Нельзя было с точностью сказать, какое чувство во мне перевешивало остальные. Расстройство, безусловно, было тотальным и подавляющим, ведь кошмарное самочувствие не исправлялось, только на время ослабевала тошнота, но слабость могла дать ей сто очков вперёд. Злость? Была и она, конечно. Злился, что муж не сдержал обещание и ломанулся раскрывать дело, как ослепший носорог, но с куда большим изяществом, свойственным ему. Злился на кошмарную погоду, которой не должно быть летом, на туман и гарь. А ещё был неприятно удивлён резкой переменой в поведении супруга. Он никогда не кричал и не был таким… пугающим? Точно в одну секунду его подменили, не дав мне никакого сигнала по поводу кражи самого драгоценного в моей жизни. Мне раньше не приходилось бояться его, не было ничего, что могло бы заставить меня опасаться перед ним за свою жизнь или сохранность. Но когда он вырвал телефон из моих рук и буквально рявкнул… нет, приказал идти в машину, я всё же испугался. Никогда бы не подумал, что Рурука, этот спокойный и обладающий титаническим терпением человек, может вдруг стать таким грозным! Возможно, сказался пыл ужасного разговора с Лантрэ, может испачканное лицо, но мне показалось, что обыкновенно лучистые голубые глаза стали нестерпимо ледяными и синими, и вот-вот загрохочет гром. Он, ни за что не позволявший себе неуважительное отношение ни к равным, ни к более слабым, ни к стоящим выше, в единое мгновение будто бы возжелал ударить меня. Наверное, сыграли инстинкты, в которые я не особо верил, даже помня обо всех полученных знаниях в университете, а может и вина, но я ушёл, как и было сказано. Полицейские пропустили меня к выходу и даже предложили зонт, но я не хотел выходить на улицу. Лило, как из ведра, и стеклянная прихожая была будто бы погружена в поток зверского водопада. Я понимал, что в чём-то был не прав, когда упирался в своё и действовал наперекор, что переусердствовал, но признавать это не хотелось. Столько месяцев он посылал к чертям собачьим всю свору участков, названивающих ему с просьбами о помощи, переводил на других детективов и отказывался от любых расследований, но тут вмешался этот проклятый Провиденс.

     Более ненавистного города у меня не было. Сырой и неприютный, шумный и людный, кишащий преступниками и загадками. С этим городом у Руруки было связано слишком многое, чтобы он так просто оставил его позади, и это тоже злило меня. Обняв себя за живот руками, я прижался лбом к холодному стеклу и закрыл глаза, стараясь успокоиться. Врачи предупреждали, что гормоны будут устраивать сильные эмоциональные всплески, а я всё равно оказался не готов к такой встряске. Понимать себя получалось всё хуже, и мне как никогда хотелось, чтобы муж оставил в покое эту сумасшедшую семью, спустился ко мне и ласково обнял, укутав терпким сандаловым запахом с нотками бергамота и водной лилии. Чтобы его большие ласковые ладони прикоснулись к плечам, животу, закрыв от этого отвратительного места. Не хотелось уже ни в какую Францию, ни в хостел, только домой и под бок к супругу. Ещё и телефон забрал! От жуткой обиды я до боли втянул нижнюю губу и закусил, сдерживая слёзы. В голове снова и снова звучал дрожащий от гнева голос мужа: «И я буду очень благодарен, если ты не будешь мешать мне зарабатывать деньги. Это не обсуждается! Давно пора начать прислушиваться ко мне!» Многие годы я безотчётно и всецело любил своего альфу, а стыд нагнал меня только теперь, подкинув целый ворох воспоминаний. И как подшучивал над его дотошностью и подозрительностью, игнорируя осуждающие и усталые взгляды, и как он беспрекословно выполнял немногочисленные «хотелки», как он старался поддержать меня в тот жуткий год неудачных попыток забеременеть и сносил мои слёзы. Было стыдно и страшно. Я видел, что он как-то незаметно и резко постарел. Это отражалось и в осанке, прежде непоколебимо прямой и гордой, но теперь теряющей свою подчёркнутость, и в меркнущем иногда взгляде, и в заметно проступающей седине посреди огненной шевелюры. Ничто из этого ни в коем случае не мешало его любить и испытывать бесконечную тёплую привязанность, однако я боялся. Этот страх ещё не оформился, но уже болезненно грыз изнутри, подтачивая расшатанные нервы.

