семью. Разорвав прощальный и успокаивающий поцелуй, вампир стремительно растворился в тенях, отправившись на поиски, которые обещали затянуться: младший муж закрылся от них, выставив вокруг себя плотный блок. «Быть может стоит всё же посадить его на корабль и отправить туда, где будет потише?» — с тоской подумал Роккэн, прислушиваясь к тихим всхлипам, доносящимся из-за стены. Собрав всё своё самообладание, юноша вскоре замер у дверей в комнату демона и робко постучался. Не став ждать разрешение, он шмыгнул внутрь. Артемис лишь приподнял кисть и вяло приветственно махнул ему, но от подушки не оторвался. И хотя он не подавал признаков слёз или боли, художник заметил, как вздрагивают его плечи под тонким одеялом.

     — Позволишь? — поинтересовался Роккэн, присев на постель, и демон коротко кивнул.

     Забравшись на кровать с ногами, юноша нырнул под одеяло и улёгся за спиной внезапно присмиревшего и напряжённо замершего Акио. Охотник не слишком одобрительно относился к подобному вмешательству в своё личное пространство, а теперь воспринимал всё особенно остро, однако художник не боялся. Обняв юношу, Миррор уткнулся в его влажную от дождя макушку лицом, а затем с величайшим трепетом уложил ладонь на его живот. Он был ещё небольшим, но слегка округлившимся, и юноша зачарованно поглаживал тугую тёплую кожу то кончиками пальцев, то всей ладонью. Но прежде чем Артемис успел возмутиться или оттолкнуть его, Роккэн потянулся и прижался к боку Акио щекой, зажмурившись.

     — Не бойся, малыш, всё хорошо. Слышишь, грохочет? Это шторм. Он часто к нам наведывается, но в этом нет ничего страшного. Просто природа иногда показывает свой характер, а это на самом деле прекрасно. Когда-нибудь ты посмотришь на это сам, и я клянусь, тебе понравится, — негромко говорил Роккэн, постепенно начиная улыбаться, прислушиваясь и надеясь уловить биение второго сердечка. — Я даже нарисую тебе пейзаж, чтобы ты всегда помнил об этом и никогда не боялся. Знаешь, когда я впервые увидел шторм, страшно испугался, потому что никогда прежде не сталкивался с такой могущественной стихией. Но она умеет завораживать, влюблять в себя. Главное не поддаться на её очарование и не окунуться в неё с головой, потому что невозможно противостоять такой смертельной опасности.

     Вслушиваясь в голос Роккэна, Артемис невольно сам начинал улыбаться, ощущая нечто странное: ребёнок, часть его души и тела, отзывался на ласковый голос и успокаивался, проникался. Художник приподнялся на локте, продолжая рассказывать про море и водить кончиками пальцев по животу Охотника, когда заметил странное. На коже юноши стали появляться тёмные прозрачные разводы, точно блеклая рябь, пробежавшаяся по глади воды. Юноша отдёрнул руку, и тени отступили, но стоило ему прикоснуться, как они появились вновь и уже ярче. Акио с лёгким страхом наблюдал за этим, вспоминая, как на его лице появились похожие метки, но теперь не было ни боли, ни ненависти, только лёгкое веселье и радость.

     — А ты у нас собрался стать сильным чернокнижником, да, малыш? — заворковал Роккэн, наклонившись и пощекотав пупок кончиком носа, тут же ощутив лёгкое прикосновение магии. Взвизгнув от восторга, он тут же подарил поцелуй и прижался щекой, вызывая на лице Артемиса умилённую улыбку, пусть и с лёгким налётом тоски.

     Он бы хотел, чтобы отец ребёнка тоже видел это чудо, чтобы его широкая ладонь накрыла живот, защищая от всего, чтобы их тени были похожи между собой. Но нежное мурлыканье художника отбрасывало прочь грусть, утихомиривая куда более опасный шторм в душе демона. Но следующие слова Миррора выбили из груди юноши остатки воздуха. Посмотрев на друга, Роккэн с предательским блеском во взгляде прошептал:

     — Это так изумительно красиво. Я… я хочу нарисовать тебя, позволишь? — Артемис замялся и потупился, прикоснувшись к своему животу. Он считал это даже уродливым, не мог поверить, что кто-то сможет увидеть в этом нечто прекрасное, но Роккэн всегда говорил, что думал, не умел врать, даже если это было бы ему выгодно. Заметив нерешительность юноши, художник спохватился и мягко взял его руку в свои: — Не обязательно прямо сейчас, я не настаиваю, просто… ты правда стал особенно красивым. Я всегда считал, что те, кто носит в себе новую жизнь, становятся ещё более прекрасными, но теперь уверен в этом. Тебе бы ещё поспать, чтобы согнать синяки и усталость с лица, тогда будет куда лучше. Тьма великая, это невероятно!

     Поражённый таким наплывом эмоций, демон неуверенно и благодарно улыбнулся художнику. Ему говорили, что у него особенная внешность, кто-то любил отпускать сальные комментарии, но даже Гилберт никогда не говорил с таким пылом и восторгом, однако Акио не обижался на него. Достаточно было поймать задумчивый и мечтательный взгляд вампира, наполняющийся желанием, чтобы понять — ему далеко не безразлично, пусть он и не говорит об этом. Кивнув и тем самым дав своё согласие на «попозже», демон зажмурился и неожиданно для Роккэна крепко обнял его, но ненадолго. Ровно настолько, чтобы оба позабыли о грусти хоть на некоторое время. Пожиратель душ медленно соскользнул в сон, а Миррор всё поглаживал его живот, любуясь тенями и с лёгкой дрожью смея думать о том, что когда-нибудь у него будет такое же счастье. Когда-нибудь, когда в их семье воцарится взаимопонимание, когда ревность и жестокость покинут их дом. Только тогда он будет уверен, что ребёнок станет самым любимым и желанным. Пусть Акио и спал, но художнику казалось, что лис прикидывается, чтобы заставить его уйти. Ну не бывает у спящих столь серьёзного и даже осознанного выражения лица! Решив, что никуда не уйдёт до самого пробуждения Артемиса, Миррор снова прижался щекой к его животу и тихо шепнул:

     — Спокойной ночи, малыш. Пусть вам обоим снятся хорошие сны.

     Тень повторила контур его ладони и растворилась.

❃ ❃ ❃ 

     Бесконечные потоки воды смывали все запахи и следы, убивая всякую надежду на быстрое завершение поисков. Люди забились по домам, опустела рыночная площадь, и спросить у кого-то, не проходил ли мимо рыжий смутьян, не представлялось возможным. На ментальный зов Миррор тоже не отзывался, однако это не было для Пассисы удивительным. Против воли он сам натренировал Руруку в псионике. У них была любимая игра: «Лабиринт». Они по очереди прятали в глубине уровней мыслей какую-нибудь идею, сокровенную тайну, а затем искали её у оппонента, обходя все блоки, спускаясь на более защищённые уровни, возвращаясь на поверхностные. Один раунд мог длиться до нескольких дней, но чем дальше, тем дольше они могли бороться, но награда того стоила. Так Найтгест узнал, что любимый цвет Руруки — синий, что ему нравится запах водяных лилий, что он предпочитает заниматься сексом в позе наездника, что он любит жареные кабачки и всегда хотел завести собаку из пород, которые выводят варвары Диких земель. Эти мелочи, которые бы Орт ни за что не раскрыл псионику в повседневной жизни, каждый раз добавляли мелкие штришки к его портрету, который Пассиса любил несмотря на все «но» и «против». Каждое его предпочтение вампир запоминал и старался не попасть впросак, делая небольшие приятные сюрпризы: то оставит в кабинете супруга свежую кувшинку, то в общую кучу подарков из командировок положит индиговую атласную рубашку, то затащит его на свои бёдра, наблюдая, как на нём изгибается прекрасный лорд.

     — Сыграем? — окончательно растратив надежду, мысленно обратился псионик, усевшись на кованую скамью и уставившись в землю.

     Ответа не было, и Пассиса провёл по мокрому лицу ладонями, чувствуя себя так, словно к коже прилипла старая ветхая паутина. Вампир нестерпимо устал, виски его раскалывались от боли, а его самого раздирало от волнения за вздорного супруга. Его поведение было неприемлемым, следовало дать ему пару пощёчин, но волнение за глупца было куда сильней. Оно прочно поселилось в душе чернокнижника, отравляя вместе с безответной любовью. Ни у Роккэна, ни у Пассисы не было установки «кого я люблю больше», но Рурука ясно дал понять, что плевать хотел на вампира, что ненавидит его и не желает знать, однако порой вдруг мог накинуться для плотских утех. Псионик не обманывался, зная, что супруг кидается к нему не от нежных чувств, но лишь оттого, что вампиру достаточно было прочитать его мысли, чтобы как следует обработать его тело. Однако теперь… «Тьма милостивая, хорошо, что Гилберт этого не слышал, иначе бы Рурука уже не дышал, — покачал головой чернокнижник, представляя, насколько быстро бы Орт расстался с жизнью после своего высказывания. — Как мне усмирить твою душу, милый? Как мне сделать тебя счастливым? Уже ль я должен покинуть вас, чтобы ты ликовал и тешил своё эго, полностью подчинив себе Роккэна? Неужто ты не понимаешь, какую боль причиняешь ему своим желанием властвовать над ним? Как твоя нежная любовь могла обратиться такой звериной яростью, как ослепила тебя? Лишь прислушайся к себе, взгляни со стороны: ты стал кошмарен, тебя боятся. Разве это было твоей целью? Как долго ты будешь довольствоваться одним только страхом и как быстро тебе это надоест? Чем ты станешь упиваться дальше? Его болью и кровью? Посадишь его на цепь?»

     — Попробуй найти то, что я скрыл, — внезапно раздалось ментальное обращение Орта, и вампир весь подобрался, сосредоточившись и мгновенно направив свои мысли по стремительно тающему следу.

     Псионик столкнулся с первым уровнем мыслей лорда. Здесь царил истинный хаос: тысячи мыслей сменяли одна другую, вертелись в круговороте злобы и боли, опаляя разум мужчины. Он ненавидел работать с этим этапом у кого бы то ни было. За одну секунду возникало столько образов и слов, что неумелого ментального мага это бы раздавило, начни он вслушиваться и вглядываться в эту суетливую стаю хищных птиц. Уловить среди них что-то значимое было очень сложно, потому как внутренние ожидания Пассисы боролись с чужими, и требовалось абстрагироваться от них, настроиться на Руруку, благо, что они были знакомы не первый год. Каждая мысль имела свой эмоциональный окрас, и по их интенсивности вампир определял, что ему может быть полезно. Серые и блеклые он мгновенно отметал в сторону, стремительно сужая круг поиска. Орт работал не совсем стандартно, ставил в тупик этим сплошным массивом-щитом из мыслей. Иные делали ставку на собственное магическое могущество, защищаясь аурой, в то время как Рурука выстраивал самый настоящий лабиринт из собственной головы. Пока Пассиса гнался за тем, что считал важным, молодой мужчина успевал выстроить ещё как минимум один уровень и исправить что-то на предыдущем.

     «Мне холодно одному», — вот, что позволило Найтгесту провалиться на более глубокий и тёмный уровень сознания Орта. Едва только ухватившись за эту мысль, он попытался действовать быстро и грубо, рванув её к себе, пытаясь распутать клубок, однако нить оборвалась, не дав ему никаких зацепок. Второй уровень отличался от первого, как небо от земли. Если на поверхности мысли, точно муравьи, мелькали каждую секунду, то здесь их было в разы меньше, они не были оформлены до конца, обрывались в одном месте и начинались в другом. Первый походил на вереницы коротких разноцветных поездов, снующих друг за другом с едва видимыми промежутками, а вот на втором мысли напоминали скорее бледную дымку тумана. Они аморфно парили, переползая друг в друга и почти не поддаваясь считыванию. В этот раз Пассису ждала настоящая путаница: из-за наркотика уровни мыслей перемешались, потеряли свои чёткие границы, и теперь в гулкой тишине то раздавался протяжный стон, то резко врезался в сознание отчётливый вопль. Переменчивость Руруки была тем самым, что не давало вампиру заскучать и привыкнуть, подстроиться и потерять интерес. Возможно, что Орт это понимал куда лучше территориального управляющего и пользовался этим знанием.

     «Ты знал, что я ненавижу одиночество? Вряд ли, откуда тебе хоть что-то знать обо мне. Если тебе не бросить что-то, как кусок мяса, не потыкать в него лицом, как глупое животное, ты и не обнаружишь это под своим носом. Так зачем мне вечно идти на поводу и делать уступки? Мне стоило тогда сказать «нет» перед жрецом, но я знал, что Роккэн не пойдёт за мной, что я останусь один. А я ненавижу одиночество», — Пассиса уцепился за этот монотонный поток, оказавшийся следующим ключом на третий уровень. Здесь мысли были вспышками молний. Неуловимые и стремительные, они мелькали мимо вампира, ослепляя и оглушая, не оставляя после себя ничего, кроме боли. Владения глубинных переживаний всегда заставляли псионика быть особенно осторожным и аккуратным, чтобы ничего не сломать и не наворотить бед. Если бы только он не умел себя контролировать, уже бы разломал сознание Орта, превратив его в кровавую кашу из собственных мыслей. Именно на этот уровень воздействовали маги, когда старались убедить кого-то, сюда ударяли вампиры, используя обаяние. Сюда падали семена сомнений и раздоров. Страхи и сокровенные мечты таились под толщей тьмы и льда, беззащитные и обнажённые с невинным доверием. Позволяя Пассисе проникать сюда, Рурука оказывал ему огромную честь и словно бы издевался вместе с тем, будто безмолвно намекал, что знает его как облупленного, что вампир не позволит себе воспользоваться положением.

     «Быть может, ты сможешь спасти меня?» — мелькнула очередная молния, вонзившая когти в душу псионика и заставившая его скривиться от боли. Как он хотел в это верить! Это было его самым искренним желанием, которое он не мог озвучить, доподлинно зная, куда именно его пошлёт Орт с подобными заявлениями. Пассиса безмерно хотел спасти Руруку от него самого, вот только не знал, как это сделать. Если бы он дал хоть какой-то намёк, если бы взглянул на него с немой просьбой, мужчина бы сделал всё на свете, чтобы вызволить его душу из тюрьмы агонии. И Пассиса поставил всё на свой следующий ход, за который мог бы начинать себя ругать.

     «Я смогу спасти тебя! — отчётливо подумал он, вбросив эту мысль в голову Орта, распространив её вокруг с беспощадной расчётливостью. — Я спасу тебя». Играя с таким огнём, как Пассиса, Рурука не учёл всего одну вещь: совесть уже давно не была в приоритете у вампира. На несколько секунд всё вокруг озарилось ярким светом, трепетным теплом, и маг окунулся на последний уровень, которым владел старший Миррор. Но даже это было внушительным показателем для того, кто не считался псиоником по своей специализации. И здесь, как сердце, билась всего одна мысль, от которой распространялись все остальные. Она давала им кровь, была корнем всего.

     «Я так боюсь!» — кричало сознание Руруки, удушая липким ужасом. Испуганный и загнанный в угол зверь тем опаснее, чем сильней на него давят. Впервые за все их «игры» Найтгест не спешил покидать голову супруга, прослеживая убегающие прочь нити мыслей.

     «Мне страшно, что вы оставите меня ради кого-то другого, — задыхался он, и разум молодого мужчины содрогался в судорогах. — А если Артемис окажется лучше меня, и вы променяете меня на него? Не лучше ли мне будет уйти? Я боюсь быть изгнанным. Но я докажу, что бояться нужно меня! Не смейте отворачиваться от меня!»

     Пассиса вынырнул в реальность и жадно задышал. Он сидел, но колени его ходили ходуном, а из носа сочилась ледяная густая вампирская кровь, тяжёлыми каплями падая на землю. Взяв тело под контроль, Найтгест медленно встал, шатаясь точно пьяный, побрёл вслед за зовом Руруки. Его взгляд не различал ничего вокруг, а в голове билась лишь одна мысль: «Я смогу спасти тебя». Вампир даже не удивился, когда нашёл мужа на набережной. Несмотря на все сопутствующие факторы, он не лежал на земле, не выворачивался наизнанку, а стоял на пристани и смотрел в сторону Изумрудных островов. Приблизившись к нему, Пассиса без страха обнял супруга со спины, прижав к себе и укутав плащом. Сам молодой мужчина был в домашней одежде, мокрый до нитки, дрожал, но упрямился и не желал возвращаться. Рурука знал, что натворил бед, что сказал кучу отвратительных вещей, что теперь он должен загладить вину. Лорд неуверенно сжал кисть вампира и закрыл глаза, сдерживая слёзы. Ему было страшно ещё и потому, что он не всегда мог контролировать себя, и это заставляло его беспокоиться за брата. А если он однажды поднимет на него руку и навредит? И тем страшней становились слова Роккэна о чудовище, в которое по его мнению превратился Орт. Едва только дипломат попробовал высказаться, Пассиса развернул его к себе и без слов прижал, стискивая в бережных и пылких объятиях. Пусть супруг ненавидит его, но это не умалит любовь вампира ни на каплю. Уткнувшись лицом в плечо Пассисы, Рурука неуверенно обнял его в ответ.

     — Идём домой, — позвал вампир, вглядываясь в утихающее море. — Роккэн волнуется за тебя.

     — Он не захочет даже смотреть на меня, — воспротивился Миррор, и вампир горько рассмеялся.

     — Зря ты так считаешь, дорогой. Достаточно всего одного слова, чтобы он снова смотрел на тебя, как прежде.

     Орт сжал зубы. Он ненавидел это слово. Они медленно шли по слякотному городу. Ливень превратил песок в непроходимую гущу. Сначала Рурука делал вид, что может и сам справиться, но после ухватился за локоть супруга и уже не отпускал его от себя. Вампир же с некоторым страхом и вместе с тем с вожделением ждал, когда мысль, которую он посадил в голове лорда, даст свои плоды. Возле дома они одновременно остановились, внимательно слушая. Пассиса не сделал ничего дурного, но пропитался страхом мужа, надеялся, что любви Роккэна хватит, чтобы принять обратно брата.

     Когда они вошли в прихожую, их встретила только тишина. В ней Рурука особенно остро чувствовал вину за то, что сотворил. Обычно, приходя домой, они слышали, как копошатся крысы, как жужжат мухи, теперь же дом наполнял только шум дождя по крыше и стёклам, вздохи тяжёлого штормового ветра. Чистота и порядок изгоняли из головы назойливые мелкие мысли как то: «Опять пробираться через завалы и искать посуду» или же «Не проще ли всё выкинуть и купить новое?» Орт испытал прилив стыда. Они за год не смогли убраться даже в одной комнате, а Акио выгреб весь дом за какую-то ночь! Собственная свинская неблагодарность откусывала от Руруки кусок за куском. Разувшись, он заглянул в кухню, хотя понимал, что глупо надеяться не то что на ужин, но даже на чай, однако слегка расстроился. Супруги поднялись в спальню, но и там было пусто, художник не нашёлся и в своей мастерской. Скрепя сердце, лорд тихо приоткрыл дверь в комнату, отведённую для их гостя. Его душа заметалась в ужасе и злости, вызвав крупную дрожь мышц с желанием вцепиться в кого-нибудь и убить. Роккэн дремал, уложив голову на грудь спящего демона, но даже не это больше всего смутило и взбесило дипломата. Его супруг мягко и излишне нежно гладил юношу по животу, изредка сквозь сон целуя и бормоча что-то себе под нос, будто то был его ребёнок. Это выглядело столь уютно, по-семейному, что даже Рурука не мог это отрицать.

     — Посмотри на них, — язвительно бросил молодой мужчина вампиру, скривив губы. — Они довольны и без моего присутствия. Ты уверен, что не зря бродил под дождём?

     Пассиса вымученно вздохнул и подхватил Орта на руки, затем забросив себе на плечо и двинувшись в их комнату, одним магическим усилием прикрыв дверь к юношам. Рыжий возмущённо взрыкнул, но получил увесистый шлепок по заднице и покорно затих. Найтгест опрокинул его на кровать и без лишних слов начал раздевать, уворачиваясь от лягающегося мужа, решившегося засветить ему ногой в лицо.

     — Как же ты меня утомил, дорогой, — буркнул псионик, перевернув его к себе спиной и навалившись сверху прямо в мокрой одежде.

     Орт попробовал брякнуть нечто в свою защиту, но вампир уже расстегнул брюки с самыми откровенными намерениями. И лишь ощутив член в заднице он слегка утихомирился, но ровно до тех пор, пока Пассиса не подгрёб его к себе под бок, закинув на него ногу и крепко обняв.

     — Спокойной ночи, любимый, — блаженно улыбнулся чародей, зная, что Рурука не сможет шевельнуться до тех пор, пока он его не отпустит. А псионик собирался спать.

     — Ты оху…?! — остатки слов потонули в сладком вампирском забвении.

❃ ❃ ❃ 

     Первым, что услышал Роккэн, проснувшись, были яростные вопли брата и охотно отвечающий ему Найтгест. Охотника уже и след простыл, но в этом не было ничего хорошего. Этой ночью художник чувствовал, как его гладят по волосам и обнимают, как согревают и не дают скукожиться в неудобном положении. Впервые он чувствовал, что не отлежал себе ничего, что его тело по-настоящему отдохнуло. Выбравшись из кровати, юноша прислушался.

     — …меня уже тошнит от тебя, тварь! Ещё хоть раз прикоснёшься ко мне — вырву все твои клыки!

     — Ха! Можно подумать, что ты считаешь свою кровь деликатесом! Да у свиней она вкуснее, чем у тебя, жалкий сновидец! — Так называли тех, кто злоупотреблял «Сном василиска», и для супругов это было далеко не новостью. — Хоть бы раз «спасибо» сказал, что я давлюсь твоей тухлятиной и не даю сдохнуть от цирроза печени.

     — Если ты думаешь, что между смертью и тобой я выбрал тебя, то ты очень заблуждаешься! Лучше уж никогда не проснуться и умереть во сне, чем видеть твою паскудную рожу!

     С Роккэна было достаточно. От злости, распирающей его, тени вырывались из-под контроля. Стремительными большими шагами зайдя в общую спальню, художник без слов сделал несколько пасов руками. Волна мрака окутала ссорящихся супругов и поволокла прочь. Распахнув двери тесной кладовки, Роккэн запихнул туда и вампира, и лорда, захлопнул дверь, а затем позволил теням подтащить к двери тяжёлый комод и подпереть её.

     — Пока не помиритесь, можете даже не думать о том, чтобы выйти оттуда! — рявкнул художник. — Клянусь тьмой, вы пожалеете, если высунетесь наружу раньше этого!

     Зло протопав вниз, Миррор столкнулся с Акио, который с опаской на лице попивал чай.

     — Ну? — огрызнулся Роккэн, которому не нравилось с самого утра получать понижение настроения до критического уровня. — Чего?

     — Мне тоже в угол встать, суровый папочка? — рассмеялся Артемис, а затем встал и устроил Роккэна на тёплом стуле, прошёлся массирующими движениями по его плечам и спине, а затем с непоколебимой лёгкостью поставил на стол тарелку с оладьями и сметаной.

     Юноша вздохнул и заулыбался, не помня, когда в последний раз его так баловали дома. Да пожалуй что лишь в прошлой жизни! Но кусок не лез в горло, и демон видел это, не осуждал друга. Допив чай, Акио мягко встряхнул Роккэна:

     — Эй, пойдём погуляем, чего дома торчать? Я выходил на улицу, там просто чудесная погода! Солнце, ни тучки, свежо и легко дышится.

     — А пойдём, — согласился художник, но тарелку с собой всё равно прихватил, понимая, что запросто проголодается за время прогулки.

     Демон рассмеялся, не представляя, как художник собрался ходить с ней по улице, где ветер носит песок. Миррор переводил несчастный взгляд с тарелки на обувь и обратно, делая один из самых сложных выборов в своей жизни: вкуснейшая стряпня Артемиса или прогулка на свежем воздухе подальше от доводящих до срыва супругов? Акио отобрал у него миску и вернулся на кухню, а пока юноша обувался и приводил волосы в порядок, уже вернулся, завязывая в узелок большую салфетку, в которой установил две тарелки донышками друг от друга. Почесав затылок, Роккэн только головой качнул, не понимая, каким образом Охотник до этого додумался. А пока юноша объяснял про ланч-боксы, которые все подряд через одного использовали в Сотминре, они вышли из дома, собираясь насладиться прогулкой.

❃ ❃ ❃ 

     «И зачем нам только нужна кладовка?» — всегда спрашивал он у себя и мужей, раздражённый бесполезностью помещения, которое можно было бы устроить куда как лучше, нежели так. Но сейчас понимание стало медленно захватывать сознание. Кажется, что больше никого рядом нет, но он отлично знает, что стоит протянуть руку, сделать маленький шаг, коснёшься его тела. Всего полчаса назад они снова ссорились из-за какой-то мелочи, и старший муж разозлился не на шутку, загнал их в кладовку и запер, пригрозив расправой, если они выйдут до заключения перемирия. И потому легче было отсидеть наказание, чем оказаться погребённым под карой от художника. Не слышно ни дыхания, ни движения, и это чувство абсолютного одиночества сбивало с толка, притупляло бдительность. Но он слишком хорошо знал повадки вампиров, их способ охотиться, а потому не обманывался, был настороже.

     — Не делай вид, что тебя здесь нет, — зло и тихо бросил молодой мужчина, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к полкам, забитым одеялами и подушками, подаренными на свадьбу.

     — С чего бы? — в темноте разгорелись аметистовые огни. Вампир открыл глаза, оказавшись непозволительно близко. Лёгкий прохладный поток воздуха коснулся губ. — Чтобы ты вновь рычал и гавкал на меня?

