Я жёлтая пыль, я пустыни мираж,

Полынь и ковыль я сплетаю в витраж,

Но в вихрях пустыни, в песчаных зыбях

Всегда и отныне я вижу Тебя.

Ты ликом прекрасен, ты светел и горд,

Тебя ликованьем встречает народ,

В гармонии линий ты жрец и король,

Я — ветер пустыни. Я — жажда и боль. 

     Если пробуждение посреди ночи от того, что кого-то в соседнем помещении беспощадно полощет над тазиком, кто и мог счесть обычным, то только целитель. Посвящая свою жизнь лечению других, они должны отринуть прочь собственные притязания на покой, дабы даровать его другим. И спокойствие, доступное иным, не было ниспослано жрецам. Маги созидания либо находились в пути, либо пребывали в окружении страждущих, где-нибудь в дальнем городе, где нет даже намёка на лекарскую лавку. За несколько лет, проведённых в Талиарене и среди себе подобных, Сэто успел смириться с тем, что ему не придётся скучать и медитировать долгими вечерами, что, впрочем, не сильно расстроило его. Уже собираясь поступать в университет и получать ветеринарное образование, Акио вдруг приобрёл перспективу заняться более серьёзным делом, и в этом чувствовалась приятная вседозволенность. Встречая на улицах людей, он ловил их восторженные взгляды, ощущал себя гораздо лучше, чем в шумной Японии. Там его дар восприняли бы дефектом, отправили бы в психлечебницу или просто начали сторониться и без того странноватого альбиноса, но в этом мире его почитали, перед ним готовы были склониться. В замёрзших Зимних землях это согревало от самой души молодого прорицателя, а каждое новое видение он расценивал, как нечто божественное. И пусть в них он предвидел нечто не совсем существенное и значимое, но даже это радовало Сэто. В доме Орта он провёл уже несколько месяцев, и ежедневные процедуры с пациентом установили у Акио безошибочный ритм. Вот только в этот раз сон был слишком приятным, чтобы немедленно сорваться с постели и броситься ему на помощь. Чудилось ему в сновидении, что всё, как было когда-то давно: они с братом лежат вместе в ванной, неспешно целуя друг друга и обмениваясь долгими взглядами, от которых всё нутро переворачивалось с ног на голову, оставляя сладкое томление и невыносимую грусть. Хотелось бы молодому прорицателю верить, что это пророчество, которого он желал больше всего на свете, но он перестал надеяться. Немыслимые мечты приводили Артемиса в его сны с чистой кожей, лишённой шрамов и укусов, пылающим и свободным взглядом, но таким его Сэто не видел слишком давно. Встав с постели и всё ещё находясь в объятиях тёплого сна, жрец вышел в коридор и через плотную мглу двинулся на звуки. Приоткрытая дверь в спальню супругов пропускала во мрак узкий и блеклый луч одинокого светляка. Орт сполз с постели и дрожал над тазиком, упираясь одной рукой в прикроватную тумбу, а другой в пол. Не так давно прибитая к стене над кроватью полка была забита лекарствами, и неярко горела свеча в аромалампе, поднимая в воздух завихрения жасминового дымка. Цветочный запах успокаивал и отгонял дурноту, но эффект начинал ослабевать. Обыкновенно по ночам Рурука спал достаточно крепко и без происшествий, однако в последнее время всё чаще подрывался, чтобы опорожнить желудок. Лезвие истины жреца — широкий браслет на правой руке — выпустило короткий импульс и замерцало, пока Акио сосредотачивался на пациенте. Для него это было не столь же просто, как для его именитого деда или же второго ученика Серого принца, но с практикой приходила и сноровка. Настраиваться на подопечного было всё проще с каждым днём, равно как и отыскивать в нём очаги проблемы, разбудившей их в столь поздний час. Казалось бы, прорицатель знал, на чём стоит сосредоточиться, но всё было не так очевидно. Встретившись впервые с лордом, Акио был сражён его красотой и манерами: столь утончённый аристократ с томными взглядами выбил из груди юноши воздух и заставил его позабыть обо всём. Не будь под его ключицей дремлющей иглы любви, он бы растерял разум, не в силах бороться с дьявольским обаянием молодого мужчины. А начав целительство, был застигнут врасплох и сбит с толка. Под невероятной маской обольстителя, внутри роскошного тела всё было поражено болезнью. Все его органы едва продолжали функционировать и наверняка причиняли множество боли неземному созданию. Посреди мёртвой плоти не было места и никакой надежды на новую жизнь, но душа Орта, этот пылающий очаг сил и раскалённое пламя стремления, оградили от собственных травм нежный плод. И если сперва Сэто подумывал предложить супругам отказаться от ребёнка, чтобы избежать несчастья, то после с уверенностью заявил, что сообща они приведут его в мир здоровым. Эти геройства тяжело давались Руруке, и он изнурял самого себя, боясь позволить своим бедам коснуться чада. Аура чародея истощалась, и жрец видел, как на ней появляются прорехи, латать которые ему приходилось день ото дня. Когда Повелитель жрецов сообщил, что внука ждёт необычная работёнка, юноша и представить не мог, что всё будет так.

     Пока Сэто унимал сильный токсикоз лорда, в себя пришёл и Пассиса, который не сразу смог пробудиться от вампирского сна. Помощи от него было не очень много, однако Акио не стеснялся и его подключать к делу, ведь это было в интересах псионика. А вот самому целителю оказалось непросто обрести спокойствие и обычную собранность. Магия, направленная на лечение и восстановление тела и души чернокнижника, пробуждала его старые раны, не успевшие ни покрыться коростой, ни, тем более, стать призраками. Образ обожаемого брата следовал за ним по пятам и отравлял несбыточной мечтой, заставляя снова и снова пытаться придумать, как заполучить его. У лорда была уже двадцать четвёртая неделя беременности, и ребёнок активно проявлял себя. Это слишком хорошо напоминало Акио о том, как он осматривал Артемиса и какие видения посещали жрецов в это время. Жуткие предзнаменования являлись им всем, заставляя содрогаться от немого ужаса и в мольбе взирать на Господина, единственного из всех способного вразумить перепуганных подданных. «Мы должны убить его, пока он мал! — снова и снова воскресал в памяти Сэто его собственный отчаянный крик. — Это не должно произойти!» Серый принц молчал. «В наших силах помочь ему», — возражал Микаэлис, и Повелитель согласно кивал, отворачиваясь от внука. Всё чаще юный Акио думал о том, чтобы похитить Митсу и оградить от него мир и людей. Реакция брата на это была очевидна, ведь он безумно любил собственного сына, даже зная, сколько страданий он может причинить. «А если пойти на шантаж? Если я поставлю ему ультиматум? Согласится ли он?» — лихорадочно размышлял жрец, заканчивая лечебные процедуры и помогая лорду улечься в кровать. Измождённый чародей начинал дышать более спокойно и постепенно засыпал под прикосновениями лекаря. Посчитав свой долг выполненным, Акио шагнул к двери, однако его остановил голос Найтгеста.

     — Сэто, — то ли угроза, то ли сталь зазвучали из уст вампира, — надо поговорить.

     — Прочь из моей головы, — огрызнулся жрец и со злобой глянул на Пассису поверх плеча. — Тебе туда приглашение не выдавали.

     — Верно, но ты думаешь о преступлении против супруга моего брата. Против моего племянника. Идём. Сейчас же.

     Мужчина рывком встал с кровати и решительно вывел жреца из комнаты, оставив мужа спать одного. Недовольство на лице юноши ясно дало понять, что он думает о таком вмешательстве в свои мысли. Очистив сознание от любых возмущений, Акио оставил там одну только пустоту. Они уселись в гостиной друг напротив друга, и темнота делала черты их лиц лишь острее.

