Должно быть, это становилось традицией...
Восемь часов спустя сон отпустил меня из своих объятий, и в комнате, как всегда никого не оказалось. Но в отличие от прошлого раза, когда я пробудился с мыслью, что жизнь прекрасна, сейчас всё было несколько иначе: ощущалось странное послевкусие погружения в бездну, снившееся мне половину ночи. А я-то думал, что давно научился судить о вещах и явлениях бесстрастно - очевидно, эмоции всё ещё могут брать верх над холодной учёностью.
Помимо этого, мне настойчиво казалось, что я упустил нечто важное. Что-то, что произошло вчера вечером и не должно было случиться. Но как я ни силился, ниточка рассуждений раз за разом ускользала из рук. Временами мне, конечно, случалось переоценивать события, и тем не менее, теперь я пребывал в полной уверенности, что вещь, так волновавшая сознание в этот момент, действительно имеет значение.
К тому времени как кровать оказалась заправлена, а большая часть завтрака, оставленного на столе, уничтожена, я понял: ещё пара минут таких раздумий, и меня навестит мигрень. Стараясь отвлечься на что-то приятное, я поднёс ко рту пирожное. Всё же не каждый день меню "Наутилуса" баловало меня кремовыми десертами. Но в следующую секунду я обратил внимание на надпись на нём и едва не поперхнулся.
"Just а dream"
Dream! Вот нить, которую я искал; вот моя грубейшая оплошность - я просто уснул и не смог отдать ему долг!
Я смотрел на изогнутые сладкие буквы и не мог подобрать слов. Голос капитана Немо где-то внутри головы иронично кривился: "Что с вами, господин профессор? Я заранее назначил встречу и ждал вас. Я показал вам удивительно эмоциональное погружение и надеялся на продолжение, а вы? Что мне оставалось, кроме как уложить вас спать в таком состоянии? Just a dream и ничего больше"
Разумеется, Немо не сказал бы этого вслух - он наверняка произнёс бы что-то вроде: "Вы уснули как человек с абсолютно чистой совестью. Удивительно!" Наверное даже хорошо, что он ушёл рано утром: я бы не смог посмотреть ему в глаза.
Вдоволь находившись по комнате, я заставил себя присесть на кровать и отправить в рот ещё кусочек пирожного, как будто, съев злосчастную вязь слов, смогу избавиться от их ядовитой правды. Увы! Моим главным врагом был и оставался я сам, и прошедшее изменить уже никто не способен. А впрочем, не всё потеряно: раз капитан не получил от меня желаемого в этот раз, очень вероятно, что он назначит другую встречу, позволив извиниться должным образом. Что за игра судьбы! Несколько недель назад я искал любой способ избежать близости с ним, а сейчас точно бы сам к ней стремился.
Нет, разумеется, я не рассчитывал на долгие отношения: я знал, что капитан уже любил и был любим, и не воображал себя достойной заменой его потерянной жене. Я лишь чувствовал горечь его одиночества и хотел немного унять её, пусть даже столь примитивным способом. А то, что временами меня накрывало необъяснимое сожаление от такой запасной роли - ну что ж, на большее претендовать всё равно не приходилось. В конце концов Немо был достаточно деликатен, чтобы не оглашать сей факт вслух.
Увлёкшись мрачными мыслями, я бездумно доел злосчастное пирожное, очнувшись только когда обнаружил неряшливые капли крема и крошки на покрывале. Невежливо чертыхнувшись про себя, я стянул испачканную ткань с простыни и аккуратно свернул в рулон. Придётся сначала заглянуть в прачечную.
Поскольку ещё в самом начале нашего знакомства Немо сообщил о нашей полной свободе в пределах судна, мне доводилось бывать и в хозяйственных отсеках "Наутилуса". Не сказать, что часто - обычно обслуживание комнат, стирка и другая будничная работа ложилась на плечи экипажа; однако сегодня я чувствовал себя не в праве скидывать на кого-то из них последствие собственной небрежности, потому лично привёл покрывало в порядок и повесил в сушилку. Очень скоро вентиляторы, находящиеся в ней, сделают своё дело, а покамест я прихватил со склада новое, возвращаясь к потайной каюте.
