«Любовь способна низкое прощать

И в доблести пороки превращать

И не глазами — сердцем выбирает:

За то её слепой изображают».

Уильям Шекспир.

***

Снег переливался на солнце волшебным сиянием. Мороз щипал щёки, покрывая их ярким румянцем. Я вдохнула всеми лёгкими прохладный воздух, чувствуя, как похолодели ноздри, и выпустила густой пар изо рта. Мокрые от слёз ресницы покрылись инеем.

Дядя Роберт стоял рядом и холодным взглядом смотрел на то, как двое могильщиков заколачивали крышку гроба. Ни один мускул на его лице не дрогнул, словно ему была безразлична смерть его матери.

В последние дни каникул мне пришлось покинуть Хогвартс, дабы приехать домой и проститься со своей покойной бабушкой. Вместе с ней умерла надежда на то, что я наконец-то узнаю правду, которую от меня скрывали. Мне было грустно не только поэтому. Мне так и не удалось ещё раз обнять бабулю и услышать её чудесный и ласковый голос — это наводило на меня страшную тоску.

«Ласточка, — так она всегда меня звала, — ты так похожа на свою маму, такая же красавица! — говорила она мне, расчёсывая мои длинные волосы».

Я улыбалась ей в ответ. Бабушка была необычайно доброй и ласковой женщиной. Мне не хотелось верить, что её больше нет. Внутри всё сжималось от боли, а воздуха предательски не хватало. Казалось, эта боль способна разорвать изнутри. Я сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. Мне захотелось громко разрыдаться, но тяжёлая рука дяди легла мне на плечо. Мой взгляд тут же устремился на него. Дядя Роберт покачал головой, мол, не смей…

Обида тут же накрыла меня.

Даже в такой день дядя заботился о своей репутации. Он считал слёзы слабостью. А слабость нельзя показывать никому, тем более врагам. Многие его убеждения я не понимала. Порой дядя Роберт вызывал впечатление бесчувственного сухаря. И мне в это легко было поверить, ибо его выражение лица никак не изменилось, даже когда гроб стали засыпать смерзшейся от холода землёй.

Перед глазами всё стало расплывчатым и нечётким от пелены слёз. В душе что-то оборвалось в тот самый миг, когда закрытый гроб опустили в глубокую яму. Я на ватных ногах, которые тряслись то ли от тяжести тела, то ли от моего нежелания осознать всю истину, что открывалась в тот самый миг, подошла к краю могильной ямы. Глаза тут же наткнулись на закрытый гроб. Опустившись к свежей земле на белом снегу, что была по бокам, я взяла её в руку, как это сделал минутой ранее дядя Роберт. Губы пересохли, в груди предательски что-то заныло и начало разрываться. Я почувствовала, как тело стало сжавшимся комком нервов. Это ощущение нарастало с каждым моим действием, и что-то вот-вот должно было вырваться из груди.

Подойдя ещё ближе к краю ямы, я медленно вытянула руку вперёд. Пальцы сами по себе разжались, отпуская землю в свободное падение. Она оставила после себя чёрные пятна на коже, попала под ногти и создавала дискомфорт, который в тот миг меня не волновал. Земля мелкими комочками, словно горстью камней, упала вниз. И в следующее мгновение раздался гулкий, режущий слух звук удара о дерево.

Тело начало содрогаться в конвульсиях от подступающей истерики. Поперёк горла встал противный комок, который словно не позволял вырваться крику наружу, чтобы каждый мог услышать его. Я рухнула на колени, а из глаз градом хлынули слёзы. Они падали на кожу рук и смешивались с остатками земли на моих руках, превращаясь в чёрную грязь. Руки от мороза зажгло с новой силой. Я непроизвольно закусила губу до крови, дабы сдержать крик. Думалось мне в тот момент, что ощутив боль, мне станет легче, но это не произошло. Тело продолжало содрогаться, руки сжимали мокрую от моих слёз и холодную землю.

«Проклятье! — пронеслось в моей голове. — За что? Почему именно я должна терять близких людей?!»

