Ариетта отлично знала, как должна поступить. У нее был план, и она собиралась придерживаться его до последнего; у нее от зубов отскакивали заготовленные фразы, прямо на мозговой коре были вырезаны нужные слова. Ариетта репетировала перед зеркалом и была собой довольна; да разбуди ее среди ночи, она и тогда бы отчеканила, словно пишущая машинка: "вы подлец, и если вы еще хоть раз себе позволите, граф, сударь...".

Стоит ли говорить, что при встрече с графом Богером она могла лишь крякать, разевать рот и глотать воздух, а слова как будто бы застряли в груди, залегли тяжелым комком на сердце?

— Что ты смотришь на меня вот так? — усмехнулся Богер прохладно. — Как будто впервые видишь. Как будто я твой самый страшный кошмар.

"Так ведь ты он и есть!", подумала Ари, но вслух смогла лишь пролепетать:

— А я... я... ночь, та ночь...

Богер вложил в ее руки сценарий новой постановки, утвержденной для главной сцены, грузно упал на стул.

— Репетиции с завтрашнего дня. А теперь иди! В чем дело, почему ты стоишь?

Ари и сама не понимала, почему до сих пор стоит перед ним, словно ее кто-то в землю воткнул.

— Ариетта, — Богер строго нахмурил брови. — Покиньте мой кабинет.

Ари чувствовала, как предательски дрожат ее губы. Что она хотела ему сказать? Что? Сударь, вы мерзавец... мерзавец...

Да разве же он сам об этом не знает?

— Вот что, госпожа Арлоу, — Богер поднялся, причем это далось ему с видимым трудом, обошел стол, опустил две крупные тяжелые ладони на маленькие плечи Ари. — Не вздумали же вы воображать себе что-то после того, что было в ночь премьеры?

— Сударь, вы... — пролепетала Ари, путаясь в собственном языке. — Вы меня...

— Я делаю это со всеми актрисами, — терпеливо пояснил Богер. — Вы должны были понимать это, когда выбирали себе такую профессию.

Ари чувствовала, что на ее щеках блестят слезы; хотелось вонзить ногти в свою плоть и вырвать к черту эти предательские щеки. Как низко она пала!

Из груди вырвалось:

— На мне теперь никто не женится!

Кажется, Богер был удивлен, и Ари было подумала, что он сожалеет о содеянном; но шок в его глазах быстро сменился веселостью, он засмеялся и прорычал, стукнув Ари пребольно по спине:

— Никто не женится! Какая очаровательная наивность! Не думал, что в мире остались настолько безмозглые девки. Ариетта, никто не женится на актрисах. Это позор!

Ари осела на пол; она не хотела ему верить, но, перебирая в памяти все знакомые имена актрис, понимала, что ни одна из них ни разу не была замужем. Почему она об этом не подумала прежде? Как могла не обратить внимания? Почему ей никто не сказал? Сиси, Марридан? Они ведь знали!

Руки Ари безвольно повисли вдоль тела, листы с пьесой разлетелись по кабинету, упали в ноги Богера. Ари упала в ноги Богера.

— О женщины, вам имя — идиотство, — Богер застучал бутылками, после за стянутые в пучок волосы поднял Ари с колен и сунул ей в лицо стакан с вонючим горьким пойлом. — Как ты с такой красной мордой покажешься на улице? Этого нельзя допускать!

От пойла засвербело в носу и закружилась голова; Ари дрожала, задыхалась, кашляла, а слезы все продолжали течь.

— В конце концов, ты не так плохо устроилась, как изображаешь, — заявил Богер, вставая, чтобы долить в стакан. — Уж лучше закончить в моих объятиях, чем под каким-нибудь дешевым актеришкой, у которого нет ни денег, ни члена. Будь со мной милой и прилежной, и тогда успех у тебя в кармане. Здесь я все решаю, Ариетта.

Ариетта хотела убежать, хотела вырваться, выскочить на улицу и броситься под копыта лошадей, или уехать далеко-далеко, забыть все, забыть его лицо и его руки, никогда больше не оборачиваться и не вспоминать; но куда? Но с кем? Но где брать деньги, где жить, чем заниматься; и неужели можно одной чертой перечеркнуть все те годы, что она провела в театре? Она на вершине, она на главной сцене, она на всех афишах; неужели можно просто взять и бросить все? Из-за Богера? Слишком много чести... слишком много... она стремилась к этому всю жизнь!

Она не сможет показаться Сиси на глаза, если потеряет работу и снова осядет на ее шее. Сиси этого не заслужила. Нельзя сдаваться.

Она оказалась на диване, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя; Богер пальцем стер слезу с ее щеки и задумчиво осмотрел ее покрасневшее лицо.

— Знаешь? Мне нравится, когда ты ревешь, — заявил он спокойно. — Начни умолять меня, и, может быть, я отдам тебе главную роль в еще паре-тройке пьес...

Он нависал над Ари; огромный, сильный властный. В его руках была ее жизнь, как жизнь на сцене, так и жизнь в этом мире, ведь одного удара его могучих кулаков хватило бы, чтобы Ари убить; и она хотела бы разбить его стол об его лысеющую голову, но вместо этого медленно, шурша юбками, опустилась на колени, подняла глаза, разомкнула губы.

— У-умоляю вас...

Он был могущественный и сильный, а она была той, которую он хотел. Ведь говорят же, чтобы поставить мужчину на колени, нужно встать на четвереньки? А Богер будет перед ней на коленях. Она будет им повелевать. И пусть за это придется заплатить немалую цену, не раз и не два придется плакать перед ним, десятки раз придется улетать под потолки комнат, гостиных, залов; но за величие это лишь небольшая цена.

Величие того стоит.

Богер хмыкнул довольно и зашуршал одеждой.

Стоит того?