«Любовь не приносит боли.

Боль приносят люди,

которые не умеют любить».

Марта Кетро.

***

Тело налилось свинцом, а голова была тяжёлая, словно чугун. Во рту был неприятный горьковатый привкус, отчего я поморщилась и нехотя подняла тяжёлые веки. Взглядом я уставилась в потолок. С первого дня моего прибывания здесь ничуть не изменился. Всё такой же белый и неимоверно скучный.

Вздохнув, я снова прикрыла глаза, чтобы как-то перевести дух, но потом резко села в кровати, вспомнив, что со мной произошло.

«Как я попала в лазарет? Неужели профессор Дамблдор позаботился о том, чтобы меня отнесли к мадам Помфри?» — задавала я вопросы самой себе, на которые не знала ответов.

Но тут я почувствовала лёгкое давление на моей руке и взглянула в сторону, чтобы узнать, кто это мог быть. На лице тут же появилась едва заметная ухмылка. В свете последних событий этот напыщенный хорёк уже не так меня раздражал. Моё мнение о Драко постепенно менялось — после того, как он с трудом, но всё же извинился.

«Кажется, он вообще до этого не просил прощения», — пронеслось в моей голове, а я продолжила смотреть на Малфоя, сидящего на стуле возле моей больничной койки.

Его голова лежала на моей кровати, одна рука была у него под щекой, а второй он сжимал мою руку.

«Неужели это он меня нашёл? Но как? Что вообще произошло?» — шквал вопросов тут же обрушился на меня, но я не рискнула разбудить сладко спящего Драко и продолжила бесстыдно наблюдать за ним. В какой-то момент мне стало наплевать на то, как это неловко выглядело, хотя сердце трепетало от волнения.

«Что на меня нашло, не пойму».

В ночной тишине всё словно замерло. Время перешло на замедленный темп, а минуты превратились в бесконечность ожидания чего-то важного. В них собрались все мои самые приятные ощущения.

Я смотрела на спящего Драко и пыталась запомнить его спокойное и умиротворённое выражение, которого на его лице я прежде не видела. Ресницы подрагивали во сне, а губы были слегка изогнуты в улыбке. Лоб Драко прикрывала небрежно спадающая чёлка, отчего лицо его казалось ещё расслабленнее.

Он выглядел таким беззащитным и уже не казался высокомерным засранцем. Обычный мальчишка, который, как и все, о чём-то мечтал и к чему-то стремился. Сейчас Драко был самым обыкновенным… Не таким, как всегда…

Его дыхание было глубоким и размеренным.

Улыбка тут же коснулась моих губ. Я осторожно прикоснулась к его плечу сначала одними пальцами, а затем осторожно положила всю ладонь. От моего действия Малфой нахмурил брови. Моё сердце замерло в ожидании; мне было страшно пошевелиться. Я будто бы боялась спугнуть момент: мне хотелось отчего-то подольше насладиться этим мигом. В эту самую секунду мой мир был наполнен дыханием Драко. Я слушала его и, прикрыв глаза, пыталась сохранить до мелочей в своей памяти этот маленький и одновременно такой огромный мир.

Я наслаждалась спокойствием обстановки и некоторой замкнутостью этого уютного пространства. На моих щеках загорелся лёгкий румянец: мне стало неловко от того, что мои мысли стали перетекать в непривычное для меня русло. Я отмахнулась от них и открыла глаза. Драко всё ещё мирно спал, поэтому я осторожно убрала руку с его плеча, стараясь его не разбудить.

Со спинки стула я взяла свою одежду и, переодевшись за ширмой, поспешила покинуть больничную палату, но задержалась у самого выхода. Я вернулась к Драко и накинула ему на плечи покрывало, что лежало на кровати. И уже с чистой совестью ушла прочь из лазарета.

«Некогда мне прохлаждаться на больничной койке, у меня есть незаконченное дело!» — подумала я, тихо крадясь по коридору Хогвартса — не хотелось наткнуться на Филча.