Из-за поворота показалась знакомая фигура. Не думаю, что мне хотелось сейчас с кем-нибудь разговаривать, но канадец, махнув рукой кому-то за углом, всё же заметил меня.
- А, господин профессор! Переезжаете со всеми вещами?
- Доброе утро, Нед. С чего бы вдруг?
- Ну, - неопределённо пожал плечами тот, - В последнее время вам приглянулась двухместная каюта в конце коридора. А так как разнообразия в ваших партнёрах никакого...
- Оставим вопрос о разнообразии, - с нажимом предложил ему я.
Гарпунёр пару секунд оценивал моё лицо, будто пытался понять мою реакцию. Затем покачал головой.
- Вы в самом деле наивны, месье. Не будь вы моим другом и товарищем, я бы даже посмеялся.
- Вот как? Не посвятите ли меня в корень ваших шуток? - разговор начинал меня напрягать.
- Вы так вцепились в этого типа, что не видите множества других возможностей и вариантов. А между тем могли бы получить и узнать гораздо больше всего.
- Я не говорил, что нуждаюсь в каких-либо особых вариантах. И потом, - добавил я уже тише, - Кроме меня ему никто не сможет помочь.
- Конечно! - Ленд закатил глаза, театрально хмыкнув. - Мужчины же не способны помогать себе сами! Да и не королевское дело менять профессора Аронакса на собственные руки. К хорошему, знаете ли, быстро привыкается. Но будьте готовы: однажды ему всё равно надоест.
Я молча слушал эти слова, ощущая как мерзко становится на душе. Странно: мысль о том, что капитан в один прекрасный день действительно отмахнётся и велит больше не беспокоить его - мысль, такая долгожданная и желанная три декады назад - сейчас вызывала совершенно противоположные чувства. Я мог бы потребовать у Неда перестать говорить о капитане в таком ключе, но в глубине души понимал, что должен выслушать эту горькую правду. Начиная наши тайные встречи, я предполагал, что всё рано или поздно закончится, разве нет? И всё-таки...
- Я знаю, Нед, - проговорил я очень чётко и твёрдо. - Но я знаю и кое-что другое, а потому не могу оставить его прямо сейчас. Это было бы жестоко.
- Жестоко - манипулировать моим другом ради собственной выгоды, - почти сплюнул канадец, начиная закипать. - Я тоже знаю от ребят "кое-что другое" об их начальнике и неких весьма интересных планах насчёт вашей персоны. Не говорите потом, что я не предупреждал.
Ленд развернулся и зашагал прочь, оставив меня в полном недоумении. Слишком поздно я сообразил, что мог бы вызнать у него подробности. Мне искренне не хотелось обвинять капитана в чём бы то ни было, но на ум будто назло пришли размышления двухнедельной давности, то липкое неприятное ощущение паутины, сомкнувшейся надо мной. Вполне возможно, что мне не мерещилось и Немо всё-таки был пауком - аккуратным и ласковым, но пауком. Неужели моё тёплое расположение к нему в последние дни - знак того, что ловушка захлопнулась?
Я допускал, что из личной неприязни к Немо, Нед мог приукрасить детали, но серьёзность его тона немало насторожила меня. Взвесив риски я принял решение вызвать любовника на разговор, пусть даже он обещал быть неприятным.
***
Случай, однако ж, представился не столь быстро, ибо капитан вновь бесследно исчез. Вечерами я слышал его шаги в каюте за стеной, и по их отчётливой чеканке можно было судить о дурном расположении их хозяина. Безусловно, я не оставил намерения выяснить его планы касательно меня, но в таком состоянии он вряд ли бы стал мне отвечать, и откровенный разговор пришлось отложить на неопределённый срок.