     Орт прикусил губу, отвернулся, смиряя гнев. Одним богам известно, как он ненавидел это существо, как желал его смерти. И оттого столь невыносимы были ночи с ним в постели, когда он не мог позволить себе оттолкнуть его прочь, а кровопийца нагло этим пользовался. Смотреть на то, как он касается брата, как ласкает его… о, это была худшая пытка в его жизни из тех, через которые он уже прошёл не единожды. И ещё больше боли вызывал отклик брата, его восторг от близости Найтгеста. Ни разу он не видел такого счастья в лице возлюбленного, как в эти моменты. «Что я делаю здесь? Для чего я им? Неужели им так нужна ручная собачонка, в которую они желают меня обратить? Мне никогда не полюбить Пассису, никогда не найти в себе силы, чтобы смириться с его близостью. Но во мне достанет любви, чтобы уйти, не мешать. Лишь бы сделать этот шаг. Лишь бы не испугаться», — отравленные горем мысли душили снова и снова, не давали покоя и места иным, счастливым, что брат стал мужем. С той лишь разницей, что не только его. Лишить бы головы эту черноволосую бестию, влить в его пасть зелье, отправить его душу в Пустоту!.. Но стоило представить слёзы горячо любимого Роккэна, и руки сами собой опускались.

     Он завидовал Гилберту. Ему хватило сил и норова отвадить любовника от иных мужчин и женщин, он смог занять собой всю его душу и сердце. И пусть Рурука ненавидел этого вампира, уважал за то, что смог обуздать свободолюбивого и норовистого Акио. Даже теперь, когда Охотник получил отказ в помолвке, он продолжал думать только о Повелителе, не смел смотреть на других мужчин или женщин. А Орту не хватило смелости разорвать узы между Роккэном и этим ублюдком. «Уходи, — шептала гордость, мучая, истязая, подливая масло в и без того полыхающее пламя. —Тебе здесь нечего делать». И как же хотелось прислушаться! Прервать эту порочную цепь страданий и мук, освободиться из плена собственных чувств, оставить их друг другу. Но одна только мысль, что Пассиса выиграет эту безмолвную войну, доводила до колик. Рука сама собой потянулась к фляжке на поясе, которая всегда путешествовала с лордом, на тот случай, если путь преградит особо дотошный кровопийца.

     — Если тебе есть, что сказать, то самое время, — негромко произнёс Орт, чувствуя, что вот-вот ступит на кривую дорожку, провалится в бездну. Но отступаться от своего решения не собирался. Сейчас или никогда.

     Найтгест молчал. Смотрел на него с улыбкой, которую не было видно в темноте, и хранил тишину, любуясь вспыльчивым аристократом, любимым им не меньше, чем художник. Оба они были ему милы, обоих он с нежностью и любовью называл своими мужьями. И лишь этот дипломат противился, плевался ядом и вставал на дыбы, не желая мириться с таким к себе отношением. Закрыв глаза, Пассиса потянулся, безошибочно найдя плечи мужа, мягко притиснул его к полкам, потянулся к уху и вкрадчивым, томным голосом прошептал:

     — Любишь у стены?

     Орт не смог и слово пикнуть. Просто не успел, когда уже оказался прижатым к прохладному дереву, а чуткие пальцы вампира скользнули под рубашку бесстыжими змеями, находя эрогенные зоны. Нет, ему не нужно было денно и нощно изучать тело в постели, чтобы узнать, где приятнее всего. Он слышал это в полных отчаяния помыслах, вспыхивающих погребальным огнём.

     «Эгоистичная, самовлюблённая тварь», — сказал бы кто угодно.

     «Тот, кто боится остаться один», — возразил бы Найтгест.

     «Да, вот здесь, прошу, сильнее, — мысленно молился Орт, когда ладони Пассисы заскользили по пояснице. — Ниже. Боги, да!»

     — Выбор не велик, — судорожно выдохнул он, крупно задрожав, чувствуя, как пальцы вампира сжимают ягодицы, массируя их сильно и властно.

     Кто бы знал, как это горделивое создание, привыкшее добиваться всего и властвовать, любит подчинение в сексе. Для псионика то стало открытием, которым он незамедлительно воспользовался, пусть для начала и смущался, не знал, стоит ли прибегать к своим силам в таких интимных делах. Роккэн был открытой книгой, не боялся сказать, чего желает, даже требовал, не видел смысла скрывать очевидных вещей, которые могут принести удовольствие возлюбленному. Но этот строптивец… играя в политику, он забывался, терял себя самого, переставал помнить о том, что он такое же живое существо, как и все они, что ему нужно иногда показывать свои слабости. Не для того, чтобы они могли ранить в них, а чтобы могли защитить. «Как может он желать, чтобы ему заламывали руки, тягали за волосы и насиловали?» — с ужасом думал Найтгест, когда читал его мысли, впервые бережно и нежно оглаживая тело мужчины. Он слишком хорошо помнил заключение у Октая, как он боялся каждого касания, как каждое соитие становилось кошмаром наяву. Знал он и то, как Макиос обращался с тогда ещё ребёнком, и не мог поверить в происходящее. Но вот он сам напрашивался на такое с собой обращение, буквально всем своим видом кричал, бросал вызов: «Давай же, попробуй взять меня так, чтобы колени дрожали! У тебя не хватит сил довести меня до экстаза!»

     А вампир не любил, когда в его способностях сомневались. В первый раз он был нежен, и Рурука не выдержал. Сам отодрал его так, что Пассиса не удержал слёз боли и страха. Слишком живо муж напомнил ему жестокого Эйвери, когда связал руки псионику его же волосами, когда вбивался в его тело, оставляя на бёдрах синяки. «Как может тебе нравиться это? Как можешь ты после этого считать, что тебя любят?» — задавался вопросом Найтгест. Тайна за семью печатями — вот, кем для него был Рурука. Загадкой. Секретом. Головоломкой. Читая его мысли, псионик терялся, сомневался, впервые за свою жизнь не знал, как себя повести. За одним уровнем мыслей следовал другой, третий, и они противоречили себе, шли в разрез с тем, что он делал. И как можно было жить с таким грузом? Одна его часть кричала о том, как он ненавидит всех вампиров, особенно Пассису, что желает им всем смерти. Вторая требовала подчинить себе Роккэна, не давать ему ни капли чистой воли, сломать его, как когда-то пытался сделать Гилберт. И лишь третья тихо молилась, едва различимо шептала в слезах: «Прошу вас, спасите меня, не дайте мне совершить этого. Будьте со мной, не отпускайте!» Ей псионик верил безоговорочно, лишь к ней мог прислушаться. И сейчас она кричала о том, как ей нужна эта близость.

     — Славно, что вариант «не трахаться» ты не рассматриваешь, — с улыбкой произнёс вампир, нежно прикусив кожу на шее мужа, приспуская с него брюки и бельё одной рукой, второй крепко обнимая за талию. Так, чтобы он не мог шелохнуться и вздрогнуть, так, чтобы пропало всякое желание сопротивляться.

     — Когда ты перестанешь ломиться в мою голову? — зло зашипел Рурука, упираясь руками, но вампир не позволил ему отстраниться, крепко удерживая подле себя.

     — Тогда, когда ты впустишь меня в своё сердце, — честно отозвался Пассиса, проведя кончиком языка от плеча до укромной впадинки за ухом мужчины.

     — Или в жопу.

     — А разве для тебя это не одно и то же? — отрезал псионик, а затем открыл глаза.

     Он видел в темноте прекрасно. Видел, как бурлит кровь лорда, как он пылает, как желает его. Всё его тело буквально светилось от жара, и для Пассисы это было великолепным комплиментом. Пусть муж и попытался возмутиться, но вампир заткнул его одним из самых действенных способов, втолкнувшись языком в приоткрытый рот, наполняя собой, вынуждая заткнуться. Кусался Орт совершенно дико, и лучший вампир позавидует такому поразительному стремлению прогрызть кожу и мясо. Найтгесту хватило всего одного укуса, чтобы приправить кровь афродизиаком и сломить оборону возлюбленного упрямца.

     — Выбирай, — слизнув кровь, прошептал псионик, вталкиваясь двумя пальцами в задницу Орта, начиная сильно двигать ими, растягивая, надавливая на простату.

     — Ты и так всё знаешь, — бросил Рурука, содрогаясь всем телом. — К чему эти вопросы?

     — Скажи это вслух, — улыбнулся вампир, любуясь лицом мужа и тем, как дрожат его губы, как он сдерживает стоны, как он изо всех сил строит из себя неприступную крепость.

     — Ты же не успокоишься, верно? — отдаляя тот момент, когда придётся сказать о своих желаниях, хмыкнул Орт, вглядываясь в глаза Найтгеста. Зрачки его были безумно расширены, почти заслонили собой радужку, и что-то ему подсказывало — вовсе не из-за темноты. Он кивнул. — Подними меня. И возьми.

     — Вот так? — вздёрнув его за бёдра вверх, полюбопытствовал Найтгест, продолжая растягивать отверстие. — Или по-другому?

     — Да, так. А-ах!..

     — Ах? — ласково переспросил псионик, мелко подрагивая от жгучего желания. Лгут те, кто говорит, будто бы вампиры могут управлять абсолютно всеми процессами в своём теле. — А как мне взять тебя? Помягче, наверное? Медленно и ласково?

     — Нет, боги, не надо медленно, — взмолился Орт, прогнувшись в спине и подавшись навстречу бёдрами. — Жёстче.

     Пассиса хмыкнул. И пусть он собирался отодрать этого нахала, чтобы пересчитал все звёзды, левую его ногу поддерживал максимально осторожно, лишь бы не повредить сильнее, лишь бы только не было больно. Хватит ему и того, что на задницу не сможет сесть ещё очень долго. Неделикатно плюнув на пальцы, вампир неторопливо, растягивая удовольствие, смазал слегка разработанное отверстие, освободил собственный член от ткани. Не успел он толком пристроиться к мужу, как он сам подался, насадился до основания. Крупная дрожь прошила его тело, и Пассиса с затаённым восторгом почувствовал, как он поджал ноги, упёршись ступнями в бёдра вампира, как подогнулись пальцы. Убедившись, что муж крепко вцепился в него и не отпустит, пока не удовлетворится, вампир стиснул его шею пальцами, вдавливая в стену и не давая вздохнуть. Орт едва не ездил по полкам под мощными движениями, которыми Пассиса награждал его с беспощадной расчётливостью. Пусть вслух Рурука не сказал ни слова, лишь постанывая и хрипя от жесточайшей вампирской хватки, но сознание его взрывалось восторженными мыслями, подобными ослепительными фейерверкам. И они одни подхлёстывали чернокнижника, не давая остановиться и прекратить сладкую близость. Мужчина свободной рукой перехватил руки мужа и зажал их у него над головой, чтобы с упоением вонзить клыки в чувствительную кожицу между телом и рукой. От неожиданности лорд приглушённо вскрикнул и выгнулся сильней, прильнув грудью к груди супруга и вжавшись в его пах ягодицами.

     — Тьма великая, как я же я люблю с тобой мириться, — бархатно прошептал Пассиса, слизывая кровь с ранок мужа и лишь крепче прижимая его к себе. Рурука простонал нечто нечленораздельное, но вампир был уверен, что лорд с ним абсолютно согласен.

❃ ❃ ❃ 

     — До сих пор не верится, что ты не перетащил в наш мир столько полезных вещей, — покачал головой Роккэн, пиная мелкую прибрежную гальку.

     Они брели по берегу за пределами порта, вдали от людей и кораблей. Дагхлас остался в нескольких милях позади, и пора бы было возвращаться, но пока ни тот, ни другой не торопились обратно. Акио шёл по колено в воде, высматривая красивые камни и ракушки, которые время от времени доставал и отдавал другу. У того набрались полные карманы, но он знал, что дома ждёт целый шкаф, где для этих маленьких морских сувениров найдётся место. Оладья кончились, и юноша страшно жалел, что они не взяли ещё, но мысль о добавке, которую можно получить по возвращении, приятно грела душу, как и высоко стоящее солнце. Но Миррор уже научился различать и предсказывать погоду в этих местах. Несмотря на чистые небеса над ними и яркое солнце, с моря задувал сильный и холодный ветер, предвещающий очередную бурю.

     — Если бы я хотел принести что-нибудь действительно удобное, я бы начал с интернета. А то целая куча проблем с общением на расстоянии. Нет, ментальная связь прекрасна, но насколько бы проще всё было, если бы дипломаты решали свои проблемы таким образом? Не надо было бы месяц тащиться в дальние дали, собирать тысячи бумаг, думать о припасах. Пошевелил пальцами, набрал сообщение и готово! — Артемис говорил вроде бы с некоторым весельем и воодушевлением, но Роккэн чувствовал в его словах иронию и издёвку. — Представь, как было бы здорово, если бы Рурука целые дни проводил дома: сидел бы перед монитором, никуда не ездил, всё решал отсюда. Разве не прекрасно? С Исом, конечно, не так просто, ведь ему так или иначе пришлось бы ездить по миру и общаться в живую, но здесь ничего не поделаешь.

     — К чему ты это говоришь?

     — К тому, мой дорогой, что не всё то полезно, что удобно. Да и скажу по чести, что я счастлив такому миру, и он не слишком совместим с Сотминре. Не смотри на меня так, я знаю, что маги там неплохо себя чувствуют и пользуются благами прогресса. Однако в Талиарене есть своя нотка очарования: долгие дни на тракте и в седле под завывания ветра и в борьбе с разбойниками и тварями; лёгкий скрип пера по пергаменту и раздумья над тем, как на одном листе рассказать всё, что так волнует; бал, скрывающий лица лжецов и наёмников; поединки чести и колдовства. — Роккэн был почти тронут прочувствованными словами Акио, но для него то было повседневностью, порядком въевшейся и надоевшей. Он даже успел подумать, что скоро это опостылеет неусидчивому Охотнику. — Знаю, что ты хочешь сказать. Со временем я устану от этого, но я слишком долго жил в других реалиях. Мне не верится, что я, прожив почти тридцать лет, ещё не нахожусь на середине жизненного пути. Как-то засело в голове, что к ста годам я уж точно скопычусь, поэтому каждый день — особенный. Хочется насытиться им сполна, бежать дальше, чтобы увидеть всё на свете. В моём понимании время течёт совершенно иначе. Для кого-то будет казаться, что год — всего лишь секунда в жизни, для меня это будет целый век. Если сидеть за монитором и бесконечно стучать по клавиатуре, никогда не узнаешь, почему мир так прекрасен. Забавно, что даже здесь люди умудряются упустить целую жизнь, закопавшись в свитки и закрывшись в кабинетах. Наверное пыль, собирающаяся на бумаге, ослепляет их, притупляет чувства. Не даёт увидеть что-то важное. — Пока говорил, Артемис зашёл чуть дальше в воду и забрался на огромный валун, покрытый тиной. Ни следа улыбки не осталось на его лице, и художник понимал, что Акио говорит не столько об удобствах и разнице в мирах, сколько об ином. — Я всегда думал, что в этом мире невозможно быть занятым настолько, чтобы не замечать того, что происходит рядом. Как можно закрыть глаза на эту удивительную природу, на её особую магию? Ты по-своему видишь всё вокруг, переносишь это на свои картины, чувствуешь эту красоту. Неужели чародеи на самом деле так слепы и чёрствы, что видят лишь свитки, договора и книги заклинаний? Я согласен, что в знаниях есть своя мощь и привлекательность, но не отдавать же им всю свою душу? — юноша сделал тяжёлую паузу, нахмурился и сел, свесив ноги в воду. Роккэн оставил обувь на берегу и забрался к другу, обнял его за плечи, прижав к себе. — Знаешь, в Сотминре есть такое негласное правило. Даже у самого главного директора, на котором держится всё на свете, имеется свой заместитель. Здесь почему-то это не рассматривается. Умом-то я понимаю, что здесь всё завязано не столько на знаниях, сколько на силе, но это не помогает успокоиться и перестать злиться. Почему так сложно хотя бы на пару дней найти кого-то, кто сможет подменить, чтобы затем провести время на свободе, посмотреть, как красиво вокруг? Да даже если и не красиво! Хотя бы побыть с близкими. Какая бы высокая ответственность не лежала на человеке, у него должна быть свобода от работы и обязанностей. Но неужели… неужели нет ни минуты, чтобы заметить, что произошли изменения? Неужели поток информации так силён, что не даёт увидеть это? Почему… Почему он не сказал ни слова? Хотя бы одну фразу, чтобы я перестал ждать и надеяться? Каждую чёртову минуту я жду, что его чудесный ментальный голос коснётся меня, что он объяснит, почему так. Я думаю о том, как было бы просто включить компьютер, проверить, есть ли он в сети, написать, не вкладывая душу в чернильные строки. Но даже тогда я бы как одержимый каждую секунду проверял, не ответил ли он.

     — Может, ты не будешь ждать, а сам напишешь? — тихо спросил Миррор, целуя демона в висок и крепче сжимая объятия, чтобы хоть так поддержать его и успокоить.

     — Чтобы окончательно убедиться в том, что не нужен ему со всеми своими чувствами? — мрачно рассмеялся Акио, аккуратно сжав вечно холодные пальцы художника.

     Некоторое время Роккэн молчал, разглядывая темнеющее от туч небо. Собравшись с силами, Миррор осторожно повернул к себе голову демона, чтобы поймать его взгляд:

     — Однажды я был замешан в политическую интригу, и мне пришлось сделать очень больно одному важному для меня человеку, иначе бы пострадало много людей, — увидев в глазах Акио искру понимания и страха, юноша позволил себе улыбку и негромко спросил: — Ты даже не спросил у него о причинах?

     Демон замотал головой и закрыл лицо руками, готовый разрыдаться, но, загородившись от мира, он слегка успокоился. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он нашел в себе смелость рассказать всё, что произошло с самыми мелкими подробностями. Роккэн содрогнулся и поморщился, но оставил своё мнение при себе. Это слишком походило на то время, когда отец вечно напивался и не контролировал себя.

     — Ты и вправду веришь, что стоит написать ему? — поинтересовался Артемис, подтягивая колени к животу и укладывая на них подбородок. Роккэн угукнул. — Боюсь, это не тот случай. А если…

     — Не загадывай наперёд, Арти. Просто напиши. Ты же рассказал мне, что ждёшь ребёнка, что хочешь быть вместе с Гилбертом. А я, между прочим, не то что бы должен был быть посвящён в такие сокровенные тайны. Ты знаешь Гила уже не первый год, он тебя тоже. В чём сложность написать?

     Акио пожал плечами:

     — Возможно в том, что он посоветовал мне избавиться от дитя? Повелитель ясно дал понять, что это ему ни к чему. Писать ему я не буду. Лучше я подумаю о том, как быть и где искать приют, — решился юноша, а затем направился к берегу.

     Художник перехватил его за плечо и кивнул в сторону города, без слов предлагая вернуться. Ветер становился всё более шквалистым, едва не сбивая с ног, и в порту уже должна была начаться песчаная буря. Тучи летели с востока с опасной скоростью.

     — Скоро шторм, — понял Охотник, ёжась от холода и ускоряя шаг. — Возможно, есть какое-то убежище, если мы не успеем вернуться?

     — Успеем, — заверил его Миррор, — за час ничего не случится.

     Но им всё же пришлось держаться чуть дальше от воды: волны с опасным грохотом несли за собой обломки кораблей, гальку и водоросли. До самого Дагхласа юноши не произнесли ни слова, и только завидев за мысом порт, Акио оживился. Он старался не показывать, что такая быстрая ходьба, почти бег, даются ему далеко не просто, но заполошное дыхание выдавало его. Роккэн мягко притормозил его, дёрнув за руку:

     — Ничего не случится. Переведи дыхание.

     Артемис опёрся на колени, улыбаясь дрожащими губами и жадно дыша. Художник же любовался разгулом стихии.

     — Знаешь, в месте, где я жил, к такому относились куда более серьёзно. Уже бы искали подземные убежища или наоборот старались забраться повыше, чтобы спастись от воды. А там такие волны бывали часто, уничтожали города, — вспомнил Артемис, ощущая неприятный страх перед столь могущественной природой. Вода в таком количестве, не контролируемая человеком, всегда вызывала в нём первобытный ужас. Он не понимал, как люди могут спокойно выходить в открытое море. Мало того, что одни только волны могут уничтожить, а что делать с обитателями этого царства? — Роккэн, пойдём, мне немного страшно.

     — Не бойся, — улыбнулся художник, оборачиваясь к нему. — С нами ничего не случится. Город надёжно защищён. Пойдём!

     Схватив друга за руку, Миррор повёл его с собой на одну из широких пристаней. Ни одного корабля или лодки не было пришвартовано, и бухта была свободна. Ветер стал сильней. Ещё издалека Артемис увидел надвигающуюся на город огромную волну. На горизонте она казалась невзрачной серой линией, но постепенно разрасталась, гоня перед собой пену, древесину и ил. Невыносимый шум и истеричное биение сердца оглушали Акио. Он вцепился в руку изумительно спокойного Роккэна, но не мог не признать, что зрелище воистину завораживает. Набережную накрывали небольшие волны, пристань тоже намокла, и юноши чувствовали солёную влагу на губах. Её принёс ветер. Но в тот момент, когда Охотник уже хотел броситься бежать, а чудовищный вал был в каких-то двадцати ярдах от них, он вдруг с грохотом взорвался, распластавшись о невидимую преграду и отхлынув назад. Артемис вскрикнул и рассмеялся, перестав цепляться за руку Миррора с риском сломать ему пальцы. До них дошли невысокие волны, резво омывшие набережную. Роккэн с хитринкой глядел на юношу:

     — А ты испугался. Неужели думал, что я решу вывести тебя прямо к этой волне? В каждом человеческом городе на побережье уже давно соорудили магические барьеры, защищающие от моря. Каждые несколько месяцев чародеи проверяют и обновляют их.

     — Ты знал! — воскликнул Акио, топнув ногой. Его всё ещё трясло от страха и восторга.

     — Видел бы ты своё лицо, — довольно заметил Миррор, подло хихикая.

     — Я приготовился поверить в богов и… — Акио вдруг замолк.

     Роккэн подумал, что это из-за очередной волны, которая неслась на порт, но взгляд юноши был прикован к чему-то в воде рядом с пристанью. Посмотрев туда, художник увидел прыгающую на гребнях корзину. Она была достаточно велика и почти до верхушки погружалась в воду, но увидеть, что в ней, не позволяла плотно привязанная верёвками крышка. Что именно так напрягло Охотника, художник не понял и уже собрался его уводить домой, когда к его ужасу Акио бросился в волны. Пусть барьер и защищал от шторма и всех его последствий, но течение могло унести прямиком за границу магического блока, а там уже нечего было рассчитывать на то, чтобы остаться в живых.

     — Артемис! — что было силы закричал Роккэн, мечась по краю пирса, но юноша исчез под водой.

     Едва только увидев белую макушку возле корзины, художник сосредоточился, взывая к своим силам. Тени подчинялись ему неохотно, но ему удалось схватить демона за шкирку и затащить на сушу. Отчаянно кашляя и отплёвываясь от воды, он прижимал к себе трофей.

     — Совсем с ума сошёл?! — заорал Миррор, едва удержавшись от того, чтобы как следует треснуть юношу по шее. — Ты, беременный, сиганул в самый шторм, вместо того, чтобы воспользоваться магией?! Если ещё раз попробуешь покончить с собой, я тебя…

     Охотник поднял на него рассеянный взгляд, а затем занялся верёвками и быстро справился с ними, снял крышку. Роккэн против воли заглянул в корзину и ахнул. Внутри испуганно пищали котята: шесть штук меховых комков возились, пихались и дрожали, мокрые насквозь. Ещё двое на дне уже не шевелились, захлебнувшись.

     — Я услышал, как они мяукают, — тихо пробормотал Артемис, боясь моргнуть. — Если бы я думал над матрицей заклинаний, мог не успеть. Идём домой, их надо высушить и накормить. Я утром покупал мясо и молоко, что-то оставалось.

     — Какие… милые, — изумлённо прошептал Миррор.

     Он помог Охотнику подняться, забрал у него тяжёлую корзину, и юноши двинулись к дому. Но у каждого была своя забота: едва только войдя в прихожую, они разбрелись быстро и без слов. Роккэн почти побежал к кладовке, а Артемис развернул пункт оказания первой помощи в гостиной. Демон развёл огонь в камине, постелил возле него свой плащ с шерстяной подбивкой, вытащил на него котят. В огромной корзине они казались очень маленькими, но юноша бы сказал, что они походили на вполне себе взрослых котов его мира, только ужасно тощих и ослабших. Их транспорт с печальным грузом на дне юноша оставил возле дверей, сбегал в ванную за полотенцем, бросив быстрый взгляд на приоткрытую кладовку, откуда доносились тихие голоса, а сам вернулся к пострадавшим. Нескольких особо резвых пришлось вытаскивать из-под дивана, куда они в страхе забились, но длинные хвосты, торчащие оттуда, выдали их с потрохами. Юноша долго оттирал их, сушил полотенцем и лёгкими потоками магии, так что через час шесть крайне пушистых и согревшихся котов обложили его со всех сторон.

     С помощью теней отодвинув тяжёлый комод, Роккэн шмыгнул в кладовку. Мужья, как оказалось, вполне себе помирились и лежали на куче одеял на полу в обнимку. Обнажённые и всё ещё горячие после любовных утех — Роккэн очень любил это зрелище. Устроившись рядом с ними, художник крепко обнял обоих, прикрыв глаза.

     — Можете же, когда хотите, — улыбнулся он, поцеловав брата в плечо. Рурука посмотрел на него с искренним сожалением и страхом, уже открыл рот, чтобы проговорить заготовленную речь, но художник ласково поцеловал его губы, не дав и слово сказать. — Я люблю тебя, Рурука. Всегда любил, люблю и буду любить. И даже не смей думать о том, что я тебя брошу — этого никогда не случится. Но и ты не бросай нас.