Уж кто-кто, а знаменитый завхоз школы волшебства и магии не упустит момента, чтобы наказание постигло непослушных студентов. Так что встреча с Филчем — такая себе перспектива… Очередная взбучка от профессора МакГонагалл могла загнать меня обратно в Больничное крыло, а, может, даже и домой, если о моих приключениях узнает дядя. Боюсь, в этот раз мне не сойдёт с рук попытка разузнать о моих родителях.

В последнее время я стала просто одержима судьбой и личностью отца. Этот интерес возник после получения письма от неизвестного отправителя. В нём я узнала о том, что отца, скорее всего, уже нет в живых, и тот очень сожалел, что не застал тех важных моментов моей жизни, вроде тех, что любящие родители запоминают досконально: бессонные ночи, первые зубы, первые слова и шаги…

«Не пойму только одного, откуда узнал о моём поступлении в Хогвартс?» — это осталось для меня загадкой.

Я не могла определиться с моими чувствами к этой ситуации. Вроде мне хотелось думать, что отец вовсе не подлец и не бросал мою маму, а вроде было чувство, что кто-то решил сыграть со мной в коварную игру и заманить в какую-то ловушку, но об этом я узнаю позже и пожалею, что не проигнорировала это письмо.

Мне настолько нужны были ответы, что я отмахнулась от нахлынувшего дурного предчувствия. У меня было намерение получить ответы, а не очередные загадки. Мой настрой был так серьёзен, что заглушал голос разума.

Преодолев все коридоры на моём пути, я наконец-таки отыскала место, где должна была появиться дверь в Выручай-комнату, о которой мне рассказали Джордж и Фред, когда я интересовалась у них о том, где можно спокойно потренироваться в парочке заклинаний, но так и не воспользовалась их советом. Как и сказали Уизли, я подумала о необходимости такого места, где у меня получится спокойно поговорить со своим «глюком» по имени Геллерт Гриндевальд, и прошла трижды мимо заветной стены.

Вдруг я застыла на месте и раскрыла рот от удивления. Это ли не чудо? На пустой стене начали вырисовываться изящные вензеля, которые вырывались из камня с треском и звуком осыпающейся каменной крошки. Они разрастались, переплетались, образуя массивные с виду двойные двери. Они сами раскрылись передо мной так неожиданно, что я даже вздрогнула, ожидая за ними увидеть кого-то.

Я не смогла удержаться, и принялась озираться по сторонам: вдруг кто заметит меня. Моя наивность до добра меня не доведёт, так что лучше быть всегда настороже. От такого умозаключения на моём лице расплылась ироничная ухмылка. Убедившись, что поблизости никого не было, я вошла в выручай комнату.

«Лучше поздно, чем никогда!» — прозвучал ехидный голос в моей голове.

На такое замечание со стороны моего внутреннего голоса я лишь пожала плечами и огляделась вокруг. Внешний вид и убранство комнаты меня удивили. Помещение было обставлено точно так же, как и кабинет в видении, которое меня посетило в момент прикосновения к бузинной палочке.

«Я, конечно, слышала, что зачарованная комната визуализирует всё, что нужно нуждающемуся, но чтобы настолько детально?!» — подумала я, изумлённо осматривая помещение.

Хоть и прошло полгода моей учёбы в Хогвартсе, я всё ещё удивлялась многим вещам. Выручай-комната не являлась исключением. Меня поразило, до каких мелочей эта комната смогла преобразить пространство внутри, она словно прочла мои мысли, как живое существо. Я с приоткрытым ртом продолжала озираться по сторонам, словно мне пять лет и я увидела Санту. Для меня волшебство всё ещё являлось чем-то изумительно необычным, так что моё удивление и восторг не покидали меня до сих пор.

«Как она это сделала?» — вопрос тут же возник в моей голове.

Мой взгляд наткнулся на фотографию в рамке, что стояла на массивном столе из цельного дерева. С фотографии на меня смотрели три пары глаз. Девушка в красивом платье стояла между двумя мужчинами. Её улыбка была светлой и тёплой, а глаза — живыми. Мужчина с лёгкой щетиной на лице, в белой рубашке и в классическом костюме, сером, как и галстук на его шее. Он улыбался по-доброму, а вот второй — тот, что был по правую сторону — нет. У него было серьёзное и задумчивое выражение лица. Мне показалось, что он о чём-то думал и старался сосредоточиться, но девушка и мужчина его отвлекали от столь важного дела. При этом он не злился на нарушителей своего спокойствия. Этот второй был мне знаком.

