У каждого церемония бракосочетания вызывает свои ассоциации и мысли. Для кого-то это будет торжество в красивых одеждах с огромным количеством гостей, для другого человека это останется печатью в паспорте, иной станет представлять богатый ресторан и профессионального тамаду. Когда же ты уже находишься в отношениях несколько лет (в нашем случае чуть менее десяти!), то это вроде бы и не должно нести за собой ажиотаж и какое-то безумное ожидание. Против всех предубеждений восторженный трепет преследовал всюду и сопровождал подготовки к этому радостному событию. Выбор и назначение даты свадьбы осложнился весной. У меня начало складываться впечатление, что все в нашем городе вдруг решили заключить брак, такие очереди собрались в ЗАГСе. После того, как несколько людей на моих глазах в душном помещении упало в обморок, я решительно забрал Роккэна и взялся злоупотреблять своими связями. Благо, за время работы детективом мне посчастливилось познакомиться с несколькими людьми, работающими в этой сфере. Излишне нервный Роккэн всё ходил вокруг меня и выглядел так, как будто хочет сказать что-то, но боится. Когда я всё же сдался и спросил, почему он обеспокоен, ответ буквально сразил меня.

 

     — Я потерял паспорт, — шмыгнул носом омега и разревелся. Пока я пытался подобрать челюсть, Миррор продолжал разоряться: — Вот почти сразу, как с тобой работать начал, потерял! Сначала думал, что найдётся, потом понял, что он мне ни к чему. Это одна из причин, почему я так долго не соглашался. Я честно искал и… и…

 

     Не успев до конца набрать письмо знакомому с просьбой выбить нам день поближе, я сохранил черновик и задумался. Восстановление такого документа могло занять приличное количество времени. Спрашивать, почему он сразу об этом не сказал, я не стал, чтобы ещё больше не давить на возлюбленного, который и без того пребывал на грани срыва. Будь я чуть менее собранным, уже бы поддался эмоциям и начал беситься, однако больше всего это напоминало мне неуместные шуточки судьбы. Надо же, как всё забавно может обернуться из-за крошечной книжки в мягкой обложке! Действовать я начал сразу после того, как напоил омегу ромашковым чаем с капелькой успокоительного. Бутылка рома привлекла мой взгляд, но я отмахнулся от этого искушения.

 

     Пришлось лететь на родину Роккэна и бить поклоны его родителям, которых произошедшее позабавило. Они-то думали, что сын обиделся на них за что-то и потому не навещает, а всё оказалось гораздо проще. Там же я познакомился с женщиной, которая подкинула мне Миррора, за что её и поблагодарил от всей души. К Великобритании я не питал нежных чувств, однако, побывав в Шеффилде, успел подумать о том, что было бы неплохо переехать жить в эти места. Как только все необходимые документы были у меня на руках, я сразу же оповестил об этом Роккэна. Тогда же сбежать от гостеприимных родителей не получилось, и они долго поили меня чаем, расспрашивали про сына и наши с ним отношения. Я отвечал честно и развёрнуто, стараясь произвести хорошее впечатление на будущую родню. Договорились до того, что они прилетят на свадьбу, а после мы отправимся в медовый месяц на просторах Англии. Настроение поднималось вместе с давлением, и перед отлётом я зашёл в аптеку, но в кои-то веки не за пополнением запасов презервативов, а за мазью от морщин. И для спины. Про себя я ликовал, что вреднющий омега не видит, как я позорно сдался своему возрасту. В Портленд я прибыл не только с головной болью, но и боевым настроем.

 

     — Всё у меня, — оповестил я Миррора с порога. — Готов воевать с бюрократией?

 

     — Не нужно, — хитро улыбнулся омега и бросился мне на шею. Пока я соображал, он резво чмокнул меня в щёку. — Это была папина идея, чтобы ты приехал познакомиться. Я знал, что ты ни за что не согласишься сделать это просто так, поэтому сказал, что потерял паспорт.

 

     — Ты… — я набрал воздух в грудь, чтобы выругаться, но только крепко обнял Роккэна и поцеловал в шею. — Маленький засранец, вот ты кто! Мы столько времени потеряли.

 

     — Зато теперь поедем к родителям вместе, — захихикал омега и снова нежно коснулся губами моего подбородка, потом замер и начал внимательно принюхиваться. — Чем это пахнет? Что-то вкусное.