     — Послушай, Сэто, я понимаю, что ты чувствуешь. Мне ясно, как тебя терзают воспоминания и видения, но ты должен отказаться от них. Артемис сделал свой выбор, а тебе это только предстоит. Подумай, как много боли ты можешь причинить тому, кого по своему мнению любишь. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Рурука был столь же одержим своим братом.

     — Избавь меня от душеспасительных речей, Пассиса. Мне ведомо такое, что тебе и не снилось.

     — А мне и не нужно спать, чтобы знать всё, что тебе снилось, — с нажимом произнёс вампир, затем выдохнул и перестал хмуриться, а выражение его лица стало даже печальным. — Мне не хочется знать, что же такое ты видел в пророчествах и почему так одержим идеей убийства Митсу, но тебе не дадут это сделать. Поговори со своим братом, да и шанс для этого скоро будет. Мы пригласили его к нам в гости, Рурука настаивал на этом визите. Было бы неплохо, если бы вы могли обсудить проблему. Сейчас ты только загоняешь себя в тупик.

     — Как скажешь, — неожиданно легко согласился Сэто, и вампир почувствовал подвох. Жрец улыбался. Перспектива встречи с Охотником обрадовала его не только из-за длительной разлуки, но и потому, что это означало и присутствие племянника в том числе. — Он не говорил, когда прибудет?

     — Со дня на день. Мы хотели устроить тебе сюрприз, так что сделай вид, что удивился. — Акио скептично изогнул брови. — Пожалуйста. Ради Арти.

     Взгляд прорицателя смягчился. Это был тот самый рычаг, который действовал на него безотказно.

❃ ❃ ❃ 

     — Тьма милостивая, как же ты так изгваздался? Посмотри на себя, разве же это твоё лицо? Нет, это кто угодно, но не мой маленький принц.

     Юноша говорил без злости, аккуратно оттирая платком грязь с щёк и носа мальчика, на что тот только хихикал, довольный своей проделкой. Пока отец отвлекался на рыночного торгаша, чтобы не являться с пустыми руками, Митсу принялся бегать между торговых рядов и неудачно навернулся через колышек, которым один из шатров был закреплён. Полёт вышел коротким и безболезненным, но прошедший с утра дождь обратил землю слякотной грязью. И брючки, и рубашка — всё было в ней, и Артемис даже не нашёл силы возмутиться. Карета остановилась у дома его друзей, и мальчишка тут же шмыгнул наружу, рванулся к двери и подпрыгнул, дёрнув колокольчик. Акио только головой покачал и, взяв две сумки, сам выбрался на улицу. Пока он расплачивался с возницей, Пассиса отворил двери и удивлённо уставился на чумазого племянника, сияющего счастливой улыбкой.

     — Митсу, нет! — едва успел воскликнуть демон, увидев, что ребёнок намеревается обнять вампира, облачённого в белый халат. — Пассиса, держи его на расстоянии вытянутой руки, не то станешь, как этот маленький поросёнок.

     Псионик воспринял команду буквально и упёрся ладонью в лоб разохотившегося мальчугана. Он с хохотом махал руками и силился прижаться к нему, но отец подхватил его на руки и успешно локализовал стихийное бедствие. Найтгест с нежностью смотрел, как юноша целует сына в щёку и тем самым мгновенно его успокаивает.

     — Я обниму тебя сразу, как сделаю из этого грязнули приличного ребёнка, извини, — наигранно закатил глаза Охотник, — ей богу, эта егоза меня до ручки доведёт.

     — Сочувствую, — усмехнулся вампир, но всё же приобнял друга за плечи и прижался к его виску собственным. — Рад видеть тебя в добром здравии, Арти. И тебе, Митсу, безумно рад. Идёмте, я провожу вас в комнату, а там сможете прихорошиться. Рурука пока спит. Ночь выдалась тяжёлой.

     Артемис кивнул, показывая, что согласен с таким раскладом, и уже собирался разуться, но его отвлёк звук быстрых шагов. При виде собственного брата, спускающегося с лестницы, Охотник весь воспрял. Он не успел ни поставить сына на ноги, ни подготовиться к встрече, а Сэто уже крепко обнял его и приподнял над полом, закружив вместе с мальчуганом. Ребёнок оказался доволен таким развлечением и не упустил шанс обнять белоснежного мага, однако жрец будто и не заметил того, сосредоточенный на брате. Поставив Митсу на ноги, Артемис тепло взглянул на прорицателя и аккуратно приобнял, но когда тот потянулся, чтобы поцеловать в щёку, мягко отстранился и опустил взгляд.

     — Сколько лет не виделись, Сэто, боги милостивые, — пробормотал старший Акио, потрясённо разглядывая его и словно не веря собственным глазам. — Да ты оброс, братишка. И… Митсу, тьма, да что же ты делаешь. Посмотри, что ты сотворил с мантией своего дяди.

     — Ничего страшного, — заверил его целитель и потрепал мальчика по голове. — Ну здравствуй, кроха. Я помню тебя, когда тебе был всего месяц от роду. Как быстро летит время, подумать только. Меня зовут Сэто. Я брат твоего отца.

     — Я знаю, — просто кивнул мальчик и задрал назад голову, чтобы смотреть ему в лицо, — я тебя помню. Ты осматривал папу.

     Жрец моргнул. Артемис негромко кашлянул, пригладил кудри сына и повелел ему разуваться, да и сам стал снимать обувь, стараясь скрыться от внимательного взгляда брата. Ему было известно, чего он так ждёт и жаждет, тогда как сам не мог ему дать этого. Когда Пассиса связался с ним и пригласил погостить немного, юноша не сразу дал своё согласие. Принять решение было непросто, ведь вампир едва не слёзно умолял остаться в качестве его моральной поддержки до того момента, как супруг разродится. Для Охотника это означало не только долгую поездку с маленьким ребёнком через всю страну в военное время, но и то, что собственного мужа он в таком случае будет видеть в два, а то и три раза реже. Что из этого станет более тяжёлым испытанием, демон не знал, а потому решил посоветоваться с Гилбертом.

     — Так будет даже лучше, — с видимым облегчением отозвался Господин, — я буду спокоен и за тебя, и за Митсу. По возможности и сам наведаюсь к ним и тебе, но ты сам понимаешь. Поезжайте. Выделю несколько человек, чтобы защищали вас.

     — Не стоит, дорогой. Ты же не думаешь, что я разучился сражаться?

     — Не думаю, однако не хочу, чтобы ты или наш сын погибли из-за недальновидности.

     — Гилберт, успокойся. Мы поедем по главному тракту, где постоянно есть торговцы и фермеры. Элементалисты не будут нападать посреди континента, где нет ни одного открытого водного источника.

