Должно быть, прошло немало времени с тех пор, как сон мой был так спокоен; ибо когда я окончательно проснулся, то ощутил приятную истому во всём теле. А вспомнив, что накануне послужило её причиной, лишь закатил глаза. Мне было слишком хорошо, чтобы о чём-то сожалеть - тем более здесь, на "Наутилусе", никто не стал бы вменять в вину общепринятые вещи. Верно, мне и впрямь не стоило прежде так переживать и стыдиться.
Комната, как и ожидалось, пустовала. В предыдущие два раза капитан тоже не оставался со мной до пробуждения: он привык вставать рано и сразу приступать к судовым обязанностям. Нечего было и надеяться на его компанию круглые сутки - довольно и того, что вчера он вёл себя весьма обходительно.
Одеваясь и приводя себя в порядок, я размышлял о том, как долго продлится наше соглашение об интимной близости. Немо говорил, что собирается устроить мне путешествие - весьма своеобразная метафора для того, чем мы занимались. Значит, подобно нашему кругосветному плаванию, оно должно подойти к концу, как только я научусь всему, что он собирался мне показать. Что ж, пусть будет так. На суше мне, убеждённому холостяку, светили, максимум, походы по увеселительным домам, коими я, как бывший медик, не без причин брезговал.
В общем-то, вопиющие последствия содомии, заложившие в мою голову столь негативные убеждения, выявлялись как раз у завсегдатаев этих заведений из-за совершенно безрассудного отношения партнёров к друг другу и своему здоровью, а также отсутствия должной гигиены. И оттого сильнее удивляло положение вещей на подводной лодке, обитатели которой не только имели возможность мыться в любое время. но и относились друг к другу, скорее всего, внимательно. Словом ситуация на судне значительно отличалась от обычной врачебной действительности. Не потому ли я в итоге рискнул поддаться очарованию его командира?
Помотав головой и в последний раз оправив волосы перед зеркалом, я покинул тайную каюту, направляясь к себе. Завтрак уже ожидал меня на столе. Однако даже томлёный лосось не смог отвлечь меня от мысли, внезапно заполнившей всё сознание.
Допустим, капитан действительно хотел научить меня всему, что знал, подобно тому покровительству, какое он оказывал мне при изучении морских глубин. (В том, что роль покровителя тешила его самолюбие, сомневаться не приходилось). И всё-таки, как он собирался сделать это, если я был первым мужчиной в его постели? Те безобидные ласки, что он дважды дарил мне, не так уж отличаются в исполнении мужчин и женщин, но как быть дальше? Если Немо намеревался идти до конца и сам хотел познать то, чем владел только в теории, зачем ему неопытный любовник?
С какой стороны я ни брался за это предположение, выходило, что капитану гораздо и гораздо выгодней подыскать кандидатуру среди своей команды. Поразительно, но даже сейчас это убеждение не оставляло мой разум, оказываясь самым логичным из всех возможных и без труда осуществимым.
"Замолчите, Пьер! Вы не представляете, о чём говорите".
Воспоминание прозвучало голосом капитана Немо, и я осёкся. Он ясно дал понять, что не предложит партнёрства никому, кроме меня. Что же я упускаю?
Я постарался воскресить в памяти наш вчерашний разговор, ссору и примирение. Портрет покойной супруги капитана, неожиданно всплывший в памяти, вдруг разом расставил всё на свои места! Что если капитан попросту скучал по ней? Отчаяние, с которым он глядел на её изображение в тот день, окончательно укрепило мою уверенность.
Нед Ленд говорил, что все "нормальные" командиры на его памяти не гнушались тесным общением со своим экипажем. Очень вероятно, что у Немо было собственное мнение о норме, как в принципе и о любом другом предмете или понятии. Возможно, спать с собственными подчинёнными не входило в его моральные устои. (Тут я понял, как глупо выглядел со стороны, предлагая вместо себя кого-нибудь из матросов. Разумеется, он разгневался от такой нелепой дерзости.) А я? Я не считался частью команды - я был всего лишь пассажиром "Наутилуса", случайным гостем на его борту, сыскавшим расположение капитана. Кому же ещё он мог позволить лечь рядом, не умалив своего достоинства!