 

     — Не знаю, — соврал я, — наверное, одеколон.

 

     Он как-то странно посмотрел на меня, но пытать не стал. Письмо быстро улетело знакомому, и нам оставалось только ждать ответ, ведь без него нельзя было толком и приглашения разослать, и забронировать столик в ресторане. Попутно вместе с этим я начал шерстить интернет в поисках мебели для будущей детской. По началу, конечно, мы планировали поставить кроватку в нашей спальне, но я хотел действовать на опережение и заранее подготовить комнату. К тому же, мы с Роккэном решили, что я отыщу себе другую, более спокойную работу, чтобы не рисковать жизнью, когда появится ребёнок. Словом, радость от грядущего замужества изо всех сил старалась не померкнуть перед одолевающими проблемами. Но всё равно я испытывал нездоровое ликование, когда видел обручальное кольцо, красующееся на безымянном пальце Роккэна. Он старательно фыркал и порицал меня тем, что я так и не соизволил поставить метку. Мои доводы о том, что такое не стоит делать на горячую голову, что подобное уж точно «после свадьбы», омега только кривил губы и ворчал, что я пользуюсь его мягкосердием, любовью и вообще вожу за нос. Я понимал, что меня просто провоцируют, а потому не реагировал и делал вид, что не слышу этот бубнёж от слова совсем. Согласие на поправку расписания пришло только днём позже, а также просьба позвонить. Разговор вышел на диво коротким: выбор дат был небольшим, и мы просто назвали ближайшее число (сократившее время ожидания почти на месяц и давшее нам шанс расписаться через две недели), назвали все свои данные, свидетелей, определились с музыкой для танца молодожёнов (которого я не без причин побаивался), а после я попросил Роккэна сделать мне кофе, чтобы обговорить оплату за такую услугу. Я поторговался чисто для вида и тепло попрощался со знакомым как раз тогда, когда Миррор вернулся с моей огромной кружкой, полной кофе.

 

     — Поздравляю вас, коллега, — как можно более пафосно проговорил я, ставя чашку на стол и поднимаясь. — Вы будете повышены до должности супруга двадцать третьего апреля в час дня. Не опаздывайте.

 

     Сперва лицо Роккэна выразило не то ужас, не то обиду, но после он рассмеялся и кинулся с объятиями, изредка издавая высокие мурлыкающие звуки, на которые я отозвался ласковым ворчанием. До глубокой ночи мы выбирали, куда отправимся праздновать и как оформить приглашения. Утром же меня безжалостно выгнали на добычу открыток, за которыми мне пришлось погоняться: в одном магазине не нашлось нужного количества, в другом их забрали прямо у меня из-под носа, и только в третьем маркете мне улыбнулась удача. Попутно я осаждал по телефону администратора выбранного ресторана, ведь желал немного отомстить возлюбленному за дурную шутку с паспортом. Мужчина долго не хотел соглашаться, но после обещания щедрого гонорара всё же сдался и подтвердил день и время банкета. За обсуждением блюд и напитков для праздника я добрался до дома и чувствовал себя уставшим. Прошествовав мимо вопросительно смотрящего на меня Роккэна в ванную, я прикрыл за собой дверь и в который раз повторил, что в услугах тамады мы не нуждаемся. Мне совершенно не улыбалось провести вечер за бессмысленными прыжками и конкурсами. Ну какой в них толк, когда своих клоунов будет предостаточно? Закончив разговор, я уставился в зеркало над раковиной. Уставшая и злая физиономия вызвала только одну мысль: «И как Роккэн вообще согласился выйти замуж за такое?» Отвинтив крышечку с тюбика мази, я хотел выдавить немного ароматной субстанции на пальцы, но не успел. Дверь тихо приоткрылась, и я оказался застигнут врасплох на месте преступления. Первой мыслью было спрятать крем в карман, однако Роккэн так не считал. Мягко отобрав у меня мазь, Миррор выжал каплю себе на пальцы и пытливо заглянул мне в глаза.

 

     — На этом лице есть только одна лишняя морщинка, — нежно произнёс он и, протянув руку, начал осторожно замазывать ту самую, сердитую, между бровей, которую я так долго нарабатывал всю жизнь. Закончив наводить красоту, омега безапелляционно вышвырнул крем в маленький мусорный бак под раковиной. — Не надо прятаться от меня и хранить секреты, врать. Я люблю тебя любым, но не люблю, когда мне лгут. Даже если ради моего спокойствия.