Дни сменялись ночами, "Наутилус" продолжал путешествие куда-то на запад (куда именно, понять пока не представлялось возможным). Собирался ли он идти через густо рассыпанные островки Индонезии или хотел обогнуть её с северной стороны - спросить было не у кого. Благо, иллюминаторы в салоне открывались исправно и я мог продолжать работать хоть целые дни напролёт. Консель частенько помогал мне, больше не затрагивая темы отношений. Обычно по его лицу трудно было угадать настроение, но теперь я прекрасно видел, что он доволен жизнью. Конечно, в отличие от соседа по каюте, он не расписывал подробностей вслух, не спрашивая, впрочем, и про мои успехи. Иными словами, мы продолжали жить так, как жили ещё до посвящения в ночные тайны судна.
Не скрою, когда-то мне и впрямь хотелось вернуть всё на круги своя, возвратившись к роли простого пассажира субмарины. В то время я не был и вполовину так близок с Немо, зато прекрасно понимал суть наших отношений: формальную и прохладную. Я знал своё положение и его мнение обо мне, высказанное ещё в первом нашем разговоре. Нынче я был уже ни в чём не уверен.
За это время я пытался вызнать у канадца суть "командирского заговора", но так и не смог сложить сюжет воедино. Мой друг знал по обрывочным рассказам своих ночных друзей, что несколько человек из экипажа помогали капитану заманить меня по известному адресу, из чего тот сделал закономерный вывод, что Немо собирается обманом использовать его наивного товарища. Увы, в какие-либо подробности он не был посвящён, как не знал и конечной цели подобного замысла.
Но даже принимая во внимание слова гарпунёра, я не мог отказаться от желания и дальше проводить время с капитаном, разумеется, уточнив некоторые детали. Честно говоря, я не надеялся исцелить его душу от потерь прошлого: я лишь старался облегчить этот груз. Внутренний голосок, будто сговорившись с Недом Лендом, уверял, что Немо отнюдь не прост и, вероятно, скрыл от меня нечто важное; и в то же время мне вспоминались минуты, проведённые рядом возле окна в бездну, губы, на секунду коснувшиеся моего виска, и руки, в кольце которых я уснул в тот вечер. Если капитан и замышлял что-либо предосудительное, то, по-видимому, делал это не из желания иронично посмеяться в конце.
Словом, если бы всё случившееся оказалось хитрым обманом, я был бы несказанно огорчён.
***
Капитан обнаружился лишь на двенадцатый день своего отсутствия, что хоть и было неудивительно, но слегка напрягало: обычно его затворничество не длилось дольше 8-9 суток. Впрочем, вполне возможно, что он избегал за это время только меня.
Немо стоял у книжного стеллажа, и со стороны могло бы показаться, что он не может вспомнить, где лежит нужный томик. Однако внимательный наблюдатель без труда заметил бы, как напряжены его спина и плечи. Словно командир "Наутилуса" целый день провёл на ногах и сохранял гордую осанку одной силой воли. Кажется, мне вновь следует напомнить ему о необходимости отдыхать. Я убрал свою книгу на место и шагнул вперёд, привлекая внимание.
- Доброго дня, капитан.
Тот бросил на меня мимолётный взгляд, еле заметно кивая, и продолжил перебирать издания на полке.
Мне очень хотелось спросить, зачем он оставил меня без своего общества все эти дни, но такой вопрос он бы точно оставил без ответа. К тому же существовало обстоятельство неприятнее.
- Как вы себя чувствуете?
Тот окинул меня недовольным взглядом, словно спрашивая, кто дал мне право лезть не в своё дело. Потом махнул рукой.
- Неважно.
- Важно! Мы так давно не виделись, я почти подумал, что вы болели.
- Я так и сказал, - невозмутимо отрезал тот. - Мне действительно нездоровилось, и я до сих пор чувствую себя неважно.
Кажется, меня подловили.
- Почему же вы не обратились ко мне за помощью?
- В этом не было необходимости. Не всякий недуг сродни простуде и требует лекарства, - он утомлённо потёр висок, будто желая отогнать головную боль. Я начинал догадываться.
