Вечером, в положенный час, "Наутилус" поднялся на поверхность, чтобы обновить запас воздуха. Правду говоря, в этом не было особой нужды: аналогичная процедура утром могла считаться вполне достаточной, учитывая вместимость резервуаров судна. Но иногда командиру корабля приходила фантазия насладиться вечерним пейзажем океана, и он приказывал всплывать на поверхность.
Однако теперь посвятить свою душу созерцанию природы было невозможно, равно как невозможно усмирить её от попыток подобрать верное решение в неловкой ситуации с профессором Аронаксом.
"Точно гражданская война внутри меня, - Немо вздохнул и облокотился на бортик. - Должен ли я идти вперёд или обогнуть эту скользкую тропу проверенным маршрутом - этим нудным, досконально изученным маршрутом, в который превратилась с определённых пор вся моя жизнь?"
Он не успел закончить мысль, ибо в следующий миг услышал чужие шаги, лёгкой вибрацией отдающиеся по металлической палубе.
- Это Вы, господин Аронакс?
Доброго вечера.
- Доброго вечера, капитан. Звали меня?
- Звал. Так как считаю своим долгом извиниться перед Вами за моё прежнее отношение.
Аронакс удивлённо взглянул на него, будто не понимая.
- Извиниться? Но Вам не о чем просить прощения: Вы вежливый хозяин и внимательный человек. Если я могу восхищаться качеством жизни на "Наутилусе", то в этом целиком Ваша заслуга и гостеприимство.
- Стремление оправдать меня делает Вам честь, господин профессор, но я много размышлял над причинами возникшей меж нами напряжённости и пришёл к выводу, что львиная доля вины лежит именно на мне.
- Мне всегда казалось, что нельзя свалить весь груз вины на одного из конфликтующих. Моё упрямство отнюдь не снимает с меня ответственности.
Капитан усмехнулся и тихо произнёс:
- А моё до некоторого времени не позволяло мне видеть в Вас человека, помимо хорошего учёного.
Профессор застыл, боясь верить своим ушам, и вопросительно смотрел на собеседника.
- Да, я чудовищно виноват перед Вами и меньше всего хотел бы сейчас признать это открыто, но нельзя всю жизнь бежать от правды, ибо именно она единственная по-настоящему стоящая вещь в нашем мире.
- А как же дружба? Счастье? Любовь, в конце концов?
- Это приходящие понятия. Всё исчезает со временем. С нами остаётся лишь правда, убеждающая поступить тем или иным образом.
- Правда у каждого своя.
- Поэтому люди и склонны действовать по-разному, подчиняясь в глубине души только их собственной истине, иногда отличной от общепринятой.
- И Вы тому характерный пример.
- Согласен. Однако то, что я поступаю настолько индивидуально, ещё не является примером для подражания. Надеюсь, это понятный факт, - он хмуро сдвинул брови, акцентировав последнее утверждение.
Профессор повёл плечами и ответил:
- Никак не пойму, капитан Немо, что с Вами не так: Вы либо не желаете терпеть кумиров и последователей, либо приходите в негодование от мысли, что станете заурядным, принимая мнение большинства.
- И как Вы только догадались! - ладонь командира с силой приземлилась на стальной поручень бортика, вымещая ударом всю внутреннюю досаду человека, чью сокровенную тайну внезапно огласили. - Придётся засчитать очко в Вашу пользу. Хоть это и не столь принципиально, но разве не любопытно будет узнать, кто одержит верх в нашей небольшой коллизии?... Впрочем, мы отвлеклись, - он выдохнул, снова взяв себя в руки. - Теперь гораздо важнее обстоит вопрос с нашим будущим, поэтому мне необходимо знать, как Вы относитесь к недавно произошедшему между нами... ну, скажем, "ритуалу закрепления связи"?
- Как к естественному событию в жизни соулмейтов, без которого их дальнейшее существование находилось бы под угрозой.
- Вот как... Тогда пока что нам надо отбросить все переживания и, как прежде, идти вперёд своими путями, не правда ли, Аронакс? Уж поверьте, сейчас это лучшее, что мы можем сделать друг для друга.
Немо поклонился и, скрестив руки на груди, устремил взор вдаль, не произнеся более ни слова.
***
Разговор с командиром "Наутилуса" оставил в душе профессора противоречивое впечатление. С одной стороны он радовался, что отныне их противостояние, или, по крайней мере, острая его фаза, сошло на нет; с другой же казалось, будто тишина, повисшая в воздухе после этой моральной разрядки, может быть ещё хуже постоянных столкновений.
Как известно, на свете существует множество эмоций и чувств. Положительные: радость, доверие, сочувствие - способны вызывать в человеке симпатию. Отрицательные: горечь, обида, ненависть - напротив, ввергать в глубокую неприязнь. Но самое страшное отношение, какое только можно себе представить, это равнодушие - отсутствие чувства, как такового; когда человеку безразличен ты сам, твои мысли, твои поступки, мечты и желания. Ты будешь пировать за богатым столом, прозябать в нищете, или лежать на смертном одре, а ему будет всё равно, потому что у него свой путь в этом мире, свои идеалы и помыслы, кумиры и надежды. Но какими бы узкими тропами не шли люди, рано или поздно дороги всё-таки пересекаются и, стремясь избавить своих путников от безразличия, толкают их либо к приязни, либо к антипатии, а вторая, как ни прискорбно сознавать, бывает взаимной гораздо чаще первой.