 

     Не то чтобы я был отпетым вруном, но порой я, как нашкодивший мальчишка, всеми способами старался скрыть что-то. И чем глубже я пытался закопать всё это, тем более погано становилось самому. Как-то само собой всё вырвалось наружу: уведя Роккэна на кухню, я долго рассказывал ему о своём детстве, о приёмном родителе, о способностях и особых людях. О том, откуда я беру некоторые улики, как записываю голоса призраков и после расшифровываю их, что до сих пор не выдерживаю соблазн и закуриваю в кабинете, после долго проветривая его и сжигая благовония. Должно быть, не на такой результат рассчитывал Роккэн, впрочем, слушал меня молча и иногда гладил по голове. Страшно было взглянуть в его глаза и увидеть в них жалость или отвращение. Но каждый раз, как я начинал нервно ковырять ногти или пытаться оторвать кутикулу, омега останавливал мои руки и ободряюще улыбался.

 

     — Я понимал, что что-то не так, — спокойно сказал Роккэн, когда я замолк и уставился в опустевшую чашку из-под кофе. — Ты никогда не говорил про семью, избегал этого разговора. А на Артемиса ты совсем не похож, чтобы быть его родным сыном. Если тебе так было спокойнее, то я даже рад. И благодарен, что ты нашёл в себе силы рассказать всё сейчас. Ты не бойся, я ведь полюбил тебя не за твоих родителей. А про призраков я тоже догадывался. Иногда замечал, что ты с кем-то говоришь или вдруг уходишь с включённым диктофоном. Просто… рассказывай мне всё, ладно? Да и неужели ты думал, что я не чувствую от тебя запах сигарет? Ты куришь одну марку, и за эти годы я уже научился обонять её за милю. Пожалуй, даже от другого учую. Но мы договорились?

 

     Он осторожно взял меня за руку и положил её себе ладонью на живот. От этого жеста меня буквально всего встряхнуло, и я повинно опустил голову. Когда он был так спокоен, мне становилось ещё страшнее. Хотелось только виновато вилять хвостом, забившись под стол. Мой согласный кивок убедил Роккэна, но он всё равно вышвырнул пачку сигарет. Врать самому себе о том, что у меня нет зависимости от табака и никотина, я перестал много лет назад, ещё до того, как меня забрали из детского дома, где я приобщился к культуре курения. До того я ещё кичился независимостью и гордо говорил, что брошу в любой момент, но после нескольких неудачных попыток признал слабость. Но не для того ли мы связываем свои жизни с чужими? Не они ли даруют нам силы для этой борьбы, в которую мы вступаем с рождения? Пока один не может осмелиться и поступить тем или иным способом, второй играючи поможет сделать этот тяжёлый шаг. Тогда и только тогда все непреодолимые стены разрушаются и ложатся под ноги лёгкой дорогой. Не зря в истории столь много примеров того, как люди и страны заключают союзы, чтобы справиться с тем, что прежде казалось невероятным. И я понимал, что пагубная привычка и в подмётки не годится тем проблемам, которые уже приходилось решать.

 

     Ко дню свадьбы мы обзавелись всем необходимым: немного обновили гардероб, построили маршрут, на котором удалось бы запечатлеть лучшие виды, отель для брачной ночи — всё то, что хотелось бы вспоминать не только на словах. Родители Роккэна — Джэмми и Монкут — приехали за день до того и развели активную деятельность в отношении сына. Смотреть на них было просто уморительно. Джэмми был англичанином до мозга костей, и его чопорности мог позавидовать король Великобритании, но своего мужа слушался беспрекословно, и это облегчало нашу участь. Так уж вышло, что его супруг был родом из Южной Кореи, хоть и прожил там всего пару лет детства, пока родители не сбежали в Европу. Роккэн пошёл в него и внешностью, и характером, а потому они на пару шутливо поддевали обидчивого омегу. Мне повезло, и меня не стали использовать ни как щит, ни как мальчика для битья, что сильно увеличило мою симпатию к этой странной парочке.