Желая проверить предположение, я потянулся ладонью к лицу капитана, и Немо позволил коснуться себя. Его лоб был сухим и тёплым - видимо болезнь уже отступила, но слабость ещё давала о себе знать. Пальцы скользнули чуть ниже, ощутив биение крови в висках.
- Ну? Каков диагноз, профессор?
Я легко помассировал его кожу, спускаясь по щеке и очерчивая контур лица. Я не знал, что за болезнь он имел в виду, но с уверенностью мог заявить:
- Вы страдаете от головной боли. Вам лучше оставить свои дела и прилечь.
Несмотря на явный дискомфорт, Немо ухмыльнулся.
- У меня много работы. Но если вы обещаете лично уложить меня в кровать, я подумаю, чтобы её отложить.
- Это шантаж?
- Это взаимовыгодное предложение. Впрочем, одно другого не исключает.
- Подчас мне кажется, Нед был прав, - пробормотал я, не замечая, что говорю вслух.
Немо нахмурился.
- С чего вы вдруг вспомнили об этом недалёком?
- Да просто... Он всю неделю думал, что вы заперлись в комнате, чтобы "не заражать всех вокруг внезапными приступами занудства".
Господи боже! Надеюсь, Нед простит мне эту ложь! Не говорить же капитану, что... Нет, определённо нет. Чем меньше он знает о моей осведомлённости, тем меньше у него шансов придумать правдоподобную отговорку о своих планах.
Командир "Наутилуса" молча смотрел на меня. Потом обернулся, приглашая следовать за ним. Мы шли по коридорам, не произнося ни звука. Компания матросов, случайно встретившаяся на пути, почтительно расступилась, поглядывая на меня со странным выражением, но капитан лишь резко произнёс пару слов на своём языке и свернул за угол. Тут мне в голову впервые пришло, что мы идём совсем не в направлении нашей тайной комнатки. Тогда куда же? Капитан продолжал безмолвствовать, а я не смел у него спросить.
Наконец мы остановились у одной из кладовых. Капитан вновь развернулся ко мне и сказал:
- Думаю, нам нужно поговорить. Входите.
- В кладовку? - на миг мне показалось, что недомогание Немо всё это время было психическим.
Тот закатил глаза, указывая мне за спину - с края стены торчала маленькая ручка. Досадуя на свою недогадливость, я потянул за неё и вошёл в открывшийся проход, прикрыв дверь за своим спутником. Было довольно неловко оставаться с ним наедине; я не планировал интимных встреч прямо сейчас и теперь никак не мог победить сумбур в мыслях. Действуя скорее неосознанно, я повесил пиджак в шкаф рядом с капитанским и присоединился к нему на кровати, не зная, чего ожидать. Немо лежал на одеяле в одной рубашке и брюках, с какой-то отрешённостью глядя в потолок.
- Спрашивайте, месье Аронакс.
- Простите?
- Вы хотите получить ответы, а я - вернуть доверие, которое вы разбили, солгав мне. Не отрицайте: я вижу, когда вы неискренни. Поэтому я разрешаю вам спросить о том, что вас так интересует.
Я прилёг рядом, всматриваясь в его аристократичные черты, но не смог найти в них насмешку или обман. Вероятно, время очной ставки и впрямь подошло. В голове крутилось столько деталей, ждавших разъяснения, что мне с трудом удавалось остановиться на какой-либо конкретной. Выбрав одну наугад, я закрыл глаза и спросил:
- Для чего изначально вы спроектировали потайные каюты?
Похоже такого вопроса Немо не ожидал - он будто разом вынырнул из кокона меланхоличной отстранённости и удивлённо воззрился на меня.
- Это всё, что вас интересует в сложившихся обстоятельствах?
- Не всё. Но и это тоже. Признаться, я много раз задумывался над этим вопросом и вряд ли приблизился к разгадке.