     Повелитель сдался, а Артемис отправился с сыном в Дагхлас. Он подозревал, что при Руруке будет находиться жрец, однако и помыслить не мог, что это будет его брат. Сэто несколько раз писал ему, прося о встречах, обращался к его воспоминаниям, а от его манипуляций Акио становилось мерзко на душе. «Разве плохо нам было тогда с тобой? И неужели постоянное отсутствие мужа не коробит тебя и не вызывает тоски в душе? Подумай, ведь я мог бы быть рядом с тобой всегда, оберегая от боли и страданий», — значилось в одном из писем. Отвечать на них Охотник не стал, как не пожелал рассказать Гилберту, чтобы лишний раз не злить и без того взвинченного политикой и войнами вампира. Теперь же Сэто находился на расстоянии вытянутой руки и пристально наблюдал за юношей, оглаживая его взглядом и мечтая прикоснуться к шёлковым волосам. Не будь здесь Найтгеста и Митсу, он бы уже рванулся вперёд, притиснул к себе желанное тело и украл с губ поцелуй! Жрец смотрел, как брат поднимает ребёнка на руки, любовно прижимая к груди и снова касаясь губами щеки. Восторг мальчугана казался безграничным, и он податливо льнул к отцу, иногда заключая его лицо в ладони и преданно заглядывая в глаза. Они могли бы и дальше дурачиться, корчить друг другу рожицы, но Артемис прервал игрища и вслед за Пассисой пошёл к отведённой им комнате. На пороге он помедлил и невольно содрогнулся, вспомнив, что провёл в ней несколько месяцев своей безрадостной беременности. Преодолев неприятные отголоски памяти, юноша позволил Митсу спрыгнуть с его рук и пуститься изучать пространство. К приятному удивлению Акио дом не походил на руины, и его даже можно было назвать ухоженным, и по встрёпанным волосам псионика он догадался, кого за это благодарить.

     — Отпуск идёт на пользу, — подметил вслух юноша и наконец позволил себе заключить друга в объятия. Не ожидавший такого Пассиса заулыбался и ответил взаимностью.

     — Тебе тоже.

     Демон беспечно пожал плечами и поправил на себе тунику, тут же деловитым образом начиная разбирать сумки. Он выуживал свёртки и вручал их магу, поясняя, что это и для чего. Так в руках чернокнижника оказалось несколько пар детских ползунков, пинеток, слюнявчиков, пошитых и связанных самим Охотником, нашлась одежда и для Руруки, и для его мужей. Когда Пассиса посчитал, что на этом дары закончились, юноша выудил несколько книг и игрушек, а закончил подношение даров на маленьком ноже для писем, инкрустированном топазами. На вопросительный взгляд Найтгеста Артемис ответил улыбкой:

     — Беспокойный мир, Ис. Дарить настоящий кинжал на мой взгляд рано, но даже такая безделушка не пропадёт. Он не заточен, так что за безопасность малыша можете не переживать, а потом… Впрочем, я не настаиваю и пойму, если ты надаёшь мне по шее со словами о том, что ваш ребёнок будет жить мирной жизнью.

     — Это хороший подарок, — заверил его мужчина и поражённо выдохнул, держа на руках приличную горку вещей. — Тьма, Арти, не стоило так переживать по этому поводу. Но я в восторге.

     Демон опустил ресницы в смущении, но взгляд не спрятал, хоть псионик и заметил на скулах появившийся румянец. Отцовство сделало Артемиса куда более открытым для окружающих, и он больше не производил впечатление нелюдимого и угрюмого одиночки. Поставь кто рядом с ним того юнца, которым он был во время заговора Лихниса, и Пассиса бы не поверил, что это один и тот же человек, столь разительно переменился Охотник. Сердце чародея ликовало, и он был счастлив за своего брата, ведь тому досталась отличная пара. Пока они общались, Митсу ответственно снял с себя грязную одежду и сложил её в сторонке, вытащил из своего маленького рюкзака чистую рубашку и брюки, но не стал их надевать и подошёл к вампиру. Найтгест вздрогнул, когда его подёргали за халат, и опустил взгляд на племянника.

     — Я не хочу надевать чистую одежду, — объяснил мальчик и показал на грязные колени и шею. — Можно мне искупаться?

     — Да, давай я провожу, — согласился мужчина и протянул ему руку, но Митсу насупился и отошёл на шаг. Вампир вопросительно глянул на Охотника, а тот только усмехнулся.

     — Сам! — гордо выговорил малыш и для пущей убедительности задрал нос. — Я уже взрослый. Даже кашу умею готовить!

     — Как скажете, ваше высочество, — фыркнул псионик и уважительно поклонился перед своим будущим владыкой, чем невероятно рассмешил и Акио, и его сына. — Как выйдешь из комнаты, поверни направо, а вторая дверь слева — ванная комната.

     — Куда постирушки? — настаивал мальчик, показывая на испачканную одёжку.

     — Я постираю, Митсу, не переживай, — подал голос Охотник и, склонившись, поцеловал макушку ребёнка. — Бегом в ванную, чистить зубы, а потом проведаем Руруку.

     Малыш унёсся, а Пассиса покачал головой, сражённый таким поведением ребёнка. Он не успел прислушаться к его мыслям с должным вниманием, однако посчитал, что в этом нет необходимости. Каково же было его удивление, когда его сознания коснулось чужое. Заметив распахнувшиеся от изумления глаза вампира, Артемис прыснул со смеху:

     — Он иногда так делает. Не бойся.

     — Дядя, можно я возьму мыло? — услышал маг в своей голове и выдал потрясённое согласие. — Спасибо!

     — Боги всемогущие, Арти, это невероятно, — забормотал Пассиса и потёр переносицу, не зная, как и реагировать на происходящее.

     — Знаю. Я и сам порой пугаюсь, — в голосе друга Найтгест не услышал особой радости, и это его насторожило, но юноша уже улыбался, решив переключиться на иную тему. — Что же, я переоденусь и буду готов к любым свершениям. Вы уже завтракали? Боги, одиннадцатый час, а ты ещё в халате!

     — Артемис, послушай, — постарался не дать ему увильнуть Пассиса, — твой брат странно себя вёл. И вам нужно как следует поговорить, потому что его поведение меня слишком насторожило, а ты знаешь, что я не поднимаю панику на пустом месте. Пожалуйста, выдели момент на обстоятельный разговор с ним. Это касается Митсу.

     Демон замер, и зрачки его сузились не то от страха, не то от гнева, и вампир даже задержал дыхание, ожидая бурную реакцию. После нескольких секунд ступора Акио провёл рукой по волосам, убирая их с лица и демонстрируя благодарную улыбку. Слов от него чародей не добился и удовлетворился одним кивком, чтобы после оставить демона наедине с собой. Стоило двери за ним закрыться, как Охотник прижал ладонь к глазам, собирая разбившееся вдребезги хорошее настроение по мелким кусочкам. Он догадывался, о чём Сэто захочет поговорить, и это его страшило, заставляя переживать за ребёнка. Всякий день он проживал в ожидании взрыва пороховой бочки, вокруг которой полыхало пламя неизвестности. Чего ждать, как предупредить ужасающий пожар, способный уничтожить всё на своём пути? Страх сопровождал юношу повсюду, не давая и шага ступить без своего угнетающего присутствия. Всякий раз, как затихал смех сына, Охотник украдкой поглядывал на него и боялся моргнуть, чтобы не упустить момент перевоплощения. Сколько книг он изучал в архивах столицы, сколько делал запросы жрецам, чтобы узнать больше о Детях Дьявола, столько и находил одну лишь пустоту. Исторические записи были запутанными и не давали никакой конкретики, а прорицатели отмалчивались и убеждали его, что никаких сведений у них об этом феномене нет. И от бессилия сводило скулы, столь раздосадован был Артемис. Юноша переоделся, сложил одежду ребёнка на стуле, пообещав себе заняться стиркой, когда пройдётся по дому и соберёт всё, что нужно освежить. Выходить в коридор не было никакого желания, ведь за дверью мог поджидать Сэто, а разговор с ним хотелось отложить хоть на пару дней, чтобы все мысли собрались в одну кучку. Они старательно разбегались и уклонялись от своих прямых обязанностей, оставляя Охотника скрупулёзно расчёсывать волосы и собирать их в низкую косу на затылке.