«Геллерт Гриндевальд», — подумала я и в эту же самую секунду вспомнила, для чего пришла в это место.

— Эй, мистер Гриндевальд, нам нужно кое-что с вами обсудить, — мой голос прозвучал бесстрастно, но Гриндевальд не появился, на что я раздражённо цокнула, ставя фоторамку обратно на стол. — Да ладно? Вам не интересно узнать тайну артефакта? — я протяжно произнесла последние слова, а затем несколько секунд подождала. — Да чёрт тебя дери! Ты чокнутый старик! Если ты сейчас же не явишь свою задницу из этого дурацкого камня, я просто его отдам Пивзу, и один только Великий Мерлин знает, что этот неугомонный дух с ним сделает!

Моё терпение испарилось, будто бы его и не было, а мой голос сам по себе стал повышаться.

«Угрожать тёмному волшебнику — скверная идея», — укоризненно прозвучал мой внутренний голос. Я услышала тяжёлые шаги за спиной и, сглотнув ком в горле, обернулась, подозревая, что пожалею о своей дерзости. Пускай это была лишь часть магической силы с частичкой души безумца, но кто знает, на что он способен. Но Гриндевальд меня ещё не прикончил, это означало, что я ему нужна для достижения его целей. И, кажется, я знала, для чего именно…

— Ты бы ещё ножкой топнула для полноты картины.

Голос Гриндевальда звучал саркастично и недовольно, а в глазах был упрёк. От чего-то мне стало стыдно за столь неприличный тон: я уставилась в пол как нашкодивший ребёнок, который разбил любимую мамину вазу. Гриндевальд же скривил губы. И я тут же потупила взгляд с мыслью о том, что он меня презирает. Не знаю, от чего, но укол обиды был ощутим.

— Ну-ну, не нужно делать такое лицо.

Он подошёл ко мне и пальцами поднял мой подбородок так, что мои глаза встретились с его.

— Запомни, сильные люди не станут опускать свой взгляд. Если ты хочешь, чтобы тебя услышали, всегда смотри прямо… — Гриндевальд жестом указал на свои глаза. — И голос твой должен быть спокойным, без дрожи. Ты должна не просто говорить пустые слова, а наполнять их смыслом, чтобы люди захотели принять тебя и твои убеждения. Поэтому пустые угрозы — всего лишь ничего не значащие слова. — Я кивнула ему в ответ, а старик потрепал мои волосы. — Умница, — произнёс он ласково, что выбилось из сложившейся картины, и я вновь потупила взгляд, искоса наблюдая за ним. — Так что ты узнала?

Вопрос Гриндевальда вывел меня из ступора.

Я тут же выпрямилась и повернулась к нему: он уже сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. В руках у него был бокал с золотистой жидкостью, который он поднёс к своему носу и блаженно прикрыл глаза, вдыхая аромат… спиртного?

«Не тыквенный же сок он будет пить, — с иронией пропел голос в моей голове, а я скривила лицо. — Фе, и что взрослые находят в этих горячительных?»

С этим вопросом я вспомнила, как однажды у двоюродной тётки отпила виски из бокала, думая, что там сок. Жидкость обожгла мне рот, и вместо того, чтобы выплюнуть, я проглотила. С расширенными от шока глазами я сразу же принялась пить воду прямиком из графина в надежде, что неприятный привкус алкоголя пройдет, перестанет жечь рот и горло. Ничего не сработало…

Гриндевальд сделал глоток и смерил меня испытывающим взглядом. Меня сперва передёрнуло, но потом я сжала кулаки, чтобы отвлечься от воспоминаний. Они были настолько реалистичны, что от одного только вида пьющего мужчины я ощущала тот противный вкус. От этого губы сами скривились, а глаза посмотрели на полунаполненный бокал. Наконец-то переборов свои ощущения и воспоминания, я подошла к столу и села на рядом стоящий стул. Моё волнение ушло сразу же, как с моих уст начали слетать слова.

