В салоне прекрасной графини Тоджо собралось много известных в округе людей. 

   Шуршат подолы платьев, стучат мужские и женские каблуки по винтажному паркету. Оркестр, изящно одетый, играет разные мелодии. Где-то в стороне, возле пунша, стоит молодой человек, наблюдающий за танцами.

   Корекиё любуется всеми этими людьми. Их чёткие движения телами, руками на инструментах — всё это впечатляет его.

   — Как вам наш провинциальный бал? — подкравшись сзади, интересуется графиня Тоджо. Кируми проводит ногтем указательного пальца вдоль плечевой линии фольклориста.

   — Достаточно красиво, — он не оборачивается, не желая отрываться от наблюдения.

   — Вы не против, — коротковолосая дама, шепчет, стоя вплотную к её гостю, — если я украду ваше спокойствие, и мы станцуем вальс, Шингуджи-сан?

   Он смотрит на неё вопросительно.

   — Думаю, не против.

   Он ставит бокал на стол с обилием еды и алкоголя и подступает к графине. Кируми хлопает в грациозные ладони, украшенные кружевными перчатками. Оркестр играет вальс. Графиня, шурша чёрным платьем с зеленоватыми воздушными тканями вокруг юбки, приглашает фольклориста на танец.

   Она кладёт руку ему на плечо.

   Он кладёт руку ей на талию. 

   Шаг, шаг, шаг, — и они вместе со всеми кружатся в вальсе. 

   Зелёно-яблочный взгляд заискивающе изучает шейку приезжего юнца, сам же юнец изучает бледное лицо графини. 

   Шаг, шаг, шаг, — и они будто забывают, где они находятся.

   Они проносятся в вальсе мимо винтажных зеркал в позолоте, и Корекиё бросает взгляд на их — точнее, только лишь его — отражение.

   — Позвольте поинтересоваться, Тоджо-сама...

   — Я вас слушаю, — Кируми отвечает так, будто уплывает от удовольствия.

   — Какое покрытие у ваших зеркал?

   — Серебряное, — голос графини слегка дрожит. — А вас это как-то беспокоит?

   — Мне просто интересно, не пережи—

   — А вот и не переживу, — почти напевно, смеясь звонким голоском, отвечает Кируми, и своим носом она вонзается в шею Корекиё. — Но переживёте ли вы?

   Он замирает.

   — Не молчите, сэр, это бестактно по отношению к даме.

   Он закрывает глаза и улыбается, упиваясь внезапно нахлынувшей плотской страстью:

   — Если вы хотите впиться в мою шею, испить моей крови и сделать меня своим рабом, то я не стану вам сопротивляться. Я покорён вами, госпожа.

   — Так, значит, вы прочитали меня? — шепчет Кируми в ухо.

   — Да. Вы давно присматривались к моей шее,ещё при нашем знакомстве. Так почему я должен сопротивляться? Ради лицезрения вашей красоты я готов на всё.

   Одурманенный, фольклорист прижимает графиню к себе. 

   Её губы — на его шее.

   Кируми открывает бархатные губки, жемчужные клычки — и они обагряются винно-красной жидкостью. Из шеи Корекиё течёт кровь, а он, очарованный, в блажестве закрывает глаза, запрокинув голову. 

   Гости этого будто этого не видят — и графиня довольна.

   — Как вы прекрасны, — вздыхают оба.