 

     Перед росписью нас всё же разделили, и я благородно уступил будущему тестю свою машину, чтобы они довезли Роккэна до ЗАГСа без проблем, а сам отправился на такси. Только подъезжая к назначенному месту, я вдруг в полной мере ощутил, что вот-вот получу то, чего так долго хотел, стану семейным человеком, смогу с чистой совестью назвать возлюбленного мужем. Я бы начал паниковать, если бы у дверей меня не встретил Артемис, цепко схвативший за локоть и не давший удариться в истерику.

 

     — Замуж — это не страшно, — весело проговорил он, — я уже пять раз так делал. И ничего.

 

     — Потому и не страшно, — буркнул я и нервно поправил галстук-бабочку, который меня уговорил нацепить Роккэн. — Ну? Как я выгляжу?

 

     — Как педофил, вышедший на охоту, — поддел меня отец и весело засмеялся. В холле мы задержались у зеркала, где он принялся умело приводить меня в порядок. Сначала распустил волосы, собранные в хвост, быстро прошёлся по ним расчёской и лаком для укладки, выуженным из сумочки, потом поправил пиджак, жилетку и рубашку, каким-то магическим (иначе и не скажешь!) образом сделав из прилизанного зануды вполне симпатичного мужчину. — Ай-яй, Рурука, сколько я тебе говорил не нервничать. Вон, уже седина появилась.

 

     Я уставился в зеркало, с ужасом увидев в рыжей шевелюре россыпь серебристых прядей. Желание немедленно дойти до ближайшего салона, чтобы закрасить это безобразие, было немедленно уничтожено на корню довольной улыбкой отца. Он ещё несколько раз заботливо пригладил непослушные локоны, взял меня за плечи и немного отстранился:

 

     — Красота. Не будь я замужем, уже бы увёл тебя. Кстати, привет, дорогой. Ты чуть не опоздал.

 

     Приближение брюнета я увидел в отражении и постарался прикрыть рот, распахнувшийся от слов Артемиса. Судя по взгляду альфы, он прекрасно услышал последнюю реплику и не был доволен. И хотя этот мужчина был значительно выше меня, при нормальном дневном свете и без кучи детей вокруг я вдруг понял, что он всё же моложе. От этого осознания стало здорово не по себе, особенно когда пришлось немного запрокинуть голову назад, чтобы взглянуть в болезненно бледное лицо.

 

     — Вот так и разрешай тебе отправляться одному, — мрачно изрёк Гилберт, хозяйским жестом отодвигая меня в сторону и обнимая мужа за талию. — Вроде приличный, а хвостом перед всеми подряд крутишь.

 

     — Только когда знаю, что ты за ним пристально наблюдаешь, — продолжал веселиться отец, и у меня немного отлегло от сердца. Раз улыбается, значит, всё хорошо.

 

     С одиннадцати до девятнадцати лет я жил с ним и дико ненавидел всех тех мужчин, которые захаживали к нему частенько. Считал, что они пользуются его беззащитностью, и не быстро понял, что при всей своей хрупкости и видимой слабости Артемис сам крутит ими, как вздумает. Но теперь мне отчего-то казалось, что всё встало на свои места, уж очень уместно они смотрелись рядом друг с другом. Однако лишний раз поставил себе галочку пробить этого товарища по базе и убедиться в том, что он не станет делать то, за что я могу его спрятать в места не столь отдалённые. Нескольких ухажёров Артемиса он бы там встретил. Решив подумать об этом после свадьбы и всех приличествующих мероприятий, я позволил отцу взять меня под руку и пойти в сторону зала бракосочетаний. Там уже ожидал Монкут в компании старшей сестры Джэмми, Августы. Это была уже немолодая бойкая женщина с копной седых мелких кудрей и лицом, излучающим ту теплоту, которой обладают исключительно «бабушки». Она живо напомнила мне нянечку из старого доброго мультфильма о далматинцах, и я не удержал улыбку. Почему-то очень хорошо представлялось, как она пытается воспитывать маленького сорванца Роккэна. Своего жениха я не наблюдал, и это ужасно нервировало. Задавать лишний раз вопросы не хотелось, но я приблизился к его отцу и негромко поинтересовался, куда запропастился младший Миррор.

 

     — Они с Джэмми куда-то ушли минут пятнадцать назад. Я думал, вы пересеклись на входе, — пожал плечами Монкут. — Значит, сейчас вернутся.

