Картер понятия не имел, почему остался тут, среди живых. Может, все, кто когда бы то ни было умерли, так и ходили бесплотными тенями, безгласыми, невидимыми даже друг для друга, между живыми, не обретя ни покоя, ни пустоты, ни новой жизни. Может, именно предчувствуя такой конец, всё живое так отчаянно цеплялось за жизнь, не желая после смерти становиться невидимым соглядатаем. Проще было бы просто прекратить существовать, не быть, чем вот так вот.

Ничего страшнее и безнадёжнее Стил и придумать не мог. Лёжа в своей постели, на своем месте, он смотрел в глаза Микаэля всю ночь. Тот лежал молча, невидящим взглядом смотря перед собой. Картер уже не кричал, не пытался прикасаться к любимому, просто смотрел, не в силах обнять, пожалеть, даже сказать эту ненужную, вязкую ложь: «Всё будет хорошо». Эта фраза должна была бы, по идее, внушить человеку надежду на лучшее, на будущее, но произносили её так часто, что смысл она потеряла, став чем-то вроде пожелания доброй ночи. Просто культурной, вежливой формой выразить сочувствие в подобной ситуации. Сколько сотен раз за время со своей смерти Картер слышал это обещание, обращённое к близким…

Вроде бы, иногда Арно становилось лучше, временами он словно забывался, пару дней назад начал есть и спать. Беспокойно, просыпаясь десяток раз за ночь, но всё же. Помогли таблетки, наверное. И тут, как назло, как будто издеваясь, совсем случайно Микаэль обнаружил коробочку с обручальным кольцом и вот опять лежал, не в силах уснуть ночами.

Картер копил на кольцо несколько месяцев: не хотелось брать дешёвое, а живя вместе и имея совместный бюджет, было сложно утаить исчезновение крупной суммы из небольшой зарплаты пожарного.

Купив кольцо, повинуясь минутному порыву, Стил первым делом заказал на нём гравировку, решив, что сделает предложение в следующем месяце, когда осенняя слякоть сменится первым, белым, таким желанным, не успевшим ещё надоесть, снегом.

Долго думать, куда спрятать кольцо, не пришлось: ящик с инструментами Микаэль не трогал никогда. Нет, совсем безруким Арно не был и полку, к примеру, прибить мог вполне, но не любил подобные занятия. Картер же, наоборот, обожал чинить сантехнику, собирать мебель, делать небольшие текущие ремонты в доме, но не любил наводить порядок. Так что они поделили обязанности однажды и больше не возвращались к этому вопросу.

Только сейчас, когда Стила не стало, Арно просто пришлось залезть в инструменты, чтобы вернуть на место дверцу тумбы, которую он сам и сломал, злясь даже не на то, что она скрипит, а на то, что Стила нет рядом. Что его предали, оставили одного в этом большом, старом, холодном доме. В этой квартире, которую они ещё толком не успели обжить и за которую были ещё должны банку.

Картер отлично помнил, что было написано на кольце, но всё же заглянул через плечо Микаэля, читая вместе с ним вслух:

— Обещаю, навечно твой…

И когда Арно расплакался, в тот же момент призрак его бойфренда рассмеялся. Микаэль думал, что смерть заставила Стила нарушить обещание, а Картер вдруг осознал, что сдержал слово, и теперь уже никуда не денется.

Каждый раз, когда из любимых, родных, таких тёплых серых глаз текли слезы, Картер терялся: он понимал, что было бы хуже, если бы Микаэль держал горе в себе, разрушая себя изнутри. Но в тоже время невозможность утешить, помочь просто убивала, вновь и вновь.

Джеймс позвонил, как всегда, вовремя, и, стерев слезы и пару раз глубоко вздохнув, Арно собрался и взял трубку:

— Добрый день, мистер Стил.

— Микаэль, сколько раз я просил тебя называть меня Джеймс? Слушай, я тут как раз по делам возле твоего дома. Можно я войду? А то ни одной приличной кофейни рядом. А у меня, кажется, сахар упал, — бодро попросил старший Стил.

— Да, конечно. Через сколько вас ждать?

— Пять минут у тебя есть.

Арно почти бегом бросился в ванную, приводить лицо в порядок, надев на безымянный палец найденное кольцо, а Картер остался сидеть, где сидел, сожалея, что не смог, не успел помириться с отцом. Не понял до конца, насколько был дорог папе. Ведь внутри Стила жила глухая, страшная обида отверженного, не принятого и не понятого ребёнка.

Призрак уже не вздрагивал, когда кто-то из живых проходил сквозь него: привык. И сейчас даже не повернулся, когда папа вступил в него, не замечая, не чувствуя, что Картер не просто рядом, а частично в нём.

Несколько раз Стил использовал подобные встречи Джеймса и Микаэля, чтобы наведаться к экстрасенсам и спиритистам. Ни те, ни другие его не видели, не слышали, не замечали. Из мира живых лишь вороны и коты видели Картера, и, казалось, даже понимали, что тот не совсем настоящий, не несёт угрозы.

Коты просто наблюдали за ним, без особого интереса, но Стил был готов поклясться, что именно вслед его движению поворачивались, и не раз, кошачьи морды.

Вороны, в большинстве своём, и вовсе его игнорировали, все, кроме одного. Может, птица была молодой, а может наоборот: старой, опытной. Вечером, в очередной раз пытаясь просто примять ногой траву, и следя за сидящим на лавочке молча Арно, Картер вдруг осознал, что один из воронов ходит за ним попятам, наблюдая за действиями.

С того дня, ещё не понимая, толком, зачем, Стил при первой возможности уходил в этот старый парк, бродил там, пока не натыкался на нужного ворона и снова и снова пытался заставить птицу повторить странную последовательность действий. Ему нужно было иметь хотя бы надежду на связь с миром живых. Пусть пока Картер и не знал, зачем, но он хотел привлечь к птице внимание. Пусть и не Микаэля: тот был в настолько страшном состоянии, что не заметил бы даже ворона, что пляшет ламбаду. Но Стилу казалось, что если ему удастся связаться с живыми, он найдет слова, которыми сможет если не унять боль, то хотя бы попрощаться.

Вот только у него не было возможности хотя бы чем-то вознаградить птицу, и та не спешила просто так выполнять трюки или вести себя достаточно странно, чтобы привлечь внимание к себе.

Когда начало темнеть, Картер поспешил домой, опасаясь, что его отец уйдёт и в одиночестве Микаэль совершит непоправимую глупость. Правда, Стил не знал, что будет делать, если его бойфренд и правда решится.

Джеймс уже успел уйти, но, судя по всему, успел приготовить для Арно ужин. Правда теперь, оставшись в одиночестве, Микаэль лежал на кровати и смотрел в пустоту, а тарелка с супом остывала на кухне, не нужная никому.

— Я… Если бы я знал, то выкинул это кольцо, — признал тихо Картер, смотря на своего любимого. — Я не хотел причинять тебе ещё больше боли. Почему ты не имеешь привычки говорить сам с собой? Твоё молчание меня пугает.