     Миррор взял руку брата, на которой красовалось обручальное кольцо и с незыблемой нежностью поцеловал каждый палец, особенно бережно и трепетно коснувшись кожи рядом с ободком холодного металла. Орт потянулся и прильнул к его губам, утягивая в долгий и неторопливый поцелуй. Вампир молча наблюдал за ними, чуть щурясь от счастья, а затем молча склонился и провёл языком по их губам, нависнув сверху, как сама неизбежность. Ни один из братьев не стал противиться: они отодвинулись ровно настолько, чтобы псионику хватило места для их общего поцелуя. «Надо будет сделать ритуальные татуировки, как у элементалистов, но на языках, чтобы это было куда символичней и приятней», — подумал Найтгест, лаская мужей и чувствуя, как душа ликует от их близости.

     — У меня новость, — смущённо сказал Роккэн, когда они улеглись втроём на одеялах, переводя дыхание. — У нас пополнение.

     Оба супруга резко сели, уставившись на художника со страхом и благоговейной радостью на лицах. Осознав, что его неверно поняли, Роккэн не смог не изумиться их общему счастью.

     — Мы гуляли в порту и увидели корзинку в море. Арти вытащил её, а там котята. Он их выхаживает внизу, — объяснил Миррор.

     Пассиса расстроенно вздохнул и опал обратно, а Рурука скривился, покачав головой:

     — Мало нам было Акио, так теперь и это.

     — Они могли утонуть! — возмутился его брат. — И вообще, ещё хоть одно слово в таком ключе, и я оторву тебе яйца!

     «А он ведь может, — печально подумал Рурука, против воли сведя вместе колени, хоть и считал, что после Пассисы ещё долго не сможет это сделать. — Ладно, терпение, только терпение». Когда они спустились вниз, застали забавную картину: демон то и дело чихал и хлюпал носом, но самоотверженно кормил пушистых проглотов молоком и мясом. Те едва не дрались, когда на пол опускалась тарелка с мелко порезанным отварным мясом. Заметив хозяев дома, Акио неуверенно улыбнулся, и каждый заметил, что он сделал шаг назад, стараясь оказаться на расстоянии от Орта. Дипломат и обрадовался, и расстроился: с одной стороны его слова возымели эффект, а с другой ему не хотелось, чтобы юноша его так откровенно избегал, ведь он был каким-никаким, а другом.

     — Совсем забыл, что у меня аллергия на котов, — пожаловался Артемис, опуская взгляд и ставя на пол миску. — Они неплохо себя чувствуют, кроме этого.

     Юноша показал на котёнка, который свернулся клубочком возле камина и не переставал дрожать ни на секунду. У него были опухшие глаза и уши, а гноящиеся веки почти не поднимались. Акио бережно взял его на руки, укутав в свою рубашку:

     — Ему бы лечение. Могу я… — он сделал паузу и не без страха посмотрел на старшего Миррора. — Рурука, могу я воспользоваться твоей лабораторией? Я верну тебе деньги за ингредиенты, но мне нужно оборудование.

     Поймав на себе острые и внимательные взгляды мужей, Орт сдержанно кивнул и тут же получил полную благодарности и признательности улыбку Артемиса, что его сильно изумило. Юноша сноровисто устроил котят в подоле рубашки, и они не сопротивлялись, потому как были сыты и довольны. Почти спустившись в подвал, демон спохватился:

     — Поставьте, пожалуйста, воду греться, я скоро возьмусь за ужин.

     — Он такой милый, правда? — захлопал в ладоши Роккэн, предвкушая ужин в кругу семьи.

     Однако Акио, сготовив им поесть, сам за стол не сел и тут же умчался обратно в подвал, откуда время от времени раздавалось его пронзительное чихание.

     — Он так родит ненароком, — с опаской заметил вампир, вздрогнув от очередного проявления аллергии у Акио. — Может намекнуть ему на то, что неплохо бы и себе самому сделать лекарство?

     Рурука усмехнулся. Он чуть приподнял верхнюю губу, как скалящийся пёс, готовый укусить в любую секунду, и даже тонкая морщинка появилась на его переносице. На его счастье ни тот, ни другой муж не заметили столь явное проявление злых мыслей Орта, и он успел принять самый лучший вид, когда на него перевели взгляды.

     — У тебя есть что-нибудь для него? — с искренним переживанием спросил Роккэн, и эти интонации заставили старшего Миррора смягчиться, вспомнить, с чего всё начиналось.

     Если бы не Артемис и Пассиса, они бы никогда не стали приближёнными Господина чернокнижников, он бы не обрёл своё доброе имя и фамильную власть, Роккэн бы вряд ли так быстро стал художником, востребованным при дворе Короля. Были и свои минусы у такого знакомства. Например, сам Пассиса или Повелитель чернокнижников. Но всё же Акио много для них сделал.

     — Найдётся, — успокоил супруга Орт, мягко погладив его по руке. — Я скажу ему, где и что посмотреть.

     Встав из-за стола, молодой мужчина медленно побрёл к подвалу, на счастье мужей прихватив с собой еду для Акио. Не без труда спустившись в святая святых, Рурука оглядел лабораторию. Коты забились под его рабочий стол, который был оккупирован демоном: весы уже отмеряли порцию сушёного и стёртого в пыль зверобоя; в котелке булькала вода, отчётливо пахнущая мятой.

     — Артемис? — окликнул Рурука, и в ответ раздался новый чих.

     Быстро взглянув на Орта, Акио вернулся к столу с двумя склянками:

     — Что такое?

     — Уйми свою аллергию, — посоветовал лорд, проходя к одному из пристенных стеллажей, изучая их цепким взглядом. — Вот это зелье немного притупляет такие острые реакции. И ещё вот это выпей.

     — А это что? — с подозрением спросил Акио.

     — Фолиевая кислота, — пояснил Орт, скрывая улыбку. Он сделал несколько шагов к юноше, и тот шатнулся, упёрся в стол и постарался отвернуться, сбежать, но Рурука был весьма настойчив. — Не убегай, Арти. Я должен извиниться перед тобой.

     — С чего бы ты так резко пересмотрел свои взгляды? — скорее себе под нос произнёс Артемис, высыпая травы в котелок и помешивая его содержимое стеклянной палочкой. — Но спасибо. Я как-то не подумал.

     — Именно поэтому пей. Хотелось бы, чтобы ребёнок в последствии мог думать в отличие от тебя, — ухмыльнулся Рурука, и Артемис не удержал улыбку, неуверенно посмотрел на лорда. — Возможно, что я слишком тороплюсь, однако хотел бы предложить тебе в будущем сотрудничество, когда ты определишься со своим чадом и сможешь действовать самостоятельно.

     — В чём оно заключается?

     — Не сейчас. Но имей ввиду: если вдруг заказы гильдии перестанут снабжать тебя в полной мере, мне есть, что предложить тебе. Уверен, что ты не будешь разочарован. Не постесняюсь сказать, что это исследовательская деятельность, и мне нужны материалы и люди.

     Больше ничего не прояснив юноше, Рурука ушёл, но вместо него явился Роккэн. Братья разминулсь на лестнице, перекинулись несколькими словами, но Артемис не слушал.

     — Как комочки? Как ты? — зачастил художник, подойдя к другу, но ответ получил ещё до того, как Акио заговорил. Он снова чихнул, сложившись пополам и застонав, прижав руки к животу. — Так, а ну-ка брысь! Выпей лекарство, поешь и иди отдыхать. Я сам тут разберусь, только скажи, что делать.

     — Роккэн, ты же понятия не имеешь, что нужно делать, — прервал поток его слов Охотник, вливая что-то в котёл и отворачиваясь от выступившего огромного облака горячего пара. — Я, видимо, тоже. Не суть. Со мной ничего не случится.

     — Лучше бы про малыша подумал, — буркнул Роккэн, а затем придвинул юноше стул и взял для себя второй. — Ешь, а я пока буду об этих охламонах заботиться.

     Пока он говорил, один из четвероногих друзей зацепился за его штанину и на всех когтях рванул вверх, чтобы затем увлечься на плечах юноши и обнять его за шею хвостом. Кота крайне заинтересовали длинные волосы Роккэна, в которые зверь тут же зарылся носом и принялся утробно мурлыкать. Бока его заходили ходуном от частого дыхания. Миррор захихикал, поглаживая шелковистую шерсть кончиками пальцев. У остальных новый объект вызвал не меньше любопытства, и они начали массовое восхождение, пока юноша, путаясь в руках и ногах, не собрал их всех, подняв на руки. Обложенный меховыми моторчиками, художник попискивал от восторга и пытался чесать и гладить каждого. Один только больной кот оставался на столе, время от времени натурально кашляя и придвигаясь ближе к огню.

     — Он так простыл, — вздохнул Роккэн, а затем с просьбой взглянул на друга. Тот будто окаменел и разглядывал подвал с лёгким страхом. Поняв, в чём дело, художник быстро обернулся: — Двэйн, как тебе не стыдно?!

     Вампир зашипел и бросился в неосвещённый угол, где его не было видно, сверкая оттуда глазами. Акио потёр виски, унимая бешеное сердцебиение. Из его памяти до сих пор не изгладилось знакомство с этим негласным ребёнком семьи, и он старался держаться от него подальше, подозревая, что он далеко не умственно отсталый и не больной, что с ним сотворили нечто ужасное.

     — Не бойся, он вполне безобидный, но пока что-нибудь в голову не взбредёт. Недавно посреди ночи вдруг стал страшно кричать, метаться, мы его втроём едва удержали, — косясь на Двэйна, рассказал Роккэн. — Ру пытается найти для него лекарство, но пока безуспешно. Он, конечно, не говорит, но понимает, что ему говорят, помогает, когда в состоянии. Может быть и тут поможет. Двэйн, поможешь Арти? Ты же помнишь Арти, правда?

     Вампир помолчал, затем издал невнятное мычание и подался к ним. Иначе как блаженным назвать выражение его лица было сложно, и оно всегда оставалось таким, лишь изредка в глазах мелькали искры сознания, боли или страха. Вечная улыбка вампира доводила до колик и была без малого жуткой. Особенно Артемиса пугали его движения: Эйвери оставался хищником, перемещался бесшумно и грациозно. И некоторая наигранная неловкость делала его лишь более пугающим, а в те мгновения, когда он резко поднимал голову на звук, не меняя выражение лица, но принимая стойку охотничьего пса, мог довести до икоты кого угодно. Коты вызвали у него нешуточный интерес, и вампир ходил вокруг Роккэна, издавая монотонное гудение горлом, становящееся то прерывистым и высоким, то тихим и низким.

     — Нравятся? Мне тоже нравятся, — словно понимал его, ответил художник, прижавшись щекой к тёплому боку котёнка. — Думаешь, Рурука разрешит оставить их? — Двэйн закивал, несколько раз высоко замычал, улыбаясь ещё шире. Артемис заметил, что клыки у него не втягиваются в челюсть, а сам кровопийца часто сглатывает и собирает слюну. — А Пассиса?

     Эйвери пронзительно зарычал и сгорбился, сведя вместе плечи. Под это звуковое сопровождение сосредоточиться на письме было сложно. Но демон был настроен решительно и собирался написать Повелителю жрецов, посчитав его единственным, кто мог бы помочь разобраться в этой непростой ситуации. Серый принц был мудрым, и его дальновидность служила опорой если не всему миру, то большей его части, и юноша надеялся, что родственник не оставит его без ответа. И, кроме того, Артемис подозревал, что родственник уже знает обо всём. Немного поразмыслив, демон кропотливым каллиграфическим написал: «Уважаемый Господин Акио», — только и смог вывести он, тут же испытав страх и растерянность. Что дальше? Как быть? Куда проще было составить сыворотку для кота, чем это! Роккэн отобрал у него ингредиенты и под его строгим надзором принялся смешивать лекарство. Двэйн наблюдал, устроившись с противоположной стороны стола: то за художником, то за демоном.

     — Напиши всё как есть, — подсказал Миррор. — А ещё более официально можешь? А то недостаточно зубы сводит.

     Артемис посмотрел на юношу с недовольством, однако исправлять ничего не стал.

     «Я, Артемис Акио II, считаю необходимым сообщить вам, что ваш покорный слуга ждёт ребёнка от Господина чернокнижников уже как два месяца. Данная ситуация может плачевно сказаться на Равновесии, которое вы бережно храните, поскольку Повелитель Найтгест отказался от женитьбы и приказал избавиться от плода. Владыка был введён мною в заблуждение и не знает о наследнике, дабы вы могли вынести свой вердикт, который я покорно ожидаю в доме территориального управляющего чернокнижников, лорда Орт и младшего принца Найтгеста. Довожу до вашего сведения, что готов отправиться в Нижний мир, чтобы воспитать ребёнка, как подобает, сохраняя в тайне его происхождение, а также с вашего дозволения могу заключить фиктивный брак, дабы оставаться в досягаемости на тот случай, если вам понадобится обученный убийца.

     Вы можете ничего не отвечать на данное послание, и мне абсолютно всё равно, что вы будете думать обо мне или делать. В том случае, если вы решите не удостаивать меня ответом, я останусь на поверхности. Поскольку гостеприимство благородного семейства не безгранично, я останусь в этом доме не более, чем на месяц, а после покину территории людей.

     Пусть вас не смущает мой официальный тон».

     Демон уже хотел поставить подпись, адреса и запечатать письмо, но вдруг замер и приложил ладонь к глазам, не давая слезам испортить свиток. На ещё одно сочинение его бы просто не хватило. Роккэн с замиранием сердца следил за тем, как друг дрожащей рукой выводит своё имя, диктует себе под нос срывающимся шёпотом адрес и тянется, чтобы сложить пергамент.

     «P.S. Пожалуйста, я очень нуждаюсь в твоём совете», — быстро и неряшливо добавил Охотник и тут же отбросил перо, точно оно было опасным ядовитым чудовищем.

     — Тьма, как же это всё глупо, — сокрушённо произнёс Артемис, закрыв лицо дрожащими руками. — Я как будто цепляюсь за него… да это так и есть!

     — Прекрати. Вполне может статься, что вы неверно друг друга поняли. Мало было таких случаев что ли? Давай сюда. Курьер будет в городе через два дня, я передам ему твоё письмо вместе с нашими. Его доставят в течение недели-полторы, а дальше… будем ждать.

❃ ❃ ❃ 

     Гружённый сумками конь, запыхавшийся и в пене, едва не покрывающейся ледяной корочкой, подъехал к основанию башен Белого замка, почти падая без сил. Почтовый посыльный сменил уже третью лошадь, пока объезжал людские города и наконец добрался до места массового вручения писем. В цитадели жрецов всегда следовало быть быстрым и расторопным: маги не терпели, когда их переписку задерживали или отдавали не то, но и платили щедро, окупая нервы и лошадей. В этот раз конвертов и свитков было особенно много, но курьер заранее рассортировал всё по этажам, чтобы не запутаться. Стоило только войти в холл, как на него тут же обратили внимание и полные ожидания взгляды. У чародеев была отвратительная привычка лезть в сумку и путать весь порядок, сбивая с маршрута, однако спорить с ними было бессмысленно и даже опасно для жизни. Курьер сдался сразу, без ропота начав искать письма для студентов, едва они показали ему свои карты. Слух о том, что пришла почта, разлетелся быстрее, чем несчастный успел подняться на второй этаж. Там стало спокойнее: старшие маги отнеслись к курьеру гораздо более благосклонно и терпеливо дожидались, когда до них дойдёт очередь. Чем выше поднимался почтальон, тем больше нервничал, а письма стремительно таяли в его сумке, но всё, что там оставалось, было адресовано Повелителю. Доставлять ему бумаги посыльный боялся особенно и всякий раз старался отбрехаться от поездки в Зимние земли. Ажурные арочные двери были открыты, говоря о том, что Господин готов принять посетителей, но, заглянув в помещение, курьер немного помедлил. Жрец был не один: двое молодых людей сидели вместе с ним за столом, и между прорицателями шла оживлённая дискуссия.

     — И всё же я уверен, что это предсказание истинное. Нам следует отнестись к нему серьёзно, — упрямо уже в который раз говорил беловолосый юноша по левую руку от Господина. — Моё мнение: от него нужно избавиться, пока не стало поздно.

     — А я считаю, что мы всё ещё можем не дать случиться катастрофе, — возразил темноволосый смуглый мужчина. — Если вовремя вмешаться…

     — Почта! — прервал их курьер дрожащим, а оттого слишком звонким голосом, и жрецы одинаково раздражённо посмотрели на него. — Позволите?

     Господин кивнул, и посыльный быстро приблизился. Зарывшись в сумку, он стал выкладывать на стол кипы свитков и писем, которые жрец едва ли хотел удостаивать вниманием, но ради приличия проверял адреса и имена отправителей, чтобы расписаться в ведомости о получении. Один конверт привлёк его, и зрачки Серого принца сузились.

     — Что он там забыл, — пробормотал себе под нос Господин, быстро вскрывая письмо и принимаясь читать. Курьер робко протянул ему ведомость. — Останьтесь. Присаживайтесь.

     Микаэлис и Сэто переглянулись, а затем попробовали заглянуть в послание, но жрец решительным движением встал из-за стола и приблизился к окну. Лицо его белело.

     — Что там? — решился прервать деда юный Акио. — Дурные вести?

     — Они там ебанулись, что ли, ебанько совсем блядь неадекватные?! — взревел Господин жрецов, встряхнув письмо в кулаке с таким праведным гневом, что и ученики, и курьер разом струхнули. — Мик, Сэто, собирайтесь, мы отправляемся.

     Студенты мгновенно вымелись прочь, зная, что учителя не стоит раздражать лишь больше в таком состоянии. Курьер было хотел напомнить о ведомости, но Повелитель налетел на него яростным лигром:

     — Сколько ты был в пути?!

     — Месяц! — жалобно взвизгнул посыльный, распластавшись по стене, точно это могло спасти его от скорой расправы. — Было много писем! Откуда мне было знать, что именно это надо доставить срочно?! Его оплатили, как обычную почту!

     — Молись своему богу, чтобы я не вспомнил о тебе, — зло бросил Повелитель и, чиркнув подпись, вышел вон.

     На дрожащих ногах курьер направился к выходу, думая о том, что эту работу надо бросать ко всем чертям. А ещё радовался, что не попал на развоз писем в Чёрный замок, где владыка был ещё более темпераментным.

❃ ❃ ❃ 

     Каждый день, когда местные почтальоны приносили газету, вся семья с замиранием сердца проверяла каждый разворот, надеясь, что между страницами затерялось письмо. Никто не говорил об этом, но каждый в последнее время был в курсе новостей: по очереди внимательно проглядывали строки, чтобы скрыть гаснущую веру в лучшее. Теперь даже Рурука не стремился язвить, с сочувствием глядя на меркнущего демона. Они старались не подчёркивать то, что слышат его тихий плач по ночам, что видят, как он едва натягивает на лицо улыбку. Лишь изредка Охотник приходил в себя: когда готовил или убирался. И пусть они понимали, что так делать не стоит, то Пассиса, то Рурука время от времени оставляли после себя посуду, бросали одежду или рассыпали что-то. Когда спать совсем не получалось, демон обустраивался в гостиной с шитьём, и теперь все жители дома могли похвастаться новыми рубашками с неброской лёгкой вышивкой и тесьмой. Чем тяжелей было Акио, тем тоньше был узор, тем изящней была одежда. А если и это не приносило ему покой (что случалось всё чаще), он с разрешения Руруки занимал его лабораторию и старался вылечить больного котёнка. Остальные изредка чихали, дрожали от температуры, но простенькие настои возвращали им хорошее самочувствие. Тот малыш никак не желал вставать на ноги, и Артемис боялся, что его придётся похоронить вместе с двумя котятами, захлебнувшимися в море. Роккэн теперь носился с ними без устали, и его счастливая мордашка стоила всех потраченных усилий. Как оказалось, найденные ими кошаки были на так просты, как они успели подумать. Стоило отмыть этих шестерых пройдох от ила и водорослей, и стало понятно, что в корзине они отыскали контрабандный груз. Некоторые торговцы перевозили на своих кораблях диковинных животных, которых богатеи использовали в качестве домашних любимцев, и теперь у молодого семейства крутилось несколько необычных кошачьих. Детёныши тигра, рыси, лигра, пантеры и пумы задорно скакали по всему дома, и пока их игры были безопасны. Но что будет, когда они подрастут? Один болезный не поддавался определению своей породы и больше дремал на коленях у Артемиса или забирался к нему под рубашку, прижимаясь горячим телом к его животу. То ли он чувствовал магию острее других, то ли ему так становилось легче. Художник вплотную занялся подготовкой к коронации: подбирал кисти, краски, бегал в небольшую галерею, сверяясь со старыми портретами прежних живописцев. Но неизменно несколько часов он уделял четвероногим друзьям и Охотнику. С последним он всё чаще оставался на ночь, пусть супруги и начинали гневно роптать, недовольные таким раскладом.

     — Может быть ты тогда сделаешь то, что не сделал твой отец, и женишься на нём? — в гневе бросил Орт несколько дней назад, и к их общему изумлению Акио расплакался прямо при них.

     Он всегда старался держаться за более позитивные мысли, игнорировать ехидство и грубости, но в этот раз Рурука ударил в самую рану. Псионик мгновенно выдворил и его, и Роккэна, а сам принялся успокаивать Охотника, молясь всем известным богам, чтобы эта полоса ада закончилась с добрым исходом.

     — Ну-ну, Арти, гормоны? — ласково произнёс вампир, пусть и знал, что всё далеко не так. — Ничего страшного, поплачь. Со слезами уходят боль и горе. Хочешь, я позанимаюсь с тобой в спарринге, чтобы ты выпустил пар? Нет? Тише-тише, всё хорошо. Вот так, выпей чаю. Ты принимал лекарства? — Вампир заваливал его бесконечными уточняющими вопросами, чтобы сосредоточить юношу на совсем другом, выбрасывал из его головы дурные мысли. Бережно погладив живот демона, Пассиса мечтательно улыбнулся: — Не пугай ребёнка, Артемис. А то сейчас будете по очереди друг друга доводить до срывов, а это не хорошо. Дышишь? Славно, славно, продолжай в том же духе.

     Он ещё не знал, что в этот день приём не сработает.

❃ ❃ ❃ 

     Тихо постукивала колёсами карета, и в темноте не было видно собственных рук, лежащих на коленях. Через шторки на окнах пробивался тусклый идеально искусственный свет, от которого чувство безысходности накатывало снова и снова. Грубоватая льняная ткань одежды не была изящно скроена, однако не давала умирать от жары или замёрзнуть, а потому стала идеальным выбором для дальнего путешествия. Раз за разом клонило в сон, однако я знал, что не время расслабляться. В любую минуту экипаж мог остановиться, и страх стискивал сердце стальной безжалостной перчаткой. Ладони сами собой снова и снова ложились на живот, и от этого жеста ненадолго возвращалось спокойствие. Нельзя было волноваться. Когда лошади остановились, возница грубо прикрикнул, посоветовав выматываться, и я поднял с пола походную сумку, которую закинул на спину. Открывать дверь не хотелось, но кучер снова начал разоряться, и мне пришлось сделать этот шаг. Приступка виделась худшим испытанием из встреченных мною, однако ноги не подвели, и у меня получилось спуститься почти изящно, насколько это было возможно в моём положении. Пейзаж, воистину безрадостный, вызвал лишь приступ бессильной ярости, не оставившей после себя ни следа волнения. Просторы этих мест дышали магией, направленной на фильтрацию воздуха, создание иллюзии солнца и Лун, а также худо-бедно сотворение правдоподобных деревьев и растений как таковых. Нижний мир лежал в обширных каменистых пустотах под землями поверхности, образованный множествами гротов, пещер и подземных озёр. Мне же выпало счастье оказаться в одной из мирных общин, стоящей на границе болота. Единственный большой дом, казалось, заметно глазу медленно уползал в топь, собираясь скрыться в её зловонной грязи. Писк комарья настиг почти сразу, однако подлетать насекомые опасались, наталкиваясь на тонкий магический барьер и на время оставляя попытки полакомиться кровью. В скотном дворе паслись худощавые овцы, а между их длинных облысевших ног сновали откормленные курицы, неустанно квохча и ударяя клювами об землю. Строение дома, где мне предстояло жить, казалось сумасбродным, особенно пристройка, в которой размещалась котельная: из неё торчало множество труб, и они же оплетали здание, доставляя в разные комнаты горячую воду. Одним из немногих плюсов этого места было отсутствие снега и приятное тепло, граничащее с жарой, однако переносить её было непросто: искусственный ветер скорее лишь сухо обдувал кожу и шелестел листвой, чем приносил прохладу или живительный запах природы. Естественными здесь были только камни да вода. Карета уехала сразу, как только я сделал один шаг в сторону и едва успел увернуться от массивных металлических колёс. По узкой топкой тропинке дойти до дома оказалось не так просто, как я думал: приходилось идти то вниз, то вверх, преодолевая многочисленные ухабы и огибая трещины, да и никто не торопился идти навстречу. С чего бы им?

     Единственный человек сидел на узкой веранде, отдыхая в грубо сколоченном кресле-качалке, и наблюдал за моим приближением с безразличным выражением на худом лице. Мужчина был не молод, но и старым его язык не поворачивался назвать, однако морщинка на лбу и не думала разглаживаться, а аккуратно подстриженная эспаньолка придавала определённую внушительность человеку. Русые мелкие кудри лежали под тканевым обручем, едва доставая до середины шеи. Стоило мне сделать первый шаг на лестнице, ведущей ко входу, как мужчина со вздохом поднялся и направился в мою сторону.

     — Ну здравствуй, — зычно поздоровался мужчина и протянул мне руку. — Артемис, правильно помню?

     — Да. Я писал вам пару недель назад, — кивнул я, пожав мозолистую ладонь и вздрогнув от крепкой хватки. — Вы говорили, что для меня будет и место, и работа.

     — Да, — уже менее уверенно кивнул тот и покосился на меня с отчётливым пренебрежительным сомнением. — Не думал, что всё так плохо. Ты делать-то хоть что-нибудь умеешь, попрыгунчик?

     Пусть меня и удивило подобное обращение, у меня хватило терпения не выказать это и пропустить мимо ушей, но всё равно прикрыл живот.

