За кулисами, после короткого обмена поздравлениями, актеры разошлись по своим гримеркам, и лишь несколько задержались вокруг Ари: те, с кем у нее было больше всего совместных сцен.

— Вы были великолепны, Ариетта, — любезно произнес старик, исполнявший роль Волшебного Короля — Ари к стыду своему никак не могла запомнить его имя. — Сегодня в небе Хрустальной определенно зажглась новая звезда, с которой не сравниться старым!

— Вы меня смущаете, — хихикала Ари, строя старику глазки в невинно-детской манере. — Я, право, не заслуживаю...

— А вот от лишней скромности лучше избавляться, Ариетта, — словно из-под земли, рядом возник Марридан, похлопал Ари по голому плечу, полюбовался на разбросанные кругом букеты. — Без ложной скромности скажу, отныне наши с тобой имена будут греметь по всей округе! И скромность актрис не украшает.

— Я учту на будущее, Марридан. А теперь, если позволишь...

Она намеревалась уйти, но Марридан схватил ее за локоть и удержал, хотя Ари и попыталась было вырваться, полагая, что господин изволит шутить.

— Постой, куда ты собралась? — спросил он почти недоуменно. — Ари! Отгремела премьера, теперь тебя все ждут на банкет. Признаюсь, мне пришлось немало потрудиться, ведь даже я не всесилен; но благодаря моим заботам в зале сегодня сидел один очень важный господин, и он крайне, искренне желает видеть тебя у стола. Такому господину нельзя отказывать!

— Но Сиси будет ждать меня у выхода...

— Пошли ей записку с массовкой, чтобы шла домой, — отмахнулся Марридан. — Не глупи, Ари! Этому господину нельзя отказывать.

Ари держала в пальцах нежный бумажный ирис и мысленно приносила подруге самые искренние извинения. Они с Сиси планировали отпраздновать премьеру тортиком и чаем в их маленькой квартирке под самой крышей на улице Утренней Звезды, Сиси даже до глубокой ночи возилась на кухне с этим самым тортом, и, конечно, Ари было совестно, что она вот так бросает подругу; но если Марридан говорит, что явка обязательна, значит, так оно и есть. В конце концов, и в самом деле есть господа, которым нельзя...

— Молодец, Ариетта! Вот за это я тебя и люблю. Поверь мне, девочка: если ты понравишься этому господину, то все твои мечты вмиг станут былью! Это именно он решает, чьи имена будут на афишах крупными буквами, а чьи — мелким шрифтом в нижнем правом углу; это он решает, какие постановки отгремят на главной сцене, а каким суждено раствориться в забвении мелких театров... Не упусти этот шанс, Ари!

Ари попросила лишь полчаса, чтобы смыть макияж и переодеться в свое платье, но и это Марридан ей не разрешил; по его словам, розовые платья Ари были слишком скромными и чопорными, а явка к столу с ненакрашенными ресницами и губами без красной помады расценивалась важными господами как личное оскорбление. Он сам заперся с Ари в ее гримерке, сам навел ей красоту так, чтобы она точно всех покорила, и остался крайне собой и ею доволен. Да уж, что и сказать! Ариетта была хороша, как весенний день, особенно пленяли взгляд ее точеные белые плечики и крохотные нежные ручечки, скромно спрятанные под полупрозрачными перчатками; глаз было не отвести! Такая красавица точно сколотит отличную карьеру, и он, Марридан, тоже не останется в стороне.

В банкетном зале ближайшего к театру ресторана было почти так же многолюдно, как и у сцены. Туда-сюда сновали официанты в строгих золотых костюмах и при вежливых улыбках, по белым скатертям уже текло вино, и когда Ариетта с Марриданом показались в дверях, гости уже дошли до нужной кондиции и встретили новую приму и литературное дарование радостными аплодисментами, восторгами, улюлюканьем. Здесь были одна-две дамы из числа других актрис, но они почти растворялись на фоне мужчин и, само собой, на фоне Ариетты, так что можно было считать, что женщина у стола была одна, и явно пользовалась всеобщим успехом. К Ари то и дело кто-то подходил, предлагая чокнуться бокалами или прочитать приятный тост, и она, прирожденная кокетка, каждому дарила правильную улыбку, верно трепетала ресницами, разумно кланялась и говорила мудро-глупенькие фразочки своим нежным птичьим голосочком. Марридан тоже был обласкан толпой: его хвалили и за отлично написанную пьесу, и за обнаружение такого клада, каким была Ариетта.

Граф Богер ри Слонерия, главный режиссер главного театра и в целом не последний человек в городе, подошел к ней последним. Марридан глазами дал Ари понять, что именно этот господин и был той важной персоной, о которой ее предупреждали, и Ари немедленно поняла намек, рассыпавшись в таких нежных и изящных улыбках, что даже воздух в комнате стал ненадолго сладким. Граф Богер улыбался, кивал, распылялся о том, как хороша была Ариетта на сцене и в жизни, выпил с ней два бокала вина и совсем раздобрел; с его руки на крошечное запястье Ариетты перекочевал тяжелый рубиновый браслет, смешно спадавший при каждом движении, и в конце концов, под всеобщее одобрение, браслет был закреплен на шее Ари. И в самом деле, до того толстые были у графа руки, что запястье девичьей шеи шире!