Теперь всё стало совершенно прозрачно. Трудно было отрицать коварство, с которым Немо заманивал меня в недра тайных комнат, и даже лицом к лицу со своим отражением в зеркале я не оправдал бы таких методов; но если всё, ради чего он шёл на ухищрения, это тепло другого человека в его постели без потери гордости, я вполне мог ему подыграть. В конце концов он ощутимо страдал от одиночества, и в моих силах было утешить капитана в его тоске по умершей возлюбленной.
Оценив сложившуюся обстановку таким образом, я кивнул сам себе и, вытерев губы салфеткой, вышел в салон.
У раскрытого иллюминатора сидел мой помощник, увлечённо зарисовывавший что-то в блокноте. При виде меня он тотчас поднялся, приветствуя и осведомляясь о моём здоровье.
- Я заходил к Их чести полтора часа назад, но его не было в комнате, а поскольку кровать оказалась заправлена, я подумал... Словом, не стал тревожить. Надеюсь, господину профессору и так прекрасно спалось. А до тех пор, я успел запечатлеть для него несколько видов Salmonidae.
Без сомнения, одна из черт, за которые я обожал Конселя, это его понимающая тактичность!
Я поблагодарил друга за превосходные иллюстрации и принялся добавлять к ним подписи на латыни и краткие заметки об их особенностях. После я потянулся к столу за промокательной бумагой и случайно обронил карандаш, укатившийся под соседнее кресло. Консель тут же спустился на пол, чтобы найти его. Наблюдая за ним краем глаза, я обнаружил, что его движения несколько скованны, по крайней мере, то, как неловко он присаживался обратно, вызывало подозрения.
- Консель, с тобой всё хорошо? Поясница не болит.
- Нет, - он чуть понизил голос. - Но если господин профессор позволит, болит у меня не поясница, а мышца.
- Мышца?
- Их чести она должна быть знакома: sphincter ani.
- Наружный или внутренний? - машинально спросил я, перелистнув страницу. - Погоди, что? Как?!
Консель на мгновение встретился со мной взглядом, тут же отведя его.
- Я согласился. На встречу, куда меня приглашали ещё на прошлой неделе - возможно, месье помнит.
Кажется, мне понадобилась целая минута, чтобы обдумать услышанное. Я смотрел на своего помощника одновременно с потрясением, интересом и беспокойством, но, видимо, последнее перевесило первые два, ибо парень поспешил добавить:
- О, не стоит волноваться! Всё прошло весьма недурно, насколько вообще может быть первый опыт.
Я молчал, разом позабыв всё, что собирался сказать. В голове крутилось множество вопросов, и в то же время я не мог внятно сформулировать ни один из них. И почему-то лицо начинало гореть у меня, а не у него. Наконец я собрался с мыслями и выдавил:
- Как... у вас получилось? Я имею в виду: с тобой всё в порядке... после такого.
Тот чуть улыбнулся, будто вспоминая о чём-то.
- Оказывается, нужно прежде хорошо растянуть мышцы. Возможно, мы перестарались. Но, уверяю, Камиль был осторожен и не причинил мне вреда. Это временные последствия, не более; я думал, господин профессор и сам знает...
Господин профессор не знал. Сказать откровенно, он впервые слышал, что для столь неестественных актов существуют какие-либо инструкции.
За время знакомства с корабельной содомией я слышал разные варианты её описания. Из уст Конселя она представляла собой алгоритм, отход от которого чреват проблемами со здоровьем. Нед Ленд уверял, что опыт приходит с разносторонней практикой и невозможно преуспеть, не меняя правил по ходу схватки. Капитан проводил аналогию с наукой, которой можно со временем обучиться и обучить - но думал ли он так или просто объяснял через знакомые мне вещи? Воссоздавая в памяти всё, что он делал и его выражение лица, я был склонен, отнести нашу близость не к науке, но к особому роду искусств, ибо чувствуя кожей его руки, я казался самому себе музыкальным инструментом, а сплетение наших стонов лишь дополняло картину.
Консель смотрел на меня вопросительно и, вынырнув из воспоминаний, я понял, что прослушал его последние слова. К счастью, он повторил их.
- Так разве господин капитан не осведомил Их честь? Ежели они двое давно вместе, я решил, что месье не нуждается в объяснениях. Но если нужно, я, разумеется, расскажу, как.
Конечно, кое-что я слыхал ещё будучи жителем суши, однако действительность уже доказала непрочность и частичную ошибочность многих фактов. Посему сочтя, что новые сведения лучше, чем отсутствие таковых, кивнул, принимаясь слушать. Консель с привычной невозмутимостью и расстановкой рассказывал о процессе подготовки и других знаниях, явно почерпнутых от его ночного наставника, а я слушал, пытаясь сложить единый узор. Некоторые вещи казались мне довольно смущающими, но раз уж я вступил на этот путь, то постарался запомнить и их.