     На радость Акио Митсу явился быстрее, чем он закончил с причёской, а, заметив, чем занят отец, немедленно протянул руки. Поняв его без слов, юноша уселся на кровать и немного отклонился назад, позволив ребёнку подобрать до конца пряди и перевязать лентой. Мальчик тут же зарылся носом в получившуюся красоту и шумно задышал, довольный результатом. Они вышли из комнаты, и ребёнок держал отца за руку, щебеча о том, как ему удалось самому открыть воду, на что юноша кивал, хваля подобное достижение. На тихий стук им отозвались мгновенно, и Артемис первым заглянул внутрь, не дав Митсу рвануться в опочивальню и навредить Руруке. С него бы сталось запрыгнуть на постель и кинуться с объятиями на бедного истощённого мужчину. Если бы не огненные волосы, Акио бы не различил на фоне белого постельного белья своего друга, столь бледен он был, и даже веснушки померкли. Судя по лицу лорда, он всерьёз раздумывал над тем, хочет ли он обратиться к тазику, или же лучше не шевелиться совсем, чтобы не спровоцировать тошноту. Преисполненный страданием взгляд медленно опустился на гостей, и губы Орта дрогнули в подобии улыбки. Слабость была такой сильной, что он не мог даже толково поприветствовать их, ограничившись одним кивком. Болезненный вид друга не воодушевил Артемиса, и он с сочувствием покачал головой, чтобы затем приблизиться и присесть в кресло рядом с постелью. Пассиса сидел с другой стороны, держа в пальцах ослабшую руку мужа, и в его взгляде читалось искреннее беспокойство за возлюбленного.

     — Переливание нужно было делать ещё вчера, но курьер из банка задерживается, — пояснил Найтгест и поцеловал тыльную сторону ладони супруга. — Сэто дал ему кроветворное зелье, но на нём одном долго не продержаться такими темпами. Я бы предложил свою кровь, но ничем хорошим это не закончится ни для кого из нас. Кровь твоего брата тоже не подходит. Доставку обещают к завтрашнему вечеру, но ты посмотри на него! Я уже готов нарушить все правила и воспользоваться порталом, но Гилберт и без того готов меня растерзать за отсутствие в такое время, чтобы потом ещё и получать за меня от Совета. Оставить Руруку я тоже не могу.

     — А Элгорм сейчас в Чёрном замке. Так бы в два мига донёс, — печально кивнул Охотник. — Надо будет узнать у Сэто, подойдёт ли моя. Её вроде как всем переливать можно, если, конечно, демонская суть на это никак не повлияла. В крайнем случае, я могу отправиться за курьером, хотя и сомневаюсь, что здесь найдутся лошади быстрее, чем у них.

     Митсу переводил взгляды с одного взрослого на другого, а после осторожно приблизился к кровати и, опёршись на неё руками, приподнялся на цыпочки, чтобы взглянуть на Руруку. Орт перевёл на него взгляд и улыбнулся уверенней.

     — Привет, братишка, — пожухлым голосом поздоровался дипломат и поморщился от боли, но через мгновение унял судорогу. — Слышал, что вы приехали, но не мог выйти к вам. Ты же не обижаешься?

     — Не-а, — замотал головой мальчик и протянул руку, погладив рыжего по щеке. Орт прикрыл глаза. — Какой ты холодный! Папа, папа, давай ему шерстяные носки дадим! Или мой свитер!

     — Не стоит, Митсу, — остановил его поток заботы мужчина и с трудом сел, тут же и прижавшись спиной к изголовью кровати. Рурука похлопал рядом с собой по постели. — Забирайся. Как вы добрались? Проблем не было?

     — О-о, — со знанием дела протянул ребёнок и в два счёта забрался к лорду, — это было весело! Мы стояли ночью у тракта, и к нам полезли мордобои!

     — Митсу, я же просил не рассказывать, — вмешался Артемис, и лицо его отобразило стыд и осуждение.

     — Просил не рассказывать Гилберту, — поправил его мальчик и вернул внимание Руруке. — Так вот. Они полезли к нам, а папа их так бил! Я столько слов узнал!

     Охотник прикрыл пылающую щёку ладонью и просяще взглянул на друзей, одним своим видом умоляя не рассказывать мужу об этом инциденте. Он был так напуган тем, что разбойники навредят сыну, что не скупился на выражения и выпады стилета. Возница тоже посыпал шайку крепкой руганью, пока хлестал их лошадиной плетью, а Митсу даже хлопнул одного тенями. Его это всё ничуть не испугало, и мальчик развеселился, а потом всю ночь бегал вокруг кареты, повторяя услышанное. Они договорились, что старший отец об этом не узнает, но Артемис не учёл, что Пассиса и его муж не входят в список лиц, которым эту информацию знать необязательно. Орт посмеивался, одобряя задор брата, а псионик старательно скрывал улыбку за выражением серьёзной обеспокоенности. Закончив показ сцены, Митсу притулился под бок к рыжему и зажмурился:

     — Но папочка сильный, так что мы тут. Он сказал, что будут котики. А где они?

     — Я выпустил их погулять вчера. Скоро должны вернуться, — заверил его вампир и про себя пришёл к выводу, что не зря пригласил Артемиса с сыном к ним. Рурука заметно оживился от их присутствия и чуть меньше походил на хладный труп. — Арти, ты что-то говорил про завтрак?

     — Тьма, и точно же! — воскликнул Охотник и торопливо поднялся. — Сейчас соображу что-нибудь, отдыхайте. Митсу, побудешь здесь?

     Мальчик кивнул и глубже закопался лицом в волосы Руруки, крепко обнимая его за руку собственными. Акио вылетел в коридор, молясь о том, чтобы на кухне не было такого кавардака, как в прошлый его визит. Там нашлись только Сэто и восхитительный порядок, видеть которые всё равно было приятно. Жрец листал газету и подчёркнуто не смотрел на брата, изредка отпивая чай из кружки. Неодобрение повисло в воздухе вместе с давящей тишиной, но Охотник решил игнорировать их, пока есть такая возможность. Он развёл огонь в очаге и сбегал в подвал, предусмотрительно оглядевшись перед тем, как зайти. Причина его осторожности повисла в углу под потолком, укутавшись крыльями и скрывшись от всего мира. Юноша не хотел беспокоить Эйвери, однако вампир выглянул на звук его шагов, и Артемис вздрогнул. Лицо недолетка покрывали струпья, и на них скопилась неприятная даже на вид влага. В глазах Двэйна более не читалась осоловелая радость, зато боли было предостаточно. На демона он глядел, как на надежду и спасение, и тот вновь испытал желание прекратить эти мучения, избавив кровопийцу от всего того, что терзало его на протяжении многих лет.

     — Здравствуй, Двэйн, — вежливо произнёс Артемис, и вампир в ответ натужно поздоровался. — Пассиса сказал, что вы перенесли продукты из погреба сюда. Не волнуйся. Я возьму, что мне нужно, и уйду. Можешь спать.

     Вместо этого вампир спрыгнул на пол и с готовностью взглянул на юношу:

     — Помогать.

