Запах железа и тихий гул. Красное предзакатное небо. Тёмные облака в отражении холодной воды.

Армин наклонился и наполнил ладони. От спёртого воздуха кружилась голова. Океан словно прожигал кисти. Волны были такими холодными, что дрожали руки. Сжимались пальцы, дёргались, и вода тонкими линиями стекала с рук. Вдохи царапали горло, словно кусочки льда. Цеплялись остриями и оставались комом. Комом долгим. Пока не таяли.

Вода коснулась лица. Не в силах стоять, Армин опустился на колени и, наконец, умылся. Волны били о его спину. Пена собиралась у лодыжек. Белая, частая, лёгкая, словно облака.

Вытирая лоб рукавом, Армин посмотрел на своё отражение. Из глади воды на него смотрел тот же мальчик с наивными глазами, не по возрасту повидавший, не по годам мудрый, но такой же наивный, как остальные.

Красное солнце коснулось горизонта. Небо побагровело, на океан упали грузные тени гор. Одна из них приземлилась Армину на спину. Он прикрыл глаза, уставший от бега и холода. Уперся руками в песок. Попытался встать, но колени словно зажали тиски. Он не поднялся ни с первой попытки, ни со второй. Армин дёрнул руками. Но кисти, омываемые прозрачными каплями, словно приклеились к глади льда. Волна накрыла их горкой песка.

Между пальцами проявились большие горячие пузыри. Медленно поднялись по обе стороны. Армин задрожал, видя, как пузырями поднялся весь океан. Чем дольше, тем чаще. Чем больше, тем краснее. Вода окрасилась длинной, красной и тёмной пеной. Как раной поверх чужого лица.

Армин вскрикнул, дёрнулся, но пузырей стало больше. Вода потеплела. Погорячела. Вскипела, обжигая руки, клея одежду к ногам, клея вдохи к языку и мысли к голове. В глазах потемнело, в отражении на воде Армин видел себя покрасневшего, потного, дрожащего от страха и скорби. Когда рядом показалось отражение Бертольда, Армин дёрнул плечами и вскрикнул. Забился, с трудом отрывая от песка руки, плача, мотая головой. Громко извиняясь, видя, как волна словно сдвигает отражения в одно красное от пены лицо.

***

— Армин?

Он сильно вздрогнул и отпрянул от подоконника. Взгляд помутнел. Капля пота скатилась долгой линией по виску.

— Всё в норме?

— Д-да. Просто… просто сон.

Жан хмыкнул. Приоткрыл дверь и запустил врача в комнату. Врач поджал губы, не выпуская из рук чемодан.

— Мне сказали, что проблема стала серьёзнее.

— Да, — повторил Армин и неловко рассмеялся, опустив взгляд на свои руки. На пальцах виднелись занозы. — Но теперь я не знаю точно, на что пожаловаться…

— Посмотрим.

Врач прошёл к стулу. Лицо усеяло потом, словно после долгой тренировки. Армин вдруг вспомнил, как бежал с рюкзаком наперевес. Как болели плечи и живот, и как Райнер, и сам согнувшийся от тяжести, пытался помочь.

— Как думаете, эта болезнь очень серьёзна?..

Врач лишь пожал плечами.

— Странные сны, странное поведение, — он потёр переносицу. — Это нельзя назвать болезнью, пока звучит слово «странно». Сейчас мы знаем лишь…

— Д-да. Я понимаю. Но, быть может, я… Я хотел узнать, может ли она оказаться заразной?

Врач вскинул брови. Потянулся к чемодану и достал блокнот. Зашуршали страницы, усеянные кривыми буквами. Он перелистнул первую, вторую, третью.

— Возможно. Однако я не понимаю, как…

Армин поёрзал. Рассказать о сне — подвергнуть себя опасности. Когда друзья ищут предателя, когда ты ищешь предателя, глупо говорить «моя голова заодно с болезнью Райнера Брауна». Слишком поздно думать. И всё же… быть может, предатель не сказал бы об этом?

— Я видел Бертольда во сне. И он… он стоял позади меня.

— Так ты с призраками общаешься? — подал голос Жан. Но замолчал под прицелом холодных взглядов, — Ладно-ладно. Что я такого сказал?..

— Мы не разговаривали. Бертольд лишь испугал меня.

— Мы не можем быть уверены, что это не кошмар. Кошмары посещают многих. Это не называют болезнью. Лишь чувством вины.

Воздух застрял в горле. Армин шумно выдохнул, опустошив лёгкие.

— Тебе жаль Бертольда?

— Очень… очень жаль. Он не должен был умереть так.

На мгновение Армину показалось, что что-то фальшивое было в этой фразе. Словно чужое мнение встало поперёк горла. Просеяло буквы, выставило так, как нужно. Он закашлялся в попытке выплюнуть фразу или вдохнуть обратно.

