Всю эпидемию по Городу, отзеркаливая следы друг друга, бродили двое демонов — так говорили среди горожан, так считала Чудотворица, постоянно шнырявшая по их тропам и путавшая следы. И чувствовалось, что тесно было, что Город не выдерживает такого жара, такой силы, постоянно перемешивавшейся в моменты столкновений и бурлившей расплавленным металлом.

После эпидемии в Городе все еще живут два демона. Больше не слоняются — только совершают броски, чтобы спасти по-человечьи вновь чью-то жизнь. И бьются два горячих сердца, с каждым днем все тяжелее, и дышит хрипло Город от этой ноши, особенно когда двое человечных демонов рядом, когда вновь цепляются взглядами или словами.

Они оба хотят жить.

Песчанку отгоняли от себя все долгих двенадцать дней, свои жизни отстаивали: один встречал туманные ночи с револьвером, второй выгрызал каждое новое утро клыками. Они уже во времена Второй Вспышки точно знали, что сделать, чтобы выжить.

Сейчас знают тоже. У каждого по ножу в пальцах. Скальпель с удэем пляшут от дрожи рук, которые никогда не дрожат.

Все же, неслыханная это роскошь — на двух таких людей иметь целых два сердца. Горячих, бьющихся желанием жизни… раньше желание было эгоистичным. Сейчас они стоят в разных комнатах, буквально через стенку друг от друга, глядят на руки, на которые готовы положить сердца, каждый свое, чтобы второй не должен был приносить такую жертву.

Во время эпидемии они, возможно, изничтожили бы друг друга, как всегда говорила и предрекала Самозванка.

После эпидемии каждый готов вырезать свое сердце и бросить на землю, чтобы потом прижаться ладонью к чужой груди и ощутить, как за ребрами мягко стучит, чуть учащенно.

И ломается что-то внутри при взгляде на лезвие, вспоминаются встречи, взгляды, слова, вспоминаются протянутые руки, убитые враги, подаренные лекарства, рассыпчатые минуты дремы в одной комнате… Руки бросают ножи, а ноги несут в коридор, столкнуться на полпути и соединить тела в монолит крепче, чем спрятанная параллельно им стена. И продолжает зеркально все биться, биться…

Быть может, иметь на двоих два сердца — роскошь. Но вырезать два их сердца — перебор.