     Противиться демон не стал, и вместе они собрали ингредиенты. Артемис никак не мог перестать сокрушаться, что на них не указаны сроки годности и приходится действовать наугад. Ему бы хотелось побаловать семью чем-нибудь необычным, но для Руруки это могло стать фатальным, ведь он и без того должен был придерживаться достаточно строгой диеты, не говоря уже о его нынешнем положении. Мясу, которое неизвестно сколько лежало там, Акио не доверял, как и яйцам, молоку, а потому решил ограничиться салатом и пюре. Мысленно поставив себе галочку сходить на рынок и купить свежие продукты, Артемис решил, что вечером займётся ревизией погреба и подвала, чтобы жители дома не отравились. На кухне Двэйн помог ему настругать огурцы, помидоры и зелень для салата, пока Акио чистил картофель и следил за закипающей водой в котелке. Посреди процесса явились и супруги с Митсу. При виде картошки он радостно захлопал и засуетился: переставил табуретку, чтобы забраться к шкафчику и достать посуду, пока все устраивались за столом. Сэто отвлёкся от чтива и провёл быстрый осмотр пациента. По лицу жреца стало ясно, что состояние его не устраивает. Он помянул добрым словом курьера и тут же получил предложение от Артемиса взять его кровь для переливания.

     — Это хорошая идея, — согласился жрец, — но тогда завтрак придётся отложить. Я надеюсь, что ты всё ещё придерживаешься правильного питания?

     — Поверь, последние четыре года мне было не до забегаловок с фастфудом, — пошутил демон и уловил улыбку брата, чтобы тут же ответить на неё своей. — Митсу, покушаешь сам? А мы пока полечим братика.

     Ребёнок всерьёз задумался, глядя на расставленные миски, и было видно, что он несколько возмущён зря потраченными силами, однако сменил гнев на милость, и только расстроенно начал ковырять пюре. Охотник благодарно поцеловал сына в щёку. Рурука, поняв, что просто так прогулялся от постели, скорчил физиономию, но не стал противиться, а Пассиса поднял его на руки. Двэйн печально поглядел на это и вопросительно хмыкнул, не зная, стоит ли ему вернуться в спячку. Найтгест бросил на него быстрый взгляд и только кивнул на Митсу, наказав присматривать за ребёнком, пока они заняты. Оба оказались довольны таким раскладом. Сэто же отвёл брата в свою комнатушку, где был развёрнут домашний госпиталь, и повелел ему улечься на кровать. Жрец сосредоточенно копошился у стола, подготавливаясь к забору крови, стараясь не обращать внимание на возню Артемиса.

     — А шоколадку мне дадут? — постарался разрядить обстановку Охотник, закатывая рукав туники. — И дополнительный выходной, конечно?

     — Ты же знаешь, брат мой, что ради тебя — что угодно, — негромко произнёс жрец, старательно скрывая дрожь голоса и безотчётную нежность. — Всё, что ни попросишь.

     — Например оставить моего сына и меня в покое? — через долгую паузу поинтересовался Артемис и уставился в спину целителя.

     — Нет, — грубо ответил младший Акио и обернулся к нему. — Неужели ты не понимаешь, что так будет лучше?

     — Это ты не понимаешь! — взвился Охотник. — Думаешь, дедушка бы не предпринял действий, если бы не знал, что Митсу нельзя будет помочь? А ты просто бросаешься в атаку вместо того, чтобы дать нам шанс.

     — Давай обсудим это после того, как поможем лорду. Разговор долгий и не для этих стен. Ты должен меня выслушать, Артемис. Я не желаю тебе ни зла, ни боли, но лишь хочу лучшего для вас всех, для этого мира. Пожалуйста, молю тебя.

     Жрец видел, что брат настроен не самым лучшим образом, но не желал сдаваться так просто. У него было простое понимание: даже если Охотник будет против, его долг, как защитника равновесия, убрать опасность с пути. Помедлив, Артемис кивнул и уставился в окно, показывая, что на этом разговор пока что окончен. Он не вздрогнул, когда Сэто со всеми своими инструментами устроился рядом, и только прикосновение его холодных рук заставило юношу поморщиться и закрыть глаза. Ему не хотелось видеть, как кровь из его тела слабым потоком утекает в колбу с широким горлышком.

     — Если вдруг почувствуешь излишнюю слабость, сразу скажи мне, — услышал Акио голос брата и неуверенно кивнул.

     Он всем телом ощущал, как жрец неотрывно смотрит на него, желая снова заговорить, однако тишину ничего не нарушало до поры. Внизу стал раздеваться плеск воды — это Двэйн и Митсу мыли посуду. С улицы доносились чужие голоса, сменяя друг друга, и под их гомон ужасно хотелось задремать хоть на пару минут. По полой стеклянной трубке, идущей спиралью, вяло стекала кровь, и жрец негромко ругался себе под нос. Слыша это, Охотник начинал сжимать и разжимать кулак, чтобы усилить приток, но помогало ненадолго, а пальцы холодели и теряли чувствительность. Постепенно нарастающий в ушах звон стал предупредительным сигналом для Артемиса, и он заставил себя вырваться из поверхностной дрёмы.

     — Думаю, с меня на сегодня хватит, — пробормотал юноша и опустил взгляд на колбу, наполнившуюся почти на три четверти. Каков её объём, он не знал, но чувствовал, что достаточно.

     Других слов Сэто и не нужно было, и он отсоединил шприц от трубки, а затем аккуратно вытащил иглу из вены брата, тут же прижав к ранке хлопковую ткань, которой и перевязал руку. Как только последние капли ценной жидкости упали в склянку, мужчина убрал от неё трубку и отложил на свой стол, а саму колбу — закупорил. Его не столько волновали процедуры дезинфекции инструментов, сколько дрожащий Охотник, спешно кутающийся в лежащее на постели покрывало, и жрец мягко приобнял его, силясь отогреть собственной близостью. Чувствовать, как юноша боязливо зажимается и старается отстраниться, было весьма неприятно, однако прорицатель не разжал собственных рук, но и не стал настаивать на чём-то большем. Осознав это, Артемис немного успокоился и прижался к его плечу головой, позволяя себе минутную слабость.

     — Иди к Руруке. Я сам дальше, — попросил старший Акио и вновь спрятал взгляд от брата, хоть и знал, что ранит его тем самым.

     Нет, глядеть в глаза Сэто было выше его сил. В них он всегда видел неуёмную жажду, которую был не в силах описать. То была не любовь, не страсть, но необъяснимая жестокая властность, границ которой невозможно было разглядеть. Блеск алой радужки делал его тем страшнее, чем дольше Охотник заставлял себя поддерживать с ним зрительный контакт. Ему и без того было тяжело приучить себя смотреть прочим в лицо, перебарывая собственный дискомфорт и тихую панику, но юный прорицатель оставался за пределами его понимания. Чего он пытается добиться, что желает на самом деле, как выстраиваются мысли в его голове — всё это было скрыто от Артемиса, и тем больше он боялся. Видел ли кто-нибудь ещё всё тоже самое в глазах Сэто? Или всё это было только страхом самого демона? Отчасти юноша осознавал, что дело может заключаться в увиденном им пророчестве, касающемся племянника, но к собственному ужасу Охотник слишком любил сына, чтобы позволить убить его во благо всего мира. Готовил себя годами к мысли, что подобное случится, но каждый раз сердце его испуганно замирало, стоило лишь представить, что придётся расстаться с ребёнком. Или, что хуже, поднять против него собственный клинок, потому что это — справедливость. Акио прижал ладонь к груди, ощущая ноющую боль, беспокойство, избавиться от которых не мог уже долгое время. Как же ему хотелось, чтобы рядом оказался Гилберт и разложил по полочкам всё происходящее, объяснил всё своим спокойным глубоким голосом и погладил по щеке, унимая страх. Столкнувшись с проблемами из-за собственной глухоты и слепоты, он принял это поражение и обдумал своё поведение, как и подобает его положению. Мужчина не только стал чаще прислушиваться к окружению, но и научился тормозить неуёмный норов души, заставляя себя быть аккуратнее на поворотах. И всякий раз, как супруга начинало колотить от назревающей паники, вампир умудрялся аккуратно успокоить его. Самому Акио не нравилось, как его порой выворачивает наизнанку от страха и неизбежности всего происходящего, и ему даже было совестно за такое поведение, однако Господин чернокнижников не обвинял супруга. И ему были знакомы чувства загнанного зверя, которому негде спастись от настигших его охотников, но куда лучше он ощущал себя в шкуре хищника, идущего по следу. Напоминая себе о том, что сам всё завёл в такую глухую чащу, Найтгест брал на себя всю ответственность и не уставал убеждать юного мужа в том, что они смогут обойти проклятие. Но Повелитель был далеко, направляя войска к победе, отвоёвывая право на жизнь для своей фракции. Думать о войне не хотелось.