К тому же меня не оставляла неловкость, что капитан не единожды брал на себя инициативу, а я, выражаясь буквально, рукой не мог шевельнуть без его подсказки. Нет, раз уж мы оба взялись обучать друг друга, от меня, за неимением других вариантов, тоже должна быть польза.
К концу этой непредвиденной лекции я мог похвастаться абсолютно красными ушами и кратким конспектом действий, который тут же спрятал в рабочий блокнот. Парой минут позднее в салон заглянули двое матросов; один из них приветственно махнул рукой Конселю, и тот, извинившись, покинул меня.
Обед подали в половине первого, насколько можно было судить по прерывистой трели электрического звонка. Мы жили на "Наутилусе" немногим больше полугода, но успели выучить некоторые основные сигналы и легко могли отличить приглашение к столу от тревоги или окончания вахты матросов. Капитан Немо, по-видимому, пользовался более продвинутой азбукой, ибо иногда по коридорам разносились такие сложные комбинации звуков и пауз, что я невольно удивлялся, сколько времени понадобилось на их запоминание. И несмотря на сумбур и аритмичность мелодии, командир корабля всегда мог понять, кого из офицерского состава вызывают и в какой отсек.
Я же был весьма далёк от такого профессионализма, потому, услышав знакомый звонок, просто поспешил отдать должное вкусным блюдам. И если бы я не спешил столь явно, возможно, не налетел бы в коридоре на своего канадского компаньона.
- Да чтоб вас! - недовольно воскликнул гарпунёр, едва удержавшись на ногах.
Меня такая удача, увы, не постигла. Пришлось подниматься с пола и собирать рассыпавшуюся папку с материалами. Нед с ворчанием подал мне несколько заметок, вдруг задержавшись на одной из них. Секунд двадцать он пробегал её глазами, а потом вдруг расхохотался в голос.
- Ну, профессор! - с трудом прокашлялся он от смеха, дочитав оборотную сторону. - Кто бы мог подумать, что вы составляете руководство такого толка! "...Подготовительные субстанции подразделяются на следующие категории..." Хо-хо-хо! "...Оптимальное положение выбирается исходя из размеров партнёра и может иметь несколько различных вариантов, которые..." Господи боже, ну и занудство! Добавьте сюда пару непонятных латинских названий, и я бы подумал, что это Консель вам диктовал. Обычно он у нас любитель скучных классификаций, но похоже это заразно.
- Нед, отдайте!
- И вы серьёзно думаете, что какие-то бумажки могут научить вас? Чудной вы, однако, человек. Слушали бы лучше старину Ленда, когда я рассказывал, что да как бывает.
- Тем не менее, верните мне их. Я не обладаю вашим обширнейшим опытом, друг Нед, но у меня свои методы обучения.
- Знаем мы ваши методы! - фыркнул тот, возвращая чуть помятый листок владельцу. - Жизнь - вот самая лучшая школа, и опыт, данный ей в любой области бесценен, а уж все эти клочки бумаги...
Жаль, весь свой вдохновенный монолог Нед стоял спиной к проходу и, естественно, не мог заметить появления нового собеседника.
- ...Именно поэтому зря вы отказались от компании ребят. С Асманом вам бы точно понравилось.
- Мистер Ленд, вы закончили? - от неожиданного голоса канадец чертыхнулся. - Не хочется вас расстраивать, но профессор Аронакс уже сделал выбор и не нуждается в ваших советах. Сомневаюсь, что в свой первый раз с мужчиной вы вели себя так же вальяжно.
- Моим первым разом стал потрясающий старпом из дебютного похода в Арктику. Он доходчиво показал всё и без записок, на что вы, уважаемый, кажется, не способны.
В коридоре становилось совсем неуютно. Капитан молча сверлил гарпунёра глазами, раздумывая, скорее всего, над тем, какую кару обрушить на голову наглеца. Сам канадец спокойно откинулся на стену, с видом человека, совершенно убеждённого в своей правоте. В попытке разрядить обстановку я коснулся руки Немо, легонько проведя пальцами вниз, отчего капитан на секунду перевёл взгляд на меня, а затем сказал:
- Мой вам совет, мистер Ленд: попридержите язык. Иначе следующую ночь проведёте не в тёплой постели, а на гауптвахте. Если у вас хватает совести, можете сколь угодно хвастать, что переспали с половиной моих людей, но оскорблений в чей бы то ни было адрес я не потерплю, - тон капитана остался спокойным, но холодный гнев, застывший на его лице говорил лучше любых слов.