— Нет.

Жан и врач переглянулись.

— Мы говорили. Да, мы разговаривали, но я не помню, о чём. Это… это плохо.

— Это всего-то кошмар.

Армин словно не слышал.

— Бертольд сказал «не забудь». Он повторил несколько раз. Перед тем, как я проснулся.

Врач раздражённо выдохнул и наклонил голову. Он словно хотел сказать: «И для этого я здесь?». Жан шикнул на него. Врач быстро понял намёк.

— Так… — он неловко улыбнулся и постучал по блокноту пальцем. — Это было единственным странным сном?

Армин помедлил.

— Да.

***

Когда разговор был окончен, Армин остался в комнате. Он терпеливо слушал, как отдаляются шаги. Сердце стучало сильно и быстро. Он заметил, как Жан посмотрел перед уходом. Взгляд человека, привыкшего к предательствам. Взгляд солдата, закаленного болью.

Армин прикусил ноготь и подошёл к окну. Быть может, тогда Леви и правда сделал неверный выбор. Эрвину не снились бы странные сны о прошлом. Эрвин не мучался бы от воспоминаний Бертольда. Игнорировал, сплёвывал, выжигал из себя сожаление. Флок был прав. Однако изменить прошлое невозможно.

Дверь хлопнула от сильного ветра. На мгновение Армину показалось, что вернулся Жан. Вернулся, потому что знает, о чём Армин помнит. Вернулся, потому что такие воспоминания не остаются секретом.

Армин потёр виски. Проблемы и ранее мучили его, но решение находилось рядом с друзьями. Сейчас же всё по-другому. Скажешь лишнее слово, и тебя, как предателя, не думая, отправят в подвал. Попросишь помощи, и план изменится, беспокойство одолеет других. Неужели придётся справляться в одиночку? Или… он поджал губы и обернулся к двери. В этом здании был один человек, достаточно разъярённый и одновременно с тем добрый, как старший брат. Нельзя использовать Райнера, но выбора нет. Армин не хотел поддержки. Он хотел говорить с врагом и другом.

В коридоре всё также темно и тихо. Армин натянул капюшон. Ткань была холодной, сырой. Едва не клеилась к волосам. Стало немного завидно, когда впереди появился кто-то в сухом плаще. Судя по росту, Конни. Леви ниже, Микаса выше, а Жана здесь нет. От беспокойства дрожали руки, но даже при этом Армин решил промолчать.

Он медленно спустился по лестнице. И, видя, как пустует первый этаж, рванул вперёд. Ступени пролетали под ногами, Армин едва не падал, от сквозняка слетал капюшон. Натягивая капюшон на лицо, Армин скользнул к двери и тронул дверную ручку.

— Интересно, — саркастично прозвучал голос Леви за спиной, — кто здесь носится во время обхода.

Армин вздрогнул. Поднялись плечи, и сердце, звонко стукнув, ударило по ребру. Он опустил голову, сжал кулаки и уткнулся в дверь лбом. Должно быть, так и ловят предателей?..

— Я просто… я хотел…

Леви остановился. Следом остановилась и Микаса, тихо произнеся: «Армин?». Она побледнела, в полутьме лицо преобразилось до неузнаваемости. Словно Микаса была статуей или куклой. Сначала это заметил Леви. После, обернувшись, заметил и Армин. Руки не переставали дрожать.

— Я хотел спросить Райнера о болезни. Простите. Никто не стал бы возиться со мной сейчас.

— О чём ты?

— Мне приснился странный сон. Он похож на то, что снится Райнеру. И, может быть, он…

Леви и Микаса переглянулись. Они молчали, отчего сердце Армина стучало сильнее.

— Я хотел спросить, что мне делать! Я не предатель. Пожалуйста, — он положил ладонь на дверную ручку. — Я знаю, что это странно. Но позвольте мне на минуту зайти туда.

— Я знаю, о чём вы собрались говорить, — сурово и холодно заговорила Микаса. — О Бертольде.

Армин приоткрыл дверь, но застыл. По телу пробежали мурашки. Он приоткрыл рот, дрожащими губами втягивая воздух. Они поняли. Им нельзя было понимать. Как они поняли?..

— Бертольд должен был сдохнуть, — Леви схватил Армина за запястье и закрыл дверь. — Все знают, как тебе жаль. Но мы сделали выбор. Все. Прекрати ныть.

— Я не могу…

— Он был нашим врагом. Если понадобится,

Армин дёрнул дверь в свою сторону. На этот раз Леви не пытался закрыть её.

— Если понадобится, и Райнер, и Энни, и все воины Марлии тоже сдохнут.