     Артемис дождался, пока брат заберёт весь свой инвентарь и отправится делать переливания лорду, а сам застелил за собой постель и на ватных ногах поплёлся в кухню. Прокручивая в голове слова супруга о возможности найти выход из их ситуации, юноша постепенно приходил в себя и успокаивался. Что бы ни случилось, они справятся с этим вместе. Чистая посуда сохла на полках, а на столе дожидался завтрак, накрытый свободными тарелками от воздуха и мух. Митсу старательно водил углем по кусочку пергамента, а Двэйн внимательно наблюдал за его движениями. Между ними явно происходил какой-то диалог, строящийся на одном-двух словах и понятный только им самим. Прислушиваться демон не стал, уйдя в свои мысли. Пресное пюре ничуть не расстроило его, скорее не мешало думать и прикидывать варианты. Побеседовать с Сэто стоило в любом случае, чтобы немного поумерить его пыл и попытаться вразумить, как когда-то давно. Охотник невольно хмыкнул себе под нос, вспомнив, как они ругались, будучи подростками, когда познакомились с Акирой. Элементалист давно канул в Лету, изгнанники помалкивали, а они всё с тем же азартом готовы рассориться в пух и прах, вот только теперь поводом служила не мелочь вроде мокрого полотенца на кровати. Позицию жреца Акио понимал прекрасно, и на его месте повёл бы себя примерно так, ведь упущенный миг вполне мог принести Талиарену не одну и не две беды, а целый легион, и его предводитель выводил черты вампирского крыла, высунув кончик языка изо рта. Наблюдая за тем, как мальчик тщательно сверяется с оригиналом и пытается сохранить пропорции, Артемис не мог поверить в правдивость всего происходящего.

     — Малыш, — позвал он ребёнка, и Митсу с готовностью посмотрел на него. Карие глаза лучились внимательностью и преданностью, отклик которых юноша чувствовал в собственной душе, — хочешь погулять у моря?

     — С братиком? — тут же оживился малыш. — С Двэйном? С тобой?

     — Братик плохо себя чувствует, ты же знаешь. Ему больно ходить. Двэйн, а ты хочешь прогуляться?

     Недолеток недоверчиво загудел, исподлобья смотря на юношу. На его памяти с ним никто так не разговаривал, даже Роккэн порой относился к нему прохладно, а уж внимание лорда он подавно получал слишком давно, что уж говорить про Пассису, откровенно не любившего его. Всё чаще его сны обращались жуткими кошмарами, и наступившее затишье пугало недолетка, не знавшего чему верить. Он только теснее вжал голову в плечи и попытался прикрыться крыльями, и Акио не стал настаивать. Откуда ему было знать, что этим днём им не суждено будет выйти на свежий воздух? Об это ему сообщил Пассиса, вихрем сбежавший со второго этажа, облачённый в дорожную одежду и плащ чернокнижника. Артемис поднялся навстречу, с испугом глядя в полное обеспокоенности лицо вампира.

     — Арти, я должен немедленно уехать, — выпалил псионик и начал натягивать сапоги для верховой езды. — Битва возле Пэмута прошла не слишком хорошо. Я виноват, что приходится так сорваться, едва ты только приех…

     — Что там случилось? Почему ты так спешишь? — перебил его Акио и невольно накрыл ладонью обручальное кольцо. Связь помалкивала, не предвещая ни беду, ни счастье, и это испугало его лишь больше. — Пассиса?

     — Потом объясню. Пожалуйста, присмотри за Рурукой.

     Вампир быстро обнял друга, бегло потрепал племянника по волосам и был таков. Акио вышел вслед за ним на порог и без слов наблюдал, как Найтгест накидывает попону на спину коня, крепит уздечку и седло, а к последнему приторачивает походную сумку. Не сказав больше ни одного слова, Пассиса оседлал жеребца и отправил с места в карьер, даже не обернувшись на друга, точно за ним по пятам гналась неудержимая орда тварей. Охотник немедленно обратился мыслями к супругу, но наткнулся на крепкий блок и нахмурился. Гилберт делал так только во время битвы или серьёзных переговоров, и беспокоить его в такие моменты не следовало. Страх становился всё гуще, и юноша хмуро смотрел в сторону моря. С той стороны ползли тучи, обещая новую порцию дождей. «Куда же ты так унёсся от беременного мужа, Пассиса? И не говори, что на войну, ведь более законопослушного чародея ещё отыскать надо, — размышлял Артемис, разглядывая пустеющий город и прислушиваясь к завыванию ветра. — Должна быть особо серьёзная причина, чтобы ты вдруг сорвался без объяснений в неизвестном направлении». Сэто и Рурука были озадачены побегом вампира не меньше Охотника, и за завтраком обсудили даже самые абсурдные теории, которые бы могли объяснить столь несуразное поведение. К собственной чести жрец заявил, что никто из его коллег, да и он сам не предвидели ничего ужасного для фракции, чтобы её территориальный управляющий вдруг бросился прочь. А лорд даже не стал ворчать, отмахнувшись от них обоих и сказав, что это личное дело его супруга. На рыжего покосились не без беспокойства, ведь подобное не походило на обычный стиль общения лорда. После завтрака Орт приободрился и поведал другу свежие новости: о правлении Роккэна и его письмах, которые он исправно присылал раз в неделю-другую, о забавных казусах их семейной жизни, но куда больше Артемиса обрадовало другое.

     — Сэто говорит, что у нас тоже будет сын, — с улыбкой произнёс чародей и накрыл живот ладонями, и выражение мечтательности озарило его исхудавшее лицо.

     — Тот ещё разбойник, между прочим. Когда я не так давно проводил пальпацию, он здорово засандалил мне ногой по рукам. Бойкий мальчуган. И, что самое главное, здоровый. Пассиса чистокровный вампир и передал это ребёнку в полной мере, так что проблем возникнуть не должно. — Акио слушал их с нежностью в сердце и не мог унять сладкую негу в груди. На его скромный взгляд эта семья заслужила счастье, пройдя через самые колючие тернии и здорово покалечившись об них. — Не может не беспокоить, что он забирает так много крови, но я впервые наблюдаю такую беременность, так что не могу с точностью сказать, всегда ли так происходит.

     — Уже думали, как назовёте? — спросил демон, когда брат замолк для глотка чая и разглядывания чаинок. — Та ещё морока.

     — Думали, — серьёзно согласился Орт. — Мы назовём его Элия.

     Жрец слишком громко сглотнул и уставился на лорда не то с подозрением, не то со страхом, но почти тут же и принял равнодушный вид, а вот Артемис не сводил взгляда с брата и уловил эту резкую перемену. Реакция была ему не совсем понятна, и он не стал пытать прорицателя вопросами, догадываясь, чем это может кончиться. Сэто же с преувеличенным вниманием смотрел на свой браслет и делал вид, что не замечает этого. Имя первенца лорда снова и снова звучало в его голове, отдаваясь гулким набатом в ушах и судорогой в пальцах. Стремительная череда видений пронеслась мимо, однако не оставила после себя никаких образов, лишь колкий холод у сердца.