Несправедливость жизни я ещё никогда не ощущала на собственной шкуре так отчётливо, как в этот миг. Я помнила день гибели моей мамы, помнила тот животный страх и то, какой беспомощной была в тот момент, когда неизвестный жестоко убивал мою мать. И сейчас с новой волной были я ощутила те же чувства, что и тогда.

Тяжёлая рука дяди опустилась мне на плечо, слегка сжимая его. Он помог мне встать и даже слегка приобнял меня. Я ощутила его поддержку и тепло. Сейчас он не казался бесчувственным и холодным. Всего на короткое мгновение маска спала с его лица. Наверное, глупо было с моей стороны обвинять его во всех грехах и считать злом всех времён. Он был не простым человеком и магом. В юные годы, после смерти дедушки, на его плечи легла большая ответственность. И только сейчас я осознала, какой эгоисткой всё это время была. Действия дяди Роберта стали ясными и понятными. Может, он не выражал ярких эмоций, но его забота отчётливо выражалась в поступках. Хотя многие из них казались несправедливыми и жестокими, но в трудные времена для нашей семьи он стойко, словно скала, выдерживал все тяготы и такую же сильную боль. И дядя всегда был рядом, как сейчас.

Я невольно прижалась к нему ближе и обхватила его руками. Теперь не нужно было сдерживаться…

***

После похорон мы собрались в доме, где жила бабушка. Родственники, одетые в чёрные одежды, сидели и разговаривали. Кто-то вспоминал бабушку, а кто-то шушукался о поведении дяди, который сразу же поспешил уехать. Сил осуждать и упрекать его у меня не было, как не было и желания. Я же решила остаться, несмотря на отвращение к присутствующим. У меня была возможность уехать вместе с дядей и не слышать противные сплетни родственников.

В последние годы наша семья не являлась примером для подражания. Идеальной она была только в статьях газеты или очередного журнала. Наяву же было совсем иначе: многие из родственников не виделись друг с другом долгие годы и собирались в общем кругу либо в траурный день, либо на важном общественном мероприятии. Они улыбались родственникам в глаза, но на самом деле ненавидели друг друга. Я не удивлюсь, если тот же самый дядя Альберт, двоюродный брат дяди Роберта, жаждал любым способом завладеть долей бизнеса, принадлежащей его родной сестре, тёте Эмилии. Она сама преследовала те же мотивы, но помимо этого всячески угождала своему отцу. И каждый тут присутствующий имел скрытые мотивы друг против друга и знал об этом. Несмотря на очевидность отношений, они всё же любезничали и продолжали высказывать свои домыслы по поводу случившегося.

Тётя Маргарет, жена дяди Альберта, предположила, что события тех дней, когда мой родной дядя отправил бабушку в этот дом, и её смерть связаны между собой.

— Откровенно говоря, Роберт так скоро уехал, что невольно возникает мысль о том, что он приложил свою руку к смерти своей матери… — она не успела договорить, так как громкий звон разбившегося стакана прервал её.

Все присутствующие резко смолкли и посмотрели в мою сторону. Я молча сжала зубы, встала из-за стола и поспешила уйти из гостиной, оставив всех в недоумении. Удивлённые и одновременно насмешливые взгляды провожали мою персону. Внутри буйствовала злость и намеревалась выплеснуться в любую секунду на этих гнилых людей.

На фоне родственников дядя Роберт всё же выглядел ангелом. Одновременно с этими мыслями пришло осознание очередной причины поведения моего дяди. В такой семейке необходимо задумываться не только над каждым словом, но и над действиями.

— Маргарет, это было неразумно с твоей стороны… — послышались обрывки фраз кузины дяди Роберта.

О чём шла речь дальше, я уже не слышала, так как уже была на втором этаже.

Тётя Маргарет — красивая женщина лет тридцати пяти. Она была похожа на героиню любовного романа. Тётя всегда выделялась из толпы благодаря своей внешности. Её тонкая фигура и средний рост придавали ей некий шарм, что приковывал к ней не только мужские взгляды, но и женские. Бледная кожа без румянца и большие голубые глаза с задумчивым взглядом наполняли её образ таинственностью. Немногие могли заметить в этом взгляде хитрость и подлость, а те, кому удавалось раскусить её натуру, превращались в жертв интриг этой женщины. Она всегда из любой ситуации выходила победителем.

