Сиси больше всех на свете радовалась успеху подруги; но очень быстро поняла, что ей-то радоваться было, по сути, особо и нечему. Ари теперь получала огромные гонорары, но почти все спускала на наряды, украшения и развлечения, а ела по-прежнему на скромное жалование Сиси. Более того, Ари совсем пропала из ее жизни, все реже приходила на обеды в Метрополию, все позже возвращалась домой, а порой и не возвращалась вовсе. Ей как будто было неприятно разговаривать с Сиси, не хотелось, чтобы кто-то видел их вместе; в блестящей новой жизни Ари для скромной Сиси не оказалось места. Торт, с которым она так долго провозилась в ночь перед премьерой, в конце концов отправился в мусорку: сначала Ари жаловалась на отсутствие аппетита, а потом он попросту протух. Протух воздух в мансардной квартире на улице Утренней Звезды. Протухло сердце Ариетты.

— Послушай, послушай вот это, — Сиси забралась с ногами на кровать подруги, едва-едва улучив момент, когда они обе были дома, и с воодушевлением читала ей строки из своего последнего рассказа. — Может быть, если я подпишусь мужским именем, я могла бы отправить его в журнал, и его бы опубликовали? Что думаешь?

— Думаю, тебе все равно придется пойти подписывать согласие на публикацию, и тогда все узнают, что ты не мужчина, — скучающим тоном ответила Ари. — В этом нет смысла.

— Ну, а если Марридана попросить? Помочь...

— Если рассказ хороший, то он, конечно, не откажет, — отозвалась Ари. — Но только никто никогда не узнает, что автор — не он.

— Да какая разница? Главное, чтобы меня читали...

Ари лежала на новых шелковых подушках и пустым взглядом смотрела на хмурое мутное окно, устремленное к серому небу. Сиси пододвинулась ближе.

— Тебе не понравилось?

— Великолепно, как всегда.

— Так сказала, словно хлеба передать попросила! Что происходит, Ари? Что с тобой? Ты стала совсем другой после премьеры...

Ариетта тяжело вздохнула, бросила короткий взгляд на шкаф, ломившийся от дорогих нарядов, и нехотя, с видимым трудом поднялась с кровати.

— Давай не будем, Сиси, — попросила она, изображая усталость. — Мне нужно собираться. Через пару часов меня будет ждать экипаж...

— Что происходит, Ари?

Ничего не отвечая, Ари отошла к стене и легким движением сбросила с плеч новую шелковую ночную сорочку, изящной волной скользнувшую по ее телу — хлопковое белье Сиси такой красоте и в подметки не годилось!

— Ари, — позвала она снова, растерянно глядя на спину подруги. — Ари, что с тобой?

Она услышала в голосе Сиси что-то совсем уж нехорошее, заподозрила неладное, бросила взгляд на свою спину в зеркале, прислоненном к шкафу. На мутной глади отразилась ее стройная белоснежная спина и длинные розовые следы вчерашних игрищ с графом. На этот раз Богер в самом деле перестарался! Придется выбирать туалет без выреза, а таких у нее немного.

— На меня напала дикая кошка.

— Не говори глупостей, Ари!

— Это и не глупости. Я...

Сиси очутилась возле нее, так быстро, что Ари и вдохнуть толком не успела; уверенные, ловкие ее руки быстро ощупали все знакомые места, изучили стройное белое тело и безошибочно обнаружили все следы до единого. На ключицах, на бедрах, на самых тайных областях...

У Сиси не было слов; Ари воспользовалась этим, вырвалась из ее рук, открыла шкаф и на секунду оказалась погребена под кучей дорогих платьев. Захотелось заплакать, но она пересилила себя, вынырнула, огляделась. Сиси оторопело сидела на полу и смотрела на нее, в ее глазах-блюдцах отражалось все мировое отчаяние.

— Кто сделал это с тобой?

— Я сама. И больше мы об этом говорить не станем, — холодно отрезала Ари. — Помоги мне затянуть корсет.

— Я тебе не служанка!

Верно, Сиси была не служанка. Сиси была прошлое.

— Я поняла, — Ари смотрела на свое бледное лицо в отражении зеркала. — Мне все ясно. Я переезжаю.

Слова дались так легко, что даже удивительно было; зато после того, как они отзвучали, грудь заполонила такая боль, что стало тяжело дышать.

Кажется, Сиси даже не поняла этой фразы.

— Куда переезжаешь? — переспросила она с глупой улыбкой. Ари нервно вздохнула и рывками начала одеваться.