     — Хорошее имя, — отозвался наконец Охотник. — У многих народностей Сотминре его произносят по-разному, но переводят всегда одинаково. И чаще всего в него вкладывают значение «мой бог».

     — Верно. Этот ребёнок значит для нас не меньше.

     Дипломат опустил голову, ощущая приятную дрожь в теле. Ему было тепло, спокойно, а тошнота в кои-то веки отступила, дав ему несколько минут покоя. Выбор имени был не таким долгим, как мог представить Артемис, и они единогласно пришли к соглашению. Не отдавая себе в том отчёта, молодой мужчина бережно поглаживал живот и ощущал лёгкие толчки, но всегда боялся того, что не слышит биения второго сердечка. Пассиса успокаивал его, говоря, что для его расы это обычное дело, и это бы непременно успокоило Орта, если бы он не просыпался по ночам, боясь замирания беременности или выкидыша. Сэто сразу, как явился к ним, сообщил, что именно это ждёт Руруку, если он не начнёт придерживаться правильного режима сна и питания. Юный лекарь мгновенно взял ситуацию в свои руки и оградил подопечного от возможных болезней, рисков и беспокойств, а потому запах трав витал в доме, чаруя обоняние. Пусть характер у жреца был и не самым сладким, но работу свою он делал безукоризненно, уделяя множество внимания подопечным. Вот и в этот раз, едва заметив, что цвет лица Руруки меняется с привычного бледного, приобретая зеленоватый оттенок, он мгновенно поднялся на ноги и помог встать лорду. Скомканно извинившись перед другом, Орт со своим целителем удалился, а Артемис отправил Митсу на дневной сон. Ему следовало подготовиться к разговору с братом и собрать все свои силы.

     Момент им представился почти сразу: дом погрузился в сон, и Акио позвал Сэто пройтись до рынка, чтобы на ужин приготовить что-нибудь эдакое. Намёк прорицатель понял замечательно и согласился помочь ему, а потому вскоре они уже неспешно шли к торговым рядам. Подбирать слова у Охотника всегда выходило не слишком хорошо, несмотря на долгую практику в соревнованиях по остроумию с супругом. И потому он чувствовал растерянность, понимая, что подступиться к такой непростой беседе издалека окажется далеко не так легко, как хотелось бы. Юноша надеялся, что Сэто и сам подойдёт к этому, но столь же ясно понимал, кому это стоит сделать. Тяжелее было удержать себя в руках и не начать объяснять на кулаках, что он сделает, если жрец приблизится к его сыну с такими намерениями.

     — Сэто, прежде чем мы начнём спорить до хрипоты, объясни мне, откуда в тебе такая уверенность, что стоит поступить с Митсу подобным образом? — аккуратно попросил Артемис и покосился на прорицателя. Младший Акио был хмур. — Послушай, его душу чуть ли не каждый день проверяют, он ведёт себя, как самый обычный ребёнок, нет никаких предпосылок к изменениям в худшую сторону.

     — А ты собрался сидеть и ждать, когда он выйдет из-под контроля и начнёт причинять вред? — холодно отозвался Сэто и пристально посмотрел в глаза юноше. Он видел страх и боль в них, но это не могло тронуть его. — Принять превентивные меры — наш долг. Куда сложнее будет действовать, когда ты привяжешься к нему сильнее.

     — Он мой сын! Как я могу не быть привязанным к нему?! Дьявол. Я знаю, Сэто. Каждый чёртов день я повторяю себе, что любой час может стать моментом Икс, когда нужно отринуть чувства и сделать, что должно. И как бы ни было тяжело, я сделаю это. Но до тех пор, пока ребёнок остаётся нормальным ребёнком, я не позволю никому убить его. Будь на его месте ты, я бы поступил точно также. У любого живого существа есть шанс на сострадание, на возможность выбрать правильный путь.

     — Сын, брат, Наречённый, да хоть сам Повелитель или старейшина — если это угроза Сердцу мира и Талиарену, нельзя позволить произойти даже малейшему проступку. Ты хоть и находишься вдали от политики сейчас, но остаёшься заместителем Господина, и никакие личные эмоции не должны влиять на твой выбор. Раньше твой холодный разум позволял жить, как подобает, но теперь… Изменения, которые произошли с тобой, не к лучшему, брат мой.

     — Хочешь поговорить об этом? — с издёвкой бросил Охотник, стараясь скрыть, как болезненно по нему ударило это замечание. — Сэто, молю, одумайся, мы сможем справиться с этим вместе. Стоит только поверить в это. Ты же сохраняешь равновесие мира, не так ли? И тебе ли не знать, что всякое событие несёт за собой последствия? Быть может так и должно быть? А если и нет, то разве бы Митсу уже не пропитался этим?

     — Дьявол способен таиться годами, выжидать, подгадывать момент, когда следует атаковать, и уж этот миг станет одним из самых болезненных. Но поверь мне, брат, это исчадие инфернальной бездны не будет слишком тянуть со своим нападением. И тогда ты вспомнишь о своих отказах, будешь горько жалеть, но горше будет вина перед теми, кто рядом с тобой. — Нестерпимое белоснежное сияние исходило от глаз жреца, видевшего будущее, и вокруг похолодало. Голос прорицателя стал глубже, словно исходил не из него, но из глубин самого Сердца мира. — У каждого живого существа есть шанс на сострадание. Скажи это своим трём сыновьям.

     — Что? — выпалил демон, смятённый резким разворотом беседы. От понимания, что и в эти секунды Сэто видит грядущее, ему стало лишь более дурно.

     — Твой сын скрывает за маской дитя зло, скверну, чернее которой не сыскать во всех концах мира. Прячет от обманутых родительской любовью глаз мрак Дьявола, пользуясь тем, что все видят лишь ребёнка, сознательнее и приятнее которого не сыскать. Под пологом его заботы таится чудовище, и оно покажет зубы быстрее, чем ты успеешь отреагировать и взмолиться о пощаде. Кровь от твоей крови, плоть от твоей плоти — вот, чем он будет прикрываться и защищаться, и ни один не посмеет напасть на такого именитого мальчишку. А его родители до последнего, до хрипоты будут стоять за чадо, не видя, как за их спинами ширится оскал монстра. Запомни, Артемис, в тот миг, когда от него будут ждать это меньше всего, Митсу нанесёт самый подлый удар. О, нет, ты не почувствуешь его на себе, ведь Дитя Дьявола благодарно тебе за то, что привёл его в этот мир, но будешь молить о том, чтобы впредь жатва не повторилась. Душа, что должна прийти в мир, не явится из-за тебя.

     Стоило отзвучать последним словам жреца, он прикрыл глаза и уже взглянул совсем привычно: спокойно, хладнокровно и без магического сияния. Сказанного было достаточно, чтобы окончательно уничтожить самообладание Артемиса и повергнуть его в пропасть отчаяния. «Так будет правильно, — убеждал самого себя Охотник, бредя вдоль торговых рядов и не слыша за бешеным биением сердца шум купцов и лоточников. — Ведь именно так диктуют сделать видения, посланные ради сохранения мира. Это будет мудро и справедливо. Одна жизнь против многих других. Но если… если они ошиблись? Одна жизнь. Не против и не за. У этой задачи нет правильного ответа. Я приму решение и буду отвечать за него, как и за все принятые прежде. Пусть сожаления и горе сожрут мою душу, пусть, но я буду знать, что сделал всё, чтобы помочь своему ребёнку. Тьма, надеюсь, что мне достанет сил». Жрец наблюдал за внутренней борьбой брата с молчаливым неодобрением и уже знал, какой выбор тот примет, по какому пути двинется, но всё же любовь к Артемису пересилила и в этот раз. Нагнав Охотника, Сэто приобнял его за плечи, и юноша мгновенно прильнул в ответ, показывая тем самым, как сильно ему нужна поддержка.