 

     А время поджимало, и за дверью уже ждала следующая пара, приехавшая заранее. Так сказать, на всякий случай. Первой мыслью было, что Роккэн передумал и решил сбежать из-под венца. Вроде бы и смешно, но сколько таких случаев я расследовал! В следующий момент я уже думал о том, что ему поплохело, а через пять минут хотел рвануться на поиски жениха. Приметивший мои метания Артемис пресёк их одним взглядом, и мне оставалось только встревоженно смотреть то на вход, то на наручные часы.

 

     — Что, «невеста», как всегда, опаздывает? — почти понимающе хмыкнул распорядитель и постучал пальцами по столу. — Ну ничего, время ещё есть.

 

     Об этом я не беспокоился, зато тревога разрасталась с пугающей стремительностью пожара, который раздувало раздражение. Потому я всё же позволил себе вздох облегчения, когда Роккэн в сопровождении отца почти вбежал в зал, поправляя растрепавшиеся волосы. Щёки его раскраснелись, а глаза лихорадочно блестели, и уже одно это навело меня на нехорошие подозрения. «Неужели его попытались отговорить от этого? — тут же подумал я, пока спешно передавал работнику ЗАГСа наши кольца и паспорта. — Нет-нет, такого быть не может». Нас начали поторапливать, выгоняя в комнаты ожидания, пока распорядитель записывает всё необходимое, и поэтому мне не удалось узнать у жениха, что с ним успело случиться в моё отсутствие. Поскольку Артемис сразу отказался быть моим свидетелем под предлогом того, что быстро запутается в ногах и потеряет всё на свете, его роль на себя взял Гилберт, а Роккэна сопровождал Монкут. Изначально я хотел пригласить наших общих коллег из участка, но омега спешно открестился от подобного, предложив просто пригласить их на праздник. По его словам из полицейских получались слишком плохие свидетели. В небольшой комнате ожидания было ужасно душно и почти полностью отсутствовала всякая мебель за исключением кресла, столика с водой и напольного зеркала. Крутиться перед ним я не стал, зато позволил себе присесть и уставиться в пол. «Чёрт побери, Роккэн, вряд ли тебе давали советы о первой брачной ночи, — мрачно размышлял я, массируя лоб, как если бы это могло помочь собраться с мыслями. — Что же ты делал?»

 

     — Для того, кто вступает в брак после того, как восемь лет добивался согласия, ты чрезвычайно мрачен, — мягко заметил отчим, который остался стоять у двери в ожидании, когда нас пригласят на церемонию.

 

     Как же тяжело было не рыкнуть, чтобы не пытался учить меня жизни! Вот уж это я бы точно счёл стариковским брюзжанием, от которого нет спасу. Вместо этого я честно объяснил причину своего беспокойства, но вовсе не потому, что хотел выставить себя параноиком или особо нервным любовником из тех, кто проверяет сообщения и звонки пары. Гилберт посмотрел на меня, как на психа, и насмешливо выгнул бровь:

 

     — А пометил бы, не пришлось бы седеть.

 

     — Про моего отца ты также подумал? — вырвалось из меня, пожалуй, чуть более ревниво, чем следовало. Брюнет без заминки спокойно кивнул и как-то прохладно улыбнулся. Настала моя очередь изображать на своей физиономии издёвку: — А ты знаешь, что он тебя переживёт, и после такого ты ему ж…

 

     — Не переживёт, — заверил меня Гилберт и мягко отстранился от открывшейся двери.

 

     Распорядитель пригласил меня в зал, а я не знал, чего мне хочется больше — врезать наотмашь или захлопнуть перед альфой дверь, чтобы не мог пройти в зал. Все мои хорошие предчувствия рушились на корню. Свадебный марш почему-то не вызвал ни капли радости, и я едва не забыл подставить Роккэну собственный локоть, потому что неотрывно смотрел на вставшего по левую руку от него Гилберта. В ушах гудело, а голова казалась раскалённой. Как и положено, войдя в зал регистрации, мы остановились чуть поодаль от стола распорядителя. Едва заставив себя перестать сверлить взглядом свидетеля, я глянул на Роккэна и улыбнулся ему. Губы жениха мелко задрожали, но он всё же ответил улыбкой. Мы столько лет прожили вместе, через многое прошли, а я до сих пор не сказал ему всё, что чувствовал, как обожал его и как важен он для меня. Всё это едва не начало вырываться наружу, желая приобщиться к радости бракосочетания, привнести особые нежные краски, и я против воли сильнее сжал руку омеги. Кожа у него была почти раскалённой, и я испугался, что он мог заболеть. На мой вопросительный взгляд Миррор только тряхнул головой.