     — Я умею многое, — прохладно ответил я на вопрос главы общины. — Готовить, шить, вязать, охотиться… Если надо будет ещё что-то, то только скажите. Я быстро учусь.

     — Пузо мешать не будет? — уже напрямую спросил мужчина. — Смотри, послабление никто не даст из-за того, что тебя обрюхатили. И даже когда твой бастард родится, всё равно будешь со всеми на равных работать.

     — Знаю, — как можно более ровно бросил я и прошёл мимо него в дом. — Я и не просил о поблажках.

     Ироничное хмыканье, раздавшееся в спину, не вывело из равновесия. К подобному я успел привыкнуть и выработать иммунитет. Уже несколько месяцев я испытывал чувство некоего абсолютного понимания, а иногда перед глазами проскакивали нечёткие, но всё же яркие картины будущего, и у меня было время подготовиться ко всему. Как никогда тщательно. В этой общине насчитывалось не больше двух дюжин человек, и это меня устраивало, ведь я не искал чужого общества. Всё, что мне было нужно — пережить роды и помочь ребёнку вырасти не ожесточённым ублюдком, но хоть на каплю счастливым человеком. Можно было бы попробовать зажить в лесу в гордом одиночестве, однако я знал, что время гордости для меня прошло, приведя за собой смирение и жизнь через «не хочу». Когда я искал достойное пристанище для себя и своего будущего дитя, выбирал место как можно дальше от земель чернокнижников, чтобы не вызвать никаких подозрений, а также мне хотелось иногда нарушать правила и выходить на поверхность без страха быть убитым. В этом доме меня ждала одна черновая работа, связанная исключительно с выживанием, и в кои-то веки мои способности могли пригодиться. Когда я зашёл в дом, на меня незамедлительно уставилось несколько недоброжелательных взглядов, а их отправители тут же поспешили убраться в соседнее помещение, перешёптываясь достаточно громко, чтобы я услышал, какого обо мне мнения.

     Ещё бы. Нечасто к ним, должно быть, заезжали мальчуганы, успевшие оседлать самого Господина чернокнижников. Что от меня ждать, они не знали и боялись этой неизвестности. Глава общины отодвинул меня в сторону и прошёл в большой обеденный зал, где неспешно трапезничали четыре девушки. Вид у них был измождённый и потрёпанный, но это не мешало им трепаться о чём-то своём.

     — Всем пройти в трапезную, — сильный ментальный зов коснулся и меня тоже, и я понял, что теперь этот человек — почти что мой начальник. Я остановился слева от него и молча поставил сумку на пол. Для меня она стала слишком тяжёлой, и спина немилосердно болела, отягощённая последним кварталом беременности. Оставалось всего полтора месяца до родов, и я с внимательной тревогой прислушивался к своему телу, ожидая подвох в любую минуту. Люди стекались без особой торопливости и кидали на меня озлобленные взгляды, а когда они собрались, глава общины заговорил: — В общем так, ребята, у нас новый сожитель — Артемис. Я вёл с ним переписку несколько месяцев назад, и теперь он будет заниматься почти всей домашней работой, пока не разродится. Еда, пошив и ремонт одежды, уборка — обращайтесь к нему. Мы с вами сможем сосредоточиться на шахтах и охоте. Артемис, твоя комната на третьем этаже в конце коридора налево. Там не заперто.

     — Благодарю, — кивнул я и, нехотя взяв вещи, упрямо зашагал наверх, не подав вида, что мне непросто. В спину неслись шепотки.

     Плевать. Пусть ещё не до конца омертвевшая наивная часть меня и надеялась на более тёплый приём, я успел настроить себя на то, что ничего светлого мне здесь ловить нечего. Да и зачем? Комнатой глава назвал каморку, в которой всё свободное пространство занимали грубая жёсткая кровать и сундук для вещей. Оставив обувь у двери, я бросил сумку в сундук и печально взглянул на посеревшую простыню и прохудившееся шерстяное одеяло, больше похожее на проеденный молью плед. Невыносимо хотелось прилечь хоть на пару минут, чтобы кости перестали так ужасно болеть. Времени на отдых у меня не было, ведь мне предстояло устроиться и начать работать.

     Ждать, пока кто-нибудь придёт и бросит мне, как подачку бесхозной псине, задание, я не стал и сам прошёл на кухню, где суетилась молоденькая веснушчатая девочка. На меня она посмотрела затравленным зайчонком и спешно передвинулась чуть дальше, сноровисто строгая на разделочной доске коренья. По запаху я понял, что это имбирь, и поставил себе галочку — есть хорошие продукты. Ужин мы готовили в напряжённом молчании, изредка посматривая на действия друг друга, но никак не комментируя их. Нам не нужно было говорить, чтобы понять, что именно делает другой. Поел я там же, наспех впихнув в себя омлет с проваренным мясом, не став выходить к прочим. Глава объявил отбой, но я не пошёл в свою комнатушку и занялся тем, что, как верно подметил мой племянник, у меня получалось лучше всего. Драил полы и работал с отходами. Ироничность метких слов заставила меня не расстроиться, но развеселиться и покачать головой. Почему бы и не заниматься, раз уж так хорошо выходит? И хотя жизнь приучила бастардов к самостоятельности и хозяйственности, мне нашлась работёнка, от которой было глупо отказываться. Специи и не слишком быстро портящиеся продукты хранились вперемешку, и мне пришлось постараться, чтобы рассортировать их и навести порядок в шкафах, подписав дверцы, ящички и полки. В чужой монастырь со своим уставом не лезут, но с этого дня это был и мой монастырь тоже.

     Жизнь за неделю обратилась в рутинную реку: проснуться, спуститься на кухню и приготовить завтрак, быстро перекусить, отправиться в котельную, чтобы раскочегарить бойлер, застирать вещи, покормить скот, собрать шерсть с и без того общипанных овец, прибраться в одном из помещений, стоящих в планах, приготовить обед, сходить на болото за ягодами, а после сунуться в чащу за хворостом, приготовить ужин, отмыть посуду и предоставить горячую воду для ванны тем, кто хочет искупаться; отмыть посуду, погасить огонь в котельной и отмыть сажу, и только после этого упасть в кровать и проспать до прихода ненастоящего рассвета. Первые дни было особенно тяжко, ведь пришлось запоминать, что и где находится, а провожатого у меня не было, потому как всякий сосед спешил скрыться из поля моего зрения, едва я появлялся на горизонте. Привыкнув к дому, я стал позволять себе маленькие радости и выбирался в лес, но не для праздных прогулок, а ради сбора полезных трав, которых оказалось достаточно. Первым шагом стало изготовление снадобья для волос, но пользоваться им я не собирался, как и не советовал это делать своим сожителям. Этот эликсир я упорно подливал овцам, чтобы они перестали походить на плешивые кости, внезапно обрётшие плоть и кровь. Иногда приезжали торговцы-дроу, которые обменивали свои товары на наши, и так у нас появлялись достойные продукты, а у тёмных эльфов — драгоценные камни, которые община добывала в шахте неподалёку от дома.

     Моими экспериментами вскоре заинтересовался Риман, занимавшийся в основном тем, что устраивал обмен с другими общинами, и исполнявший роль главы семейства. Сравнивать его с Повелителем я не пробовал даже в самых своих дальних мыслях, но на ментальном уровне всё равно принял это сходство и молча смирился. Он оказался не таким дурным, как я успел себя настроить, и его редкие забавные шуточки, отпущенные в мою сторону, неожиданно подбадривали. Больше всего комментариев мужчина, конечно, отпускал по поводу «брюха», и я начал отвечать ему тем же, а потому через две недели мы вместе встречали закат на веранде, прихлёбывая горячий травяной чай. Самое время было приступить к помывке посуды, но мы не спешили расходиться. Наш разговор о полезных растениях плавно свернул на то, какие из них встречаются наверху.

     — Интересуешься новостями с поверхности? — вежливо полюбопытствовал Риман, качаясь в своём любимом кресле.

     — Конечно. Мою пол в коридоре и думаю, поменялся ли курс золота по отношению к алмазам, — как можно более серьёзно кивнул я, и мы рассмеялись. — Ты хочешь мне что-то сказать?

     — Не хочу, но думаю, что тебе следует знать. Правление у твоей бывшей фракции поменялось. Старый Кедзин всё же отобрал себе власть, когда его сын отправился в лечебницу душ. — Я подчёркнуто не изменил выражение лица и сделал глоток чая. Внимательный взгляд главы чувствовался даже на душе. — Он туда не сам поехал, как ты можешь понять. Говорят, на него напали его приёмные сыновья во время собрания, а лорд Орт успел что-то ему влить в вино. Торговцы, которые вчера приезжали, говорят, что может поменяться политика в отношении нас. Думаю, а не время ли переезжать поближе к их землям.

     — Пора. Люсьен достаточно лояльно относится к бастардам, — согласился я, рассматривая всплывающие и опускающиеся на дно чаинки. Несильный толчок заставил приложить руку к животу и начать успокаивающе поглаживать. — Единственный из всех Повелителей.

     Мы замолчали, и тишина была необычно рассеянной, но не холодной. В этом молчании неожиданно громко раздался звон бьющейся посуды и испуганный крик кухарки. Риман подорвался первым и бросился в дом, а я пошёл за ним следом, хмурясь от недовольства, ведь этот звук означал, что мне придётся лечь спать позже, чем я рассчитывал. Воздух стал другим, каким-то затхлым и кислым, несущим в себе нотку безумия. Дрожь, прошившая тело от и до, заставила меня остановиться и облокотиться на стену. Образы замелькали в голове, сбивая с толка, и я не знал, за какой из них стоит ухватиться в первую очередь. Ребёнок толкнулся снова, но в этот раз с большим чувством, отдавшимся болью в рёбрах. Среди потоков магии Нижнего мира я ощутил вкус чар с поверхности, но они были прогнившими и тёмными. Не до конца отвыкший от магии чернокнижников взор различил бледную, но могущественную тень, хаотично ползающую по стене. Её магический след был мне знаком. Даже это не заставило меня начать злиться или бояться, ведь ужасное озарение дало понять, что этот гость пришёл по мою душу. Эта зверушка не собиралась сразу бросаться на меня, но хотела наслаждаться агонией куда дольше, и кучка бастардов была для неё столом для пиршества. В ту ночь она лишь разбила несколько тарелок и графинов, пробуя почву. Мои соседи сочли это случайными вспышками энергии, красноречиво покосившись в мою сторону, и я не стал их разубеждать.

     На вторую ночь тень заклинила бойлер, и мне никак не удавалось его погасить, и огонь горел уже под пустым баком, разогревая металл до критической точки. Лопнуло несколько труб, обдав горячим паром, и я едва успел защититься от него барьером. Бастарды косились всё более озлобленно. На третью обрушилась крыша над одной из комнат, похоронив под каменными завалами девочку, с которой мы вместе готовили еду.

     — Неужели ты думаешь, что это смешно, выродок? — зарычал Кланкей, единственный полиморф в нашем доме, который занимался исключительно добычей драгоценностей. Я едва успел выйти из кухни, как он стал надвигаться на меня под одобрительными взглядами других. — А ну кончай со своими чарами, пока я тебе шею не свернул.

     — Ну рискни, — спокойно ответил я, пожав плечами и удобнее перехватив полное ведро. Следовало напоить скот. — Только я с этим сделать ничего не могу, потому что не я призвал эту тварь. И если бы вы держались вместе и сотрудничали, то и не стали отличными мишенями для этой ручной собачонки.

     — То есть ты знаешь, что это? — с нажимом спросил Риман, и я только кивнул. — И?

     — Вы поверите, если я скажу, что Кедзин решил от меня избавиться?

     — Да какое ему до тебя дело? Что, отказался ему жопу подставить? — обидно загоготал Кланкей, но я даже не моргнул. — Хорош выдумывать и убери эту дрянь.

     — Единственная дрянь, которую я могу убрать — ваши ночные горшки, почтенные. А поскольку я это уже сделал, то дайте мне заниматься своей работой. Пока вы не объединитесь, будете умирать один за другим, как куры под топором мясника.

     Обойдя полиморфа, я вышел во двор и попробовал вдохнуть полной грудью, но это перестало получаться уже давно. Хотелось бросить ведро, сесть на лестнице и зарыдать, обратиться хоть к кому-нибудь, чтобы выговориться, но на языке навязла полынная горечь тишины. Вместо этого я занялся своими обычными делами, и ко мне никто не рисковал соваться, однако неодобрение крепло в воздухе. Ужин проходил в полной тишине, необычной для этой общины. Изредка начинала кашлять Иде, но девушка сбрасывала это на «проклятые рудники», и до поры мы ей верили. Когда же почти вежливое аккуратное покашливание обратилось рвотой с кровью, все отпрянули. Я против воли встал и шатнулся к стене, боясь моргнуть и отвести взгляд от краснеющих глаз несчастной. Первыми начали лопаться мелкие капилляры, придавая её белкам и коже красноватый оттенок. От жуткого магического давления через несколько секунд начали сдавать и более крупные сосуды. Было видно, как под кожей её образуются масштабные кровоподтёки от багровых до чёрных. В считанные мгновения она залила рвотой и кровью стол, опрокинув его на пол и упав рядом. Финальный магический удар схлопнулся вокруг неё, и ошмётки плоти брызнули в стороны. Пахло желчью, мочой и дерьмом, но я вдруг понял, что это не мешает мне глубоко и тщательно дышать, оползая вниз по стене. Ребёнок волновался тем больше, чем сильнее нервничал я, а ведь представшее мне зрелище расплющенных органов и раздробленных костей не входило в список привычных мне картин. Обняв себя за живот, я чувствовал, как он бьёт в него ногами изнутри, будто вознамерился превратить мои внутренности в кашу. Я видел, как ходят ходуном мои рёбра под рубашкой. Дышать стало нечем. Первый острый приступ паники вырвал меня из омута ледяного равнодушия, которым я насильно закрылся от этой реальности, чтобы спастись от боли. Я сам обрёк себя на эту судьбу. Сам решился уйти в катакомбы, лишь бы остаться с ребёнком от горячо любимого мужчины. Неодобрение Сердца мира било по мне вымоченной в соли плетью, лишая рассудка.

     — Доигрался?! — заорал Кланкей, рванувшись в мою сторону. — Это всё ты виноват!

     Я едва успел выставить вперёд скрещенные предплечья, остановив между ними ногу оборотня. Риман вмешался и хорошо поставленным рявканьем разогнал всех по комнатам, чтобы после начать молча убирать печальные останки. Подняться и помочь ему было выше моих сил. Я наблюдал за тем, как мужчина безразлично стирает месиво, собирая его в вёдра, и мне не хотелось знать, куда он его отправит после этого. Паника ушла, и ребёнок успокоился, перестав ломать мне кости, но я продолжал осторожно прикасаться к животу и негромко шептать просьбы подождать ещё немного.

     — Риман, — вдруг сорвалось с моих губ, — а ты почему здесь оказался? Из-за кого?

     — Из-за родителей, как и все вокруг, — мрачно отшутился мужчина. — Одна из любимых шлюх моего отца однажды узнала, что беременна, а после родов оставила здесь и сбежала. Ничего особенного. Если тебе интересно, кто мой отец, изволь. Сириус Найтгест. Последний.

     Я ошарашенно хмыкнул и покачал головой. Как тесен мир! Но теснее становилось только в голове, пухнущей от мыслей. Той ночью я не мог уснуть и всё пытался закончить вязать пинетки, но получалось откровенно плохо. Каждую минуту мне являлись образы, становящиеся всё более упорядоченными и зловещими. Зная, как будет складываться судьба общины, я мог сбежать от греха подальше, чтобы начать всё заново, однако на свою беду был умнее и понимал, что тварь Кедзина просто последует за мной и продолжит зверствовать. Я должен был помочь этим людям, но не знал, как подступиться к тем, кто воспринимал меня в штыки. На утро мы не досчитались ещё людей, и я понял, что нужно собраться с силами. Путь в котельную казался мне вечностью, которая не оставляет после себя ничего, кроме прожорливой пустоты. К моему изумлению вход был перегорожен огромным стеллажом, прикрученным к косяку двери и окружающей его стене, и сдвинуть его не получилось ни с третьей, ни с седьмой попытки.

     — Кланкей, мне нужна твоя помощь, — объявил я с порога трапезной, стараясь сделать вид, что вовсе не запыхался. По вискам обильно стекал пот. В доме становилось всё жарче. — Вход в котельную перегорожен стеллажом. Я не могу его сдвинуть. Если не поторопимся, они тоже умрут.

     — Ну так наколдуй своей твари другую кормушку, — безразлично пожал плечами полиморф, не отрываясь от похлёбки. Я покосился на его миску, жалея, что не плюнул туда как следует. — Или штаны спусти. Авось клюнет на твой зад так же, как и бывший Господин.

     — Или как отец на твою мамашу? — гаркнул я, и Кланкей повернулся вместе со стулом, злобно глядя в мою сторону. — Что, неприятно? Так думаю им до этого было хорошо, пока ты не решил вылупиться из его яиц. А сейчас хватит на меня скалиться и тащись в котельную! Хочешь, чтобы большая часть из вас осталась в живых? Надо, чтобы тварь прекратила вас выкашивать? Так собери свою жопу в горсть и делай, что я говорю!

     Риман хмыкнул в кулак и первым отправился в сторону котельной. За ним поспешили остальные. Меня трясло от злости и слабости. Глаза закрывались сами собой, а боль в пояснице доводила до отупения. Не получалось не то что собрать магическую формулу по частям, но даже вспомнить о её существовании. В коридор тянуло палёным, и полиморф быстро понял, что я не шучу. Общими усилиями стеллаж был оторван, а дверь — выбита. Котельная была наполнена чёрным густым дымом, мгновенно хлынувшим в нашу сторону. Прихвативший с собой ведро воды Риман смог немного остудить дверцу бойлера, за которой разжигали огонь, но металл оплавился, и пришлось постараться, чтобы пробить брешь и залить пламя. Изнутри бака раздавались чудовищные стоны, живо напомнившие мне о «быке», которым пытали людей в древности, и волосы сами собой встали дыбом от ужаса. Обожжённых бастардов удалось вытащить из бойлера, но каждый понимал, что без должного ухода они погибнут очень быстро и мучительно. Меня тошнило от вони, а в глазах темнело.

     — Стойте, — прохрипел я не своим голосом, цепляясь за рукав Римана и вообще снизойдя до прикосновения впервые за месяц. — Ещё… один. Стена… там…

     То ли обморок, то ли жуткая слабость опустили меня по стене на пол, но я упрямо показывал дрожащей рукой на переплетение труб в глубине котельной. Добраться туда через раскалённый металл было крайне непростой задачей, и я подозревал, что это ловушка. Следовало пробить стену снаружи. От стука кирки и кувалды голова пульсировала болью, и я уже не мог удержать слёзы. Удары металла о камень, биение крови в висках, пинки ребёнка — всё смешалось в единый ритмичный круговорот, доводящий до рвоты. «Не сейчас. Не время. Подожди», — тупо повторял я, подтягивая к себе ноги и стараясь спрятать ребёнка от всего мира. Запах чужой магии усиливался, и я чувствовал её приближение особо отчётливо. Тень обожралась страданьями и кровью, а потому была неповоротлива, но не сыта. Как её хозяин, она жаждала снова и снова вытягивать жизненные соки, стремилась утолить свой неумолчный голод, и я с опаской снял блоки.

     Мрак схлестнулся с тварью, как яростный лигр с падальщиком, и бастарды не стали медлить. Те из них, кто остался в котельной, чтобы не дать чудовищу Повелителя довершить начатое, немного смыслили в магии и помогали стреножить монстра и остановить его тёмную пирушку. Риман, как самый способный к чародейству благодаря своему именитому отцу, видел больше своих подопечных, понимал, что следует делать. Просто схватить эту опасную зверушку и навешать ей магических тумаков было недостаточно. Планы существования открывались один за другим, пока не обнажили похожие на паутину нити, убегающие прочь. Я не ограничился простым разрывом пут, но вложил остатки собственных сил в то, чтобы они потекли по связи прочь и донесли до старика моё отношение к подобным визитам. Чудовище выло и верещало, доставляя мне истинное наслаждение. На секунду я представил, как было бы чудесно отправиться в Чёрный замок, снести старому сумасшедшему голову и объявить себя Повелителем, чтобы прочие скрежетали зубами и до хрипоты орали, что это не по правилам. Но эта мысль ушла на задний план, когда я понял, что кругом царит тишина. Чудовище сгинуло, а бастарды с опаской смотрели уже на меня. Они поспешили прочь вместе с ранеными. Риман устало присел рядом и похлопал меня по плечу, похвалив за проделанную работу. Я не ответил, раскачиваясь из стороны в сторону, надеясь тем самым немного утихомирить ребёнка.

     — Странные они, — выдавил я из себя хриплую усмешку, — вроде им жизни спасли, а они давай бежать. Хоть бы спасибо сказали, что ли. Или… не знаю… встать помогли. Уж на такие мелочи можно снизойти. Нет, я встану сам, но это так странно, знаешь? Я почему-то был уверен всю свою жизнь, что жители Нижнего мира — ни в чём неповинные люди, которым просто не повезло родиться у таких родителей. Полагал, что их… нас несправедливо считают отбросами общества. А уж чего я только не слышал на поверхности…

     — Зря ты так думаешь, — рассмеялся Риман. — Ты, конечно, с брюхом, но пока ты не сможешь выжить со своим мелким в нашем мире, вряд ли кто хоть пальцем шевельнёт ради тебя.

     — Но почему? Разве они не прошли через то же самое? К чему эта жестокость?

     — Не думай, будто бы они все невинные овечки на заклание, это ничего хорошего не сулит, — мрачно закончил разговор мужчина, но, встав на ноги, протянул мне руку и помог подняться. — Здесь доброта равна слабости. И каждый сам за себя. Есть в тебе что-то, что не может оставить меня равнодушным.

     — Родственная душа, — саркастично заметил я, и мужчина снова захохотал. — Я услышал тебя, Риман, и приму к сведению. А пока… пока, боюсь, мне нужна горячая вода, полотенце, несколько настоек из моего запаса и кто-нибудь, кто не даст мне потерять сознание. — Глава общины с непониманием уставился на меня, и я с трудом выдохнул: — Ребёнок больше не хочет ждать. Мне нужно подышать.

     Паника в глазах рослого и бородатого мужика насмешила меня, но стало не до смеха. Это была даже не боль. Ощущения, нахлынувшие на меня, были за пределами этого скупого определения, тогда как я готов был если не рвать себе нутро собственными руками, то вопить на весь Нижний мир — точно. Как в тумане я помнил, что Риман тащил меня на себе в гостиную и укладывал у камина, потому что ноги у меня отказали, а из груди моей вырывалось только невнятное блеяние.

     — Что ты там бормочешь, попрыгунчик? — буркнул Риман.

     — Это не моя боль. Её нет, — засмеялся я, чувствуя солоноватый привкус на языке, но никак не мог понять, слёзы это или пошедшая горлом кровь. — Слышал такое? Это не моя боль.

     Подействовало, как и в минувшие годы, и я смог собраться с мыслями. Второй квартал своей беременности я посвятил тому, что изучал, каким же образом жрецы принимают роды, и успел настроить себя на то, что придётся заниматься этим самому. В тумане помнил я, как накладывал один за другим защитные слои на ребёнка, как настраивался на иной план существования. Всё моё сосредоточение рухнуло в бездну от удивлённых воплей в доме общины. Они кого-то увидели. Рука Римана в моей едва не трещала, но мужчина стойко терпел и помогал мне держать концентрацию. То мрак сгущался передо мной, то расступался, впуская до боли яркие картинки, и я успел различить, как распахивается дверь в дом, но лица я не успел увидеть. Странно знакомые голоса резанули по сознанию и заставили меня вскинуться им навстречу. Моя резко дёрнувшаяся вверх рука мгновенно оказалась в нежной, но крепкой хватке прохладных пальцев. На секунду я позволил себе глупейшую надежду, мечту о возлюбленном, однако разум, мечущийся от безумия до абсолютного знания, развеял их, как дым на сквозняке. Сквозь марево проступили лица, и я едва узнал собственного деда в обществе двух взволнованных оборотней. Пока жрец приступал к колдовству, беловолосый полиморф склонился ко мне и стал мягко целовать, переворачивая душу вверх дном. Его супруг понимающе и печально смотрел на меня бездонными синими глазами, в которых теплилось нечто, похожее на любовь. Любовь, которой я лишился по собственной глупости.

     — Лисёнок, ты кретин! — слегка повысив голос, возвестил прорицатель, но я прекрасно услышал волнение. Мужчина успел наложить несколько заклятий, и боль отступила, подчинившись ему. — Но сейчас мы об этом позаботимся.

     — Лучше добейте, — скривился я.

     — Не дождёшься, Арти, — мурлыкнул Тош, и они с Люуком взяли меня за руки. Их внимательные взгляды внушали спокойствие, и я вдруг почувствовал невероятное облегчение. — И потому я говорю, что ты станешь нашим мужем. Нечего тебе здесь делать. Не хочу я, чтобы мы потеряли такого друга из-за элементарного идиотизма.

     — Я согласен, — только и смог выдавить я, чувствуя, что сознание уплывает прочь.

❃ ❃ ❃ 

     Ночь выдалась ненастной: громыхало над самыми крышами, и художник, лёжа в объятиях мужей, всё равно не мог уснуть, вздрагивая от каждой вспышки молнии. Рурука, против своей привычки метаться во сне и безостановочно говорить или же драться, лежал смирно, бережно прижимая брата к своей груди. Пассиса не мог похвастаться таким спокойствием, и как раз-таки он вскидывался во сне, вовсе не напоминая труп, каким прикидывался каждый раз, погружаясь в вампирскую дрёму. Да и что уж там, редко когда псионик вообще спал по ночам! Скоро со стороны Найтгеста стали слышаться мученические стоны и бормотания, дыхание его стало частым и сбитым, точно он вдруг пробежал несколько миль. Даже объятия Роккэна совсем не успокоили его, и уже очнулся Орт. Сперва лорд смерил сонным и яростным взглядом старших супругов, никак подозревая их в любовных утехах без его ведома, а потом растерянно поглядел на вампира.

