Затяжная дрёма в рабочем кресле нагнала дурноту и неприятный сон. Всплывающий в памяти стерильный светлый кабинет сильно пропах лекарствами. Невысокая кушетка с приподнятым изголовьем уже казалась родной, и в голове против воли всплывала мысль: «А почему такая до сих пор не стоит дома?» Ответ был прост. Потому что мы и так слишком часто видели её за прошедший тяжёлый год. Вырываться с мужем ко врачам удавалось далеко не всегда, ведь я старался за это время заработать побольше денег, хоть с каждым днём мне и казалось, что я зря вкладываю свои силы и борюсь с преступностью. Руки начинали опускаться.

     — Ну, а что вы хотели, дорогуша, — с неприличным весельем, которое должно было подбодрить нас, начал врач, откладывая толстую стопку больничных справок и анализов в сторону, — поздновато вы за голову схватились. Забеременеть после тридцати проблематично.

     — Но не целый же год, — срезал я его, чтобы перестал говорить подобное при и без того расстроенном Роккэне. Омега лежал на койке, молча кусая губы и сглатывая непрошенные слёзы. — Вы и сами сказали, что это не бесплодие. Так почему?

     — Дорогой мой, — с ужасными нахальными нотками обратился он ко мне, злобно зыркнув поверх овальных очков в тонкой оправе, — мне уже тысячу раз пришлось ответить вам на этот вопрос.

     Да, отвечал, но я до сих пор не мог понять, как преодолеть эту чёртову трудность. Роккэн никогда не принимал подавители или противозачаточные, не травился лекарствами и был ещё вполне себе молод, но словом «старородящий» врачи кидались со всех сторон. И всё равно я продолжал злиться на такую несуразную несправедливость. От всех этих походов, безрадостных результатов и нервов у моего любимого супруга начал сбиваться цикл течек, а в последнее время он и вовсе болезненно реагировал на мои прикосновения, всё чаще прятался под одеялом и старался скрыть слёзы и грусть. Я ощущал себя ужасным мужем: мне отправляли запросы на проведение расследований, нанимали гражданские, звонили из полицейских участков, и я по большей части был занят тем, чтобы наш будущий ребёнок ни в чём себе не отказывал. К тому же, через два месяца после свадьбы, ещё не успев окунуться в отчаяние, мы затеяли переезд: присматривали квартиры побольше, даже заглядывались на частные домики, чтобы было, где развернуться, а мне — что оставить в наследство. Мне не раз твердили, что я рано задумываюсь о подобном, но я и слушать не желал и неустанно повторял, что это только моя вина, что не проявил настойчивость по отношению к мужу раньше. Будь я чуть более упорным, Роккэну бы не пришлось раз за разом смотреть на отрицательные тесты на беременность, посещать больницы и выслушивать от раздражительных врачей, что они ничего не могут сделать, а нам остаётся только снова и снова пытаться. Переезд немного разгрузил головы от неприятных размышлений, но в большой пустой квартире они вернулись сторицей. Один из специалистов и вовсе сказал мне, что может не получаться просто потому, что мы не подходим друг другу, да и не готовы к подобному психологически. Тогда я едва не размозжил ему череп об стену, взбешённый донельзя, и остановило меня только то, что в тюрьму мне пока рано.

     И всё чаще я стал замечать, что Роккэн почти не носит обручальное кольцо. Первое время я убеждал себя в том, что ему просто неудобно, что натирает пальцы, а затем перестал рассматривать его руки, чтобы не травить себе душу. Мне рассказывали о том, что пары жили и без свадеб, а помолвка просто убивала на корню отношения, длившиеся несколько лет, и от этого становилось лишь гаже. Тем ласковей я старался прикасаться к мужу, тем заботливей становился и до дрожи боялся, что он успел пожалеть о своём согласии. Это была ещё одна причина, почему я не рвался с ним на приём и всё глубже зарывался в работу. Страшно было прикоснуться к возлюбленному и не увидеть в ответ улыбку или задорный блеск глаз. Мне казалось, что всё рушится, погребая под собой всё то, что мы успели построить за это время.