     Спина болела, и я всё же сдался, решив пойти в машину. Всего за пару секунд я промок до нитки и замёрз, а вода заливала глаза. Я сунул руку в карман и уже достал ключи от автомобиля, как ощутил крепкую хватку на шее, а через секунду и прикосновение чего-то острого к животу. Животный ужас охватил всё существо, а инстинкт самосохранения ещё не до конца атрофировался во мне, и я рванулся в противоположную от ножа сторону, но пальцы сжались сильнее, а я почувствовал что-то горячее. Маленькое пятно крови на синей футболке под водой стремительно разрасталось. Вид крови всегда пугал меня, а собственной — тем более.

     — Не делай глупостей, Роккэн, и я не убью тебя, — раздался вкрадчивый голос над ухом. В нос ударил резкий запах формалина. — Открывай машину и садись на место водителя.

     — Ещё чего, — огрызнулся я и даже попробовал ударить локтем в нос окончательно потерявшему страх маньяку, а он ударил в ответ, в самый сустав. Что-то хрустнуло, и в глазах потемнело от боли.

     — Я же сказал, не делай глупостей, — снисходительнее некуда послышалось из темноты.

     Что происходило дальше, я помнил крайне смутно, больше сосредоточенный на вывихнутой руке, которую прижимал к себе, время от времени проваливаясь в обморок. Короткий звук сигнализации на секунду зародил во мне надежду, что Рурука его услышит и бросится на улицу. Так ли это, я не узнал, но почувствовал, что меня буквально запихнули в автомобиль и пристегнули, вырвав из одеревеневших пальцев ключи, а машина уже неслась по мокрой дороге, минуя широкие улицы и часто срезая по закоулкам. Водил Лантрэ неожиданно виртуозно, пользуясь заносом машины и вписываясь в опасные повороты без видимого труда. В одном из переулков он вышел из машины, и я даже встрепенулся, почувствовав в себе смелость сопротивляться, а потому, когда он открыл мою дверь, я наставил на него доверенный мне пистолет. В левой руке он держался плохо и всё норовил утянуть кисть вниз. Реакция Иена оказалась лучше моей, и новый удар пришёлся по сочленению, остановив шокирующей болью. Дуло смотрело в мою сторону.

     — Полезная игрушка, малыш, но не в нашем с тобой случае. Как часто ты ходил на стрельбище, чтобы с такой смелостью размахивать пистолетом? — приятная улыбка на бледном лице притупляла бдительность, и я понимал, почему жертвы этого чудовища до последнего не осознавали, что находятся в западне. В следующее мгновение омега схватил меня за волосы, и я рефлекторно вжал и наклонил голову, потянувшись к очагу боли трясущимися руками. — На выход, мальчик.

     — Куда ты меня ведёшь? — пытаясь выиграть время и лихорадочно соображая, спросил я. Ливень немного остудил боль, но не страх. Нож Иена лежал в правом кармане убийцы, и я не мог до него дотянуться, а пистолет Мэтью упирался мне в рёбра. — Зачем?

     — Уверен, что скоро твой муженёк хватится и догадается подать машину в розыск, если только на ней не стоит какой-нибудь маячок. Поэтому мы с тобой воспользуемся менее заметной каретой.