 

     — Роккэн Миррор, вы добровольно вступаете в брак? — вдруг различил я сквозь шум крови в ушах. Омега этого, похоже, наоборот не заметил и помалкивал. Распорядитель прокашлялся и повторил вопрос громче.

 

     Мне казалось, что за секунды молчания жениха я поседел вдвое, проклинал чёртову неуверенность в себе и умолял панику заткнуться и не портить лучший день в моей жизни. Когда прозвучало подтверждение, я расслабился. По коже побежали мурашки. Согласие на вопрос о готовности вступить в брак почудилось мне не больше, не меньше — разрядом тока, прошедшимся по внутренним органам и пославшим в мозг не то сигнал тревоги, не то взрыв фейерверков. И тогда до меня дошло: всё взаправду. Всё происходит на самом деле. Я часто видел во снах, как мы точно так стоим в светлом зале, а распорядитель спрашивает Роккэна, согласен ли он стать моим мужем. И каждый раз что-то шло не так. То омега молчал до самого моего пробуждения под обидный смех людей вокруг, то отказывался и сбегал, то случалось землетрясение, и он не успевал ответить. Моё ответное «да» прозвучало быстрее и громче, чем я хотел. И у Миррора, и у меня руки ходили ходуном, когда мы ставили свои подписи, а после обменивались кольцами, поднесёнными свидетелями. На всю жизнь в моей памяти запечатлелся этот самый счастливый из мигов жизни: сияющие глаза омеги, недолгий, но чувственный поцелуй и начинающий играть вальс, под который мы начали неспешно кружиться по залу. Как никогда я чувствовал себя влюблённым юношей, которому только предстоит познать все радости этого мира. Он ещё не успел собрать на себя шишки опыта и шрамы неудач, и душа его сияет желанием прожить рядом с любимым долгие годы. С тем самым задорным и лучистым источником тепла и нежности, неизвестно каким ветром занесённым из туманной Англии в дождливый Портленд. И пусть следовало горделиво выпрямлять спину, Роккэн прижимался к моей груди и крепко держал за руку.

 

     — Рурука? — позвал он негромко, однако вряд ли его голос кто различил за музыкой.

 

     — М?

 

     — А какой же у меня теперь будет оклад?

 

     — О, нет, теперь только почасовая ставка. Будешь прижиматься ко мне, и я отмечу начало смены, — усмехнулся я и подмигнул тихо смеющемуся омеге. — А уж размер ставки мы обговорим позже. Как насчёт собеседования сегодня ночью?

 

     — Сэр, ну что вы, я замужний человек, не могу так… — застенчиво кокетничал Роккэн, но буквально сиял от счастья.

 

     — Обещаю, я поговорю с вашим мужем. Думаю, он не будет против.

 

     — Главное, чтобы его удар не хватил. Не молодой, знаете ли.

 

     — Роккэн!

 

     — И самый любимый.

 

     Я только глаза закатил и цокнул языком. Музыка завершилась, и нас даже наградили шутливыми аплодисментами, хотя я точно знал, что танцую, как кривоногий пират, лишённый всякого изящества. Это явно не было моей сильной стороной. Свидетельство о браке я на всякий случай не стал никому доверять, убедив новоиспечённого мужа озаботиться букетами, которые ему вручили. А я уже выбирал, каким бы более увесистым зашвырнуть в черноволосую кудрявую голову. Обеспокоенность за отца вернулась с новыми силами, и я не без отчаяния смотрел, как Гилберт приобнимает Артемиса и уводит из душного зала. «Пусть это будет чёрный юмор и забота, пожалуйста, — молил я неизвестно кого, когда все выходили прочь, а я шёл замыкающим, чтобы лишний раз поблагодарить распорядителя и отдать ему благодарность за услугу. — Пусть я неправильно всё это понял. Неужели так плохо, когда всё идёт без проблем?»