     — Что это он? — хрипло пробормотал молодой мужчина, с трудом садясь и потирая глаза кулаком. Роккэн пожал плечами и попробовал покрепче обнять возлюбленного, но тот зарычал и сорвался на крик, отпугнув братьев. — Так-так…

     Рыжий сощурился, а после прикрыл глаза и настроился на псионический план. Что бы ни происходило с Пассисой, но это явно было завязано на его способностях. Немного привыкнув к редким и разрозненным мыслям вокруг, Рурука понял, в чём дело: супруг увяз в сознании Артемиса, которое пытался латать всё это время, и столкнулся с его ночными кошмарами. Не вникая в происходящее в сновидении, Орт не без труда отделил один поток мыслей от других, и рывком возвёл защитный купол. Вампир очнулся спустя несколько секунд с пронзительным криком, резко вскочив с кровати. Он затравленно оглядывался по сторонам и неверяще прикасался то к своему лицу, то к груди, похоже, не совсем очнувшись.

     — Что такое, милый? — ласково позвал Роккэн, протянув ему руку, и псионик послушно ухватился за него, но не торопился ложиться. Вампир уселся на краю кровати и уложил голову на ладони, издав неясный стон. Художник вопросительно покосился на Руруку, но тот развёл руками, показывая, что сделал уже всё возможное, поэтому медиум сел и бережно обнял мужа со спины. — Ис, что случилось?

     — Он уехал, — заплетающимся языком выпалил вампир, — в Нижний мир. Нужно остановить его. Вытащить. Он же не сможет один…

     Роккэн уставился на него испуганно, постепенно белея, а затем вылетел из кровати, как пробка из бутылки — мужья только проводили взглядом обтянутые шёлковым бельём ягодицы. Когда и вампир поспешил в комнату демона, Рурука тяжело вздохнул, но против утверждений о том, что надо торопиться, вытянулся по диагонали кровати и закинул руки за голову. Ему было интересно, как быстро до его любимых идиотов дойдёт, что именно произошло. Они вернулись через пару минут, ещё более растерянные, чем когда убегали, а потому уставились на младшего мужа, который уже беззастенчиво дрых, умудрившись занять своим тощим телом кровать так, что им пристроиться не получилось бы никак. Роккэн бессовестно улёгся на него, и Орт негромко крякнул, приоткрыл один глаз и недовольно уставился на брата.

     — Что это было? — шёпотом поинтересовался медиум, уверенный, что лорд им что-то не сказал.

     — Такое случается у беременных, — просто ответил тот, ехидно наблюдая за тем, как вампир ходит вокруг, пытаясь приткнуться к ним. — Их душа несколько преображается под влиянием Сердца мира, и у них происходят вспышки сил, неконтролируемые видения. И я полагаю, что наш дорогой гость увидел одно из возможных будущих. А Пассиса по дурости влез в это видение.

     — Ты же понимаешь, что он будет делать? — мрачно пробубнил кровопийца, всё же притулившись с края. — Что он поедет?

     — Крышей мы уже вместе с ним поехали, — огрызнулся лорд и накрыл свою голову подушкой. — Всем спать!

     Но прежде, чем он успел настроиться на блаженный отдых, в соседнем дворе робко закукарекал первый петух, возвещая о приходе нового дня. Роккэн не сдержал хихиканье, когда из-под подушки показалась сначала встрёпанная рыжая макушка, а потом и злющее лицо с сияющими синими глазами. Им ли было не знать, как Рурука ненавидит просыпаться не по своей воле! Семья неспешно прогулялась до ванной, стараясь немного отвлечь себя от дождливой погоды за окном и не самой приятной ситуации: медиум так и норовил обрызгать мужей водой, за что Рурука мстительно прикладывал к его горячему торсу свои ледяные руки, и художник начинал попискивать и возмущённо выворачиваться, а Пассиса подначивал то одного, то другого. Закончив с умыванием, они открыли двери, чтобы отправиться одеваться и завтракать. Демон стоял у стены, прислонившись к ней спиной и закинув на плечо полотенце. По его лицу сложно было сказать, помнит ли он свой сон, слышал ли их весёлую возню, да и сам юноша не торопился смотреть на приютивших его друзей, заинтересованный своими ногтями. На пожелание доброго утра он ничего не ответил и молча заперся в ванной. Там он провёл не меньше часа, и Пассиса даже начал прислушиваться, чтобы убедиться, что Акио не сотворит глупость, а потом смущённо потупился и потёр кончик носа. Братья переглянулись, подняв брови, но не стали уточнять. Готовил в этот раз Рурука, которому срочно требовалось выпустить пар после откровенно плохой ночи: он жарил на гигантской чугунной сковороде яичницу с беконом и луком, хотя по его лицу было видно, что он бы куда охотнее упал поспать. Роккэн заварил чай, Пассиса накрыл на стол, но даже тогда, когда всё было разложено по тарелкам, Артемис не спешил появляться, и присоединился только ближе к концу завтрака, так ничего и не сказав. Можно сказать, что их утро началось с приезда заказного курьера: он привёз холсты для Роккэна, новые кисти и мольберт; Рурука тут же вцепился в объёмный мешок, где лежали другие, поменьше, с ингредиентами, а также в пухлые пачки дипломатических писем; Пассиса же с восторгом ребёнка прижал к себе несколько толстых книг.

     — Ах да, вот ещё просили передать, чтобы несколько раз не бегать, — опомнился курьер, протягивая газету.

     — Опять ничего, — едва слышно прошептал себе под нос Артемис, когда они собрались допить чай.

     Сказано это было во время бурного обсуждения доставки и всеобщей радости, а потому он надеялся, что его не услышат, но кисть в руках Роккэна треснула на щепки, а взгляд его застыл. Найтгест и Орт молча синхронно глотнули из своих чашек и кашлянули, стараясь прервать затянувшуюся паузу. Артемис покачал головой и развернул газету, спрятавшись за ней и сморгнув набежавшие слёзы. Однако не успел он вдоволь надышаться запахом свежей краски для печати, медиум всё же решился подать голос:

     — Арти, ты как? Как спалось?

     — Всё в порядочке, Роккэн, — тихо ответил Акио, сделал паузу и совсем уж едва слышно закончил: — Я скоро уеду.

     — Акио, ты знал, что очень сложно куда-то уйти, если у тебя сломаны колени?! — взорвался художник, тут же подбежав к другу и крепко обняв его. Роккэн ощутил поднимающуюся из живота волну ярости и боли. Он склонился, прижавшись губами к макушке безмолвно роняющего слёзы демона.

     — А он знает. Думаешь, мне Октай ногу сломал? Как бы не так, — неожиданно встрял Рурука, поднявшись и подойдя к ним. Молодой мужчина помедлил и обнял их обоих. — Но если что, у меня есть запасная трость и секретный ход из этой тюрьмы. Только шепни, и я помогу.

     — Себе бы помог, идиот, я в твоём секретном ходу люблю спать днём! — рассмеялся Пассиса, тоже присоединяясь к ним.

     — Значит, мы пойдём ночью, — убеждённо кивнул Орт.

     — Ага, когда вампир бодрствует и полон сил. Не слушай их, Арти, ты элементарно встать не сможешь, потому что я натравлю на тебя котят, они будут лежать на тебе и мурлыкать. Мне кажется, что это какое-то заклинание, потому что спихнуть их невозможно.

     — Спасибо, — только и всхлипнул Артемис, но большего от него никто не ждал.

     Супруги обменялись полными ужаса взглядами. Каждый из них знал, что означает для юноши отсутствие ответа Повелителя. Акио носил под сердцем бастарда, который в будущем мог сильно подкосить влияние своего нерадивого отца в обществе. Это в свою очередь говорило о том, что им обоим одна дорога — в катакомбы Нижнего мира. Но даже не это было самым ужасным и горьким. Дороги Наречённых разошлись, а к таким Сердце мира редко относится благосклонно.

     Пока они перекидывались взглядами, Роккэн просигнализировал мужьям бровями, намекая, что требуется разговор.

     — Столько всего привезли, — протянул он, косясь на свои вещи, — боюсь, что не донесу сам. Поможете, мальчики?

     Уединиться для обсуждения дальнейшей судьбы демона им не дал понёсшийся по дому звон входного колокольчика. Пассиса, как стоящий ближе всех к выходу, отправился посмотреть, кто ещё их решил посетить. Хлопнула дверь, но псионик не спешил возвращаться. Через несколько секунд напряжённого молчания, он с самой ехидной рожицей заглянул на кухню:

     — Угадайте, что?

     — Наконец-то запретили готовить рыбу? — мрачно спросил Орт, выковыривая из томатного соуса кусочек ненавистного рыбьего мяса.

     — Твою командировку отменяют? — с надеждой выдал Роккэн.

     Но пусть для каждого из них эти вопросы значили много, другой, который крутился у них на языках, они боялись задать вслух. Пассиса отошёл в сторону и картинно поклонился, пропуская вперёд троих жрецов. Подорвавшись со своего места, Охотник тут же кинулся к деду и влетел в его раскрытые объятия. Серый принц предполагал, что внук совсем измотал себе нервы, но вид серой кожи и заплаканных глаз вывернул душу мужчины наизнанку. Мик отреагировал моментально и тоже приобнял друга, хоть и чувствовал себя с каждой секундой всё более неуютно: движения начали даваться ему с трудом, а в глазах пустили рябь тёмные пятна. Сэто окинул эту композицию мрачным взглядом и молча скрестил на груди руки. От него веяло суровым неодобрением.

     — Значит так, Мик, отведи его в комнату и начни проверку плода. Сэто, на тебе обе души. А вы трое, — жрец быстро взглянул на притихшее семейство, — останетесь со мной. Побеседуем.

     Когда ученики вымелись с Охотником вон, Серый принц понурил плечи и положил на стол письмо:

     — Для начала… благодарю. — Лица семейной четы вытянулись. Услышать от холодного Повелителя жрецов подобное было сродни чуду. — Вы не должны были приглядывать за ним, и всё же сделали это. Дьявол знает, когда бы я услышал про их безумства, если бы не вы. Но хватит лирики. Следует стать серьёзнее.

     — Что мы будем делать? Я его не брошу! — тут же встрял Роккэн и передёрнул плечами, вспомнив жуткий сон друга, пересказанный псиоником.

     — А что ты предлагаешь сделать, милый? Отвергнутый любовник из высокой семьи с большими политическими возможностями допущен к дипломатическим тайнам, знает все секреты фракции, а теперь ещё и беременный. Хотя бы одно из этого списка указывает на единственный путь, который будет доступен Артемису, и все мы знаем, что это. — Посмотрев на Повелителя жрецов, лорд Орт увидел, как тот мрачно кивнул, подтверждая истинность этих слов. — Если ребёнок родится… когда он родится, Акио придётся выбрать между его шкурой и своей. Решит вырастить, значит, его быстро депортируют в Нижний мир. А если решит отказаться… что ж, никто не посмеет его обвинить, в данном случае это лучшее из решений если…

     — Фиктивный брак, — перебил его Роккэн, и оба его мужа вздрогнули, встрепенулись, уставившись на него без малого оскорблённо. — Что угодно, но только не Нижний мир! Ни Арти, ни его ребёнок не заслужили подобную участь! Я не допущу, чтобы они исчезли в этих мерзких тоннелях. Нужно заключить фиктивный брак, тогда ребёнок формально будет считаться официальным и не бастардом, если только кто-нибудь не узнает, чьей он крови.

     — Учитывая, как кровь Найтгестов подавляет все прочие, особенно Акио, — вставил пять копеек Пассиса, за что получил два испепеляющих взгляда и мгновенно заткнулся, опустив голову. — Но я лишь сказал, как есть. Наша кровь гораздо сильнее прочих, а Акио обладают характерной внешностью. С того мгновения, как малыш родится, будет ясно, возможно ли прикрыть его происхождение от других. Здесь остаётся только надеяться, что гены Артемиса оказались сильнее.

     — Ха! — издал неприличный горловой смешок Рурука, снова став напоминать пса. — Я бы мог вступить с тобой в полемику по поводу генов, но не буду это делать.

     — Отлично. Это значит, что вы оба заткнётесь. Не до ваших изысканий сейчас. Нужно… должен быть договорной брак, — мрачно бросил художник. — Делайте, что хотите, но это произойдёт.

     — Закат мой, не сочти за грубость, но не рехнулся ли ты?! — не сдержался Пассиса, нахмурившись. — Я всё понимаю: вы невероятно сблизились за это время, он твой хороший друг, однако имей совесть.

     — Сказал тот, кто усыновил двух парнишек без роду и племени, когда им некуда было податься, — с саркастичным вдохновением и благоговением поглумился Рурука. — Ты сам-то себя слышал, дорогуша?

     — А кто вам сказал, что я собираюсь сделать его нашим мужем? — прохладно поставил их на место Миррор, скрестив на груди руки. На секунду почудилось, что из-под повязки на его лице заструились щупальца теней, но, похоже, то была лишь странная игра света. Пассиса и Рурука переглянулись, а после одновременно хлопнули себя ладонями по лбам, тем самым расписываясь в своём идиотизме. — Ну слава богу. Теперь надо понять, кто согласится на подобное…

     — Зауэр? — неприлично засмеялся Найтгест, тут же втянув в рот губы и закусив их, но по красноте его лица стало понятно, что он прикладывает титанические усилия к собственному молчанию.

     — Лоренцо? — тоже хмыкнул Рурука, в глазах которого заплясали кровавые огни.

     — Ты совсем с глузду двинулся?! — аж взвизгнул художник, отшатнувшись. Он отлично помнил своё знакомство с дрессировщиком, которое оставило на его теле шрам.

     — А в чём проблема? Господин Минор ныне шёлковый и послушный, лишний раз руку не поднимает.

     От кровожадности тона Орта даже голос его стал более низким и утробным. Он немного наклонил голову, глядя на брата слегка исподлобья. Левый уголок его губ приподнялся, как и верхняя губа, обнажая чуть более острый, чем у других людей, клык и десну. Воспоминания о том, как он проучил невыносимого хама, посмевшего ударить его брата, вызывали у молодого мужчины возбуждение и азарт, пробуждая ото сна охотничий инстинкт. Никто из них не знал о том, что дрессировщик недавно почил не без помощи гильдии. Порой Пассиса даже радовался, что супруг не имеет никакого отношения к вампирам или оборотням, понимая, каких бы масштабов разрушения возникали тогда. Роккэн осторожно и будто пугливо приблизился к дипломату и прижался к его груди щекой, обнял, мягко смежив веки. Ласка возлюбленного усмирила дикого зверя внутри души Руруки, и он бережно погладил густые кудри, закрыв глаза.

     — А теперь послушайте меня, — дождавшись, пока у супругов пропадёт запал, спокойно заговорил жрец, — я не позволю Артемису отправиться гнить в Нижний мир, и в этот раз я согласен с Роккэном — требуется заключить фиктивный брак. И у меня даже есть несколько подходящих кандидатов, которые бы согласились на подобное. Мне нужно переговорить с ними, а мои ученики пока присмотрят за Артемисом. Мы почувствовали сегодня сильное магическое волнение в этом городе и полагаем, что это его душа снова начинает раскаляться. Если мы не поторопимся, то и у него, и у ребёнка будет много проблем. И ещё один вопрос… — Супруги посмотрели на прорицателя. — Кто-нибудь говорил с Гилбертом?

     Семейство одинаково скривилось и отрицательно замотало головами. Жрец хмуро посмотрел в застеленное дождём окно, но мироздание молчало, не давая ему никаких подсказок.

     — Я бы мог съездить к Гилберту и поговорить с ним, — решительно сказал художник, а потом снова обмяк. — Но после коронации принца. Я… я не могу пропустить её.

     — Времени полно, — заверил его Рурука, неожиданно нежно поцеловав брата, и от вампира не укрылось, что пальцы Орта, поглаживая тело супруга, на долю секунды задержались на его животе. Пассиса ощутил, как душа его дрогнула. — Но есть у меня план. Артемис, долго ли вы будете вести переговоры с возможными супругами? Тогда я поеду. Как раз доберусь до Чёрного замка и подготовлю всё необходимое.

❃ ❃ ❃ 

     Череда безликих дней, полных мрачного ожидания и лишённых надежды, составляла жизнь Повелителя чернокнижников. Снова и снова не видя Наречённого, Гилберт приходил к неутешительному выводу, что всё же добился своего и оградил юношу от собственной сделки с Дьяволом. Как и от себя. Надежда на то, что Артемис вернётся, угасла, истлев до прозрачного пепла, выветрившегося из души вампира вслед за сквозняками тоски. «Так будет лучше», — денно и нощно повторял он про себя, способный теперь лишь молить о прощении. Несколько раз он порывался связаться с юношей на мысленном уровне, однако его сознание словно находилось под плотным защитным барьером, не дающим пробиться за свои пределы. Хуже было от замолчавшей связи. Она более не сияла и не укутывала любящим теплом, а просто была. Серая и охладевшая, как самая крепкая из цепей. От её тяжести Повелителю вечно казалось, что его тянет вниз, в пылающую бездну, которой он более не мог сопротивляться. Пока Акио был рядом, это всё переставало казаться таким удушающим и непреодолимым, и Господин верил, что они смогут справиться. А после разлуки не знал, откроет ли глаза после сна, и оттого новые штабели пустых бутылок выстраивались возле его рабочего стола. За шумом алкоголя не был слышен постоянный шёпот Дьявола, увещевающий отыскать юношу и забрать причитающееся по праву. Его слова были с каждым днём всё соблазнительнее, обрисовывая то, чего Гилберту так не хватало: радость самой обычной семейной жизни, дорогой супруг, укачивающий на руках ребёнка, отсутствие интриг и заговоров за спиной, прогулки на закате — всё это инфернальный владыка вкладывал в голову своего должника, подсвечивая самыми нежными тонами лицо возлюбленного.

     Найтгест приложился к бутылке и сделал несколько больших глотков кислого крепкого вина, от которого к горлу мгновенно подкатил ком тошноты. Где теперь искать Артемиса на просторах их безграничного мира? Как загладить вину и объяснить своенравному Охотнику, что дело вовсе не в его возрасте или принципиальности Повелителя? Гилберт бы уже три тысячи раз наплевал на правила Совета и все жизненные уставы, но ведь не они чинили препоны! Не в них была главная проблема! У него не получилось обыграть Дьявола, заведя роман с Воровкой, так на что он может рассчитывать? Гримуар лишь потратил время владыки, вселив в него ложную надежду, в итоге лишний раз убедив мужчину в том, что он ничего не может сделать со своей сделкой — только выполнить её. Тупая боль в висках мешала заниматься работой, и Найтгест отправился на обход замка, но выглядел не так претенциозно, как обыкновенно: могущественный вампир слегка покачивался и время от времени отпивал из бутылки, с которой шествовал по своим владениям, невольно отмечая про себя их непривычную пустынность и серость. Редкие встречные чародеи опускали взгляды и быстро проходили мимо Господина, опасаясь смотреть ему в глаза, да и сам вампир не торопился разглядывать их. Плащ свой он бросил в кабинете, и криво застёгнутая мятая рубашка держалась лишь за счёт широких плеч да неряшливо завязанного тонкого платка, играющего роль галстука, а для самого Гилберта — гарантии того, что ему будет, на чём повеситься. Растрёпанные кудри не хотели лежать под серебряным гребнем, и половина волос уже привольно разметалась по спине мужчины, придавая ему ещё более безумный видок. Привычная аристократичная утончённость покинула образ мужчины, оставив вместо шарма вымотанную усталость, ярко отразившуюся в синяках под глазами. Обход даже не успел толком начаться — тремя этажами ниже Найтгест встретился со старшим приёмным сыном, шествующим ему навстречу. Лорд, в противовес Повелителю, был невероятно хорош собой, пусть от подъёма его колено и разболелось, а на висках выступили капли пота. Пухлая кипа свитков и бумаг в руках молодого мужчины говорила о том, что он явился для разбора очередного вороха договоров, которые могли пойти им на руку.

     — Куда-то спешите, господин Найтгест? — прохладно поинтересовался рыжий, встав ровно перед вампиром и не дав ему уйти. — У нас была запланирована встреча на сегодня.

     — Не помню такого, — отмахнулся от него бутылкой Господин и попробовал провести манёвр обхода, но юноша выставил в сторону трость, не дав кровопийце улизнуть. — Ты не тот день посчитал нужным. Отдыхай. Я обойду замок и займёмся твоими бумажками.

     — Боюсь, что у меня нет времени ждать, — не меняя холодных интонаций настаивал Орт. — И если уж на то пошло, то за мной сейчас поднимется слуга, который несёт хорошее вино с плантаций де’Мос. Хватит давиться этой человеческой дрянью.

     Это возымело больший успех, и Гилберт, развернувшись на нетвёрдых ногах, пошёл в обратную сторону. Рурука приглядывался к нему и никак не мог взять в толк, по какой причине приёмный отец так убивается, раз сам инициировал разрыв. «Какие-то ещё причины? Или решил вернуться к алкоголю просто потому, что образовалось слишком много свободного времени? — размышлял лорд, медленно поднимаясь в кабинет Повелителя. — Выглядит неважно. Хуже, чем Артемис. Сюда бы Роккэна, так он бы запросто сказал, задействованы ли здесь какие-то иные силы». И всё же сам Орт тоже был, как это принято называть, не пальцем делан, и благословение Амарэйнт было не галочкой в его карте чернокнижника (даже такой там не было!). Рыжий чародей присматривался к тени кровопийцы и видел в ней странные узоры, похожие на руны, которые молодые чернокнижники изучали, когда поверхностно знакомились с сутью способностей демонологов. Один из однокурсников Руруки даже отправился в академию Диллеана, чтобы посвятить себя этому ремеслу. Науку об инфернальных созданиях Орт бессовестно сдал на крайне слабую четвёрку, отбрасывающую тень позорной «удовлетворительной» оценки, но не мог не узнать символы, кроющиеся во мраке, которым повелевал Гилберт. «Что же ты пообещал Дьяволу, раз тебя так воротит?» — размышлял молодой мужчина, пока проходил в кабинет отца. В нос ударил спёртый запах перегара, и даже Рурука поморщился, прикрыв рот и нос широким рукавом, чтобы быстро пройти к окну. Шторы были плотно задёрнуты, и мало что можно было рассмотреть. Пока шёл, лорд несколько раз споткнулся о пустые бутылки, которые с жалобным звоном покатились вон, сбивая другие и наполняя сердце замка мелодией зелёного змия. Лишь впустив свежий воздух в кабинет, Орт брезгливо осмотрелся и пришёл к выводу, что отсутствие Артемиса заметно сказывается на обстановке. Повелитель приблизился к своему креслу и попросту упал поперёк сидения, закинув ноги на стол, а голову уложив на кресло, где раньше с ним работал Охотник. Поднявшееся вверх облачко пыли подсказало Орту, что его всё ещё никто не решается занять. Медленно усевшись с другой стороны стола и громко положив на него бумаги, лорд вежливо кашлянул, но Найтгест даже не подумал выглянуть и озарить его своим вниманием. «Тьма милостивая, ну почему именно я вызвался этим заниматься, — с максимально трагичным лицом воззвал к своему божеству Рурука, жалостливо приподняв брови, но тут же взял себя в руки. — Точно. Отплатить Акио той же монетой и свести его с чёртовым Найтгестом. Не мне же одному страдать».

     — Ты соизволишь посмотреть на меня? — всё же уточнил Рурука, самым деловым и хозяйским образом раскладывая документы на столе. С другой стороны раздался пьяный «ик», и молодой мужчина терпеливо вздохнул. — Хорошо, можно и так побеседовать. Мне удалось окончательно разобрать старую документацию за Зепфинохор, и я нашёл несколько прибыльных жилок. Раз уж господин Рау почти справился с открытием академии, а архитекторы заканчивают с фортом, то мы могли бы заняться разработкой шахты к югу от Вэнатоара. Я хорошо помню окрестности, но жители не хотели пересекать реку, чтобы углубиться в горы и начать добычу железной руды. Те места некоторые следопыты, кстати, звали Металлическими склонами, потому что всё нужное лежало прямо на поверхности. Бери — не хочу. — Гилберт замычал и качнул ногой, как бы разрешая лорду продолжать. Рурука дёрнул бровью. — Так вот, о выгоде. Зепфинохор с десяток лет назад заключала контракт с несколькими добывающими организациями дроу, и они брали совсем немного за свою работу. Учитывая, что ныне союз тёмных эльфов и оборотней является и нашим тоже, мы можем добиться если не бесплатной, то крайне дешёвой помощи. Кстати, ты знал, что очень многие дроу проявляют способности к чернокнижию? Так вот, моя идея такова: если среди них найдутся желающие обучаться, то можно было бы предложить им бартер. Они занимаются шахтой и получают обучение и место в форпосте для жизни, что на мой взгляд весьма и весьма выгодно.

     Некоторое время Повелитель молчал, а потом негромко всхрапнул, и Орт опёрся на стол, чтобы приподняться и взглянуть на задремавшего чародея. «И чем им Лоренцо был не вариантом? — раздосадованно подумал Рурука, приглядываясь к мужчине и размышляя о том, почему же Акио так прикипел к нему душой и сердцем. Совесть Орта незамедлительно напомнила ему о том, что он и сам некоторое время назад был весьма похож на Повелителя, только не властью, а безудержной любовью к пойлу. — Чёрт с ними. Откажется, так у Артемиса старшего всё равно есть запасной вариант. Лучше бы с него и начали». Умеренно ворча себе под нос, лорд впустил слугу, который незамедлительно застучал бутылками и бокалами, разливая дорогое качественное вино по фужерам. Господин чернокнижников, как змея на звуки флейты заклинателя, сел и открыл глаза. Если бы его старший сын мог умилиться этим видом, он бы это уже сделал, но про себя в который раз поставил терпению Охотника высшую отметку. Сделав пару глотков, чародей приободрился и бойко вошёл в разговор, точно только что не расползался жалкой лужицей по своим владениям. Хваткий вампир напротив Руруки наконец-то стал похож на прежнего себя и даже подобрал волосы, чтобы не мешали изучать документы. Беседа потекла быстрее, и проблемы решались, щёлкались, как орешки. К закату и Орт захмелел, а кровопийца, наоборот, выглядел бодрым, только излишне весёлым.