Когда вполне довольный собой канадец скрылся из виду, Немо повернулся ко мне, слегка оттаяв от приступа злости. Какое-то время он смотрел, как я пытаюсь разложить по порядку свои конспекты, затем еле слышно вздохнул и произнёс:
- Надеюсь, он не сильно вам докучал.
- Нет, что вы. Извините, что вам пришлось стать свидетелем этой оказии, но у нашего Неда свой опыт и подход. Не принимайте на свой счёт.
- Ему очень повезло иметь такого терпеливого друга, как вы, Пьер. Мог бы обращаться с вами повежливее.
- Последнее время мы с ним не слишком ладим.
Капитан улыбнулся и прошептал мне на ухо:
"Он завидует".
От такого нежданного поворота я едва не отшатнулся.
- С чего бы это, капитан? С самого начала нашего пребывания на корабле он только и делал, что ссорился с вами. Такой человек никогда не стал бы...
- Разве? - Немо криво усмехнулся, скрестив руки. - Помнится, с месяц назад он сделал мне неприличное предложение и провалился. А вы, профессор, смогли получить согласие, не прикладывая усилий. Причём не имея опыта или намерения. Полагаю, он бы злился, даже если б речь шла не обо мне, а о ком-то другом. Ну, а "противный" и "ненормальный" капитан Немо лишь добавил масла в огонь, - улыбка на его лице погасла. - Личную неприязнь не так легко сбросить со счетов, господин Аронакс; особенно когда её объекту абсолютно всё равно. Жаль, что это так неприятно сказалось на вашей дружбе.
Могло ли всё на самом деле быть так по-человечески мелочно? Положа руку на сердце я не мог представить Неда своим соперником. И - боже упаси! - я не претендовал на звание первого казановы, коим он так гордился. И всё же, всё же...
На плечо мне легла тёплая ладонь.
- Не берите в голову, Пьер. Это лишь мои логические предположения. Тем более, не стесняйтесь ваших конспектов: признаться, я не ждал от вас такого кропотливого изучения и весьма впечатлён.
- Я считал себя в долгу перед вами, - проговорил я, пряча тетрадь за пазуху. Нужно успокоиться и найти в себе силы перечитать всё, что в ней написано.
В тёмных глазах капитана сверкнули яркие искры. Он отвёл со лба непослушную прядь, хитро улыбаясь.
- Что ж, я с удовольствием дам вам шанс вернуть этот долг. Скажем, в пятницу вечером. Вы придёте? Я буду ждать.
***
Три дня до назначенного срока оставили меня не в лучших чувствах. Вероятно потому, что большую часть свободного времени я проводил, запоминая и почти заучивая наизусть свои заметки. Я знал, что когда придёт время перейти от теории к практике, память может подвести меня, а стало быть, следовало уложить знания в голове как можно крепче. В итоге, к концу четверга я сполна ощущал себя студентом накануне важного экзамена. И хотя строго оценивать меня никто не собирался, опозориться совершенно не хотелось.
Временами я задавался вопросом: готовится ли Немо ко встрече со мной в подобном ключе? Отчего-то не удавалось представить его изучающим 1000 и 1 способ ублажения - наверно, я слишком привык, что этот человек знает и умеет всё на свете. Как бы то ни было, дни моего обучения и ожидания подходили к концу.
***
Утром пятницы на столе в моей комнате обнаружился первый сюрприз - вчетверо сложенная записка знакомого почерка:
Профессору Аронаксу от капитана Немо
"Сегодня "Наутилус" совершит глубокое погружение в недра Тихого океана. Буду рад, если вы составите мне компанию. Приходите в рубку к восьми часам вечера".
Вечером? Разве же капитан не назначил нам на вечер встречу в совершенно ином месте? Безусловно, я был рад приглашению и готов был сопутствовать своему командиру, однако записка изрядно выбивала из колеи. Что ж, есть вероятность, что мы всего лишь неверно поняли друг друга, и звать меня в тайную комнату никто не собирался. Значит, сегодня я только профессор естественной истории, что, к слову, не так уж плохо: в конце концов я не помнил ни одного случая, чтобы мне не понравилось изучение моря в его обществе.