     Очередное дело о хищении ювелирных украшений из магазина не желало раскладываться по полочкам, и я тратил уже вторую неделю на то, чтобы разобраться в нём. Помимо прочего я задумывался о том, чтобы попросить отца ненадолго приютить у себя Роккэна. Мне казалось, что это будет хорошим решением, ведь Артемис в семейной жизни смыслил куда больше нас, мог дать какие-то ценные советы и помочь разобраться в ситуации. Было стыдно обратиться к нему за помощью и расписаться в собственной беспомощности, которая ощущалась тем острее, чем дольше мы не могли зачать ребёнка. В тот день омега должен был снова идти в столь привычную уже больницу на консультацию ко врачу, к которому он ходил последние несколько месяцев. Этот пожилой мужчина был куда более терпеливым и мягким чем все те, которых мы сменили за год. Он умел и утешить, и подбодрить, и после него Роккэн не сидел в ванной по полчаса, смывая с щёк горькие слёзы. С замиранием сердца я ждал звонка и никак не мог удавить на корню надежду. Она не желала погибать, и я искренне верил, что однажды мне скажут: «У нас будет ребёнок». Встрепенувшись и стряхнув с себя сонное оцепенение, я сел ровно и уставился в экран ноутбука, никак не собирающийся в единое целое перед глазами, расплываясь за пеленой усталости. Что мог я сделать, чтобы привести к нам счастье? Какое чудо нужно было совершить, на какие подвиги пойти, как не гнобить душу укорами?

     На экран выскочило окошко видеозвонка от отца, и я замешкался, не зная, стоит ли показывать ему своё измождённое лицо и то, насколько много седины стало в волосах после нашей последней встречи. А звонок всё шёл и шёл, раздражая слух противным сигналом, врывающимся в мозг хуже дрели. Неуверенно погладив тачпад ноутбука пальцем, я задержал курсор на значке сброса звонка, однако передумал и ответил. Окно с чатом развернулось, и изображение зарябило тёмными крупными зёрнами. На уменьшенном окошке, показывающем изображение с моей вебкамеры, дела шли лучше, и почти тут же показалось моя уставшая физиономия.

     — Привет, дорогой, — бодро грянуло из динамиков, и я обрадовался, что отказался от использования наушников на этот раз. — Увидел, что ты в сети и решил вдруг позвонить. Не отвлекаю? Работаешь, наверное?

     — Здравствуй, пап. Да, я работаю, но ты не помешаешь. Всё равно надо было прерваться ненадолго, а то в голове шаром покати. Никак не получается с делом разобраться.

     Наконец, на моём экране показался счастливый Артемис. Обстановка за его спиной была незнакомой, и я вспомнил, что он не так давно опубликовал пост о переезде во Францию. Теперь между нами был совсем не час езды на машине, и я жалел об этом. Не то чтобы я часто наведывался к нему в гости по семейным обстоятельствам, но это не могло не расстроить. В отличие от меня, он выглядел неприлично хорошо и свежо: отстриженные по плечи волосы забавно завивались и приподнимались на кончиках, отчего он выглядел совсем уж молоденьким и наивным, и я не скоро привык к подобному образу. Перламутровый домашний лёгкий свитер с глубоким треугольным вырезом был безжалостно атакован годовалым ребёнком на его руках. Малыш требовательно сминал воротник, но не кричал и не хныкал, скорее забавно кряхтел и сопел. Захотелось немедленно выйти из сети, захлопнуть ноутбук и уйти куда подальше. В какой-нибудь безлюдный сквер, где можно посидеть в одиночестве. А ещё лучше — уехать в лес и как следует прокричаться, дать волю обуревающим меня эмоциям.

     — Ничего, уверен, что у тебя получится разобраться с этим. Ты же у меня умный мальчик, да? Как вы там поживаете? Я видел, что Роккэн запостил фотографии вашей новой квартиры. Успели обжиться? Может, помощь какая-то нужна? — он засыпал меня вопросами и успевал останавливать руки ребёнка, который настойчиво хватал его за одежду и волосы. А у меня слова не лезли на язык. Смотрел, как он нежно берёт маленькие руки в свои, как изредка склоняется, чтобы поцеловать кулачки и лоб сына, и в груди становилось тесно от боли и нежности. На глаза навернулись слёзы, и я снял с себя очки, небрежно бросив их на стол. Вышло это громче, чем я рассчитывал, и отец замолк, а я уткнулся лицом в ладони и застонал. — Ру? Что случилось?