— В квартиру побольше! Понимаешь? В такую, где я смогу разложить все свои вещи, где будет много шкафов, большое панорамное окно и заросли бегоний на балконе...

— В квартиру... бегонии... Ари! Как ты можешь? Это же наш дом! Ты ведь помнишь, как мы нашли старое зеркало, кем-то выброшенное, и тащили его через полгорода на себе? А как потом отмывали до глубокой ночи, и как ты любовалась собой, как была счастлива...

Ари смотрела на мутное отражение в старом зеркале и криво улыбалась. Счастлива, счастлива...

— Я все помню, Сиси. Но ты должна меня понять. Мне нужно жилье, куда я могу пригласить высокопоставленных гостей, жилье, где можно давать обеды, вечеринки, может, даже балы...

— И неужели у тебя есть на это деньги?

— Да, у меня есть на это деньги.

До конца жизни Сиси корила себя за следующую фразу, но не сказать ее не смогла.

— И при этом я до сих пор плачу по счетам со своего конторского жалования?

Ари переменилась в лице, побледнела, осунулась, отчего разом стала на добрых пять лет старше. Повернувшись к Сиси, она смерила ее влажным, расстроенным взглядом, и пролепетала, пробудив в голосочке интонации другой, прежней Ариетты:

— Прости... ты права, это не правильно, ты права... Ты кормила нас и содержала, пока моих гонораров не хватало даже на оплату проезда в трамвае. Прости, Сиси! Я тебе за это очень благодарна, если бы не ты и Марридан, то где бы я была... где бы я была... Все, решено! Ты переезжаешь тоже, Сиси. Переезжаешь со мной. Мы клялись быть всегда вместе, а быть вместе в просторной светлой квартире немножко приятнее, чем в этой дыре, правда ведь? Ведь да? Ведь так?

Ари широко улыбалась, а на лице Сиси не было ни тени улыбки, только блестящие дуги слез.

— И кем я буду в твоей новой жизни? Прислугой?

— Подругой!

— Да разве же там найдется место для подруг? Не имеет значения, сколько комнат в твоем доме, ведь подруги живут в сердце; а у тебя... в общем... в общем, я не хочу. Не хочу покидать нашу квартирку, где каждый угол полон воспоминаний, не хочу присутствовать, быть свидетельницей твоих обедов и вечеринок. И те люди, с которыми ты водишься теперь, Ари... они мне не нравятся. Ладно еще Марридан, но некоторые...

— Мне они тоже не по душе, Сиси.

— Тогда почему ты с ними?

— Потому что это моя работа! Если я не буду общаться с нужными персонами, если не смогу их очаровать, то не видать мне главных ролей и первых полос... мы уже не дети, Сиси! Мы уже не девочки. В нашем возрасте нельзя выбирать знакомства по сердцу.

— Моя Ариетта бы никогда не вступила в сделку с совестью!

Ари пригладила платье, осмотрела себя критически: да, она была дивно хороша.

— Тогда не откажи чужой Ариетте в просьбе, — произнесла она тихо. — И помоги мне сделать прическу.

Сиси, всхлипывая, встала позади, и ее теплые сильные пальцы зарылись в золотой океан волос Ари. Ари запрокинула голову, закрыла от удовольствия глаза, даже дышать перестала; ей хотелось, чтобы этот момент не прекращался, чтобы он длился вечно, и холодная шелковая лента, коснувшаяся шеи, показалась змеей — этой лентой Сиси завязывала погребальный венок их верной дружбы.

— Если все так, как ты говоришь, — шептала Сиси. — Если такова на вкус взрослая жизнь, если нужно идти против себя, то лучше и не жить вовсе.

Ари распахнула глаза и сверху вниз посмотрела на Сиси.

— Как это — не жить?

— А вот так! Я считаю, лучше умереть под подошвами жандармов, чем преклонить колени. Сама знаешь, меня не смогли сломать ни дедушка, ни матушка, ни бедность, ни тяжелый труд. Я не плакала, когда было нечего есть, не опускала руки, когда покидала родной край...

Руки Сиси безвольно повисли вдоль тела; в золотых волосах Ари алела кровавая лента, и от ее аккуратного лица в обрамлении изящной прически невозможно было отвести глаз.

— А теперь ты плачешь.

— Это просто потому что...

— Я уже стою на коленях, Сиси, и тебе меня не поднять.

Сиси не выдержала, застонала, махнула рукой, выбежала из комнаты, своротив стул. Ари осталась стоять у зеркала и размышлять, едва покачивая ресницами: хороша, чудо, как хороша!

Но лучше ли умереть, чем преклонить колени?