В любом случае, создавшееся безразличие не могло тянуться вечно, и в один из дней оглушило всех, разорвавшись непредвиденным взрывом.
***
- ...Нет, нет и ещё раз нет! - вещал на всю комнату раздраженный голос. - Дальше откладывать некуда. Земля близко, настало время действовать.
- Но я не успел закончить свой научный проект.
Канадец усмехнулся и язвительно ответил:
- Вашим проектам, господин учёный, конца-края не видать. А возможности такой может больше не представиться.
- Сколько раз я уже слышал это от Вас, Нед! И тем не менее Вы всё время продолжаете находить какой-нибудь подходящий случай.
- Перестаньте же увиливать, профессор! - гарпунёр склонился и легонько тряхнул его за сюртук. - Шанс идеальный, его нельзя упускать. Погода и видимость отличные; доберёмся на шлюпке до берега, а там полнейшая свобода, только подумайте! Больше никакой рыбной диеты, изоляции от общества и риска для жизни из-за сумасшедших идей капитана. Или Вы хотели бы повторения "ледяной ловушки"? Ручаюсь, он с лёгкостью может попасть ещё в "парочку" таких неприятностей, если до того не будет пойман теми, кто почти пристрелил его в прошлом месяце.
- Довольно. Я понял Вас, но мне нужно прежде подумать над этим.
Ленд пожал плечами и направился к выходу. На пороге он вновь обернулся и повторил:
- Решайтесь, господин Аронакс. Сегодня в десять вечера мы должны отплыть. Встречаемся без четверти у шлюзового отсека.
Не слушая возражений, он вышел, хлопнув дверью. Пару минут спустя в каюту зашёл Консель.
- Их чести уже известно?
- Да, но, право, я не знаю, как быть.
Помощник оглянулся и прикрыл вход в комнату.
- Господин профессор хотел бы остаться?
- Не в этом дело, друг мой. Мы до сих пор не изучили все тонкости связи родственных душ, и неизвестно, как отразится на нашем состоянии постоянный разрыв. Что если теперь мне не покинуть "Наутилус" без риска убить и себя, и капитана? Конечно, мы закрепили нашу связь и проблемы со здоровьем прекратились, но как знать, надолго ли. Быть может, расставание грозит нам обоим чем-то серьёзнее, чем испорченными отношениями, как ты думаешь?
- Я об этом и не задумывался, - Консель растерянно присел рядом. - А уж Нед тем более. Я попытаюсь с ним поговорить, но не думаю, что он прислушается. Их честь должны принять решение о своей судьбе сами, мне останется лишь следовать ему.
***
Цифры на электронных часах упорно приближались к назначенному сроку, а настроение профессора становилось всё нервознее и нервознее. Он не имел понятия, что делать. В голове вертелись слова канадца о смертельных опасностях и близкой доступности суши; с другой стороны разум постоянно подкидывал ужасные картины того, что может случиться с ним и капитаном, если только его последнее предположение о "soul mates" верно. Под конец французу уже действительно начала мерещиться предсмертная агония, когда он вдруг сообразил, что время на раздумье вышло. Без двадцати минут десять - пора идти.
Словно в забытьи, Аронакс поднялся с кресла, спрятал за пазуху одежды свои тщательно упакованные записи и, окинув на прощание каюту печальным взглядом, в последний раз закрыл её. Дверь захлопнулась с характерным щелчком, но даже такого тихого звука оказалось достаточно, чтобы невольно вздрогнуть и очнуться.
"В самом деле, чего это я таю, как кубик сахара в чашке кофе? Меня уже ждут, надо поспешить".
Однако ж, вновь задумавшись, Аронакс ошибся поворотом и попал совсем не к шлюзовому отсеку, на что оставалось только мысленно чертыхнуться: минуты нещадно утекали. Он опасался бежать бегом, так как топот, без сомнения, будет хорошо различим на металлическом полу, но шаг всё-таки ускорил.
"Направо. Еще раз направо..." - подсказывала память, на сей раз безошибочно проводя своего обладателя по широким коридорам судна
Когда до цели оставался последний поворот, профессор столкнулся со своим помощником.
- Их честь здесь! - шепотом обрадовался Консель. - Но разве Нед Ленд не с ним?
- Что ты имеешь в виду? Неда нет?! Но теперь ведь уже почти десять.
- Минут семь назад он вспомнил, что не взял с собой гаечный ключ для отсоединения крепления шлюпки, и пошёл за ним в кладовую. Я думал, вы двое встретитесь по пути.
- Нет, Консель, мы не пересеклись. Ох, как бы не вышло оказии с нашим...
Речь Аронакса прервал отрывистый сигнал тревоги, переданный по судовому радио.
Взволнованно переглянувшись, не обменявшись ни словом, они бросились сторону кладовых, подозревая из-за чего на корабле объявили тревогу. Предположениям их, к несчастью, суждено было подтвердиться целиком и полностью.
Перед дверью на склад инструментов, стояли шесть человек: их "задержавшийся сверх всякой меры" товарищ, четверо матросов из команды "Наутилуса", очевидно сбежавшихся на срочный вызов и тот, кто, собственно, этот вызов послал.
Капитан Немо, доселе сверливший взглядом пойманного с поличным гарпунёра, обернулся к подошедшим и холодно произнёс:
- Ну, господа, как вы на этот раз собираетесь доказывать свою невиновность? - в глазах его сверкнули искры с трудом сдерживаемого гнева.
Их маленькое действо достигло кульминационной точки. Ещё секунда, и свершится финальная схватка...