— Я, кажется, поняла тайну артефакта, — воодушевлённо начала я говорить, а Гриндевальд смотрел выжидающе. — Но для начала вы должны ответить на мои вопросы, — я старалась подбирать слова так, чтобы ненароком его как-то не рассердить.

«Мало ли на что он способен… Передо мной всё же находится не добрый юноша, а гений тёмных искусств».

— И что ты хочешь узнать? — поглаживая подбородок, спросил он меня.

— Только говори… те правду, — я пыталась говорить с ним в уважительном тоне, но иногда у меня это получалось с трудом, так что периодически я запиналась. — Как кулон оказался в моей семье? Мои предки прислуживали вам? — выпалила я на одном дыхании.

«А это не так уж и сложно оказалось».

С души словно груз упал.

Мне стало легче от того, что я всё-таки решила узнать то, чего боялась. Боялась узнать правду о своей маме и бабушке.

Моя бабушка тяжело перенесла потерю дочери и, к сожалению, лишилась рассудка. Дядя Роберт запрятал её в глуши, чтобы никто не прознал о её состоянии. Он, конечно, не идеальный сын, но позаботился о том, чтобы прислуга ухаживала за ней и всегда звонила ему, если что-то случится. Хотя сам дядя никогда не ездил к своей матери, а всё время отправлял Фреда к ней.

Мне же дядя не позволял видеться с ней, хотя я помнила, как лет пять назад бывала у неё. Тогда бабушка была в более-менее нормальном состоянии, и мы с ней часто сидели у камина — она мне рассказывала великолепные сказки. Мне было хорошо рядом с ней… тепло…

Но в один прекрасный день, когда она хотела что-то рассказать мне о кулоне, дядя запретил мне с ней разговаривать и навещать. Я не могла тогда понять, в чём дело, а вопросы ему задавать оказалось пустой затеей. Он всегда пытался и пытается по сей день скрыть от меня правду. И если честно, это меня настораживало.

Я выпрямилась одновременно со своим глюком в образе тёмного волшебника прошлого века. Гриндевальд вздохнул, видимо, надеялся, что до этого разговора не дойдёт.

«Не тут-то было», — подумала я, но вслух ничего не сказала, вовремя прикусив себе язык.

— Ну что ж…

***

Сентябрь. 1912 год

Погода была в этот день мерзкая. Сырость от опавших и гниющих листьев и мокрой от дождя земли так и витала в воздухе. Свинцовые тучи заволокли небо, которое грозилось пролиться дождём. В этом году осень была плакучей: в основном шли дожди, а солнечные дни были крайне редкими.

Гриндевальд стоял возле крыльца магазинчика. Его взгляд был устремлён в одну точку, казалось, он мысленно был далеко от реальности, только телом находился в нашем измерении. Тёмные круги под его глазами говорили о том, что у него были бессонные ночи, а послужили этому слова одной старухи.

Та женщина, что появилась словно призрак среди безлюдной ночной улицы, бесцеремонно схватила Геллерта за руку. Он тогда оторопел и с удивлением взглянул на сгорбленную древнюю старуху в чёрном балахоне. Лицо её было безобразным, и всем своим видом она походила на ведьму из сказок.

В ту ночь старуха хриплым голосом поведала ему о том, что его ждёт:

— Вижу, что от твоих рук умрёт тот, кто тебе дорог и братом назван. И не сможешь ты ничего изменить, как ни старайся, твоему другу ничем уж не помочь, его душа не сможет отвергнуть ту тьму, что сгущается над ним.

После этих слов она исчезла, словно её вовсе и не было.

И с того самого дня Геллерт ночами не мог сомкнуть глаз. Он много думал, читал различные книги и рукописи волшебников — одним словом, искал способ изменить так называемую «судьбу». Гриндевальд не верил, что какой-то седой старик или же божественной красоты девицы пишут в толстенной книге жизни их судьбы.