     На другом конце закоулка стоял неприметный минивэн бежевого цвета, и я разочарованно застонал. Таких машин было навалом, и это убивало всякую надежду. Открыв кузов, Иен толкнул меня внутрь, и я не без труда залез в пропахший мертвечиной багажник. С недоверием осмотрев меня, Лантрэ тоже забрался внутрь и взял крепкую бечёвку, которой и связал меня, а потом выбрался наружу и закрыл двери, оставив меня в полной темноте. Я проверил шпагат на прочность, повернул кисти в одну сторону, в другую и хмыкнул. Может маньяк и успел натренироваться на менее способных к защите омегах, но Рурука не раз и не два показывал мне, как правильно освобождаться от пут так, чтобы не привлечь внимание и притупить бдительность похитителя. Когда я только стал работать с ним, он не терпящим возражений голосом поставил меня перед фактом, что я должен научиться самообороне. Многое из того истлело в памяти за давностью лет, но уж с верёвками я часто имел дело. Не без помощи супруга, конечно. Как мне показалось, мы ехали всего ничего, но в темноте всё сливалось в единую неразборчивую точку, распускающую вокруг липкие щупальца отупения. Яркая пульсация боли в руке лишь заостряла ту безысходность, неумолимо захватившую моё сознание, превратившееся в комок страха и паники. Правая рука онемела и слушалась плохо, и потому мне приходилось ворочать левой. Лантрэ предусмотрительно заломал их мне за спину и кончиками пальцев одной кисти я мог дотянуться до противоположного локтя. Бечёвка плотно обмотала предплечья и тянулась от плеча к плечу, затем опускаясь вниз и обхватывая бёдра. Приходилось упираться макушкой в потолок, а коленями в пол, и свинцовое напряжение вдоль позвоночника ломило мышцы. Проеденный коррозией и ржавчиной холодный кузов просвечивал крохотными дырами, однако этого было слишком мало, чтобы увидеть хоть что-то. Укачивало, и тошнота ни коим образом не способствовала построению плана. Я не надеялся, что Иен повезёт меня в своё бывшее логово, которое уже наверняка плотно исследовали либо полицейские, либо ФБР, и по звукам становилось понятно, что мы уже покинули город. Автомобиль начало неприлично трясти, и я не удержался и завалился на бок. Небольшая ранка от ножа на животе саднила от каждого движения, а теперь в неё уткнулось что-то острое. Трясло всё сильнее, машина натужно тарахтела, борясь с грязью, и шум двигателя становился всё громче, но неожиданно затих. Хлопнула дверь, а через несколько секунд открылась и та, которая закрывала моё пассажирское и совершенно не комфортабельное место.

     — Решил вздремнуть? Не время. Вставай, Роккэн, — весело произнёс Лантрэ и ухмыльнулся. Чёрные длинные волосы спадали на его лицо и липли к нему под потоками воды, однако даже это не скрывало безумный блеск глаз. Я осуждающе промолчал и поёрзал. — Ах да, ты же глупая сука, которая не может ничего без своего кобеля. Так уж и быть, покажу тебе, как надо.

     Он резво запрыгнул внутрь и приблизился без капли страха. Нож матово блеснул, и я невольно зажмурился, боясь ощутить новую боль. Вместо этого лезвие перерезало бечёвку, которая сдерживала мои ноги. На какую-то жалкую секунду я ощутил в себе силы для борьбы, а Иен уже ухватился за получившийся поводок и безжалостно потянул вверх, почти вывернув мои плечи из суставов. Крик вышел скорее убогим, чем громким и способным выказать протест и страдания, но мне пришлось подняться на затёкшие ноги, чтобы безумец не тащил меня волоком по грязному и занозистому полу. Уверен, с него бы сталось даже выпихнуть меня на землю, как мешок с дерьмом. Оказавшись на улице, я тут же осмотрелся, но места были даже не окраинами города, но самой настоящей глушью, состоящей из лесных зарослей и грязи. Постепенно утихал дождь, но всё ещё колотил по листве, затылку и прохудившейся крыше небольшого домика посреди чащи. Надежда моя провалилась в бездну отчаяния. Даже если мне повезёт остаться в живых, то как я выберусь из этих незнакомых дебрей? В памяти сразу всплыли страшные рассказы Руруки о диких животных, которые встречаются в подобных совершенно необжитых и безлюдных местах. Надо было сделать хоть что-то!

     Иен дотащил меня до домишки и открыл дверь. Я даже начал сопротивляться и упираться, чтобы не остаться с ним в закрытом пространстве, и тут же получил сильный удар по пояснице. Не то всхлип, не то писк вырвался из горла, и Лантрэ втолкнул меня в своё обиталище. Когда зрение вернулось ко мне, мне показалось, что у меня начался бред. Маленькое помещение всюду было увешано ничем иным, как фотографиями моего супруга. Были среди них и такие, которые я видел в первый раз. Например, снимок, на котором ещё совсем молодой рыжий альфа стоял в пол разворота к камере: чёрная форма полицейского с фуражкой, нашивкой на плече и значком на груди — сплошной соблазн. Рядом с ним были и другие полицейские, скорее всего сослуживцы. Даже в такой ситуации я не смог удержать восхищённую дрожь, а щёки запылали. Были и немного размытые фотографии, на которых Руруку можно было узнать только по шевелюре. В машине, покуривающий сигарету, на пороге участка со стаканчиком кофе из забегаловки, в окружении полицейских за оцеплением с нитриловыми синими перчатками на руках. Нашлись и такие, которые я выкладывал у себя в профиле с забавными комментариями о любимом муже, вроде: «Грозу преступности застали врасплох с зубной щёткой во рту». Я перевёл ошалевший взгляд на Иена, и он гадко улыбнулся, впрочем, с долей странной мечтательности:

     — Да, я следил за вами. Ну, как за вами? За ним.

