– Ты сделал что? – У младшего глаза полезли на лоб. Не то чтобы Джисон был против свалить из школы пораньше, но что этот парень себе позволяет? – Тебе бабуля по шее надает, если узнает, балда ты садовая!

Минхо как обычно игнорирует такие вопросы, заливаясь смехом. Они стоят возле школы, не спеша смыться из виду, потому что "ну куда можно торопиться в такой прекрасный денёк, Сони?" Листья красиво ложатся на всё подряд: на землю, машины, ярко-рыжую макушку старшего, такую осенне-прекрасную и наверняка невероятно мягкую. Они как будто в долбаном аниме под сакурой, только вместо розового вихря лепестков – солнечная нирвана осени. Джисон видит все будто в замедленной съемке, если вообще не стопкадрами: вот улыбка Минхо, такая родная и теплая, его слезящиеся от "уморительной" истории глаза и одинокий кленовый лист, сиротливо опустившийся ему на макушку. Джисон тянется, чтобы смахнуть его, а потом все отмирает, и Минхо принимается талдычить, как из пулемета:

– Они все как ломанулись в раздевалку, мне даже ничего делать не пришлось, Сони! – Его рука обвивается вокруг шеи Джисона, другой он звонко хлопает себе по коленям, губы смеются куда-то в ухо парня. – А вахтерша как заорёт, что эти бугаи пихаются, а им вообще фиолетово! Ты понимаешь, у неё аж под конец перемены голос сел! – Минхо задорно хлопнул и по Джисону, оборвав его руку на полпути к листу.

– Хватит меня лупить! И гони уже мой пирожок.

На это нелепое предложение он лишь снова рассмеялся и протянул Хану целофановый пакетик.

Друзья в обнимку направились в сторону сельского карьера, в котором раньше добывали те самые полезные ископаемые, о которых Джисону так лень было слушать на уроке. Городские власти устроили добычу вблизи поселка, высосали все добро да так и оставили. Единственная проблема заключалась в том, что тот самый карьер (который сейчас был заполнен дождевой водой) медленно, но верно осыпался по краям и тянул на дно сам поселок. Когда они пришли, Минхо расстелил на краю какую-то тряпку и жестом пригласил друга располагаться.

– Милости прошу к нашему шалашу! – ввернул он, картинно протягивая Джисону руку, который от деланого гостеприимства первого немного опешил. С Ли Минхо ни один день не был похож на предыдущий, каждый раз новая палитра – этот рыжий лис продолжал удивлять. Хану ничего не оставалось кроме как ответить на галантный жест старшего и вложить руку с пирожком в его.

– Тогда уж "прекраснейшая атмосфера возле нашего карьера"! – вошёл в роль Джисон и плюхнулся на тряпку, Минхо шутливо поцеловал его в пальцы.

– Не знал, что ты поэт, Сони, – мягкая улыбка снова коснулась его губ, уголки глаз украшали дразнящиеся морщинки.

– Не то слово, скажи спасибо, что я "хера" не срифмовал, – Джисон одернул пальцы и принялся за пирожок. Минхо согнулся пополам в новом приступе смеха. – Тебе не кажется, что они стали меньше начинки класть, Хо? – задумчиво выдал младший.

– Мне кажется, ты придираешься, Сони, – их руки лежали в миллиметре друг о друга, и для слишком тактильного Минхо это было мучительной пыткой, поэтому он накрыл руку Джисона своей, чтобы им обоим было спокойнее. – Я урвал последний для тебя и твоего урчащего живота. Он был ещё горяченький, когда я покупал его, так что не вредничай. – Его пальцы неспешно прогуливались по джисоновым, а тот в свою очередь, что-то бубня себе под нос про "неуважение к рациону старшеклассников", доедал остатки заботы Минхо.

– Эй, Сони, у тебя крошки остались, – Минхо пристально пялился на его губы.

– Да пофиг, сейчас у... – не дав ему закончить предложение, рука, ещё секунду назад оглажившая обветренные костяшки Хана, метнулась к его рту и нежно смахнула их, задержавшись на нижней губе.