В назначенный час я был полностью готов и негромко постучал в рубку с блокнотом в руках. Дверь мне открыл вахтенный, тут же пропустивший меня внутрь и выскользнувший наружу, почтительно простившись с командиром. Немо стоял у штурвала, неотрывно глядя на тёмные воды вперёд и чуть поворачивая руль.
- Добрый вечер, капитан, - произнёс я, пытаясь привлечь внимание.
Тот коротко оглянулся, вновь вернувшись к своему занятию, ещё два или три раза сверился с показаниями приборов и, наконец, полностью повернулся ко мне.
- А вот теперь действительно добрый вечер. Вижу, господин профессор, вы во всеоружии для новых открытий: думаю, нынче мне сполна удастся вас удивить.
- Охотно поверю в это. Глубины морей хранят бесчисленное количество секретов, а Тихий океан - их крупнейшая кладовая, так что я буду рад раскрыть хотя бы парочку.
Капитан нажал несколько кнопок (видимо, послав сигнал в машинное отделение, ибо через несколько секунд ему пришёл ответ) и плавно перевёл рычаг вниз. Пол под нашими ногами слегка завибрировал и стал уходить вниз.
- Здесь это чувствуется сильнее, неправда ли? Будто вы вот-вот взлетите, - усмехнулся Немо, хватаясь за ближайший поручень. - Хотя "Наутилус" всего лишь погружается, как и каждый день. Мы в рубке давно привыкли к таким полётам. Держитесь! - бросив взгляд на манометр, он вернул рычаг в среднее положение. Падение сразу замедлилось. - Дальше двигаться быстро нельзя. Нужно щадить корпус.
Какое-то время мы молча наблюдали через стекло, как последние косяки рыб остаются в более обитаемых слоях, уплывая не в глубину, как люди привыкли видеть, а в высоту. Воды вокруг окончательно почернели и лишь яркий луч прожектора немного разгонял тьму, вечно царствующую в этих мрачных местах. Смотровое стекло оказалось неуютно холодным, и я поспешил отдёрнуть руку. Бесформенные каменные уступы, черви и голотурии, вцепившиеся в них и больше походившие на скелеты, бледный светящийся кальмар, мелькнувший мимо привидением - кажется, всё здесь носило отпечаток мертвенности, одновременно пугающей и возбуждающей интерес.
Я повернул голову к капитану, обнаруживая, что он придвинулся ко мне ближе, чем обычно. Должно быть замогильная атмосфера давила на него так же, как на меня. В надежде отвлечься от неприятного ощущения я раскрыл блокнот и хотел зарисовать пару местных существ, но капитан удержал меня.
- Подождите. Прежде почувствуйте это...
Он щёлкнул одним из тумблеров, и прожектор погас. Второй щелчок - мерное гудение двигателя внизу стихло; третий - вся комната погрузилась во мрак.
Я не привык бояться чего-то настолько тривиального, как темнота, разве только в детстве просил родителей оставлять свечу. Темнота приносила спокойствие и ожидание отдыха, а разбавляясь стрекотом сверчков или пламенем костра, и вовсе навевала мысли о лете и путешествиях. Но сейчас, когда к кромешному мраку прибавилась абсолютная тишина, я чувствовал себя потерянным и чужим в этом глубоководном вакууме. И хотя некоторые обитатели бездны всё же фосфоресцировали, их свет был слишком слаб, чтобы зацепить глаз надолго. Я закрыл глаза, представляя, как падаю в эту бездну, как она поглощает меня. Вероятно, проведи я здесь больше времени - сполна ощутил бы себя мёртвым.
Из вязкой ловушки мыслей меня вытащили тёплые пальцы. Они ощупью нашли мою ладонь и сжали её, возвращая возможность осязать и понимать.
- Когда-то я говорил вам, господин Аронакс, что море это вечное биение жизни. Здесь же оно скорее кладбище с кучкой местных могильщиков, и, несмотря на то, что исключительно живучие виды иглокожих и моллюсков могут проживать в таких условиях вполне комфортно, океан теряет тут свою живописность и живость. И даже командир "Наутилуса" не чувствует себя повелителем этих чёрных вод.
Похоже я начинал понимать его и цель его приглашения.
- Капитан - почти шёпотом позвал я, позволяя нашим пальцам переплестись. - В прошлый раз, вы показали мне коралловый риф, и я думаю, что сегодня мы не случайно опустились так глубоко.