- Ну, хорошо, - Немо поправил подушку под головой, повернувшись на бок. - Помните ли, как в вашу первую экскурсию по "Наутилусу" я рассказывал о его постройке и показывал свои чертежи? Так вот, на самом деле со спуском судна на воду всё прошло не так гладко. Составляя внутренний план корабля при проектировании, я пожелал максимально отделить жилую часть от машинного отделения, угольных трюмов, лаборатории, словом, ото всех отсеков, могущих представлять опасность или неудобства. Лишний шум, пыль, неприятные запахи не должны были беспокоить меня и моих товарищей во время сна и отдыха. На чертежах мне действительно удалось разместить все помещения должным образом; на верфи всё тоже обошлось благополучно. А вот при первом погружении выяснился неприятный факт.
При всём удобстве планировки, массы отсеков по разным сторонам "Наутилуса" не компенсировали друг друга, и судно кренило. Обнаружив просчёт, я рассчитал, в каких местах следует добавить пустоты, и приказал обустроить ещё три изолированных каюты. Поскольку всё это происходило на острове посреди океана, лишних дверей и креплений к ним взять было неоткуда. Так что я решил сделать дверью часть стены.
Как видите, профессор, никто не собирался специально прятать эти комнаты. Поначалу они служили складами, иногда изоляторами для заболевших матросов. Потом кто-то из ребят додумался использовать их ещё и по нынешнему назначению. Поверьте, я и сам был в лёгком шоке, случайно выяснив это после одного курьёза.
- Однако когда мы оказались на борту "Наутилуса", вы не стали упоминать о них.
- А зачем? Насколько я помню, совсем недавно вы мечтали вовсе забыть о существовании таких отсеков. И потом, рано или поздно правда всё равно открылась бы, особенно учитывая, сколько поклонников у вас здесь появилось - капитан недовольно поджал губы. В словах его сквозило нечто похожее на ревность.
Я невольно улыбнулся, вообразив, как капитан пытается отогнать от моей каюты всех возможных соперников, а я сижу у себя и даже не подозреваю, какая битва идёт снаружи. И всё-таки, сегодня мне хотелось узнать не столько об экипаже корабля, сколько о его командире. Я боялся напрямую спрашивать его о планах на мой счёт, но определённо устал от подозрений. Покуда я медлил, подбирая слова, Немо сам нарушил молчание:
- Скажите, господин Аронакс: почему полчаса назад вы пытались обмануть меня? Я допускаю, что мистер Ленд мог придумать пару колкостей на мой счёт и выпалить их вам. Но я абсолютно убеждён, что вы не стали бы передавать их мне. Значит, вы упомянули его по другой причине. Он снова начал досаждать вам издёвками?
- Нет, что вы. Но вы же помните его отношение к вам - он лишь волнуется за меня, как за близкого друга. Просто не всегда вежливо это выражает.
Немо внимательно смотрел на меня, без намёка на улыбку. Несмотря на напряжённость разговора, его взгляд сейчас странным образом успокаивал. Я почувствовал, как неловкость чуть отпускает меня и позволил себе придвинуться ближе. Вопрос, так волновавший моё сознание наконец прозвучал:
- Нед говорил, у вас какие-то планы насчёт меня. И его тон мне не понравился. Могу ли я узнать?
Капитан вновь нахмурился; на лице его застыло раздражение пополам с неприязнью. Ладонь, лежавшая прежде поверх моей кисти, сжалась в кулак, едва не смяв мои пальцы.
- Да что б этого англосакса! - произнёс он одними губами. Потом опомнился, спешно выпустив мою руку. - Прошу прощения.
- Так значит, он прав? - жаль было признавать это, но видимо наш гарпунёр действительно не шутил.
- И да, и нет, господин Аронакс. У меня в самом деле были на вас планы, однако я давно перестал их придерживаться. Они оказались совершенно невыполнимыми, - последние слова Немо произнёс совсем тихо и расстроенно. - Вы с таким трудом согласились разделить со мной страсть, и я не хотел, чтобы такая правда вас обидела.