Аристократичность её профилю дарил нос с горбинкой, а волевой подбородок и тонкие губы выдавали в ней сильную натуру. У этой женщины были изящные руки, которые она любила выставлять напоказ. Длинными пальцами тётя Маргарет часто поправляла выбившиеся пряди чёрных волос или украшения, которые она всегда надевала. Парой у меня складывалось впечатление, что она их не снимала вообще, даже когда ложилась спать. На каждом мероприятии или дома на ней было много украшений из золота с драгоценными камнями, что вызывало во мне усмешку. Её страсть к побрякушкам и деньгам была сильнее, чем любовь к собственным детям и мужу.

Эта на вид приятная особа с глупой улыбкой была той ещё змеёй. Она была холодной и расчётливой женщиной. Ослеплённый любовью дядя Альберт не замечал этого и был отличной марионеткой в руках тёти Маргарет. Он даже не знал о её интрижках, словно был слепым и глухим идиотом, а она же в свою очередь продолжала плести свои сети. Какие цели преследовала тётя, мне было не понять. Целостность всей картины мне не дано было увидеть в связи с обстоятельствами и отсутствием возможностей.

Моя интуиция кричала о том, что все, казалось бы, глупые и притянутые за уши домыслы этой стервозной тётки имели прямое отношение к разобщённости нашей семьи. У неё однозначно имелись мотивы и собственные цели, которые она преследовала. Я чувствовала, что эта женщина не перед чем не остановится и пойдёт на самые ужасные поступки, лишь бы достигнуть своего.

Отмахнувшись от назойливых мыслей о своей родственнице, я зашла в комнату покойной бабушки. Здесь ничего не изменилось с последнего моего визита к ней. Книги на полках стояли всё так же аккуратно, как и принадлежности на её рабочем столе. Многочисленные семейные фотографии в рамках, где мы были изображены счастливыми. Идеально заправленная кровать под сиреневым пледом, на которой сидела полная женщина в белой рубахе, заправленной в горчичного цвета длинную юбку. Её черные густые волосы были собраны в косу, а пухлые губы — изогнуты в грустной улыбке. Карие, почти чёрные глаза были мокрыми от слёз, как и её тёмная кожа, которая блестела в тёплом свете лампы.

В этой тучной чернокожей женщине я признала Монику — сиделку бабушки. Когда-то давно она приехала в Англию для того, чтобы заработать деньги на лечение своего единственного сына. Как раз тогда, когда дядя Роберт подыскивал для своей престарелой матери сиделку. Он достойно оплачивал её услуги и предоставил возможность перевезти сына в Англию, в самую лучшую клинику. Что же будет дальше с этой добродушной женщиной, что ухаживала за моей бабушкой?

— Ты стала такой красавицей, Эшли, — тихим голосом произнесла Моника, держа в руках деревянную шкатулку. — Твоя бабушка незадолго до своей смерти просила меня передать это тебе лично в руки. — Встав с кровати, она подошла и протянула её мне.

— Ч-что ты будешь делать дальше? — взяв в руки шкатулку, аккуратно поинтересовалась я у Моники.

— Твой дядя — хороший человек. Он мне позволил остаться здесь и предложил работу горничной в его доме. Отказаться от такого предложения я не смогла… — всё так же улыбаясь, ответила она на мой вопрос. — Я благодарна за всё, что сделал мистер Милерс для меня и моего сына.

— Наверное, ты права, — тихо произнесла я, — что он хороший человек…

— Эшли, дорогая, — Моника положила руки мне на плечи и с добротой посмотрела в мои глаза, — послушай, твой дядя на самом деле очень сильно беспокоится о тебе и проявляет в тебе заботу. Он может быть и строг, но по-прежнему тебя любит. Однажды ты это поймёшь.

После этих слов Моника погладила меня по щеке и ушла из комнаты, оставив меня наедине с собой. Я села на кровать и открыла шкатулку, которую она мне передала. Внутри лежали фотография, на которой были изображены мы с бабушкой, и конверт с письмом. Отложив в сторону шкатулку, я быстро развернула конверт и стала жадно читать строки, написанные аккуратным и таким родным почерком.