— Это не беда, не правда ли, Ариетта? — вопрошал граф довольно. — Мужчины должно быть много! У мужчины все должно быть большое.

— В самом деле, мессир, в самом деле, — хлопала ресницами Ари. — Особенно — сердце.

Мужчины закурили, в комнате стало совсем нечем дышать. Две другие дамы давно растворились в дыме вместе с более-менее богатыми кавалерами, Марридан тоже куда-то делся; Ари огляделась, поняла, что совсем одна, и поспешно начала собираться. Должно быть, прошло не менее четырех часов, и на улице стало совсем темно, а, значит, Сиси за нее волнуется; если выехать сейчас, можно еще успеть на последний трамвай, и тогда...

— Уже уходите, Ариетта? — участливо спросил граф Богер; он вообще был заботливым мужчиной и весь вечер окружал Ари вниманием. — Не нужно ли вас проводить?

Ари отказалась, отбежала к стене, но там, где она помнила дверь, двери не было; в растерянности бедняжка оббегала весь зал, но то ли дым висел до того тяжелым занавесом, то ли алкоголь совсем свел ее с ума, но двери не обнаружилась ни на одной из четырех стен. Ари испуганно замотала головой, почти заплакала; граф Богер вынырнул из дымовой завесы и положил тяжелую липкую руку на ее белое плечо.

— Вы, кажется, немного перебрали, миледи, — заметил он дружелюбно. — Что же вы бегаете, словно пони? Такой лошадке нужно изящно гарцевать! Позвольте, я вас провожу.

— Вы мне... доставите... сущее удовольствие, — пробормотала Ари заплетающимся языком. — Благодарю вас, благодарю...

Богер улыбнулся и повел Ари прочь из душного, задымленного, противного зала. По пути ей встретился улыбчивый официант, с которым Богер обменялся короткими кивками, но его красивая ливрея сразу же снова скрылась в дыму; Ари едва ли понимала, где находится, кажется, даже позабыла, где пол, а где потолок; когда же они с графом Богером вошли в темное, холодное, но не прокуренное помещение, от хлынувшего в легкие воздуха у бедняжки даже закружилась голова. Если бы рядом не было графа, едва ли она сумела бы устоять на ногах!

— Вы совсем ослабли, — потянул граф Богер ласково. — Это не дело! Вот так, прилягте.

Ари позволила уложить себя на кровать, и только потом в мутном море ее разума возник очевидный вопрос: откуда же в ресторане была кровать?

Холодная, влажная простынь приятно касалась распаленных щек и шеи, грудь ходила ходуном, пытаясь набраться воздуха за все часы в душном зале, колотилось сердце. Ари до смерти хотелось расслабить шнуровку платья и снять его вовсе, и граф Богер, словно прочитав ее мысли, перевернул ее на живот и потянул за нежную ленточку на ее спине. Ари наконец-то смогла вздохнуть полной грудью.

— О Горви, — выдохнула она. — Как хорошо...

— А будет еще лучше, Ариетта.

Галантный граф Богер помог ей избавиться от платья, от туфелек, оставивших на ногах красные полосы, потянулся к тоненькой ткани нательного белья. Ари вздрогнула, попыталась отстраниться, но комната плыла перед глазами, руки утопали в перине; растерявшись окончательно, она не придумала ничего лучше, чем начать смеяться:

— Ах-ах, господин граф, хи-хи, дальше я справлюсь сама, я справлюсь...

Тяжелый Богер навалился на нее всем телом, вмял в перину, приблизил свое лицо к ее лицу; Ари растерянно заглянула в его глаза, и ей показалось, что они каким-то образом кружатся отдельно от всего остального. Или нет, это она кружилась! Кружилась вся комната, кружилась постель, кружился Богер и его губы на ее груди...

— Станешь величайшей из актрис, — произнес он довольно. — Станешь примой! Ни одной приличной премьеры не пройдет без тебя, Ариетта.

— Не надо, — бормотала она неразборчиво, слабо размахивая ручками в темноте. — Не надо, пожалуйста, прошу вас, не надо, нет, нет, что угодно, все, что угодно, только не это, не надо, нет-нет, господин граф, господин...

Тяжелая рука графа Богера нащупала толстый рубиновый браслет на ее шее, сжала, потянула. Ари судорожно вдохнула, открыла рот, схватилась пальчиками за его руку и захрипела; толстая золотая цепь душила ее получше всякой удавки.

— Не нужно делать из меня злодея, — попросил он с досадой. — Замолчи и получай удовольствие.

Ари ослабла в его руках, раскинула руки, распласталась по постели; теперь ей казалось, что она стала духом, призраком, невесомой сильфидой, взлетела под потолок темной комнаты и кружила там, танцевала, танцевала вместе с Сиси; а то, что происходило на кровати, и вовсе ее не касалось. Другая девушка плакала под графом, чужие панталоны стыдливо белели на полу; Ари была сильфидой, Ари летала, Ари с легкостью нашла окно, вылетела на мокрую сладкую улицу, смешалась с кофейными сумерками ночи и добралась до самих лун. Луны встретили Ари-духа улыбками, обняли ее, приласкали, утешили, и на небе в самом деле в тот день зажглась новая звезда, самая яркая из всех звезд Хрустальной; этой звездой стала Ари.