Он был уверен, что сможет спасти своего друга, который был ему как брат. Геллерт Гриндевальд не мог позволить этому добряку Альбусу превратиться в безумца, но одновременно с этим он прекрасно понимал, что ему предстоит отказаться от своей возлюбленной. Он знал, что этим причинит ей боль, поэтому подумал за двоих. Гриндевальд решил, что сегодня будет их последняя встреча, вот только она об этом и не вспомнит.

Геллерт выпрямил плечи, стараясь отмахнуться от нахлынувшей усталости.

«Пора с этим покончить», — подумал он, продолжая смотреть на носок начищенного до блеска сапога, будто в этом был какой-то смысл.

— Геллерт! — окликнула она его, а улыбка Геллерта потерялась где-то на уголках губ, словно её вовсе и не было.

Он повернулся в сторону, откуда услышал звонкий голосок. И что же такая прекрасная, словно ангел, девушка нашла в нём? Он был старше неё даже не на три года и не на пять. Хотя какая уже разница…

Через два часа она отплывает в Америку…

Через два часа она забудет о нём навсегда…

Камелия как всегда лучезарно улыбалась, а глаза задорно блестели. В руках она держала маленькую сумочку.

Она ускорила шаг и сократила между ними расстояние, а Геллерт выставил согнутую в локте руку, чтобы Камелия смогла взять её, что та и сделала.

— Камелия, вы сегодня как всегда обворожительны!

Губы его дрогнули в едва уловимой улыбке.

— А вы как всегда хмуры, Геллерт Гриндевальд, — улыбаясь, произнесла Камелия. — Но если твоё лицо хмуро из-за моего отъезда, то хочу тебя заверить: не успеешь оглянуться, как я вернусь. Если бы это не было таким важным, то я с радостью осталась бы в Англии.

Она так увлечённо говорила, что Гриндевальд не решался перебить её.

Он терпеливо слушал Камелию, которая была той ещё болтушкой. Казалось, что она не устаёт от этого щебетания. Хотя порой эти разговоры были ни о чём, но Геллерт любил слушать эту неугомонную «маленькую леди», так он любил её называть, наблюдая за её реакцией. Она была забавная: Камелия Гринвель выпячивала нижнюю губу и топала ногой, словно маленькая девочка. Такой она могла быть только в его обществе. И это тешило самолюбие её возлюбленного, который всегда довольно улыбался каждый раз, когда она так делала.

— Если бы мой папенька не захворал, мне бы не пришлось его представлять на собрании волшебников в Америке. Знаешь, это так утомительно… — тяжело вздохнула Камелия и украдкой посмотрела на Геллерта. — Эти все светские приёмы, собрания и другие деловые мероприятия чужды для меня. Однажды я сбегу от этого и буду путешествовать по всему свету! — отпустив руку своего возлюбленного, она остановилась, а Гриндевальд с удивлением обернулся. — Геллерт, ты же скрасишь мою тоску в этом путешествии?

Она поджала губы и с надеждой в глазах посмотрела на него.

— Если маленькая леди не поторопится, то опоздает на пароход, — улыбнулся он ей.

Ему не хотелось лгать ей прямо в лицо. Даже не так… Геллерт Гриндевальд не мог соврать той, что любил всем своим сердцем, поэтому просто ушёл от ответа. Камелия, прищурив глаза, сказала:

— Учтите, мистер Гриндевальд, когда я вернусь в Англию, вам придётся дать ответ, иначе я сочту это знаком того, что ваши чувства остыли.

Голос Гринвель звучал обиженно, но она старалась это скрыть и не стала докучать Геллерту своими вопросами. Сейчас и в самом деле был не лучший момент, и времени оставалось не так много, но когда она вернётся, он так просто не отделается.

***

Они стояли недалеко от служащего, который проверял багаж какого-то полного старика с добродушной улыбкой, но он не вызывал в Камелии приятных ощущений. Скорее, наоборот — он вызывал в ней отвращение.

Толстяк то и дело бросал на неё косой взгляд и кривенько улыбался, обнажая неровные пожелтевшие зубы, когда Гринвель обращала на него внимание. Пахло от него рыбой и плесенью; от такого амбре у окружающих слезились глаза, а рядом стоящие пассажиры сдерживали в себе рвотные позывы.