«Дорогая, милая моя Эшли, если ты читаешь эти строки, значит, моё время пришло…

К сожалению, моя Ласточка, время быстротечно. Оно не щадит никого. Его всегда не хватало, оно словно утекало сквозь пальцы, но это не мешало мне любить тебя всем сердцем. Ты выросла замечательной и умной девочкой, несмотря на трудности, которые преподнесла тебе жизнь. Когда Роберт приезжал, всегда мне рассказывал о тебе только хорошее. И последний его визит не стал исключением. Он мне поведал, что ты поступила в Хогвартс и делаешь успехи в обучении магии, несмотря на то, что долгое время принимала блокаторы…

Знаю… Ты была рассержена на Роберта и прислала не одно письмо ему с вопросами, а он не отвечал. Не сердись на него, моя милая, ведь это я ему сказала молчать, потому что решение давать тебе их было моим.

Прости меня, моя Ласточка… Я так боялась тебя потерять, что пошла на не столь хорошие меры. Из-за сильного страха и безграничной любви к тебе мне пришлось принять это решение, которое могло тебя погубить, но я была уверена, что этого не произойдёт, ведь ты хранительница древнего артефакта.

Роберт был против, но он не смог поступить наперекор моему решению. Он хотел всё рассказать тебе, как только ты поступишь в Хогвартс, а я запретила…

Ох, милая Ласточка, знала б ты, как я сожалею, вот только изменить ничего уже не в силах…

Твоя судьба очень тяжела. Тебе предстоит сделать так, чтобы «Камень ледяного дракона» не попал в руки Волдеморта, иначе всему миру придёт конец.

К сожалению, надвигаются времена, когда мир волшебников вновь содрогнётся от его имени. Никогда не используй камень и не полагайся на его силу. Ты должна стать сильнее и быть готовой к этому, потому что тебе предначертано сыграть роль путеводной звезды для Гарри. Ваша встреча была предначертана Богами. Вам не избежать тяжёлой и жестокой схватки с тёмным магом — Волдемортом.

На твои хрупкие плечи лёг неподъёмный груз, но ты справишься. Я верю в тебя и очень сильно тебя люблю.

Твоя бабушка».

Ещё несколько раз перечитав последнее письмо бабушки, я не могла поверить своим глазам. Правда оказалась гораздо тяжелее, чем я предполагала. Мне хотелось узнать больше, от чего я постоянно переворачивала листок и смотрела на обратную сторону, надеясь увидеть продолжение этого письма, но всё безуспешно. Строк не стало больше…

— О, вот ты где! Я тебя искал, — со стороны двери раздался приятный голос, от чего я вздрогнула и посмотрела на стоявшего в пороге Адама.

Я поспешила убрать письмо в шкатулку, а парень вошёл в комнату и сел рядом со мной.

Да, Адам Флэтчер не только был моим сокурсником, но и в какой-то степени родственником. Он был сыном тёти Маргарет от первого её брака. В основном Адам жил у матери, но часто гостил у своего родного отца.

Некоторые ученики не догадывались о нашей родственной связи и были уверены, что второй лучший ученик Слизерина, Флэтчер и странная новенькая с Гриффиндора встречаются. Адам, конечно же, не стал упускать такую возможность и просто подыграл. Я же была против всего этого спектакля, но мой кузен… У него получилось уговорить меня, в результате чего большая часть слизеринцев косились в сторону Флэтчера, а ученики с других факультетов были в откровенном замешательстве и не верили своим глазам, ведь Слизерин и Гриффиндор враждовали не одно столетие. Это очень тешило моего кузена, особенно когда Драко Малфой отпускал в наш адрес колкие шуточки. Адам с наслаждением и издёвкой парировал его фразы, а самодовольной улыбкой и задранным носом только подливал масла в огонь: Малфой реагировал достаточно бурно или же, уходя с раздражённым лицом, бросал угрозу: «Ты пожалеешь, Флэтчер!»

— Я хотел извиниться за слова моей матери, — начал он, глядя мне в глаза. — Ты же знаешь, у неё ужасный характер, — с насмешкой отозвался Адам о своей маме.

— О да! — протянула я, соглашаясь с ним. — Хорошо, что тебе досталась от неё только внешность.

