Небольшая комната уставлена книжными стеллажами, кровать аккуратно заправлена, но на рабочем столе лёгкий беспорядок. Владельцу комнаты не до уборки, конечно.

   Сегодня праздник, его ждут, и надо бы поторопиться.

   Фольклорист сидит за туалетным столиком, готовясь к вечеру.

   Белая рубашка с высоким воротником, бордовый жилет и чёрные прямые брюки уже на нём. Сам же Корекиё бережно расчёсывает волосы.

   В его руках — гребень, которым пользовалась его покойная сестра.

   В его бархатных чёрных волосах — его сестра.

   В его бледной коже — его сестра.

   Всё в нём — живой памятник покойной сестре.

   Руки дрожат, когда он собирает высокий хвост и зачёсывает все выпирающие пряди.

   Не знающий его хорошо человек сказал бы, что Корекиё спокоен и он тревожится, как франт, только насчёт внешнего вида.

   Да, тело его выглядит спокойным.

   Однако аристократично-бледная кожа и пустое выражение лица выдают какое-то тяжёлое чувство.

   Тревогу?

   Тоску?

   Скорбь?

   Даже сам младший Шингуджи, прекрасный знаток человеческой природы, не может сказать об этом.

   Худощавые пальцы тянутся к небольшой коробочке и открывают её.

   Корекиё достаёт оттуда красную, в цвет венозной крови, ленту — это тоже наследие его сестрицы.

   Бережно, боясь переборщить с натяжением, он подвязывает лентой волосы, оставляя впереди пару длинных иссиня-чёрных прядей.

   Раз, два, три круга.

   Затянул.

   Петля.

   Ещё петля.

   Бант.

   Остаётся только лишь надеть чёрный пиджак, висящий на спинке стула, федору с белой лентой и свою маску.

   Золотисто-зелёные глаза смотрят в зеркало. Долго смотрят, будто чего-то ожидая.

   Корекиё обнимает себя одной рукой, кладёт левую руку на своё правое плечо, следя за зеркалом.

   В отражении стоит она.

   Почти такая же, как он: длинные чёрные волосы, золотистые глаза, мертвецки бледная кожа. Её тонкая, исколотая иглами капельниц, рука лежит на его плече.

   — Сегодня праздник. Я подвязал волосы твоей лентой. Ты не против?

   Молчит. Мягко и грустно улыбается.

   — Вижу, ты не против. Как ты там?

   Становится за спину. Гладит по голове. Отводит взгляд от своего отражения.

   — Одиноко? Мне жаль, сестрица…

   Смотрит на него. Слабо и болезненно улыбается.

   — Я могу тебя спросить?

   Оживляется. Удивлённо хлопает ресницами.

   — Ты довольна мною, сестрица?

   Корекиё чувствует ком в горле и подступающие слёзы.

   Вопросительно смотрит в отражение.

   — Ты довольна мною, сестрица? — фольклорист плачет, судорожно вытирает солёные потоки руками.

   Гладит по голове. Целует в макушку.

   — Ты правда довольна мною, сестрица?..

   Исчезает.

   В отражении остаётся только сам Корекиё. Совсем один.