«Нам всем нужны секреты,

если они не смертельные,

— они нас защищают».

Доктор Грегори Хаус.

***

Я уже не слышала её голоса, так как на всех парах неслась к выходу, схватив свою белую куртку с шапкой и шарфом. Притормозив у выхода, я быстро обулась, натянула небрежно шапку, выскочила за дверь и, сбегая по ступенькам крыльца, надела курточку. Желание поскорее увидеть Патрика и Леона возрастало по мере моего приближения к заветному месту. Я даже уже не обращала внимания на лай собак и холодный воздух, обжигающий ноздри, кожу лица и рук. Предвкушение встречи с этими двумя вытеснило все мысли о проблемах, Хогвартсе, Адаме и дяде.

С Патриком и Леоном мы не виделись больше года, с того самого дня, как мне запретили приезжать к бабушке. Конечно, мы продолжали переписываться, но это не сравнится с реальным общением, которого мне так не хватало.

Добежав до сетчатого забора с надписью «Посторонним вход запрещён», я огляделась по сторонам, дабы удостовериться в отсутствии прохожих и старого охранника Пита. Тот был местным сторожем этого небольшого заповедника.

Раньше местные жители могли спокойно прогуливаться по этим лесам до тех пор, пока не начались пропажи людей. Региональные власти и полиция пришли к выводу, что в лесу завёлся большой медведь, и поэтому решили оградить горожан и приезжих от опасности и запретить вход в заповедник. Но разве же нас троих это могло остановить? Однозначно нет.

Мы всё так же продолжали пробираться на территорию заповедника и проводить время в заброшенной хижине, на которую наткнулись случайно. У Леона даже зародилась идея провести собственное расследование, и мы с Патриком согласились на эту авантюру. Но ни отпечатков лап, ни борозд от когтей на стволах деревьев мы так и не нашли. Существовал ли медведь-людоед на самом деле? Не нашли ли мы признаков его присутствия от того, что никогда этого зверя там и не было? Или же нас увели от встречи с ним иные следы?

Эти вопросы так и остались без ответов. Но знаю я одно: встреть мы того медведя-людоеда, то искали бы нас так же, как и других пропавших.

Когда я убедилась, что поблизости никого не было, перекинула свой чёрный рюкзак через забор и перелезла через него, приземлившись на колени.

— Твою ж… — выругалась я, шипя от боли.

Аккуратно поднялась на ноги и стряхнула снег со своих штанов. Где-то в кустах раздался треск, и моё тело тут же напряглось вместе со слухом и другими органами чувств. Медленно подняв рюкзак, я решила поспешить к ребятам в хижину. Желание узнать причину хруста отсутствовало, особенно когда знаешь о жутких пропажах людей.

Тем не менее местный лес был прекрасен, особенно зимой. Покрытые снегом вековые ели величественно возвышались на пологих склонах. Сквозь их ветви пробивались лучи солнца. От чего снег переливался волшебным сиянием, будто бы на белое полотно просыпали блёстки. Небо потихоньку начали затягивать редкие серые тучи, но сквозь них всё ещё можно было увидеть лазурный купол. Если оглядеться, то можно было увидеть разной величины снежные холмики. Стоило приглядеться, и сразу же угадывались под толстым слоем снега очертания кустов, камней и поваленных стихией деревьев.

Словно дорисованный рукой талантливого художника, снег лежал на каждой веточке деревьев. Время от времени прилетал шаловливый ветер, и он падал вниз, утопая в никем не тронутом белоснежном покрывале.

В этом лесу даже воздух казался другим. Он был свежим, холодным и словно имел голубой оттенок, а самое главное — он был родным. Здесь было тихо, настолько тихо, что можно услышать стук собственного сердца. Привычные для уха шорохи и звуки, что можно было услышать в любое другое время, пропадали в этом лесу зимой. Всё стояло неподвижно, будто окунулось в глубокий столетний сон. От этих захватывающих дух пейзажей перед глазами возникали картинки прошлого. Появлялось ощущение щекочущей дух ностальгии. Хотелось закрыть глаза и окунуться в воспоминания с головой. И одновременно рождалось желание достать альбом и начать рисовать.

Так я и сделала.

Через несколько метров я остановилась, когда из-за холма показался замерший ручей. Местами лёд был сколот и виднелась прозрачная вода, что весело бежала куда-то вниз, петляя и огибая всевозможные препятствия. По другой стороне ручья росли маленькие сосенки. Они были слегка припорошены снегом, от чего складывалось ощущение, что деревья покрыты инеем. Под одной из таких сосен сидела птичка и клевала какие-то зёрнышки.

Я медленно, стараясь не спугнуть её, вытащила из рюкзака альбом и карандаш, затем села на рядом стоящий пень и принялась рисовать, жадно ловя и запоминая каждое очертание местной и волшебной природы. Моё воображение через какое-то время разыгралось настолько, что я не сразу заметила, как на листе стали появляться черты чужого лица. Слегка, то прикусывая язык, то касаясь им уголка губы, я старательно выводила плавные линии, которые местами переходили в резкие и жёсткие.