     — Ну что, на сегодня на этом всё? — поинтересовался Гилберт и отхлебнул ещё вина. Его начинало клонить в сон, и мужчина старался удобнее устроиться в кресле, чтобы прямо в нём и вздремнуть.

     — Не совсем, — остановил его Орт, и синева его глаз стала нестерпимо яркой, наполнившись магией. — Есть один приказ, который бы я хотел выпустить с твоей подписью. Достаточно и моей, но ты знаешь, с этими бастардами лучше перестраховаться…

     — Опять своих выблядков пытаетесь сплавить? — резко помрачнел Найтгест и нахмурился, беря в руки приличную стопку листов с длинным перечнем имён. — Тьма, с каждым годом мне кажется, что их всё больше и больше. Обычно ты обходился без моей помощи.

     — Там особый случай, — закатил глаза лорд и, зажав в зубах трубку, начал её раскуривать. — Один возомнил, что он крайне важен для семьи из-за своего бастарда, который даже не родился. Да ещё и вбил себе в голову, что может жить в моём доме! Подумать только, я считал, что выражение «наглость — второе счастье» придумано просто так, но этот сопляк убедил меня в обратном. Надо показать ему, что на нём Сердце мира не зациклилось. Правда, один из моих советников предложил ему заключить фиктивный брак, чтобы ребёнок родился якобы по законам. Может я просто не вижу выгоду, которую могу извлечь из этого? Хм…

     — Что за сопляк? — скупо поинтересовался Найтгест, начиная проглядывать список, а потом поднял голову. Рурука уже вышел из кабинета, и звук его неровных хромающих шагов долетал эхом. — Что?..

     Мужчина помнил, что Орт весьма своеобразен и может вести себя абсурдно, но всё равно передёрнул плечами. Перечень имён казался бесконечным, и они расплывались перед глазами пьяного вампира. Останавливаться с вливанием в себя алкоголя Найтгест даже не собирался, и его огорчало лишь то, что Рурука привёз с собой только пять бутылок вина, и они как раз планировали закончиться быстрее, чем хотелось Повелителю. Чтобы не потеряться в бумагах, Господин решил возле каждого проверенного имени ставить точки, и дело пошло быстрее. По крайней мере, больше ему не приходилось сверяться со строчками и пересчитывать их по десять раз за лист. От этого муторного занятия его начало ещё сильнее клонить в сон. В бокале оставалось ещё немного вина, и мужчине казалось, что в этой бутылке привкус у алкоголя какой-то странный, непривычный. Ему даже не удалось успеть обдумать эту странность, и голова сама собой упала на бумаги, а глаза закрылись. Чернильница опрокинулась, сдвинутая локтем Найтгеста.

     Спал он беспокойно, то и дело вздрагивая и открывая глаза, а сон был более чем бредовым, но не оставил от себя наутро никаких следов. Зато затёкшие спина и шея поминали беспечность владыки всеми известными словами, пока он пытался выпрямиться и очнуться. По кабинету ходил сквозняк, сбросивший за ночь со стола все возможные документы кроме тех, на которых изволил почивать кровопийца. Тряхнув головой, Гилберт вытащил из спутавшихся волос гребень и торопливо разобрал колтуны. На языке осталось мерзкое послевкусие снотворного, и ощущения у мужчины были теми ещё. Послав запрос слуге, чтобы принёс в кабинет кровь, Повелитель взял бумаги и подошёл к окну. Под дневным светом солнца стало легче пробежаться глазами по именам. Действительно, год от года Орты всё чаще приносили бастардов, чем законных наследников, и это становилось дурной тенденцией.

     «Артемис Акио II, он же известный, как Артемис Рафаэль Орт, рождённый в мире изгнанников. Подтверждение заключения брака между его родителями до рождения наследника не было найдено. Принято решение депортировать в Нижний мир», — быстро прочитал Гилберт, поставил рядом точку, и взгляд его переполз дальше, к следующим именам. Через несколько строк вампир вздрогнул и вцепился в бумаги обеими руками. Ему не показалось. Речь шла об Охотнике.

     Когда в его экипаже распахнулся портал, Рурука поднял взгляд от наручных часов и сделал пометку в походной тетради:

     — Изумительная способность противостоять снотворным составам. И поразительная точность перемещения при таком уровне алкоголя в организме. В чём дело, Повелитель?

     — Он был у вас? — зарычал мужчина и уже собрался схватить сына за грудки, но ему на подмогу кинулся тихо сидевший всё это время у окна Двэйн. Недолеток зашипел, взвизгнув и выпустив когти. — Вон пошёл!

     Эйвери заметно занервничал и вжал голову в плечи, однако Рурука мягко сдвинул его в сторону и закинул ногу на ногу, испытующе глядя на Повелителя:

     — Не понимаю, о чём вы, Господин. Кто «он»?

     — Артемис, — сквозь зубы рыкнул вампир, трясясь от бессильной ярости. — Что за новости о фиктивном венчании?! С кем?! Когда?!

     — Меня не ставили в известность. Но надо думать, что с часу на час. А что, вы желаете посетить церемонию и благословить молодожёнов? Я наслышан о том, что вы не соизволили снизойти до подобного некоторое время назад. Что-то поменялось?

     Найтгест не ответил ему и распахнул портал, чтобы тут же зайти в него. Рурука не стал медлить и рванулся за ним, втащив туда же и отчаянно сопротивляющегося Двэйна. Будь пространственные двери материальными, недолеток бы попробовал зацепиться за них, но ему удалось найти почву под когтями только тогда, когда он вывалился в знакомой гостиной родного дома. До того доброжелательная и уютная атмосфера лопнула, как мыльный пузырь, едва Повелитель чернокнижников вывалился из портала прямо напротив дивана. Он сразу увидел «с кем» собрались связать его возлюбленного: бледный юноша сидел между Тошем и Люуком, а добродушные полиморфы обняли его с двух сторон. Их руки с обручальными кольцами весьма красноречиво лежали на заметно округлившемся животе демона. Триумфальное явление Гилберта заставило воцариться тишину. Все взгляды обратились к нему. Была в них то ли надежда, то ли удивление.

     — Кто из вас? — выдавил из себя чернокнижник, по очереди осматривая каждого присутствующего в помещении. Артемис качнул головой и, повернувшись к Накамуре, спрятал лицо у него на плече. Оборотни негромко замурлыкали, бережнее обнимая юношу за подрагивающие плечи. — Ну?! Кто?!

     Со стороны Роккэна раздался нервный смех, и всё внимание перекочевало на медиума. Его поездка на коронацию закончилась достаточно трагично для принца людей, да и в принципе вся эта свистопляска с отцом и его слепотой порядком потрепала самообладание обыкновенно непробиваемого медиума. Юноша поднялся из кресла и приблизился к вампиру, который глубоко и громко дышал, из последних сил контролируя дикую ярость, приправленную гневом Дьявола.

     — Из всех возможных смыслов ты, как тебе и пристало, выбрал правильный! — захохотал Роккэн внезапно и закачал головой, улыбаясь во всю ширь лица, но веселье смело с него, оставив первобытную злобу. — Ты! Ты самая настоящая свинья, отец, из всех тех мудаков, которых я видел! Подумать только, взахлёб пел о своей любви, о серьёзных намерениях, а на выхлопе оказался способен только заливать зенки и обращать чужие жизни в ад! И как после всего этого тебе вообще хватило смелости явиться сюда и предъявлять что-то?! — Звучная пощёчина ненадолго заткнула Миррора, но лишь настолько, сколько ему было нужно, чтобы сплюнуть кровавый сгусток на пол. Юноша бросил бешеный взгляд на чернокнижника и бросился было на него с кулаками, но Рурука перехватил брата поперёк груди, а Пассиса вцепился в плечи Господина, не дав ему разорвать художника на части. Снова зазвучал истеричный булькающий хохот Роккэна, и юноша сорвался на крик: — У меня сердце разрывается от всей этой ситуации, чтоб ты знал, урод! Но я счастлив! Да-да! Я счастлив, что у ребёнка будет отличная мать и два прекрасных отца, ни один из которых не поднимет на него руку, чтобы потешить своё эго!

     — Как ты смеешь… — зарычал было Гилберт, но испуганно притих, увидев, что Артемис шевельнулся и повернулся к нему. В глазах демона стояли слёзы. Вампир потерял всякое желание ссориться и покорно ослаб в руках псионика.

     — Он должен знать. Пусть что хочет делает потом, но я считаю, что обязан сказать всё, — холодно произнёс Охотник. Люук и Тош встревоженно переглянулись, но не стали отговаривать потенциального жениха, однако продолжали осторожными синхронными движениями поглаживать его по животу, ощущая волнение ребёнка. Гилберт приподнял голову. — Этот ребёнок твой.

     — Этого быть не может, — упрямо возразил Найтгест, и Роккэн снова захохотал, всплеснув руками. — Я…

     — Да, я помню, что ты успешно сбегал от близости. Кроме того случая, когда надрался в хлам. — Медиум заливисто смеялся, качая головой и всхлипывая то ли от частых слёз, то ли от смеха. Акио оставался обманчиво спокойным. — После этого жрецы сказали, что у нас будет ребёнок. Понимая, что меня могут лишить его или сослать в Нижний мир, я решил, что стоит поставить тебя в известность и узаконить наши отношения. Итог нашего разговора ты помнишь. И если ты ещё раз скажешь, что я должен избавиться от своего сына…

     На Повелителя было страшно взглянуть: глаза его остекленели, а ноги подогнулись, и мужчина медленно опустился на колени. Дьявол захохотал, ликуя. Пути назад не было. Запустив пальцы в волосы, Найтгест покачал головой, судорожно перебирая все возможные варианты, но понимая, что теперь он просто обязан сделать всё, чтобы сгладить следы собственного идиотизма.

     — Это моя вина, — негромко заговорил вампир, осмелившись посмотреть на безразличного с виду Наречённого. Юноша удивительно гармонично смотрелся в объятиях этих двух полиморфов, и на секунду ревность запустила когти в спину Повелителя. — Нам нужно побеседовать наедине, если ты готов выслушать меня и… остаться со мной. Навсегда. Как мой муж.

     Охотник вздрогнул и шире раскрыл глаза, невольно дёрнув рукой и ухватившись за кисть Тоша. Шпион посмотрел на старого друга, затем на супруга, и эмпат неуверенно кивнул. Его самого крутило от смерча эмоций, наполняющих дом, и ему было необходимо выйти на свежий воздух. Накамура слегка отодвинулся и не до конца убрал руку с плеча демона, тоже самое сделал и Люук.

     — Тебе решать, Арти, — уверенно произнёс полиморф, мягко подцепив его подбородок пальцами и заглянув в янтарные глаза. — Но если что… мы были серьёзны в своём решении. Сейчас мы выйдем прогуляться и будем ждать, что ты выберешь.

     Демон благодарно улыбнулся и, потянувшись, коснулся губами щеки сначала одного оборотня, потом другого. Псионик кивнул супругам на второй этаж и отпустил брата, позволив ему остаться наедине с Наречённым. Наблюдая за всеми этими передвижениями, больше похожими на перерыв у судей, Гилберт осторожно поднимался. Он сделал аккуратный шаг к дивану и протянул руку Артемису. Юноша с опаской покосился на него, однако заставил себя поверить мужчине снова и вложил пальцы в холодную ладонь, чтобы тут же получить мягкий поцелуй, пришедшийся на самые кончики ногтей. Вампир помог ему встать, вместе с ним прошёл в прихожую и тут же опустился на колено, чтобы начать надевать на юношу сапоги, опасаясь смотреть в любимые глаза. Но стоило ему выпрямиться и двинуться к двери, как Акио поймал его за подол рубашки и повернул к себе. Он тоже не стремился встречаться взглядами, зато правильно застегнул все пуговицы, поправил платок и осторожно прошёлся подушечками пальцев по седой пряди на виске мужчины. Взяв чародея под руку, Артемис первым вышел на улицу, жадно вдохнув свежий воздух, пахнущий морем и мокрым песком. До набережной они шли в молчании, заново привыкая друг к другу и готовясь к предстоящему разговору.

     — Я думал, что смогу защитить тебя от этого всего, — начал чернокнижник, сосредоточенно рассматривая волны. Они остановились на пустой пристани подальше от шумных рыбаков и торговцев. Солнце щедро поливало жаром порт, блистая на пенных гребнях. — Это началось тогда, когда ты схватился с тем духом в нашей цитадели. Ты помнишь, что случилось?

     — Умер, — односложно отозвался демон и крепче сжал пальцы на предплечье Наречённого.

     — Да. Я посчитал это слишком жутким упущением и взялся заключить сделку с Дьяволом, чтобы он пустил всё вспять. Мне казалось, что я всё оплатил, ведь отдал ему сотни душ своих подчинённых, часть своей жизни, чтобы снова увидеть тебя, чтобы дать нам ещё один шанс. Смутно помню, что с самого того момента, как очнулся в своей постели несколько столетий назад, он постоянно являлся в мои сны и пытался добиться от меня чего-то. Упоминал тебя. «Что ему могло понадобиться?» — думал я постоянно, а он сводил меня с ума. И только несколько лет назад я узнал, что хочет владыка дьяволов. Мой наследник. Первенец. Поэтому я так вёл себя. Иногда он захватывал власть надо мной, как над жалкой куклой, и я не мог сделать ничего, чтобы спастись от этого жуткого влияния. Это существо выпивало мои силы, подтачивало душу, дабы сломить и добиться своего. Когда ты явил мне книгу Госпожи, я посчитал, что смогу найти способ обойти эту сделку, одолеть Дьявола. Или хотя бы защитить тебя от его выходок. Он становился всё опаснее, и я понимал, что не могу позволить явиться в нашу подлунную этому жуткому созданию. Дитя Дьявола — опасное существо, обладающее немыслимой мощью и властью над несколькими планами существования. Их воплощение несёт за собой катаклизмы, войны и сплошные ненастья. Как мог я жить со спокойной душой, зная, что наше с тобой дитя может оказаться чудовищем, алчущим убийств? Зная, что он станет целью охотников за головами, паладинов и иных блюстителей спокойствия? Что мы будем должны убить его, едва он покажет свои бесчеловечные способности? С того самого мига, как увидел тебя, я думал о том, что однажды мы с тобой станем больше, чем любовниками, мечтал о наших детях, но Дьявол отдал мне лишь тебя. Я считал своим долгом сделать всё возможное, чтобы он не смог исказить твою душу или, упаси тьма, душу невинного дитя. Нашего с тобой наследника. Мне казалось, что я смогу заставить тебя возненавидеть меня и отказаться от нашей связи, лишь бы ты был в безопасности. Но отныне… — Господин чернокнижников замолк и порывисто обнял Наречённого, уложив ладонь ему на живот. Артемис постарался скрыть слёзы, но только всхлипнул, крепче прижавшись к мужчине. — Это моя вина. Моя доля. И я буду нести эту ответственность до самого конца. Если ты захочешь избавиться от сына, я не смогу ничего сказать тебе, но если бы мы нашли какой-то способ… лазейку… Любовь моя, знай, я готов услышать любое твоё мнение, однако, быть может, у нас есть шанс?

     Акио крепче ухватился за Наречённого, и Гилберт во всей внезапности ощутил, как их связь оживает: её оглушительный радостный звон сбросил с его плеч тяжесть и горе, вновь укутывая шёлковым счастьем. Вампир не сдержался и припал к солёным от слёз губам в поцелуе, даря вместе с нежностью и клятвенную готовность дать отпор Дьяволу во что бы то ни стало. Запустив пальцы в волосы вампира, Артемис исступлённо целовал его, не находя в себе силы оторваться от того, по кому истосковался.

     — Какой же ты у меня дурак, — шепнул Охотник, быстро прикасаясь к щекам и губам мужчины, а после впервые за несколько месяцев заглянул в его глаза. — Ну почему… когда же мы с тобой начнём говорить друг с другом словами через рот?! Почему только молчание через задницу?!

     Найтгест рассмеялся и подхватил его на руки, чтобы плавно закружить и прижаться щекой к белоснежной макушке. Пусть Артемис и не озвучил своё согласие, но вампир чувствовал его всей душой, и не было ощущения приятней этого. Попросив поставить себя на землю, юноша принялся рыться по карманам, и даже паника успела отразиться на его лице, пока не сменилась спокойным блаженством. Он извлёк на свет успевший истереться за это время под его пальцами бархатный футляр, который преподнёс Наречённому и открыл, продемонстрировав широкое кольцо из чёрного блестящего оникса с аккуратным золотистым топазом, сверкающим гранями под солнцем.

     — Так что, Гилберт Найтгест, вы всё-таки передумали и готовы стать моим мужем? — с робкой улыбкой спросил демон, и его Наречённый тут же кивнул, обняв юношу за затылок ладонью и подарив новый поцелуй.

❃ ❃ ❃ 

     Грандиозный трёхпалубный галеон «Кэнеоскэтью» стремительно нёсся по волнам, легко сопротивляясь даже высоким валам. Качка на нём почти не ощущалась, но иногда пассажиры вздрагивали и тревожно прислушивались к натужному гудению ветра в парусах. На главной мачте гордо реял флаг с гербом Ортов, ясно давая понять, кому принадлежит это грандиозное торговое судно, но остальные хвастливо распустили в воздух праздничные ленты, говорящие о том, что корабль перевозит не товары, но людей. Носовым украшением над тараном и гальюном служил распахнувший крылья чёрный дракон, и моряки считали, что только благодаря этому это судно считается одним из самых быстрых среди прочих равных. Матросы воодушевлённо галдели и почти не обращали внимание на пассажиров, занимаясь своими обычными делами. Какая им была разница, везти вино, ткани или же готовящихся к свадьбе молодожёнов с их близкими? Но одна из кают их всё же смущала, потому как шум оттуда мог дать им фору в сто очков, ведь в ней собрались те, на кого легла торжественная задача превратить место для проведения свадьбы в средоточие волшебства и идеала. Были подозрения, что из мрачной твердыни Ортов невозможно снова сделать нечто прекрасное, однако Роккэн не желал сдаваться, и сейчас в большой каюте, прежде отведённой под общие трапезы, царила шумиха: творческие личности до хрипоты спорили друг с другом и постоянно подбегали к брачующимся, чтобы спросить их мнение по тому или иному вопросу. Решения принимал Охотник, и Гилберт не желал вмешиваться. Ему всё ещё не верилось, что ситуация наладилась, что они вновь рядом. И Найтгест то и дело с потрясённой и безмерно нежной улыбкой прикасался к животу жениха, окрылённый внезапным счастьем. Разговор по поводу ребёнка был долгим и обстоятельным, но вовсе не касался темы «оставить его или нет», но родители решали, что делать, если влияние Дьявола будет сильнее, чем они надеялись. Гилберт предлагал воспользоваться помощью жрецов, чтобы они занимались защитой ребёнка и очищением его души через их магию, и это было мудро. Однако Артемис понимал, что инфернальный владыка наверняка предусмотрел такой вариант и не даст им отделаться так легко. Акио верил, что нужно найти Дьявола и выбить из него контракт, изучить его и разорвать, вот только пока не знал, как это сделать. В итоге они пришли к одному мнению: стоит действовать по мере поступления проблем, дождаться. Возможно, ребёнок не будет искажён.

     Артемис ласкался к рукам вампира, постоянно приникал к нему и нежно обхватывал руками, не желая отпускать. Приглашённых на свадьбу гостей было не слишком много, как и просил Охотник, хотя изначально Найтгест хотел устроить едва ли не всемирное торжество. В числе прочих был и Повелитель жрецов, который собирался лично провести церемонию, и выглядел до того довольным, что это наводило на дурные мысли. Артемис младший нерешительно поглядывал в его сторону и мялся, пока не решился и не двинулся в сторону деда. Тот с ухмылкой прохаживался по палубе вдоль борта, бросая взгляды то на морскую даль, то на доски под своими ногами. Белый его плащ реял на ветру и громко хлопал подолом, вторя флагам на мачте с гербом Ортов. Неподалёку стоял, облокотившись на борт, и сам хозяин корабля: на лице Руруки сияла улыбка, делающая его похожим на кота, объевшегося сметаной без ведома хозяев. Заметив, что родственники оказались рядом, он деликатно и вежливо отвернулся, но демоны и сами сделали вид, что его рядом нет.

     — Ты выглядишь, не побоюсь этого слова, счастливым, — с робкой улыбкой заметил эмиссар, подстраиваясь под шаг деда.

     — О да, мой любимый внук вот-вот вступит в брак, на который я так уповаю, — неожиданно едко усмехнулся провидец.

     Его быстрый взгляд упал на палубу, и младший Акио невольно тоже посмотрел туда. Но единственное, что он увидел — приколоченную поверх других и немного выдающуюся вверх доску. Он бы ни за что не обратил на это внимание, если бы не жрец. Нехорошее предчувствие тронуло душу демона, и он не без грусти поглядел на деда, осознав, что рад он вовсе не за него. Юноша отвернулся к морю, боясь слишком глубоко вдохнуть и дать волю чувствам.

     — Знаешь, когда-то на этот корабль напали пираты, — точно не заметив перемену в лице внука, заговорил Повелитель, остановившись за его спиной и положив руки на плечи Артемису. — Рурука был на палубе, кстати. Налётчики едва не потопили судно одним выстрелом из гоблинских орудий. Ортам удалось отбиться и даже привести корабль в надлежащий вид, однако пробоина в полу долго оставалась на своём месте. Можно считать, что они сделали огромное одолжение, когда всё же заколотили эту грешную дырку.

     — Угу, — только и сказал младший демон, рассматривая тёмную пучину вод. — Очень интересно.

     — Но всё же я счастлив, мой дорогой. За тебя, за Гилберта, за вашего ребёнка. Впервые за много лет я буду на свадьбе не столько по долгу службы, сколько из истинного желания лицезреть начало чьего-то брака. Нет, не чьего-то. Моего любимого внука. Не вешай нос, лисёнок, ибо сегодня тот день, когда твоя душа расцветёт в полную силу, и я уверен — не будет зрелища, способного сделать меня более счастливым. Этот день я ждал с самого того момента, когда увидел тебя в своих видениях, когда ты родился на этот свет. Я много лет желал, чтобы он наконец наступил и привёл в этот мир истинное счастье любви Наречённых. Пусть это звучит стариковским бредом, но не спеши смеяться или злиться на меня, дорогой. Вы с Гилбертом сделали много ошибок, причинили друг другу достаточно страданий, однако теперь вы — единое целое, сравнимое разве что со звёздами над Белым замком, а ты знаешь, что я не говорю такие вещи кому ни попадя. Я счастлив, что ты не совершил мою ошибку. А теперь ступай, мой хороший, к своему будущему супругу и поцелуй его в последний раз, как лучшего страстного любовника, чтобы потом, после церемонии, отдать поцелуй любимому мужу.

     Охотник чувствовал, что вот-вот расплачется, но кинулся к Повелителю и крепко обнял его, пряча счастливейшие из слёз на его плече. Жрец скупо улыбнулся и приобнял его, чтобы затем бережно поцеловать в лоб и мягким толчком отправить к наблюдающему за ними Гилберту. Едва младший Акио скрылся за плащом вампира, Рурука слегка повернулся к жрецу:

     — А ты не дурно умеешь лапшу на уши вешать.

     — А ты ещё не настолько возмужал, чтобы обращаться ко мне на «ты», — срезал его Господин, и снова едкая улыбка появилась на бледном лице. Глаза прорицателя сияли, выдавая, что он узрел будущее. — Не могу не сказать: ты затеял опасную игру с Гилбертом, мальчик, и сегодня она может оказаться тебе не по зубам.

     — Мне — нет, но нам — да, — усмехнулся Орт, выпрямляясь и бросая взгляд на горизонт. — Что же, не задерживайтесь на ветру долго, Повелитель, ибо шторм в этом море может продуть даже жителя Зимних земель.

     Молодой мужчина хромающей походкой двинулся к супругам, тяжело опираясь на трость, но даже это не могло заставить его сутулиться. Он прошёл мимо будущих молодожёнов и похлопал Гилберта по плечу:

     — Держи его покрепче. Волны поднимаются.

     Вампир косо поглядел на приёмыша, но действительно крепче обнял возлюбленного, который только начал успокаиваться. За всю свою жизнь Артемис почти ни разу не слышал добрых и тёплых слов от деда, хотя в глубине души желал этого больше всего на свете. Внешнее безразличие жреца больно ранило его, хоть он и понимал, что таков стиль общения и жизни Серого принца. И теперь от робкого счастья ему было невыразимо хорошо. Гилберт ласково погладил жениха по голове, и он подался навстречу, приподнявшись на цыпочки. Вампир не разочаровал его и одарил слегка раскрасневшееся лицо россыпью быстрых поцелуев, чтобы затем прильнуть к желанным губам, отдавая со своим дыханием нежность. От ласки их отвлёк поднявшийся на палубе гомон. Он не походил на радостную болтовню художников, не было это и обычным разговором команды. Все метнулись к борту, вглядываясь в даль. Там, над волнами, показались треугольники синих парусов, стремительно настигающих их корабль.

     — Пираты, братцы! — рявкнул капитан. — Поднять все паруса, попробуем оторваться.

     — Это «Бездна», чтоб ей пусто было! — раздался выкрик одного из матросов. — Чёртовы головотяпы, надо же им было сегодня выйти на промысел!

     — Эй, гражданские, а ну быстро по каютам и держитесь подальше от стен! А лучше в трюм!