– Сони, ты замечал, что наши губы идеально подходят друг другу, – спросил он, не отнимая руку от лица, – у меня верхняя больше, а у тебя нижняя.

Джисон, конечно же, был ошарашен таким заявлением, но не в полной мере и не от всего сердца, так как его друг периодически выдавал подобные перлы. Правило номер один в общении с Ли Минхо: никогда не удивляйся.

– И что же мы будем делать с этой информацией, Хо? – отпарировал пришедший в себя Джисон, слизывая остатки крошек и нарочно задевая палец. – Как мы можем использовать это знание?

Лучшее оружие против него – отвечать напором на его напор. Джисон это знал, поэтому и продолжал пялиться в ответ.

Хо убирает руку:

– Вообще-то я тебя позвал сюда полюбоваться осенним закатом, – загадочно начал он.

– И поэтому мы свалили с последнего урока, когда солнце во всю шпарит?

Минхо продолжает игнорировать.

– Я хотел тебе что-то показать, – его голос стал тише. – Закрой глаза, открой рот.

– Если ты мне сейчас свой язык туда положишь, я за себя не ручаюсь, – с наигранной злостью начал Джисон, послушно закрывая глаза. С Ли Минхо он был готов ко всему.

– Шучу, не нужно открывать рот, – хихикнуло откуда-то из-за плеча, – вытяни, пожалуйста, руки перед собой.

Хан подчинился. Что-то невесомое коснулось ладоней, в ухо прошептали: Открывай!

Минхо снова уселся рядом, выжидая реакции младшего, в руках у которого скромно покоился листочек с одной фигурой в центре и тремя фигурами поменьше, облепившими ее.

– Я нарисовал своих любимых котяток! – проворковал Хо. – Вот они слева направо: Суни-Дуни-Дори-Сони! – скороговоркой проговорил он и чмокнул его в макушку. – С днём рождения, Сони!

Хан так и застыл в трепетном молчании. Первое правило: никогда не удивляйся... но, кажется, в этот раз он снова нарушил его. Он ожидал чего угодно от внезапной щекотки до купания нагишом, он даже был готов к поцелую. Но то, что вывалил на него Хо просто расплавило его, как резиновую уточку, оставленную на приборной панели в сорокаградусную жару – и Хан поплыл. Никто к нему не относился с тем же теплом: родители постоянно ждали большего, учителя рассчитывали на него, а одноклассники просто делали вид, что его не существует. Он ни с кем не чувствовал такой причастности к своей лишённой воздуха жизни, как с Минхо, который будто наполнял ее кислородом и заставлял дышать полной грудью. На рисунке красовались три кота, окружавшие Джисона: один лежал в ногах – это Суни, другой устроился на коленях – это Дуни, а третьего Хан держал в руках, ярко улыбаясь – это ...

– Это Дори, – прошептал Джисон сквозь слезы.

– А это самый большой котик Джисони! – Минхо заключил его в объятия, стирая с лица влажные дорожки. – Улыбайся, пожалуйста, чаще! Ты такой красивый, когда улыбаешься!

На солнечную улыбку Минхо нельзя было не ответить, что Джисон сам засиял. Солнце-таки начало опускаться, отражаясь в мутной воде карьера, гладя последними лучами всё, до чего могло дотронуться, играя с огненными волосами Ли Минхо.

– Сони, а вот и закат! – радостно провозгласил он, крепче сжимая Хана в объятиях. Последний пялился на воду, на берег, на лучащиеся радостью глаза своего друга, расплываясь в глупой улыбке. В руке он бережно держал обещание Минхо на самую искреннюю дружбу, на место в его жизни.

– Хо, спаси...

Минхо снова оборвал его, резко схватив тряпку, на которой они сидели:

– А теперь погнали домой, пока бабуля не заметила пропажу своего любимого платка!

– Ты с ума сошел? Она тебе точно вставит по первое число!!!

Пока двое ставших намного ближе друг другу друзей бежали стремглав по домам, солнце, улыбаясь, заходило за горизонт. Ему тоже нравилось быть причастным.