Боюсь, за прошедшие недели я научился не обижаться на него. Особенно осознав бремя его одиночества, толкнувшее командира "Наутилуса" к нечестным методам.
- Вам не за что извиняться, капитан Немо. Это я виноват в том, что вёл себя невежливо, особенно поначалу; и в том, что так и не смог отдать вам долг в прошлый раз. Нет, подождите! - я пресёк его попытку ответить. - Я обещаю отдать его сейчас или когда вы того пожелаете, ибо от всей души хочу изгнать боль из вашего сердца. Но прошу, поймите, я не смогу во всём заменить её: вашу супругу - не смогу, как бы ни пытался. Это неправильно.
Я ожидал прохладного ответа о невосполнимости потерь, досады от напоминания о былом счастье, да хоть гневного приказа убираться восвояси за такие нравоучения... Чего я точно не ждал, так это молчания.
Немо побледнел, оглядывая меня всего с непонятной растерянностью, потом вдруг закрыл лицо руками и истерично засмеялся.
- Боже правый! Вы... - воскликнул он в порыве эмоций. - Считали себя заменой всё это время... Глупый вы альтруист!
Я опять сказал что-то неверно? Капитан измученно отвернулся на другой бок и уставился в стену. Кажется, отступившая мигрень вновь настигла его. Бесконечных две минуты спустя он сухо заговорил:
- Я освобожу вас от своего внимания, профессор. Если б я знал, что вы спали со мной только из чувства долга и сострадания, сделал бы это раньше.
Я чувствовал, что мои слова задели его, что мне лучше уйти, не навлекая на себя большего презрения. Но тело моё будто приросло к постели, обретя собственную волю. Пальцы сами потянулись к волосам капитана, запутываясь в чёрных прядях и поглаживая кожу. Что бы ни рассердило его в моём ответе, я не желал ему дурного. На пару мгновений Немо закрыл глаза, а после резко поднялся, дотянувшись до своей формы.
- Нет, господин Аронакс, довольно! Отныне я запрещаю вам касаться меня. Я сыт по горло вашей жалостью. Если угодно, я эгоист, который не согласен довольствоваться лишь ею, а другого от вас требовать, как вижу, бессмысленно.
Немо бросил мне мой пиджак, и мы покинули комнату в полной тишине, разойдясь по разным сторонам коридора.
***
В каком-то смысле я был готов к паре недель игнорирования моей персоны, хотя и не совсем понимал, чем заслужил их. В конце концов разве не для того капитан затеял наши встречи, чтоб скрасить несколько ночей? Если он собирался постигать постельные искусства вместе со мной, вполне закономерно было воспользоваться этой возможностью - и что я мог предложить взамен этих знаний, кроме себя? По-видимому, моё сочувствие горю капитана и желание помочь внесли коррективы в его первоначальный план. Но тогда тем более следовало предупредить, что я не столь опытен ни в одной из этих вещей.
С другой стороны, я сознавал, что чего-то не понимаю. К примеру, почему Немо назвал меня альтруистом в таком негативном смысле. На его месте, мне было бы гораздо приятнее допускать к себе партнёра, заботящегося о моих душевных переживаниях, чем холодного, пусть и умелого любовника.
В один момент я ощутил настоящую досаду. Я помнил свои долгие попытки узнать суть своей исключительности в глазах капитана. Как ни посмотри, Немо был одинок; а значит, вариант, где я одновременно являлся не только его любовником, но и личным психологом, которому можно излить душу, вполне вписывался в эту парадигму, и должен был вполне его устраивать. Теперь логическая цепочка опять рассыпалась.
Впрочем, одна надежда у меня оставалась: капитан не уточнил, собирается ли он полностью лишить меня своего общества или только непристойной его части. И если второе, то рано или поздно мы вновь будем заниматься научной работой, то есть, мне выпадет шанс ещё раз поговорить с ним. Полагаю, ему понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя и объяснить свою точку зрения в более спокойной обстановке. А до того приходилось ждать. Собственно, альтернативы здесь у меня и не было.