После моей фразы мы одновременно засмеялись и упали на кровать.

— Эш, ответь честно…

— М-м-м? — вопросительно промычала я, закрывая глаза.

Лёгкая дрёма внезапно решила напасть на меня, поэтому я быстро провалилась в сон, так и не услышав вопроса Адама.

***

Проснулась я, когда надоедливый луч солнца заскользил по моему лицу, прерывая сон. Хмурясь, я открыла глаза и нехотя приподнялась на локте. Чужой чёрный пиджак соскользнул с меня и сложился гармошкой на бедрах.

«Адам», — промелькнуло тут же в моей голове, и я улыбнулась. Он в очередной раз проявил свою заботу ко мне, как и всегда.

С ним мы были знакомы с тех самых времён, когда его мать и мой двоюродный дядюшка поженились, тогда нам было по шесть лет. Мы очень сильно сдружились. Когда Адам приезжал к нам погостить, мы часто с ним играли в бабушкином саду, а ещё мы гоняли соседских мальчишек.

«Хи-хи», — лёгкий смешок сорвался с моих уст от воспоминаний. В те годы мои колени часто страдали, вместе с локтями.

Адам всегда становился серьёзным и отчитывал меня, обрабатывая ссадины зелёнкой. Я корчилась от жжения, и, замечая это, взрослый не по годам мальчишка начинал дуть на рану и смешно цокать языком.

— Вот скажи, зачем тебе нужно было лезть на это дерево? — возмущался маленький Адам. — Почему ты не могла просто проигнорировать этого придурка?..

— Он сказал, что я, как и все девчонки, плакса и слабачка… Ай-ой! — не успела я договорить и зашипела от очередной порции жжения и боли.

— Потерпи, осталось чуть-чуть.

Его взгляд оставался всё таким же спокойным.

А когда он закончил возиться с моей коленкой, потрепал мои волосы, на что я смешно надула щёки.

«Да, столько времени прошло, а он всё такой же милый и заботливый», — подумала я, аккуратно складывая его пиджак.

К Адаму я относилась как к старшему брату и всегда бежала или звонила ему, когда меня что-то тревожило. Но в последний год перед моим поступлением в Хогвартс он вдруг куда-то уехал вместе с отцом. За тот год он мне не написал ни строчки, за что я на него затаила обиду, и когда увидела его в школе волшебства, то даже глазом не повела. Целенаправленно я проигнорировала Адама, когда тот с непринуждённой улыбочкой подошёл ко мне поздороваться. Адам протянул руку, чтобы по нашим с ним традициям потрепать мои волосы, но я увернулась. Мой колкий взгляд тут же врезался в его глаза, а с губ сорвались слова: «Ты меня с кем-то перепутал». Стараясь не засмеяться при виде его побледневшего и испуганного лица, я поспешила за Гарри, Роном и Гермионой. Когда мы скрылись за углом, то смогла посмеяться от души.

Правда, Адам не забыл этого и припомнил в тот же вечер.

Не уследив за временем, моя персона задержалась в библиотеке. Когда я спешила в свою комнату, из-за угла возникла чья-то рука, схватила меня за локоть и потянула на себя. Перед глазами тут же вся жизнь пролетела, а голове громко звучало: «Только не Филч!»

Адам резко развернул меня лицом к себе и прижал к стене. Его серьёзный взгляд стал внимательно рассматривать меня. От такого холодного выражения лица Адама по моей спине прошёлся холодок, а на руках забегали мурашки. Так он рассматривал меня несколько секунд, после чего резко нагнулся к моему лицу. Губы этого дурака едва коснулись моих. Мои брови тут же поползли кверху, глаза расширились, и рука на автомате рванула к его щеке. Не настигнув своей конечной цели, она была перехвачена его рукой. Адам поддался вперёд, и я зажмурилась, ожидая чего-то. Сердце бешено колотилось так, будто вот-вот вырвется из груди. Но ни через секунду, даже ни через три — ничего не произошло.

Я аккуратно приоткрыла один глаз, затем второй и увидела довольную улыбочку своего кузена. Он улыбался, словно объевшийся сметаной кот. Мой глаз нервно задёргался, а дыхание участилось от злости. В тот миг моим желанием стало прибить этого придурка самым жестоким способом. Завидев моё выражение лица, он тут же перехватил другую руку.