     И меня прорвало. Рассказал и о неудачных попытках зачать, и о бесконечных визитах ко врачам, о синих от анализов сгибах локтей у Роккэна, о чёртовых делах, о том, что муж почти перестал носить кольцо, о том, что не остаётся сил ни на что, и сумбурная речь едва не прерывалась рыданиями. Посреди своего монолога я поднялся из-за стола и прошёл к шкафу, откуда достал бутылку виски, но не переставал говорить даже тогда. Наливал алкоголь в стакан и яростно жестикулировал, едва не разливая пахучую жидкость по комнате. Знал, что он слышит меня даже на таком расстоянии. Рухнув обратно в кресло, я шумно отставил стакан и запустил пальцы в волосы.

     — Хотел попросить тебя забрать его ненадолго к себе. Я хочу обеспечить ему хорошего платного врача, который бы не стал говорить, что он просто староват для подобного, чтобы не доводил его до истерик, — тихо закончил я и посмотрел на виски. Пить не хотелось, и к горлу почти сразу подкатила тошнота. Алкоголь в доме я держал исключительно на случай гостей, ведь Роккэн был прав насчёт вредных привычек. Но вот уже год я не пил ничего крепче кофе, а сигареты остались в далёком прошлом. Однако толк от этого я никак не мог почувствовать. — Пап… что мне делать? Может, правы были, когда сказали, что мы не подходим друг другу? Вдруг все эти годы мы просто… потратили зря?

     — Не говори так, — резко оборвал меня Артемис. — Подожди.

     Омега поднялся из-за стола и скрылся за дверью, которую я не видел всё это время за его спиной. Отдалённый разговор разобрать не удалось, но вскоре он вернулся уже без ребёнка и плотно закрыл за собой дверь. Повозившись возле рабочего места, Артемис встряхнул объёмное кресло-грушу, уселся поудобнее и внимательно уставился на меня. От этого взгляда стало совсем паршиво, и я отодвинул виски подальше. Искусанные до постоянных синяков костяшки нещадно болели, но я не останавливался на достигнутом, продолжая снова и снова вцепляться в них зубами. Сгрызенные под корень ногти выглядели неопрятно, однако это и не волновало меня больше.

     — Значит так, Рурука, — строго произнёс отец, переплетя вместе пальцы и деловито уложив их на колено, — ты немедленно заканчиваешь со своим детективным делом, находишь другую работу и перестаёшь накручивать себя на эти надуманные проблемы. Ещё раз услышу что-то про «не подходим», «всё зря», «я всё испортил», и я тебе так всыплю, как тебе ещё ни разу не попадало. Ты меня хорошо понял? Вот и отличненько. Что касается беременности, не стоит переживать. Я почти уверен, что вы следили за циклами и старались подстроиться под них, но всё же ответь мне, вы хоть немного изучали, с чего именно начинается беременность? — Я неуверенно кивнул, припоминая все те бесконечные научные статьи и слова врачей, которые мне пришлось поглотить, чтобы разобраться в нашей беде. Да что уж там, после того, как Роккэн в первый раз ещё с лёгкой душой пришёл от врача, мы чуть ли не целые дни проводили в кровати вне зависимости от того, была течка или нет. — Хорошо. Тогда ты должен знать, что выше всего шанс зачатия не в первый же день течки, а на третий и иногда на четвёртый. Не хочу лезть в вашу личную жизнь, однако, если вы в первые дни расходовали все силы, то я почти не удивлён, что в нужный момент чудо не происходило.

     — Это всё нам говорили. Мы уже всё перепробовали. Он два раза даже скрывал от меня начало течки, чтобы подгадать момент, но даже тогда… прости, я не должен был тебя в это вмешивать.

     — Ты это уже сделал. Раньше надо было думать.

     Мы вынуждены были прерваться из-за раздавшейся мелодии звонка моего телефона. С тяжёлым сердцем я смотрел на имя любимого, появившееся на экране, и готовился к очередным слезам. Артемис сделал поторапливающий жест, и я всё же принял вызов. Не успел я хоть слово сказать, как из динамика раздался дикий крик. Нет, это было больше, чем крик — вопль. Настолько душераздирающий, что даже отец подскочил, округлив глаза от ужаса. Из-за его спины в проёме появилась встрёпанная черноволосая голова и изумлённая физиономия Гилберта.

     — Роккэн, дорогой, что такое? — выпалил я, как только крик оборвался, но вместо него начались всхлипы, а слова разобрать не получалось. — Роккэн!