Камелия завидовала выдержке служащего: тот нисколько не поменялся в лице, даже когда открыл старый потёртый чемодан, выпачканный не пойми чем. Ей даже знать не хотелось, где побывал этот чемодан и что в нём было. Единственное, о чём она молила высшие силы, так это о том, чтобы не оказаться в одной каюте с этим неприятным толстяком, который то и дело чесал свой живот и блистал своими шуточками.

«И как только господин служащий остаётся спокойным?» — подумала она, последний раз взглянув на открывшуюся картину.

— Ты чем-то обеспокоена? — спросил Гриндевальд, заметив, как она с опаской посматривает на кого-то, но он не мог понять, на кого.

Вокруг людей было много, все то и дело жались друг к другу. Это раздражало его. Геллерт не мог понять, почему мистер Гринвель, который был не последним человеком в министерстве, решил отправить свою дочь на магловском средстве передвижения, а не, допустим, в карете, запряжённой фестралами. К чему это всё?

— А-а-а… Нет, всё в порядке, я просто немного волнуюсь… Это собрание очень важное, и мне бы не хотелось опозорить титул нашей семьи… — не успела она договорить: Гриндевальд коснулся её губ пальцем.

— Т-с-с… Не нужно волноваться, ты отличный оратор, несмотря на свой юный возраст, так что ты справишься.

Слова Геллерта успокоили её, и она вздохнула с облегчением. Он знал, как приободрить Камелию, которая часто сомневалась в своих способностях.

— Когда волнуешься, думай, что я всегда рядом, — с этими словами он надел ей кулон с драгоценным камнем синего цвета и серебряным драконом. — Часть моей души всегда будет с тобой…

— Ты как будто прощаешься... — от Камелии не ускользнула его грустная улыбка.

— Тебе пора, — прошептал он и поцеловал её в лоб, прикрыв мокрые глаза, стараясь сдержать свои слёзы.

Геллерт вдохнул такой родной аромат цветов камелии, что уже вовсю цвели. Это было в какой-то степени странно и наполнено глубоким смыслом. Он будет всегда вспоминать этот день, проходя мимо цветущий камелии, и лучезарную девичью улыбку, что заставляла трепетать его сердце.

Гриндевальд, сжав зубы, отстранился от возлюбленной. Она улыбнулась ему и, взяв свой чемодан, пошла на досмотр. И уже стоя возле служащего, которому она дала свои документы, обернулась в сторону Геллерта.

— Мне нужно тебе кое-что сказать… — не успела она договорить и резко замолчала.

Камелия, нахмурив брови, глядела на него уже не теми глазами; в них больше не было любви к нему. Она смотрела на него, но больше не узнавала… Забыла…

Робко улыбнувшись, она отвернулась от Геллерта, а он продолжил смотреть вслед уходящей Гринвель.

Так будет лучше…

Гриндевальд уже хотел было покинуть порт, но от услышанного взрыва его сердце замерло…

***

Эшли

— С семьёй Гринвель я не был знаком лично, а кулон попал к твоей прабабушке случайно...

Перед тем, как продолжить, Гриндевальд задумался.

Сперва я даже с облегчением вздохнула, но потом нахмурилась, пытаясь понять, какая же связь была между моей семьёй и Гринвель. Я никогда не слышала эту фамилию до того момента, когда наткнулась на неё в одной из книг библиотеки Хогвартса. Мой вопрошающий взгляд вновь устремился на мистера Гриндевальда.

Лица тёмного волшебника коснулась печаль. Он не сводил холодного взгляда с камня, продолжая думать о чём-то своём, периодически потирая подбородок. Бокал же уже был пуст и стоял на столе. Догадаться, о чём мог думать взрослый мужчина, глядя на украшение, было крайне трудно. Я не имела никакого понятия о его прошлом, но знала одно: он хотел вернуть себе свою оболочку. Непроизвольная ухмылка легла на моё лицо. Было забавно от того, что его тело с остатками души догнивало в темнице. Это было с одной стороны, а с другой — Гриндевальд всё же был гением по части тёмной магии и мог знать, как вернуть себе прежний облик.