— Нехорошо, сестрёнка, игнорировать своего братишку, — зазвучал его шёпот у моего уха.

«Когда он успел?» — я удивилась его быстрой реакции.

Не успела я отойти от шока, как мы оказались в каком-то проёме, в котором было слишком тесно. Адам был слишком близко, что начинало меня раздражать, и я уже было хотела начать гневно на него возмущаться, но он поднёс к своим губам указательный палец:

— Тс, кто-то идёт, — проговорил он одними лишь губами.

Я тут же закрыла рот и стала прислушиваться к шагам, которые через некоторое время стали удаляться. Мы облегчённо выдохнули и тихо засмеялись, выбираясь из нашего укрытия. Вся ситуация превратилась в сцену из глупого комедийного сериала. Мой смех стих после того, как Адам щёлкнул меня по носу.

— Эй! — возмутилась я, глядя на спокойное и доброе лицо кузена.

— Это тебе за то, что хотела меня ударить, — добродушно улыбнулся Флетчер.

— Ты заслужил это…

— А кто мне сказал, что я обознался? — Теперь черёд возмущаться пришёл моего кузена. — Вот я и решил убедиться… — Я с непониманием посмотрела на него. — Шрам на шее. — Пальцем указал он на то место, в котором был небольшой шрам.

— А нечего было пропадать, ничего не сказав, — буркнула я, застёгивая пуговицы рубашки и пряча шрам.

— Прости-прости, — выдвинул руки вперёд Адам. — Я, к сожалению, не мог, но надеялся, что моя мать тебя предупредит…

— Ты это серьёзно?

Я изогнула бровь, не веря в услышанное, и мы тут же снова тихо посмеялись…

Я улыбнулась в очередной раз таким воспоминаниям. Кажется, на этого дурака невозможно долго сердиться. Поставив фотографию на место, я решила спуститься на завтрак, который умудрилась проспать. Моника не упустит возможность отчитать меня и не отпустит никуда, пока моя сонная тушка не съест то, что она приготовила.

На душе отчего-то было тихо и спокойно, будто вчерашнего траура и не было. Вовсе казалось, что прошлый день являлся обычным кошмаром, а не явью.

«Интересно, по какой причине дядя вчера поспешил уехать?» — задалась я вопросом, спускаясь по дубовой лестнице, которая местами противно скрипела.

Его вид был обеспокоенным, когда он, садясь в машину, посмотрел в мою сторону. Моя злость и обида на дядю Роберта стали утихать, а на их место пришли волнение и любопытство. Как бы я ни старалась прекратить эту игру в детектива, у меня ничего не выходило. Лишь усиливался и без того подогретый интерес, и возникало больше вопросов, не дававших мне покоя. Они всё время вертелись в моей голове, лишая возможности думать о простых вещах.

На самом деле мне хотелось переживать о простых мелочах, как и всем девочкам в моём возрасте: какое платье надеть или с кем пойти на бал. Вместо этого я стала копаться в прошлом, дабы узнать правду, которая не всегда такая, какой её ожидаешь и хочешь видеть. От этого становилось грустно и возникал вопрос: «А стоит ли продолжать?».

И, видимо, сдаваться — не в моём стиле. Я продолжала поиски, несмотря на свои сомнения…

— А вот и соня, — зазвучал ласковый голос Моники, которая тут же поставила на стол горячее какао и тарелку с тостами.

— Доброе утро.

Улыбаясь ей, я села за стол.

— Тогда уж не утро, а день, — покачала она головой, а я посмотрела на настенные часы, на которых было около полудня. — Мистер Милерс звонил и просил передать, что тебе лучше остаться здесь на эти три дня, так как он уехал по срочным делам в Париж. К тому же он подумал, что ты захочешь повидаться со своими старыми друзьями.

От слов сиделки на моём лице тут же засияла улыбка.

— Ребята, узнав о твоём приезде, заглянули к нам и сказали, что будут ждать тебя на вашем месте и…

Не дав Монике договорить, я соскочила со стула, быстро затолкав кусочек тоста в рот и запив его какао, которым я обожглась.

— А доесть?