     — Ты чокнутый сталкер, — поморщился я и снова попробовал высвободиться, но получил удар по другой стороне поясницы и невольно осел на подкосившиеся ноги. — Сумасшедший.

     — Доболтаешься, красавчик. Впрочем, можешь говорить, что угодно, потому что скоро я избавлю этот мир от очередной похотливой подстилки и её выродка. Рурука ещё и спасибо мне скажет за то, что я прикончу тебя. Только посмотри, до чего ты его довёл, каким он стал.

     Я полагал, что Иен не станет тянуть время, что мне незачем рассчитывать на обезболивающие и некоторую церемониальность, с которой он подходил к другим жертвам. И вдруг мне стало до смешного ясно, к чему это всё было сделано.

     — Ты… неужели ты специально это всё провернул, чтобы я оказался здесь? — когда Лантрэ толчком укладывал меня на отсыревшую и пахнущую плесенью постель, выдавил из себя я. — Все эти трупы, жертвы, объявления в полицию — только ради этого?

     — Смекалистый мышонок, — с каким-то странным одобрением протянул Иен и подкинул в руке нож. Этот мачете с узким лезвием, сильно скошенным на острие, размером с предплечье опасно покачивался в руке убийцы. Оскал Лантрэ не предвещал ничего хорошего, а я начал осторожно распутывать шпагат на своих руках, стараясь немного оттянуть неминуемое. — Что было ещё делать, раз Рурука перестал приезжать сюда? Мне нужно было заманить его в Провиденс и освободить от тебя. Знаешь, как трудно было затаскивать этих идиотов к себе и проворачивать всё так, чтобы не попасться? Впрочем, куда тебе до подобного. И вот я думаю, как же мне лучше поступить с тобой? Сжечь заживо, чтобы о твоей смазливой морде ничего не напоминало? Или всё-таки дать шанс Руруке поцеловать тебя напоследок в гробу?

     — А как насчёт тебе поцеловать меня в задницу? Впрочем, не особенно хочется после того количества дядюшкиных членов, которые ты заглатывал, — всплылил я, надеясь, что это выбьет Лантрэ из равновесия. Омега ненадолго замер, похлопал плоской стороной лезвия себя по ладони и усмехнулся. — И даже если ты надеешься, что Рурука вдруг решит переключить внимание на тебя, то только ради того, чтобы отстрелить тебе голову.

     — Возможно. Но всё, о чём он будет тогда думать — это я.

     С выражением превосходства на своём лице Лантрэ приблизился и стал наклоняться, удобнее перехватив покрытую резинопластиком рукоятку мачете. Решиться было сложнее всего, и я продолжал мысленно уговаривать себя сделать рывок, от которого зависела моя жизнь. Убедившись, что шпагат больше не сдерживает меня, я быстро дёрнулся в сторону от лезвия и тут же — прямо на Иена. Он вздрогнул скорее от неожиданности, чем от страха, и на секунду зажмурился, приподняв руки так, точно боялся, что я его ударю. Возможно, мне не следовало играть на его травме, которая привела ко всем этим убийствам, но из нас двоих я выбрал себя и ничуть об этом не жалел. Замешательство Иена длилось недолго, но достаточно для того, чтобы я успел дотянуться до болтающегося в кармане пистолета и вытащить его. Он тут же отреагировал и из короткого замаха опустил на меня своё оружие. Нелепо ухватившись за пистолет обеими руками, которые отвратительно слушались меня, только тем я и спас себя от чертовски ослепительной боли, пронзившей ногу и сковавшей мой мозг. Я, человек, который никогда не сталкивался с настоящими травмами и такими ощущениями, просто не мог осознать их. Моё сознание охватила паника, а тело вышло из повиновения, смятённое пожаром агонии. На него за столь краткий срок обрушился такой непередаваемый опыт, что было удивительно, как я до сих пор не отключился в жалкой попытке спастись от мучений. Сведённый судорогой большой палец не без труда надавил на курок, снимая предохранитель, а указательный безжалостно нажал на спусковой крючок. Оглушительный звук выстрела и резкий запах пороха заставили меня зажмуриться. Крик Иена не тронул меня ни капли, и я снова и снова вдавливал крючок почти до самой рукоятки, пока не услышал пустые щелчки и звук грузного падения тела. Воняло. От боли тошнило, и я не хотел открывать глаза.