Однозначно в мои планы не входило его освобождать, ведь не просто так он был заточён за решётку. Гриндевальд, конечно, уступал Волдеморту, но лично у меня вызывал больший страх. Он был не просто ослеплён силой и властью: Геллерт Гриндевальд был человеком, чья душа была изранена. И его желание отомстить — самое страшное в этом мире. Никто не мог знать, чего ожидать от человека, который желал возмездия. Я даже не могла сказать наверняка, что буду делать, когда узнаю имя нёсшего ответственность за гибель моей мамы. Только одно знаю точно: «Я заставлю страдать этого человека так, что он будет молить о своей смерти!»

От такой мысли по моей спине пробежал холодок. Было чувство, словно сама тьма коснулась моего плеча, завлекая в свои объятья. Я поёжилась и постаралась отогнать мрачные мысли и жуткие желания. Это не ускользнуло от глаз моего собеседника. Он вновь смотрел на меня тяжёлым взглядом и терпеливо ждал моего ответа. Я вздохнула.

— Ответьте, кто причастен к смерти моей матери и каким образом семейство Гринвель связано с семьёй Милерс? — мои слова прозвучали уверенно, словно приказ, а не вопрос или просьба.

— А вот это тебе стоит узнать у своей бабушки Анны.

В мужских глазах промелькнуло лукавство: он не хотел так просто выдавать мне ответы, словно играя со мной в некую игру, правила которой были известны только ему одному.

От такого заявления в моих жилах закипела злость. Нет, не на тёмного волшебника, а на себя. Я прекрасно понимала, что он был не из добряков, кто честно будет выполнять свою часть сделки на совесть. Само собой, Гриндевальд мог меня обхитрить, ведь у него большой опыт и он был прекрасным оратором, который многих переманил на свою сторону. В те времена у него была масса сторонников, и это нисколько не удивляло. Напротив, я могла отдать должное его умению промывать мозги своим врагам, дабы потом заручиться их поддержкой и помощью. Такого умения у меня не было, да и какие мои годы?

«Эшли Милерс, ты наивная дурочка, которая возомнила, что сам Гриндевальд так легко тебе даст ответы, чтобы удовлетворить твоё любопытство!» — После таких язвительных слов своего внутреннего голоса я нахмурилась и уставилась в пол. Мне хотелось взвыть от досады, ибо я осознала свою наивность и глупость.

— Анна не лишилась рассудка, как об этом говорит твой дядя...

При этих словах собеседника я метнула на него полный надежды взгляд.

— Маленькой леди стоит навестить её, и не обязательно сообщать об этом Роберту, — произнёс он и лукаво улыбнулся мне.

Кажется, оставшуюся часть своих каникул я проведу возле своей бабули.

И я знаю, кто мне поможет в этом деле. У меня появилась надежда, что я смогу докопаться до истины. Что-то внутри мне подсказывало: вскоре мне всё станет известно.

***

Некоторое время спустя

Эшли покинула Выручай-комнату после того, как закончила рассказ о разгадке тайны.

Геллерт же всё время делал вид, что слушает её внимательно, ведь для него не было секретом: чтобы высвободить магическую силу и душу из камня, необходим ключ — его кровь. Он затеял эту игру не для того, чтобы узнать, как ему обрести свободу, а чтобы девчушка смогла стать сильнее. Она на данный момент была слишком слаба, чтобы выдержать всю магическую мощь артефакта. И дабы исправить эту маленькую проблему, Геллерт придумал всю эту чушь со сделкой.

В его планы входило то, что Эшли с помощью этой нехитрой игры «узнай правду» станет сильнее и умнее, а в конечном итоге благодаря ей он сможет отомстить за всё, что у него отняли. На сей раз это будет не просто война, а конец всему, и никто не сможет ему помешать.

«Всё случится, когда зацветёт камелия», — это была последняя его мысль перед тем, как дверь закрылась за уходящей Эшли и всё в комнате растворилось вместе с ним, как в тумане.