До слуха донёсся тихий вздох, прежде чем Немо ответил.
- В тот день я показал вам, что такое одиночество в толпе, когда общественная суета не приносит ни счастья, ни удовольствия, заставляя чувствовать себя отдельно ото всех. Сегодня... - голос его непредвиденно дрогнул. - Сегодня я раскрыл перед вами полное одиночество, когда ни единый луч солнца не освещает эту пустоту; где время остановило свой ход и точно бы никогда не существовало, - он сжал мою кисть в невероятном волнении и добавил: - Где человек чувствует себя мертвецом и постепенно становится таковым! О, нет, Пьер, это лежит не на поверхности, а в самых тёмных пропастях. И я надеялся, что сегодня вы уже сможете это понять.
В такие моменты эмоции капитана были слишком ярки, чтобы не впитать их. По телу моему прошлась волна мурашек, горло болезненно перехватило спазмом, и я понял, что нервное потрясение готово взять надо мной власть. Стараясь не поддаваться головокружению, я ухватился за плечо Немо, и тот слегка приобнял меня, удерживая рядом.
- Включите прожектор, - попросил я, с радостью наблюдая, как чернота вступает в схватку с электрическим светом. (Клянусь, сейчас он казался мне самым прекрасным и живительным чудом!) - "Наутилус" бесспорно превосходен и даёт силы противостоять и надеяться.
- Как единственный смысл жизни, - пробормотал капитан словно самому себе. - Но этого недостаточно.
Ощутив его руку на своей талии, я позволил себе откинуть голову ему на плечо и даже представить, что именно мне он хотел бы посвятить этот интимный момент. Но я знал истинную причину и не собирался строить мечты на песке. Кем бы он ни был в прошлой жизни, его сердце осталось с ней. Я был лишь тем, с кем можно поделиться этой тоской и болью.
- Я понимаю, - ответил я, осторожно поглаживая Немо по волосам. - Вы скучаете...
Из задумчивости меня вывел мягкий поцелуй в висок. Я невольно ахнул, обращая взгляд на своего собеседника. В рубке стоял полумрак, но глаза капитана блестели и выделялись на светлом фоне лица. Неловко расцепив объятие, он отстранился и щёлкнул выключателем на панели, зажигая свет.
- Помнится, вы хотели что-то зарисовать.
Он отошёл на другую сторону помещения, открывая мне полный обзор, и видимо не собирался больше заговаривать, погрузившись в собственные мысли. Беда в том, что и я, впустив в душу образы этого придонного "кладбища", не мог сосредоточиться на работе. Карандаш дрожал, искривляя линии, и размазывался под нетвёрдой рукой. Испортив, по меньшей мере, три хороших листа, я вдруг задумался: "А так ли мне хочется оставлять воспоминания об этом жутком месте?". Исследовательский интерес впервые за много лет уступил место впечатлениям, и я решительно закрыл блокнот.
Немо кивнул на мой жест, уводя корабль в более гостеприимные воды, и вызвал дежурную смену.
- Идёмте, Пьер. Я больше не хочу чувствовать всё это.
Я следовал за ним по коридору знакомым маршрутом и ничуть не удивился, остановившись возле потайной двери. Я почти не думал об обещанном долге - просто знал, что должен выполнить свою роль хорошо. Правда вечер сложился не так, как я предполагал, и это сбивало с толку. Но в момент, когда капитан Немо остался без рубашки, я понял, что дело плохо - экскурсия в глубины настолько морально истощила меня, что, даже припомнив свои конспекты, я не хотел и не мог. Но разве теперь у меня был выбор? Ведь я знал, на что иду, переступая порог.
Немо неторопливо разложил постель и терпеливо ждал, пока я разденусь. Оставшись в одних нижних кальсонах, я прилёг рядом с ним, полагая, что он сам предпочтёт обнажить меня, как в предыдущий раз. На прикроватном столике слабо мерцала лампа, и меня посетило странное чувство дежавю. Капитан вновь обнимал меня, но теперь мы не стояли перед лицом адской бездны.
- Тёплый и живой, - еле слышно выдохнули мне в ухо. - Как вам только не мерзко...
На секунду Немо отвлёкся, чтобы накрыть нас одеялом - в этот раз я не возмущался, что оно одно. Но следующий его поступок разом разрушил в моей голове все здравые мысли.
- Спокойной ночи, - сказал он. И погасил свет.