     Господин чернокнижников зло выругался и направил Артемиса к спуску в трюм:

     — Иди, милый, не беспокойся.

     — Шутишь, что ли? Я всегда мечтал увидеть пиратов и поучаствовать в абордаже!

     — С твоим пузом тебя на абордаж отдельно будут брать! — огрызнулся один из матросов.

     Акио зло сощурился и схватился за рукоять клинка, но поверх его руки легла ладонь в белой перчатке. Повелитель жрецов холодно улыбнулся моряку:

     — Я позабочусь о нём, выполняй свою работу и не лезь в чужой разговор.

     Гилберт и Пассиса уже были на другом конце корабля и что-то жарко обсуждали; Рурука наравне с капитаном отдавал команды, пока остальные спускались в трюм.

     — Что происходит? В чём дело? — к демонам подбежал Роккэн, испуганно глядя по сторонам.

     — Иди к остальным, малыш, тут будет жарко, — посоветовал жрец мягким тоном.

     Пиратский корабль настиг их слишком быстро, и грянул первый пушечный залп. Один цеп перерубил грот-мачту, и она с жалобным треском повалилась на палубу, чтобы затем рухнуть в воду. Младший Акио уже не с таким восторгом глядел на суетящихся на другом судне людей.

     — Дьявол! Это МОЙ корабль! — заорал Рурука, затем обернувшись к отцу и мужу. — А вы чего встали?!

     Чернокнижники закончили хихикать над ним и сосредоточились. Братья колдовали синхронно, и Артемис успел подумать, что пиратов ждёт жестокое разочарование, даже улыбка появилась на его лице. Со дна поднялась густая огромная тень, вызванная чародеями. Она походила на ужасающий вал, способный уничтожить маленький город, что уж говорить о корабле. Закончив вплетать свои силы в чары Повелителя, псионик закрыл глаза и сосредоточился, явно собираясь одним ментальным ударом поразить пиратов. Их корабль вышел на параллельный курс, и дула пушек глядели прямиком в борт врага. Раздался тонкий свист, и Пассиса с жалобным тихим вскриком повалился на пол, держась за шею, в которую вонзился короткий дротик. Молодого вампира затрясло, а через секунду он замер, широко распахнув поблекшие глаза.

     — Пассиса! — в один голос крикнули Гилберт и Роккэн.

     Художник не успел сделать ни шага, как отец рухнул рядом с псиоником. Его крутило гораздо дольше, но и он замер в неестественной позе. Охотник закричал, рванулся к жениху, но жрец перехватил его за руки, не давая сунуться под огонь. Из трёх мачт осталась всего одна, но и она повалилась в воду, а пираты уже забрасывали крюки, подтягивая корабль к себе для абордажа.

     — Сделай что-нибудь! — закричал Артемис, трепыхаясь в руках деда и не сдерживая слёз ярости и боли. — Гилберт!

     Прорицатель ругнулся сквозь зубы и вышел вперёд, делая сложные пасы руками, и вслед за его движениями в воздухе разгорались белоснежные искры. Пираты загомонили громче. Прозвучал одинокий залп, и Охотник поздно осознал, что не может шевельнуться, а ядро приближается слишком быстро. Юноша зажмурился и отвернулся, закрывая живот руками и выпуская мощный магический импульс, долженствующий если не предотвратить удар, то смягчить его. Роккэн не думал. Он рванулся к будущему отцу, надеясь успеть оттолкнуть его, ведь всего-то и надо было, что сделать пару шагов. Однако он запнулся о злосчастную доску и вдруг с невыносимой ясностью понял, что оказался на пути ядра. Времени, чтобы сделать ещё что-то, у Миррора не осталось. «Слава тьме, он спасётся», — даже с облегчением подумал юноша.

     — Роккэн, НЕТ! — заорал во всю глотку Рурука, поднимая тени, однако было поздно.

     Раздался смачный хлопок, треск, и Акио почувствовал, что ему на спину брызнуло что-то горячее и мокрое, а по палубе растеклось алое пятно с ошмётками плоти. Вопль демона не успел даже зародиться в лёгких, как его рвануло от пола, и он ощутил чудовищную хватку поперёк своей груди. Корабль Ортов остался позади, но юноша успел увидеть то, что осталось от Роккэна. Сознание демона потухло.

❃ ❃ ❃ 

     «Бездна» плавно и почти играючи вошла в бухту, скрытую от моря двумя скалами, похожими на клешню. Название у этого острова таким и было среди моряков, потому как на картах его даже не обозначили, столь мал он был: Клешня Дьявола. Таран мягко взрыл песчаное дно, подняв муть, и корабль остановился. Пираты сбросили якорь, положили трап. На палубе слышались вопли и ругань: пытаясь вытащить из каюты заложника, налётчики получили жёсткий отпор в виде двух острейших клинков, прорывающихся через щели в досках и не дающих даже приблизиться. Несколько смельчаков уже уползли к коку, исполняющему к тому же обязанности лекаря на корабле, зажимая раны разной степени тяжести.

     — Капитан, мы не можем выудить эту чёртову бестию! На кой хер вы ему оружие оставили?! — возмутился старпом.

     — А ты подойди да узнай, зачем мне оружие! — раздался гневный рык демона из-за двери. — Не стесняйся, меня на всех хватит!

     — Чёрт, — пробормотал капитан, вынимая свои клинки, — надо было просить утроить цену на Охотника. Откуда я знал, что он такой отбитый?! Ничего, потом ещё за него выручим. И может за его женишка добавят.

     Акио, ещё не знавший, к кому его закинуло, за дверью притих, борясь с желанием выйти на открытое пространство и лично убить капитана, но понимал, что не слишком насладится местью, отправив на тот свет только одного головореза. Следовало выждать подходящий момент и уничтожить всю шайку, упившись их кровью.

     — А вот это ты зря, — прошипел демон, чувствуя, что его иная ипостась вот-вот одержит верх над разумом и вырвется на волю вместе с вихрем клинков, алчущих крови. — Я вырву из тебя имя нанимателя вместе с твоей челюстью.

     Ребёнок толкался, встревоженный состоянием родителя, и юноша зашипел, сложившись пополам и выронив один меч. «Не сейчас, малыш, успокойся, — мысленно уговаривал его Охотник, роняя слёзы. Он чувствовал, что вот-вот сломается, не оставив внутри себя ничего из того, что могло бы заставить его жить дальше. — Тише, мой хороший, всё в порядочке, ты же знаешь?» Малыш толкнулся сильней, и Артемис зажмурился, рыча сквозь зубы. Второй меч с лязганьем упал на пол. Дверь в каюту распахнулась, и капитан немедленно закрутил руки демона ему за спину. Акио закричал, давясь рыданиями и неистово лягаясь. Змея Сантьяго ожила и стремительным металлическим хлыстом сорвалась с руки юноши. Её острые клыки мгновенно нашли шею пирата, а следом её обвил и хвост, начиная душить мужчину.

     — Ненавижу вас всех! — выкрикивал Охотник, захлёбываясь слезами. — Ненавижу!

     Пока пират пытался удержать его и одновременно с этим стащить с себя удавку, Акио оттолкнулся от пола и, подогнув ноги, ударил железными каблуками в колени мужчины. Тот разъярённо взвыл, теряя равновесие и отпуская эмиссара. Охотник помнил, что жрецы настоятельно не рекомендовали это делать, но эмоции выплеснулись через края. Если у терпения и есть чаша, то у Артемиса она разбилась там, на корабле, когда будущий супруг и уже так горячо любимый сын пали от рук пиратов. Головорезы же рванулись сначала к нему, собираясь поймать, пока он безоружен, а после — прочь. Демон высвободил свою инфернальную суть и выпустил на волю драконий вопль, оглушивший всех на корабле. Золотые глаза наполнялись кровавым багрянцем, пока Акио с первобытной яростью набросился на одного из налётчиков и сбил его с ног. Перевернув того на спину, демон молниеносно вонзил когти ему в мягкую плоть между подбородком и шеей, а затем что было сил рванул на себя. Перехватив челюсть на манер кастета, он обрушил на лицо человека череду мощных ударов, вбивая его внутрь. Найдя промежуток между позвонками, ему в спину вонзился дротик.

     — Идиот! Это только на вампиров действует! — услышал демон сквозь оглушительный грохот собственной крови.

     Но не успел он обернуться и найти того, кто забрал у него жениха, как сокрушительный удар чем-то тяжёлым погрузил его в обморок. Гао тяжело дышал, снимая с шеи змею и содрогаясь всем телом. Юноша на палубе принял вполне человеческий облик, но свой жуткий трофей с ошмётками мяса и сломанными зубами не выпустил.

     — Дьявол, — прошептал капитан, поднимая демона на руки. — Быстро, на берег. Если очнётся, то я уже за себя не отвечаю.

     — Но капитан, мальчишку велели не трогать.

     — Он убил моего человека. Кинется в атаку — буду бить его по животу, пока не откинется вместе с ребёнком.

     Испуганная до колик команда поплелась вслед за ним. Лучшие уж их растерзает взбешённый демон, чем Гао.

❃ ❃ ❃ 

     Он будто плавал в тяжёлом омуте и не мог заставить себя очнуться, а ведь прежде всего-то и нужно было, что осознать, что всё это сон. В этот раз вампиру пришлось приложить массу усилий, чтобы хотя бы открыть глаза. Тело отказывалось повиноваться, и мужчина отрешённо смотрел в проплывающие по небу комья облаков. Что он здесь делает? Что происходит? Кровопийца закрыл глаза и попробовал впустить в лёгкие воздух, но получалось из рук вон плохо. В себя его привели полные ярости и боли вопли младшего сына, но слова разобрать мужчина не мог, лишь с неимоверным усилием сел, окидывая блеклым взглядом окружение. Он лежал на палубе, а вокруг сновали моряки. Что он забыл на корабле? Ведь он… Чернокнижник подорвался на ноги, судорожно выискивая взглядом жениха.

     — Гилберт, ты только не пугайся, — раздался щебет Пассисы, материализовавшегося рядом с ним из теней, — всё хорошо, мы найдём его.

     — Что за… где Арти?! — сипло вопросил Гилберт, попытавшись рвануться на поиски любимого, однако брат остановил его.

     — Ты дыши только. Мы взяли след пиратов. Они… они захватили его.

     Псионик на всякий случай сделал несколько шагов назад и не зря: Найтгест мгновенно преобразился из растерянного и встрёпанного аристократа в жаждущее крови чудовище, и его могучие крылья распахнулись, затмив собой солнце над кораблём:

     — ЗАХВАТИЛИ?! Я их сам захвачу так, что молить о месте в Пустоте будут эпохами! Где мой Акио?! Где, дьявол его выжги, его дед?!

     — Здесь, — спокойно произнёс жрец, махнув ему руками, закованными в сияющие кандалы. Двимерит не причинял ему боль, но силы заглушал весомо, не давая самостоятельно высвободиться без ключей. — Будь так добр, успокойся и не кричи. Моряки взялись за вёсла, и мы уже скоро причалим к острову, где засели пираты. Артемису ничего не угрожает, хотя за морских шакалов я бы не был так спокоен.

     — По-твоему мой жених может быть в безопасности в плену у этих ублюдков? — зашипел вампир сквозь клыки, которые столь удлинились, что не давали ему свести вместе челюсти. Его колотило от страха и ненависти.

     — Повторюсь, в данной ситуации я им совсем не завидую. Остаётся только гадать, сколько из них выживет рядом с Охотником.

     Гилберт метнулся в одну сторону, затем в другую, молясь всем богам, чтобы с Артемисом всё было хорошо. Он мог постоять за себя, но жестокость пиратов не поддавалась разумному исчислению, невозможно было предугадать, как далеко они зайдут. Мужчина хотел призвать к теням, чтобы быстрей добраться до возлюбленного, однако магия его словно задремала, а слабость вторглась в разум, как только вспышка адреналина растаяла. Вампир покачнулся и плавно растёкся по бортику. В глазах у него ненадолго всё померкло, и он ощутил жуткое жжение в районе шеи. Найтгест со слабым стоном приложил пальцы к закрывающейся ранке:

     — Что это за яд?

     — Как ты себя чувствуешь? — неожиданно участливо поинтересовался Рурука, оказавшийся рядом с ним. На долю мгновения Гилберту показалось, что в глазах лорда плещется вовсе не сыновья забота, а научный интерес. — Пассиса тоже до сих пор не может прийти в себя.

     — Усопшим, — ёмко объяснил чернокнижник, а затем титаническим усилием выпрямился, заставив Орта изумлённо отпрянуть. Выражение страха на его лице появилось и исчезло, сменившись даже злостью и одновременно азартом.

     Гилберт расправил плечи, повёл головой, словно сбрасывал с неё паутину. Крылья Повелителя с опасным треском раскрылись во всю свою ширь, вспугнув остатки моряков, но то не волновало Найтгеста. Рурука с неподдельным любопытством смотрел, как вампир борется с зельем и успешно справляется с ним. Пассиса походил на жалкую тень и едва передвигался, тогда как его брат с утробным ворчанием уже вполне соображал и готов был действовать. «Чёрт, а он силён, — не мог не восхититься Рурука, на всякий случай отойдя в сторону и смотря на отца издалека. — Ну что же, это вызов, и я его приму». Гилберт повернул голову к каюте, где бился художник, обещая кому-то небесную кару и жестокую расправу. Для мужчины не было секретом, что Роккэн и Артемис весьма сблизились, что младший сын относится к Акио с трепетом, но столь же ясно понимал, что мальчишка не сможет ничего противопоставить закалённым в боях пиратам.

     — Пусть остаётся там, — бросил Гилберт вслух, наблюдая за тем, как корабль входит в крошечную бухту. «Бездна» стояла на якоре. — Догоняйте.

     Крылья вампира, усиленные тенями, подняли его в воздух, заставив Руруку потрясённо вспомнить несколько ругательств. Он искренне считал, что вампиры не способны к полётам, но, похоже, у Сердца мира было ещё множество сюрпризов для лорда. Найтгест бесшумной тенью сделал несколько кругов над судном и, убедившись, что его не охраняют, спикировал на палубу. Взгляд мужчины сразу зацепил неподвижное тело одного из пиратов: тот лежал на спине, раскинув конечности, а лицо его обратилось в кровавое месиво без челюсти. Это означало, что Акио ввязался в драку. Клинки демона лежали на проходе в каюту, и мужчина бережно поднял их, оглядел покрытые кровью лезвия. Судя по запаху и виду, с момента сражения прошло не больше часа. Гилберт сошёл на берег и тут же нашёл вереницу следов от тяжёлых сапог. Пираты словно не собирались скрываться и хотели, чтобы их нашли. Это взволновало мужчину лишь больше. Ловушка? Если они взяли заложника, то почему до сих пор не потребовали выкуп? Чернокнижник заставил магию очнуться, хотя от боли и слабости едва не повалился в густую траву. Но на остров словно набросили огромный жреческий купол, который гасил силы. Найтгест пошёл быстрее, встревоженный и злой. У него было множество вопросов к мирозданию, и он никак не мог понять: неужели он не может просто обвенчаться с Артемисом и стать уже, наконец, счастливым? Внимание его привлекли смех и крики, показавшиеся ему дурным предзнаменованием. Вампир замер в тенях, прислушиваясь. Доносился запах снеди, а алкогольные пары бродили по лесу, словно вместо кислорода деревья вдруг стали выдавать спирт. Неподалёку треснула ветка, и чернокнижник, не долго думая, метнулся на звук. Один из пиратов, отошедший по малой нужде в кусты, оказался беспощадно схвачен и зафиксирован: два острия клинков Охотника смотрели ему в грудь, а над шеей уже чувствовалось дыхание вампира:

     — Я тебя, ублюдок, даже пытать не буду. Убью, как свинью.

     — Капитан! Он здесь! — заверещал налётчик, и на острове установилась тишина.

     — Гилберт, не делай глупостей, — раздался насмешливый гулкий голос с ветвей.

     Капитан Гао широко ухмылялся, восседая на ветвях дерева. Их главарь был выходцем из дикого племени, которое уничтожили несколько веков назад усилиями людского флота. Но дикарь выглядел вполне себе презентабельно и даже впечатляюще: чёрные его волосы были собраны в высокий конский хвост, открывая взглядам до середины головы выбритые затылок и виски, словно по ним прошлись раскалённой бритвой, навсегда удалив поросль; кожа у него была смуглой и плотной, а под ней так и бугрились узлы крепких мышц; мужчина обладал миндалевидным разрезом глаз столь тёмных и бездонных, что взгляды его вызывали здоровые опасения у всех, на кого он смотрел. Чародей отпустил пирата, решив, что всегда успеет их убить, но если есть хоть малейший шанс решить всё миром, то надо им воспользоваться. Увидев, что вампир опустил мечи, Гао спрыгнул на землю и, расставив ноги, поставил руки в бока, открыв голую грудь, точно не боялся нападения.

     — Предлагаю тебе пройти со мной. Ты не разочаруешься. Твой жених ждёт.

     — Он цел? — тут же спросил Гилберт, и выражение его лица из дикого и яростного стало взволнованным и печальным. Артемис имел над ним куда большую власть, чем всё остальное в этом мире и, пожалуй, даже не знал об этом.

     — Да, в отличие от некоторых моих парней. Но это издержки производства. Жизнь пирата полна опасностей, хотя признаюсь честно, что даже мы не ожидали такое. Идёмте, пока он не уничтожил всех в округе.

     Вампир поспешил за человеком, чувствуя растерянность. Никогда ещё переговоры на его памяти не шли так просто. Но это всё ещё могло быть ловушкой! Непонимание Гилберта взлетело до небес, когда он вышел на огромную поляну. Она была изумительно украшена тщательно подобранными букетами, лентами, а на ковровых дорожках стояли столы, ломящиеся от яств, и стулья, далеко не пустые. Не без удивления Найтгест увидел собственного отца, Люука, Тоша, узнал ещё нескольких чернокнижников, которые выжидательно смотрели на него.

     — Гилберт! — В этот крик было вложено столько счастья, облегчения и любви, что вампир не сомневался в том, что произошло нечто из ряда вон. Артемис влетел в него, тут же крепко обняв и тихо заплакав. — Тьма милосердная, как я рад тебе!

     — Кажется, сюрприз всё-таки удался, — промурлыкал Накамура, обнимая Люука.

❃ ❃ ❃ 

     — Похоже, решение они так и не приняли, — мрачно вздохнул Роккэн, когда хмурый, как туча, отец прошёл мимо кухни и вышел из дома, громче обычного закрыв за собой дверь. — Может, сами им всё устроим? Они же сделали нашу свадьбу.

     — Что, предлагаешь найти им третьего? — съехидничал Рурука, отпивая из огромной кружки крепкий чёрный чай. — Не знаю, чего они думают. Но если ты настаиваешь, то есть одно место.

     — Удиви, — пропустив шпильку брата мимо ушей, кивнул Роккэн.

     — Остров Орт. И нечего голову ломать. Уже разок там справили торжество, так почему бы снова это не сделать? В конце концов, мои люди до сих пор нервно дёргаются, когда настаёт «наша дата».

     — Великолепная идея! — воскликнул художник и тут же рванул на улицу, позвав отца от дверей. — Пап, возвращайся, надо кое-что обсудить!

     Повелитель вскоре нарисовался на пороге кухни, недовольно глянув на хитрую физиономию старшего сына. Тот вежливым жестом предложил ему сесть рядом, пока Роккэн бегал за Артемисом.

     — Пока вы решаете, время идёт, как бы странно это ни было, — начал Рурука, закинув руки за голову. — Совет может с подозрением отнестись к столь позднему браку, а потому я настоятельно рекомендую вам как следует обдумать моё предложение: проведите церемонию в моём замке. Мы всё устроим, а вы отдохнёте и насладитесь праздником.

     Любовники переглянулись, но почти тут же кивнули в одну секунду. Пассиса заулыбался и захлопал в ладоши:

     — Просто чудесно. Я позабочусь о ходе церемонии.

     — Я возьму на себя украшения и рассадку гостей, — нашёлся Роккэн, безумно желавший приложить руку к браку отца.

     — Я займусь приглашениями и организацией всего остального. Отправимся на корабле отсюда в замок. Так будет быстрее, — подвёл итог Рурука, а потом глянул на брата. — Предлагаю тебе подумать ещё и о свадебной одежде.

     Младший Миррор счастливо пискнул и тут же обнял и Гилберта, и Артемиса, порядком ошарашенных таким стремительным решением их судьбы. Роккэн тут же потащил их за собой на улицу, чтобы вместе с ним решили, какие цвета подойдут для свадьбы. Оставшись наедине, Пассиса и Рурука посмотрели друг на друга долгими оценивающими взглядами.

     — Знаешь, Артемис как-то рассказывал про традиции Сотминре, которые касались свадеб. Мне сейчас вспомнился один любопытный конкурс, который называется «похищение невесты». Как думаешь, устроим им сюрприз? — задумчиво проговорил псионик.

     — Есть у меня одна мыслишка, — расплылся в хищной улыбке Рурука.

❃ ❃ ❃ 

     — То есть нам нужно напасть на свадебный корабль и украсть жениха Повелителя чернокнижников? И ни тот, ни другой не будут знать об этом? — неуверенно уточнил капитан «Бездны», взвешивая на руке мешочек с деньгами Орта.

     — Абсолютно верно, мой дорогой. Ты уже не раз помогал мне с доставкой разных товаров, а потому я уверен, что и теперь ты не подведёшь меня. Есть несколько нюансов.

     — Помимо того, что на корабле будет самый, мать его, могущественный вампир эпохи? — рассмеялся Гао, и глаза его зажглись интересом. — Удиви меня, Рурука.

     — Во-первых, будет Повелитель жрецов. Сам понимаешь, чем это чревато. Во-вторых, Пассиса Найтгест. В-третьих, сам жених. Артемис Акио Второй. Он будет сопротивляться. Очень сильно. Но он беременный, и я клянусь, что ни твои люди, ни ты сам не спасётесь, если с ними что-то случится. Потому я предлагаю обезвредить. Для жреца подойдут наручники из двимерита, — Орт положил на стол обозначенные оковы, аккуратно завёрнутые в плотную ткань. Рядом легли ключи. — А для вампиров… у меня есть экспериментальное зелье, которое их должно обезвредить, однако за его действие я не ручаюсь. — Молодой мужчина поставил на стол колбу с мутной золотистой жидкостью, духовую трубку и маленький колчан с дротиками. — Не мне тебя учить, как этим пользоваться. Корабль будет старым, так что можете разгромить его, но людей не трогай. Всё должно быть как можно больше похожим на правду. На острове Дьяволовой клешни будут ждать люди, чтобы в случае чего успокоить Артемиса. Собственно, близкие друзья и другие гости. А потом отдохнёте вместе с нами. По рукам?

     — По рукам. Приятно работать с тобой.

     — Взаимно.

❃ ❃ ❃ 

     — Навались, парни, галеон не уйдёт! — прокричал Гао, закончив высматривать через подзорную трубу цель. — Тащи ядра с требухой! Заряжай цеп! Проще дела не найти. Выйдем на параллельный курс, снесём им мачты, свистнем женишка на наш корабль и давай бог ноги к Дьяволовой клешне!

     Пираты с улюлюканьем принялись выполнять команды капитана, уже деля между собой щедрую награду Орта. Матёрые морские шакалы слаженно работали и уже видели могучее торговое судно. К капитану осторожно приблизился длинноволосый юноша с лицом, скрытым за тонкой серебристой маской. Он совершенно не вписывался в общую картину пиратской команды ни своей богатой одеждой, ни холёной белой кожей, однако не выглядел пленником.

     — Думаешь, что всё пройдёт спокойно? — неуверенно поинтересовался юноша, приподняв голову, чтобы посмотреть в лицо рослому дикарю. — Я наслышан о тех, кто плывёт на том корабле. Они могут дать весьма достойный отпор.

     — Рурука предоставил нам всё для успешного выполнения заказа, — ухмыльнулся капитан, лихо поворачивая руль мускулистыми натруженными руками. Тёмные глаза мужчины азартно сверкали. — Я возьму на себя Охотника, Арх проберётся с ребятами на борт и наденет наручники на жреца, а Олзо с вампирами разберётся. Все знают, что делать, Алексиус, не дрейфь.

     За тканью маски этого видно не было, однако молодой человек нахмурился и ушёл в капитанскую каюту, чтобы не вспугнуть клиентов. Впрочем, моряки на галеоне уже увидели их и начали готовиться к обороне, наивно веря, что смогут противостоять «Бездне» и её головорезам. Загрохотали орудия, приводя в негодность мачты «Кэнеоскэтью» и посыпая ошарашенных пассажиров и матросов ядрами, набитыми свиной кровью и ливером. Конечно, удар такой мощи мог нанести вред человеку, но пираты только распугивали людей, чтобы без препятствий похитить демона. Вдруг морская пучина опасно вспенилась, вздымая чёрный вал, напитанный магией теней, и пираты встревоженно притихли. На их счастье Олзо был метким стрелком и охотился ещё и не на такое, а потому сначала рухнул один чародей, за ним следом и второй. Контроль над заклятьем был утерян, и мрак обрушился обратно в воду. Это стало знаком, и Гао, ухватившись за абордажный трос, свешивающийся с реи, перемахнул на вражескую палубу как раз тогда, когда ядро с противным треском и хлюпаньем разорвалось о худосочного мальчишку, решившего защитить Охотника. Фонтан крови окатил демона со спины, а капитан пиратов лихо перехватил его поперёк груди. Инструкции от Орта были ёмкими, и мужчина старался не навредить юноше, который удивительно быстро отключился в руках пирата. Старпом, Арх, и самые боевые из пиратов, уже махали саблями на галеоне. Жрец творил колдовство, но его руки странно просто оказались в наручниках, и Гао подозревал, что старый лис знает об их плане. «Тем лучше», — подумал пират, укладывая демона в своей каюте под присмотром Алексиуса. Взбежав на мостик, дикарь пронзительно засвистел, давая тем самым команду к отплытию.