     — Ты можешь не поддерживать моё намерение, можешь корить за него и порицать, можешь быть против меня, но я прошу сейчас своего брата, а не хранителя мира: дай мне помочь ребёнку. Поверь в наши силы, — негромко попросил Акио.

     — Да будет так, — обречённо произнёс жрец и аккуратно коснулся губами макушки Артемиса.

❃ ❃ ❃ 

     Перед пробуждением всегда приходила слабость, да такая, будто бы не спал, а всю ночь ворочал каменные глыбы, наплевав на все возможные механизмы и рычаги, пользуя лишь собственную спину. Недомогание и головокружение переходили в настоящую трясучку и нарастающую тошноту до боли в костях. Обыкновенно рядом оказывалось родное плечо супруга, в которое было так упоительно утыкаться лицом, забывая про тягость положения и мрачные мысли, но в этот раз ослабшими пальцами удалось нащупать только холодную перину и сплющенную подушку. Полумгла в комнате не отвращала, как надоедливые солнечные лучи, но в этот раз мрак чудился особенно густым и живучим — его переливы перед глазами сильнее вдавливали в постель, а голова шла кругом, даже не отрываясь от кровати. Красные, зелёные и синие пятна во тьме то угасали, то вспыхивали с новой страстью, ослепляя. Одна из этих клякс вдруг стала светлеть, обретая сюрреалистические очертания. Встрепенулись золотистые кудри, а посреди белоснежного овала вдруг образовались чернейшие провалы в саму Пустоту, затягивающие в себя с беспощадностью, свойственной неприкаянным духам. Веки сомкнулись и распахнулись, а взгляд с трудом сфокусировался на пугающем облике, тогда и уловив, что адские пещеры — лишь глаза ребёнка, сидящего рядом на постели. Возмутиться не нашлось ни сил, ни воздуха, остановленного спазмом ужаса в горле, и лорд просто смотрел на сводного брата, стараясь осознать, что он забыл в его опочивальне. Малыш вдруг потянулся всем телом вперёд, и Рурука зажмурился, даже попробовал поднять руки, чтобы защититься, но те казались налитыми свинцом, а не прежними силой и грацией. Крепкие объятия изумили чародея больше чего бы то ни было, и он скосил взгляд на локоны рядом со своим лицом. Столь же быстро, как и приблизился, ребёнок отстранился и с улыбкой взял в руки тарелку с ложкой, которой тотчас же взял маленькую порцию картофеля и поднёс к губам Орта:

     — С пробуждением!

     — Тьма, сколько я спал, — скорее самому себе под нос пробормотал дипломат, неохотно принимая еду и проглатывая пюре.

     — Столько, сколько надо, — деловито заверил его мальчик и снова протянул ложку со съестным брату. — Кушай. Ложечку за братика, ложечку за папу.

     С лёгкой руки Митсу лорд уговорил почти всё, что было в тарелке, позабыв и про тошноту, и про слабость: забота мальчика сильно приободрила его и оказала хорошее влияние. Глядя на то, как ребёнок улыбается и не устаёт ласково приговаривать разные прибаутки, какими обычно развлекают непослушных малышей за столом, Рурука не мог не улыбаться. Уроки отца он, должно быть, усваивал только так, и это немного смешило молодого мужчину.

     — Молодец. А теперь — чистить зубы, — безапелляционно заявил юный Найтгест и поставил тарелку на тумбочку. Спрыгнув на пол, мальчик потянул брата за руку. — Я помогу дойти.

     Первые несколько секунд рыжий думал сопротивляться ему, но всё же оценил правоту этого заявления. Встать удалось не с первой попытки, хоть Митсу и старался изо всех сил помочь брату, однако их всё ещё было недостаточно, чтобы суметь без проблем отвести взрослого мужчину до точки назначения. Осознав это, мальчуган немедленно схватил трость, стоящую у стены, и протянул её Руруке, заглядывая ему в глаза. Искреннее стремление оказать помощь растопило лёд в сердце дипломата, и молодой мужчина поднялся на ноги, тут же и опёршись на трость. Пусть не сильно, но всё же увеличившийся вес вызывал боль в колене, но чародей уже привычным усилием направил силы на поддержку конечности, и незримые нити магии оплели ногу, дополнительно поддерживая её. От глаз ребёнка это не укрылось, и он обеспокоенно коснулся ладошкой бедра брата. Следующие его слова встряхнули Руруку, и изумление на бледном лице стало лишь ярче.

     — Обещаю, братик, я стану сильным магом и помогу тебе, — клятвенно произнёс ребёнок. Густые тени окутали ладонь малыша. — Правда!

     — Ты будешь могущественным чернокнижником, — заверил его Орт.

     Он вспомнил, как сам в его возрасте только-только начал читать, что уж говорить про такие практики в магии — такое ему стало подвластно лишь спустя десятки лет. Некоторые и такого не могут достичь! «Всё же он сын Гилберта, а Повелитель давно слывёт самым сильным чародеем эпохи. И даже Александр подтверждает это, приравнивая его к себе. Конечно, он говорит, что отцу ещё многому стоит учиться, впрочем, я уверен, что он кого угодно заткнёт за пояс, а также надеюсь, что неуклюжесть Арти в магии никак не повлияет на Митсу. Ведь этот мальчик… Тьма, как же непривычно осознавать, что он будет в будущем Господином чернокнижников! — размышлял рыжий, идя вместе с братом к ванной комнате. Прикосновения теней тоже помогали не испытывать острую боль от старой травмы, и Орт восхищался этим. — Для меня будет честью присягнуть такому владыке. Ты не представляешь, как мы все рассчитываем на тебя, брат!» Сквозь шум воды до Орта донеслись встревоженные голоса, но он был слишком сосредоточен на процедуре, чтобы поднять голову и прислушаться. Ребёнок же повернулся к двери и будто нахмурился, но почти тут же выглянул в коридор:

     — Папочка, мы тут.

     В проёме показался Артемис, и его обеспокоенный взгляд Рурука почувствовал даже спиной. Выплюнув травяной настой, рыжий глянул в зеркало и живо улыбнулся:

     — Всё в порядке. Митсу тут меня воспитывает по-тихоньку.

     — Вот оно что, — с облегчением пробормотал Акио и с каким-то торжеством посмотрел себе за плечо. — Всё в порядке.

     — Посмотрим, — послышался голос жреца и его удаляющиеся шаги. — Всему своё время.

     Выражение лица Артемиса поменялось то ли на злое, то ли на раздражённое, и он поспешил за братом, а Рурука снова уставился в раковину. Прикрыв дверь в ванную, Митсу исподлобья глянул на Орта и беззвучно ухмыльнулся уголками губ. Тени соскользнули с мальчишеских рук. Ребёнок приблизился к брату и крепко обнял, пряча потемневшие глаза. «Всему своё время, Сэто Рафаэль Акио. Всему своё время», — одними губами произнёс он.

Случится ль тебе проходить по мосту —

Полынью сквозь камни его прорасту;

Пройдёшь ли в долине по кромке воды —

Ковылью твои я укрою следы.

Где звонких небес расстилается синь,

От века не вянут ковыль и полынь,

И там я предам смерти, полной огня,

Всех тех, кто с тобой разлучает меня.