     Ком рвоты подполз к горлу, и я склонился на бок, безотчётно открыв рот. Я не слышал ничего, а вывихнутые Иеном руки тряслись. Пальцы не разжимались. Меня стошнило снова, и из глаз полились слёзы. Встать с кровати оказалось куда сложнее, чем пристрелить безумца, и я старательно не смотрел на растянувшееся на полу тело, под которым стремительно расползалась багровая лужа. Сколько ещё насилия должно будет произойти в этих стенах? Нужно было подойти, найти телефон и позвонить Руруке, в полицию, службу спасения — хоть куда-нибудь! Я боялся встать. В бедре торчал мачете, пройдя насквозь, и его острие беспощадно царапало правую ногу. «Надо. Вытащить, — шептал я себе под нос и повторял в мыслях, но как же страшно было ухватиться за окровавленную рукоятку и выдернуть из себя чудовищный нож! — Надо. Давай. Надо это сделать». Стоило только притронуться к округлому стальному навершию на пробу, как всё моё тело затрясло. Лезвие плотно засело между костью и в мышцах. Сидя на краю постели, посреди леса, я глотал слёзы и умолял себя пошевелиться. Затуманенный взгляд лихорадочно метался по фотографиям мужа в логове убийцы. «А если я не буду доставать нож? Дойду до машины? Дойду, но не уеду, — отвлекался всеми способами я. Трясло. Во рту было кисло и горячо. — Надо, надо, надо». Ноги крупно тряслись, когда я медленно вставал на целую и аккуратно опирался самым носком ботинка левой на пол. Тьма то застилала взор, то взрывалась алыми пятнами, пока я медленно — фут за футом — приближался к трупу. Сложнее было наклониться и не упасть, пока рыскал окровавленными руками по его одежде в поисках телефона. На моё счастье смартфон нашёлся в кармане джинс Лантрэ и не попал под обстрел. Стискивая в холодеющих пальцах пистолет и свой единственный шанс на спасение, я ковылял на улицу. Подошвы кед скользили по грязи, а остатки дождя неохотно шелестели вокруг. Страшное головокружение всё норовило уронить меня на землю и оставить умирать, так и не дав добраться до машины.

     Дверца всё не хотела открываться, но через несколько минут выматывающей борьбы я осторожно забрался в салон и прислонился спиной к спинке водительского сидения. Сами собой закрывались глаза, в которых будто бы перекатывались сотни песчинок, а вместо дыхания изо рта вырывались натужные хрипы. Только тогда выпустив из руки пистолет, я прижал ладонь к животу, невольно испытывая странную радость. Хорошо, что Иен попал в ногу. Голова кружилась даже когда я прижимался спиной и головой к сидению, даже с закрытыми глазами. Экран телефона начал беспощадно глючить, реагируя на всё ещё тёплую кровь, а не на пальцы, и я едва удержался от соблазна шваркнуть им об руль. Страшно хотелось в туалет, а от слабости соображать получалось всё хуже. Оттерев дисплей и руки своей водолазкой, я наконец смог открыть меню вызовов. Последним исходящим вызовом значился мой муж, и я нажал на кнопку повторного звонка. Не прошло и пары секунд, как гудки прервались.

     — Ру, — выдохнул я в динамик до того, как он начал разоряться, — пожалуйста, забери меня.

     — Роккэн! Рок, где ты? Ты цел?

     — Не знаю. Тут лес… и кровь. Очень темно. Домик. Ру, мне больно. Пожалуйста, приезжай поскорей, — из последних сил я повернул ключи в зажигании, и двигатель негромко затарахтел, а фары зажглись, осветив маленькую полянку. — Я включил фары, но… мне нехорошо. Сейчас отключусь.

     — Не засыпай, слышишь меня? Ни за что не засыпай! Я выезжаю, сейчас вызову скорую. Только не смей спать!

     — Попробую, — уже почти беззвучно выдохнул я, чувствуя, как голова сама собой опускается.

     Даже истошный вой клаксона под ухом не заставил меня проснуться.