     Я резко опустил экран ноутбука и метнулся к выходу из квартиры, на ходу прихватив ключи от машины. Что нёс омега, я не мог понять, потому как рыдания проглатывали все слова и сводили на нет возможную логическую цепочку. Ботинки я даже не стал завязывать и вылетел в подъезд без пальто, радуясь, что погода на улице достаточно хорошая и не даст мне схлопотать воспаление лёгких или даже простуду от таких пробежек. Всё то время, что спускался бегом по лестнице и садился за руль, я уговаривал мужа успокоиться и дождаться меня. Так быстро я не ездил, пожалуй, даже в совсем ещё юном возрасте, когда только получил права и сел за руль отцовской машины. Тогда я любил лихачить и нарушать правила, но в этот раз мне казалось, что на кону не столько соблюдение законов, сколько жизнь моего любимого мужа. Ехать было совсем недолго, и я считал буквально каждую секунду, молясь только о том, чтобы светофоры не начали несвоевременно показывать мне красный свет. Когда на горизонте показалась больница, мне показалось, что я слышу крики уже не из телефона, а через закрытые окна. Бросив машину у лестницы, ведущей ко входу, я не думал даже о том, чтобы захлопнуть дверь или включить сигнализацию. Всё это потеряло значение.

     Обеспокоенный медбрат кинулся ко мне, никак признав в моей перекошенной роже причину беспокойства. Даже не потребовалось задавать вопросы о том, где же находится Роккэн, потому что я это уже понял по раздающимся крикам. Пациенты перепугано осматривались и спешили прочь, а сотрудники старались подавить волнения, и это у них получалось откровенно паршиво. Миновав несколько лестниц и оказавшись в нужном коридоре, я увидел раскрытую дверь. Пожалуй, даже в армии я не бегал так быстро на короткие дистанции, и мне показалось, что я добрался до кабинета за какую-то долю секунды, едва не пролетев мимо него и чудом успев зацепиться за проём. В то же мгновение я оказался в крепких объятиях и ощутил, как Роккэн повис на мне, а когда я открыл рот, чтобы начать расспрашивать его, омега обхватил моё лицо ладонями и крепко поцеловал с такой настойчивостью, что едва не выбил зубы. Я перевёл взгляд на доктора, чинно сидящего за столом с самым скорбным лицом, какое только можно изобразить. Притиснув к себе мужа и уложив ладонь ему на затылок, я смог почувствовать, как он расслабляется и затихает, но изредка крупно вздрагивает и всхлипывает, орошая мою рубашку слезами.

     — Здравствуйте, Рурука. Что же… — врач поднялся из-за стола и собрал лежащие перед ним листы в стопочку, подравнял и приблизился. Седые кустистые брови были нахмурены. Моё сердце испуганно сбавило темп, опасливо опускаясь из груди в пятки. Голос у мужчины был тихим и скорбным. — Не хотелось вам это сообщать вот так, но, боюсь, вам больше нет необходимости посещать меня.

     — Что? — отчего-то шёпотом переспросил я, стараясь скрыть за своими руками дрожащего мужа. — Что вы несёте? П… почему?

     — Вам лучше присесть. Такие новости не стоит переносить на ногах. Тем более, в вашем возрасте и положении.

     — Я… я постою. Говорите.

     Врач медленно кивнул и молча протянул мне листы. Уж не знаю, как мне удалось удержать всё это в руках, потому что они тряслись, как у заядлого алкоголика. Текст расплывался перед глазами, а содрогающийся Роккэн никак не помогал мне осознать, что до меня хотят донести. «Шапка» была стандартной и заученной настолько, что я мог бы её озвучить даже тогда, если бы у меня её спросили посреди ночи. Название и адрес больницы, имя и должность врача. Дальше был указана услуга и цена за неё, но то, что я увидел дальше, действительно едва не заставило меня рухнуть на колени.

      «Результат теста на беременность: положительный».

     Я медленно поднял взгляд на врача. От его широкой улыбки, от сияющих, но заплаканных глаз Роккэна мне стало легче, но я всё равно вопросительно изогнул брови и открыл рот, пытаясь набрать воздух в застывшие лёгкие.

     — Рурука, ты станешь отцом, понимаешь? — всхлипнул Роккэн и переложил мои ладони со своей спины на живот. — У нас будет сын.

     Все те листы, которые я держал в руках, вылетели из разжавшихся пальцев беспорядочным роем. Не веря ни собственным ушам, ни глазам, я медленно опустился на колени и прижался лбом к животу мужа, приложив ладони рядом с лицом. В который раз за этот день на глаза навернулись слёзы, но они были куда более счастливыми. Омега обнимал меня за затылок и тихо всхлипывал, снова и снова повторяя заветные слова:

     — У нас будет сын.