     Обошлось без жертв, и пират чувствовал себя героем, не меньше, пока вёл «Бездну» к острову. Вскоре его сменили у руля, и мужчина заглянул в каюту, где юноша внимательно осматривал Охотника.

     — Скоро очнётся, — поставил Гао в известность Алексиус, спрыгивая на пол и оглядываясь на демона. — Нам, наверное, следует выйти, чтобы не ломать всю интригу сначала?

     Пират согласился, а через какой-то час горько пожалел об этом решении. Тот несчастный, которому вырвали челюсть, влился в их коллектив совсем недавно, и потеря была не критичной, но мышцы лица у дикаря непроизвольно дёргались, когда он вспоминал безумное зрелище. В итоге люди, которые ждали их на обустроенной для праздника поляне, успокаивали не демона, а пиратов, щедро плеснув им крепкого пойла, пока двое молодых жрецов осматривали друга. Сэто оценил его состояние, как приемлемое, и отошёл в сторону, ехидно косясь на полукровку. Тот был слишком увлечён целительством, а потому не заметил эти махинации. Первое, что сделал Артемис, едва приоткрыл глаза и различил расплывающееся от боли в затылке пятно, — быстро ударил туда, где должен был находиться висок предполагаемого врага. Микаэлис вскрикнул и отшатнулся, потеряв ориентацию в пространстве, а Сэто довольно прыснул. Если бы Охотник не признал их голоса и магию, то непременно бы кинулся дальше в атаку, а так замер, массируя затылок и ругаясь себе под нос. Его выражения стали крепче, когда он понял, что находится в кругу знакомых лиц, а на незнакомой поляне полным ходом идёт подготовка к церемонии венчания.

     — Ну что, готов выскочить замуж? — бодро спросил Сэто, помогая брату встать на ноги.

     — За кого?! За труп?! — рявкнул Акио, начиная взглядом выискивать Наречённого. — На наш корабль напали пираты! И убили его!

     — Боже, братишка, неужели ты думаешь, что самого Повелителя Найтгеста можно угробить каким-то жалким дротиком? — ласково и ехидно улыбнулся жрец, приобняв Охотника за плечи. — Это было бы изумительно, но мироздание защитило твоего жениха от подобного. Их просто отрубили ненадолго, чтобы Гилберт мог поучаствовать в «похищении невесты».

     Артемис уже открыл рот, чтобы заявить, что в Талиарене нет такой традиции, но быстро вспомнил свой разговор с Пассисой и застонал, хлопнув себя по лицу. И хотя ему сказали, что с его Наречённым всё в порядке, из головы его не шло то, что случилось с Роккэном. Взгляд юноши померк, и он опустил голову, зябко обняв себя за плечи. Кровь на рубашке высохла, и оттого ткань стояла дыбом, затвердев. Руки и лицо демона тоже были испачканы, и ему жутко хотелось смыть с себя всё это. А он ведь так хотел в этой одежде быть на церемонии! Но всё это обратилось пылью перед страшной для него потерей. Его любимый, уже такой родной Роккэн! Заметив собирающиеся в глазах брата слёзы, Сэто порядком встревожился. Его мать во время минувшей успешно завершившейся беременности тоже страдала резкими перепадами настроения, но жрец полагал, что дело вовсе не в гормонах. На его вопросительное выражение лица Артемис громко всхлипнул:

     — Скажи, что Роккэн тоже жив.

     — Художник? — растерялся младший Акио. — А что с ним могло статься?

     — В него из пушки попали! Он… заслонил меня. И кровь. Я чувствую её на себе.

     Прежде чем Сэто успел похолодеть, рядом воздвигся Гао. Капитан корабля соблюдал безопасную дистанцию, чтобы успеть предотвратить нападение демона, но всё равно перекрестил на груди руки.

     — Ядра были ненастоящими. Куски дублёной кожи, набитые рыбьей требухой, свиной кровью и фаршем и покрашенные под цвет ядер. Мальчишка просто потерял сознание от силы удара, — пояснил пират и уже собрался продолжить.

     Артемис смерил его бешеным взглядом, замахнулся для удара, и Гао вскинул руки для защитной стойки, но вместо оплеухи ощутил острое колено в районе собственного паха, нарисовавшееся там с убийственной скоростью. Дикарь покраснел от боли и желания высказать бурю эмоций, но Акио ухватил его за уши и потряс, тем и ограничившись. Юноша воздел вверх палец, чтобы начать разоряться, но только зло зарычал и пошёл прочь на журчание воды. Ему надо было отмыться.

     Ни местность, ни гости не могли похвастаться помпезностью или излишним пафосом, и в этом заключалось главное очарование грядущей церемонии. После того, как Господин чернокнижников закончил метелить сына и брата за такой розыгрыш, а Роккэн с Артемисом вдоволь наобнимались и наплакались, будущих супругов отвели в шатры по разным сторонам прогалины, хотя оба активно сопротивлялись и не желали расставаться даже на пару минут. Люук под руку увёл Охотника, беспрестанно убеждая его в том, что на этом сюрпризы закончились. Ему компанию составил Роккэн, следующий за другом, как на привязи. Они собирались общими силами придать потрёпанному жениху достойный такого радостного дня вид. А вот Гилберта вызвался сопровождать Тош, и Накамура усиленно прикидывался, что не замечает испепеляющих взглядов товарища. В шатре Повелителя стоял манекен в полный рост, держащий на себе церемониальную одежду для него. Цвета, как и полагается его титулу, были использованы мрачные и тёмные: чёрный фрак, богато расшитый серебром в символ фракции — гневного дракона — и украшенный двумя тонкими цепями, соединяющими подолы, играл роль плаща; тонкая рубашка глубокого цвета крови из вен была проще, но жабо не давало ей стать совсем уж простецкой; к этому прилагался расторопный служка, на долю которого выпало почистить и без того подходящие сапоги и брюки чернокнижника. Для начала, конечно, пришлось вытряхнуть из них самого активно сопротивляющегося чародея, но тут на помощь пришёл полиморф. Стоя едва не нагишом в хорошо продуваемом шатре, Гилберт без устали ворчал и дёргался. Когда ему вернули обувь и штаны, характер кровопийцы несколько исправился, и слуга перестал опасливо коситься на благородного господина.

     — Так значит хотели увести Охотника, — будто бы равнодушным тоном проговорил вампир, не смотря в сторону шпиона, который расстёгивал пуговицы парадной рубашки, чтобы снять её с манекена и накинуть на друга. — Не сказав мне об этом ничего?

     — Так ведь в этом и заключается смысл «увода», — будто бы недоумённо ответил Тош и подошёл к нему, чтобы передать одежду. Гилберт не торопился забирать её и облачаться. — Да и к тому же, ситуация располагала. Мы не могли бросить Арти на произвол судьбы одного с ребёнком. И ты, если я верно помню, отказался от него, так что это даже кражей невозможно назвать. Ведь то, что выкинули, оставили бесхозным…

     — И когда вы думали сказать, если бы мой сын не явился ко мне с этими высосанными из пальца документами? — настойчивей спросил Найтгест, всё же забрав рубашку и надев её. Застёгивался он резкими движениями, в полной мере выказывая своё клокочущее раздражение. — Думали ли вообще ставить меня в известность?

     — Нет. Артемис хотел полностью обрубить связь с прошлым, и мы не желали воскрешать его страдания. Знали, что ты не захочешь отпускать свою добычу, что бы ни говорил, ведь твоя жажда власти порой доходит до абсурда. Думаю, что ты услышал достаточно. А теперь одевайся, и слуга займётся твоим колтуном.

     Вампиру пришлось сделать несколько очень глубоких вдохов, чтобы не наброситься на друга с прямым намерением растерзать. Он и прежде рассматривал Накамуру, как серьёзную угрозу, способную незаметно пробраться даже в такую крепость, как сердце Охотника, а теперь и вовсе не хотел бы их видеть рядом. Тош ждал крепкий удар чернокнижника, а потому оказался приятно удивлён тем, что тот сдержался и не стал омрачать день своей долгожданной свадьбы. «Что ж, по крайней мере, он учится держать себя в руках. И пусть думает, что Арти бы легко от него отказался. Это станет ему хорошим уроком», — подумал оборотень и незаметно, но крайне довольно ухмыльнулся за спиной Найтгеста. Шпион тоже умел врать по делу, чтобы спасти ситуацию. Они с Люуком не сразу решились прийти на помощь, но поехали повидаться с Артемисом. Увидев его истончившимся и дёргающимся от каждого звука, Люук незамедлительно обнял его. Они с мужем так и не смогли завести ребёнка, и потому посчитали, что смогут полюбить сына Артемиса, как своего собственного, приняв их обоих в семью. Накамура надолго запомнил то упоительное ощущение, когда положил руку на живот Акио и почувствовал магический толчок, пришедшийся ему на ладонь ласковым потоком. Резкое примирение друзей не могло не обрадовать и стало для полиморфов своего рода стимулом к продолжению попыток обзавестись потомством.

     — Эй, Гил, — позвал Тош, и вампир хмуро глянул на него, застёгивая фрак.

     Оборотень в шутливом выпаде мягко коснулся локтем подбородка Найтгеста, и он ответил несерьёзным ударом кулаком в живот. Про таких, как Накамура, говорят: «С такими друзьями и врагов не надо». Поняв, что Гилберт не пал духом, Тош провёл серию таких же безобидных ударов, а потом закинул руку на плечо Господину и свободной ладонью начал остервенело трепать чёрные кудри. Они вскоре прервали свои дурачества. Табуретки подходящей высоты не нашлось, и Тош покорно приподнял слугу, чтобы тот смог закончить наводить лоск на именитого жениха. Найтгест хотел отказаться от сложных да и вообще любых причёсок, но припомнил, как Артемис любовался седыми прядями, и всё же попросил слугу выделить их. Про себя владыка ворчал, что после таких приключений его демон сможет особо не выискивать серебристые волосы, потому как сам Гилберт не удивился бы, если бы уже поседел полностью. Бережно взяв в руки футляр с кольцом для жениха, Повелитель не без опаски передал его оборотню, однако тот благодарно поклонился, удивлённый тем, что ему доверили такую честь, как преподнести этот важный элемент брака. Когда они вышли из шатра, гости уже расселись по местам, и Найтгест не смог не поблагодарить Господина жрецов за то, что позволил им для начала тихо обвенчаться в кругу друзей и близких, а уж потом устроить торжество для фракции. Каждый знал, что в их положении лучшего не придумать. Пираты и их спутник сгрудились за одним столом и опасливо косились на стоящего у ритуальной чаши жреца, ожидая, когда же младший демон выйдет. Гао, несмотря на то, что усердно храбрился, предпочёл сразу начать с крепкой выпивки, и у него действительно подёргивался глаз. За другим столом чуть меньше расселись сыновья Гилберта, его брат, отец, а также решившиеся вырваться на такой праздник Андреа и Рафаэль, оставившие младшую дочь под присмотром няни, Сэто Акио и до сих пор не уплывшая Деменсио. Царящее между ними лёгкое напряжение не давало начаться лёгким разговорам, и нервные взгляды нет-нет да пробегали от одного к другому. За другим столом в обществе мало знакомых ему чернокнижников скучал Микаэлис, однако окончательно приуныть ему не позволили Арлан и Люсьен, радостно ответившие согласием на несколько неожиданное приглашение. Молодой ученик Повелителя отнёсся к браку бывшего любовника стойко, но на Гилберта всё ещё смотрел враждебно, и у него были на то веские причины. Другой стол отвели для музыкантов и прислуги, и уж за ним-то царило веселье. Гилберт подошёл к своему наставнику и остановился рядом с ним. Взгляд его был прикован к дальним алым мазкам на небе, предвещающим закат солнца. Серый принц поглядывал на него с лёгкой тревогой, но не торопился лезть с воспитательными беседами или нравоучениями, искренне сочувствуя ему и своему внуку, влипшим по самое не балуйся.

     Люук первым выскочил из шатра и протянул руку Артемису, позволяя опереться на себя и выйти под взгляды любопытствующих. По тому, как он часто поправлял подол изумрудной шёлковой туники с глубоким треугольным вырезом, открывающим сильно выделяющиеся ключицы, было понятно, что он весьма нервничает. Гилберт невольно сглотнул, однако пламя в своих глазах не смог бы скрыть и через тысячу лет. Золотая тесьма огибала и вырез, и манжеты рукавов, спускающихся до локтя, отчётливо, но мягко искрясь в меркнущих лучах солнца. Длинная полупрозрачная накидка из тонкого чёрного кружева будто бы скрывала от прочих уже заметно глазу округлившийся живот юноши, и тени создавали лиственный узор на изумрудном полотне. Подол накидки опускался до самой земли и слегка касался её. Ступая босиком по мягкой траве, Артемис боялся поднять взгляд и посмотреть на жениха. Сам же Акио не стал собирать волосы, и его неброское очарование окончательно убедило Повелителя чернокнижников в том, что ничего другого в этом мире не нужно. Ехидно покосившись на Гилберта, Люук передал ему жениха, а сам подсел за стол к Микаэлису. Посмотрев на внука, Серый принц не смог подавить приятную дрожь: наконец-то это свершится! А потому, когда попробовал начать говорить, понял, что голос у него неприлично сел, и жрец поспешил скрыть это за вежливым кашлем, прочищая горло. Охотник осмелился взглянуть на него и теперь не мигал, крепко стискивая кисть любовника. Тот миг, о котором он мечтал, то счастье, за которое они успели побороться! С того дня, как побывал на свадьбе Лорда Арлана, демон желал однажды оказаться на месте вступающего в брак счастливца. Вампир слышал, как трепещет сердце Наречённого, и его собственное вторило этому безумному влюблённому ритму, отказываясь подчиняться холодной сути кровопийцы. Они одновременно поглядели друг на друга, и одинаково неуверенные, но нежные улыбки зеркально появились на их взволнованных лицах.

     — С рождением дара жреца в Талиарен пришла традиция венчания душ. Прежде люди ограничивались жизнью рядом с избранником, но милостью Сердца мира каждому в своё время был дан союз с Наречённым. Связать свои жизни и связать свои души не одно и то же. Кто-то последует за выбором подлунной и подчинится ему, иные примут решение сами. Именно для этого жрецы проводят церемонии венчания. — Повелитель жрецов, проговаривая это, видел, как Охотник почти незаметно шевелит губами, беззвучно повторяя за дедом. Нежное умиление стиснуло сердце Серого принца, не смея обагриться завистью или досадой. Ледяной владыка был счастлив. — Подкрепляя истинную связь Наречённых магией жрецов, вы не создаёте цепи ради ограничений, не привязываете к себе навсегда, но должны принять эти лучшие оковы, как дар друг от друга. Предательство — смерть. На этом золотом правиле зиждется наш мир, следование этим словам является не необходимостью, но целью. Мудрость преданности кроется не во взаимной выгоде, а в доверии и способности разделить с близкими то, что тяготит. Признание собственной слабости не означает поражение, однако возвеличивает того, кто готов отвечать за собственные ошибки и деяния. Всякий Повелитель становится похож на собственную цитадель, теряя за хладным камнем свою душу, и тем выше ответственность, чем больше подданных находится в подчинении. И чем больше Повелитель видит на карте мира, тем выше вероятность, что не увидит происходящего рядом. Невнимательность губит не только политиков, но и Наречённых. Старший супруг не может позволить себе роскошь упрямства и гордыни. — Ироничная улыбка на лице вампира сменилась бы и гневной гримасой, и смехом, не держи он под руку возлюбленного. В этот раз жрец даже не намекал, но говорил столь прямолинейно, насколько позволяли традиции церемонии венчания. Найтгест полагал, что Серый принц обязательно бы проехался по нему и куда более грубо, но мягкие искорки смеха в обыкновенно холодных глазах усмирили гнев чернокнижника. — Супружество учит не только безграничной самоотдаче и смирению, но выводит нас на совершенно иной уровень понимания. И от того, как быстро вы постигните его, зависит больше, чем кажется. Оставляя позади прожитые порознь годы, вы вступаете на дорогу, которую впредь вам предстоит проходить рука об руку. Не так страшны алчные разбойники и безумные чудовища, которых можно встретить на тропах Талиарена, как те испытания, что ждут вас впереди. И столкнуться с ними в одиночку означает не погибнуть, но погубить.

     Артемис Первый замолчал и выжидательно посмотрел на Гилберта, тем самым давая ему взять слово и произнести свою клятву. Чародей приподнял голову и понял, что солнце уже скрылось, а Луны всё не торопятся появляться на небе, и это показалось ему дурным предзнаменованием. Засвидетельствовать свой брак пред ликами ночных владычиц было для тёмных магов да и прочих жителей мира высшей честью. А первые яркие звёзды уже засверкали на тёмном небосводе, перешёптываясь вдали от земли и отражаясь на водах моря. Найтгест притянул к лицу руку жениха и мягко поцеловал разгорячённую кожу.

     — Быть может сейчас мне и не хватает всех этих качеств, чтобы зваться достойным мужем, но я знаю, что мой возлюбленный жених поможет мне отыскать их. Для нас обоих. И я не буду ждать чуда, ведь главное из них уже случилось в моей жизни, осенив её смыслом и счастьем. В ответ я могу лишь склонить голову в обещании сделать тоже самое, какие бы сложности ни маячили в будущем. Близко ли, далеко ли они — это неважно. Мили веков, кои мы отныне будем отсчитывать единым голосом, не смогут ослабить ни нашу любовь, ни нашу связь. И пусть мои глаза неспособны увидеть всё, но их заменит душа. Я научу её наслаждаться безмятежностью, угомонив и пламя надменности, и губительное своеволие, ибо я знаю, что мой муж заменит их своим великодушием. — Голос Повелителя звучал всё громче, наполняясь клятвенной силой, и люди задерживали дыхание, ощущая на себе могучую волю чародея. Вслед за его словами на небе прорезался синеватый луч Зуны, и вампир усмехнулся и посмотрел уже в глаза жениху. Охотник не мигал и часто дышал, но не от страха. Ему и прежде доводилось видеть Найтгеста таким — полным силы и уверенности, величественным и преисполненным чувством собственного достоинства, аристократичность которого смягчала ощущение высокомерия. Гилберт протянул руку и порывисто провёл ладонью по лицу юноши, приподнял его подбородок, пытливо заглядывая в золотые глаза. — Я буду наглецом, ибо оставлю свой неистовый огонь, чтобы он защищал тебя и наших наследников до моего последнего вдоха. И даже в Долине вечной тени я отыщу тебя, чтобы духи не посмели коснуться твоей души, ибо отныне она моя. Знай, куда бы не вывел нас путь судьбы, даже если ты не увидишь меня поблизости, я буду идти по пятам, готовый подхватить в любой миг. Ни одна тень не побеспокоит ни тебя, ни твои следы, пока моя душа не истлела. И наши дети, и ты — то, что я буду защищать и лелеять извечно.

     Мужчина перехватил руки Наречённого и осыпал их чередой неожиданно горячих поцелуев. Серый принц кивнул, показывая, что услышал воспитанника и принял его слова, взбудораженный неожиданным могущественным сиянием, начавшим исходить от души вампира. Найтгест расправил плечи и приподнял подбородок. Жрец понимал, что долгие годы хандры и слабости остались позади, выпустив на волю желавшую показать себя силу величественного духа. Акио пришлось приложить некоторые усилия, чтобы собраться снова с мыслями и задышать, прежде чем он продолжил церемонию. Куда более нежный взгляд обратился к Охотнику. Юноша смущённо алел, но зрачки его сузились от страха, ведь он знал, что сейчас настанет его черёд говорить, сказать самое сокровенное, накипевшее во влюблённой душе, но не одному возлюбленному, а перед людьми.

     — С давних времён младшие супруги живут словами старших, внимая лишь им и только их считая истинной, к которой они способны прислушаться. — На этих словах со стороны лорда Орт раздался пренебрежительный смешок, который все старательно проигнорировали, а жрец даже не сбился. — Но также глупо и смертельно, как не замечать Наречённого, может быть только ослепление существом, с которым спаяна душа. Равновесие во всём, чуткий баланс между абсолютным желанием подчиниться супругу, сделав тем самым его счастливым, и стремлением изучить всё на свете — вот, что может даться некоторым из нас тяжелее всего. Какими бы сладкими ни были песни бесконечных дорог, даже самому стойкому путнику следует отдыхать от них и наслаждаться родными местами, потому что однажды настанет час, когда между порогом своего дома и его хозяином ляжет пропасть, преодолеть которую можно будет только тогда, когда минут многие годы. Судьба уводит нас прочь от любимых, чтобы после наблюдать за решением этой непростой задачи. Как она будет решена — дело каждого. Но её итог, её быть может счастливое завершение — пример, которому последуют наследники. Не мы выбираем за них, но мы способны направить и дать подсказку. Свобода дана нам не просто так, и именно она даёт надежду, присно укрепляя нас и не давая опустить руки. А как мы распорядимся ею — это вопрос искренности и верности самому себе.

     Судорожно сглотнув, чтобы смочить горло, Охотник лишь отчаянней уцепился за руку жениха и уже более уверенно посмотрел на деда. Пусть гормоны и не давали ему в последнее время думать головой, юноша взял себя в руки.

     — Есть вещи, отказаться от которых кажется нам невозможным. Для кого-то это бутылка крепкого пойла, для другого — жажда знаний, для третьего — любовь. Вычёркивать их сразу же и навсегда, не задумываясь о первопричинах и последствиях, лишь ограничивать себя не во благо, но ради сомнительного удовольствия воплотить некий идеал. Тот образ, который нельзя достичь, а лишь примерить на время. Метод проб и ошибок, подкреплённый теорией, являет нам на суд всё то, чего мы добились. И только время покажет, верным ли был этот выбор. Мне не нужно ни дня, чтобы понять, что я сделал правильный выбор. К нему меня подтолкнули многие находящиеся здесь, и моей благодарности будет недостаточно, чтобы описать счастье, которое я испытываю сейчас. Пусть впереди будут беды, потери и боль. Пусть. Я знаю, что меня не оставят без поддержки и защиты. И я не буду просто стоять за спиной и молить о помощи, но встану рядом, чтобы на равных встретить судьбу. И сегодня я не встретил её, однако наконец обрёл вместе с любовью. Не важно, что ждёт нас за гранью, потому что здесь и сейчас, — Артемис чуть повернул голову, поймал взгляд Пассисы и улыбнулся, — всё хорошо. Подтверждение своей любви я бережно и с гордостью ношу под сердцем, сумевшим уместить в себе преданность будущему супругу и желание подарить ему наследника, которым он сможет гордиться по праву. Наши души были едины и до этого дня, однако сейчас… позволь мне стать частью тебя и по закону назвать мужем?

     Гилберту всё казалось, что жених не перестанет задавать этот вопрос и через сотню, и через тысячу лет. Вампир улыбнулся и кивнул. Он готов был давать согласие снова и снова. Внимательно наблюдающий за ними жрец счёл их слова достаточными и решил более не терзать влюблённых. Они заслужили счастье. Взявшись за Лезвие истины, прорицатель аккуратно направил свои силы, тщательно вымеряя их, чтобы не навредить ребёнку, своему правнуку. «Подумать только, совсем недавно я узнал о рождении Артемиса, а теперь это, — рассеянно подумал мужчина, всматриваясь в ментальный план существования, чтобы укутать связь Наречённых брачными узами. — Чем ты меня ещё удивишь, лисёнок?» Самым тяжёлым было не зацепить чарами его сына, который удивительно переплёлся с душой родителя. На взгляд прочих ничего не происходило, и женихи начали волноваться, переглядываясь и вопросительно смотря на застывшего Повелителя. Наконец купол жреца шевельнулся и замерцал, свиваясь в тонкую нить. Она взвилась к самым небесам, поймав на себе свет взошедших Лун и впитав его в себя. Мерцающая колдовская плеть очертила несколько кругов и стремительно рухнула на Найтгеста и Акио. И хотя оба ждали сокрушительный удар и боль, их не последовало: чары жреца, несмотря на неожиданное сопротивление, которое оказало Дитя Дьявола, сбив прорицателя с толка, легли на связь аккуратно и ласково. Артемис встрепенулся и вцепился в супруга, ошарашенный яркостью чувств: вся его суть наполнилась невыносимым ликованием, сорвавшим с губ юноши потрясённый смех, а тянущая боль в груди показалась лишь малой платой за такое счастье. Гилберт почти не изменился в лице, но смертельно побелел, вместе с восторгом испытав леденящий ужас. Из его головы не шло, что этим воссоединением он отдал инфернальному владыке право на действия. Повелитель чернокнижников выполнил свою сделку. Ненадолго отогнав от себя страх, мужчина быстро обнял шатнувшегося Артемиса и бережно прижал к себе, не дожидаясь разрешения жреца и укрепляя связь поцелуем. Как в тумане помнили они обмен кольцами и радостные хлопки, выкрики друзей. В тот миг существовали только они вдвоём и никого более не было. Руки их дрожали, но улыбки не переставали сиять. Сквозила в них и зыбкая неуверенность: «Уже ли? Теперь всё? Мы пришли к этому? Это не сон?» Молодожёны всё хватали друг друга за руки, пытаясь подарить поцелуй, и оттого сами начинали смеяться от этой нелепой неловкости. Вампир подхватил Акио на руки и закружил, чтобы потом поставить на ноги и, опустившись на колени, прижаться лицом к его животу.

     — Я люблю вас, — клятвенно произнёс мужчина, аккуратными прикосновениями поглаживая возлюбленного по талии и не смея оторваться от него. Теперь у него не было права так поступить. — И мы со всем совладаем.

     Акио смущённо улыбнулся и погладил его по щеке. Ребёнок ответил будто бы неохотным магическим усилием. Он так не считал.

Тянутся вереницы встречных людей:

На их душах и лицах следы от потерь,

В каждой новой потере таится урок,

Когда разум не спас и расчёт не помог.

Только мы не из них больше нет, навсегда.

Нас не сможет разбить никакая беда.

Мы спокойно шагнём за последнюю дверь

Нераздельно вдвоём тогда и теперь.