Вокруг будто всё замерло в ожидании, а время остановилось в предвкушении появления на листе завершающих штрихов черного графита. Я вытянула руку с альбомом вперёд и оценивающим взглядом осмотрела конечный результат. Брови тут же устремились друг к другу. На моём рисунке был Малфой. Он сидел на том большом камне по другую сторону ручья и читал какую-то книгу. Его задумчивый взгляд ледяных глаз, в которых проскальзывали нотки печали, был прекрасен, как и всё остальное.

Мои щёки загорелись с ещё большей силой, только уже не от мороза, а от непонятных мне чувств. Смущение перемешалось с чувством злости на саму себя. Потому что при взгляде на плавные линии губ этого нарцисса в моей памяти мелькнуло воспоминание о том, какие они мягкие и тёплые. Тот едва уловимый невинный поцелуй…

— Кхм, и зачем только ты это вспомнила, Милерс?! — пробубнила себе под нос я, запихивая альбом обратно в рюкзак. Упрекнула саму себя и встала. — Сегодня, что ли, день воспоминаний? — ворчала я, продолжая свой путь.

На протяжении оставшегося пути я только и делала, что бубнила себе под нос о том, что зря вспомнила то дежурство в прачечной Хогвартса.

— И вообще, на кой чёрт мне нужно было вспоминать Драко? Да ладно бы только вспомнила, так я же нарисовала вновь этого заносчивого придурка, как какая-то влюблённая дура! — после этих слов я пнула невидимую преграду с такой силой, что снег отвалился с подошвы моих сапог и упал на землю, а тело, потеряв равновесие, рухнуло на белый, слегка примятый снег. — Да что ж за день?

Возмущению не было предела.

Я встала с холодного и липкого снега, отряхиваясь и потирая ушибленное место, на которое часто находятся приключения вместе с синяками. Вздохнув, я поджала губы, а потом снова начала ворчать себе под нос о том, какой Драко Малфой напыщенный и самоуверенный павлин. Мне хотелось просто выкинуть его из своей головы, но ничего не выходило.

«Почему в последнее время мои мысли только о нём?» — с этим вопросом я неосознанно слегка прикоснулась к своим губам.

Как ни крути, Драко не был уродом. Симпатичный, даже красивый мальчишка со сложным характером и с аристократическими замашками. Чего ещё ждать от ребёнка, родившегося с золотой ложкой во рту? Правильно! Предвзятого отношения к тем, кто ниже него по статусу. Он, как и все сынки богачей, думал, что все должны пресмыкаться перед ним и заглядывать восхищённо к нему в рот. Они должны были радоваться подачкам и огрызкам с его рук. Так почему я не могла выкинуть этого придурка из своей головы?

Причина, которая мне не была понятна, заставляла не только думать о Драко, но и засматриваться на него, когда он с задумчивым взглядом сидел в Большом зале или на уроке и смотрел куда-то в пустоту. Я украдкой поглядывала на него и перерисовывала его образ на белоснежно-чистый лист альбома.

«Почему? Зачем? Неужели я сошла с ума?»

Для меня не было свойственно заострять внимание на таких, как он.

«Неужели Драко Малфой ос… другой?» — задалась я мысленно вопросом.

— Нет-нет! — помотала я головой, пытаясь вытрясти из неё глупые, на мой взгляд, мысли. — Драко Малфой — это избалованный мальчишка из богатой и чистокровной семьи, и он не может быть добрым или чутким. Он такой же, как и все, которых ты знаешь… Но я же тоже не из простой семьи и не такая как все… Ты — это ты, а он —Малфой… Кажется, я схожу с ума, разговаривая сама с собой! И откуда вязалась эта дурацкая привычка?!

Замолчать у меня получилось лишь через некоторое время, когда я увидела на возвышенности маленький деревянный домишко и перешла на бег.

За считанные минуты я преодолела расстояние между мной и домиком и вошла без стука. Дверь со скрипом открылась, а голоса ребят тут же стихли. Складывалось впечатление, что они прислушивались, напрягаясь от скрипа половиц, которым сопровождался каждый мой шаг. Я же, снимая куртку и шапку, прошла дальше и оказалась в небольшой комнате. За прошедшее время в хижине ничего не поменялось. Всё так же металлическая печь стояла в углу, а на ней по традиции весело закипала вода в закоптившемся чайнике. У окна стояли старенький деревянный стол и пара стульев. Дверцы на кухонных шкафах слегка покосились от старости. Если чуть заглянуть вглубь комнаты, то можно было увидеть у другого окна диванчик и кресло в коричнево-горчичную клетку. На полу лежал небольшой бледно-красного цвета коврик. На диване сидели ребята.

Патрик, тот, что повыше, был в сереньком вязаном свитере и такого же цвета штанах. Его каштановые волосы, как и следовало ожидать, были небрежно уложены, а золотисто-карие глаза при виде меня загорелись радостными и лукавыми огоньками. Тонкая линия губ расплылась в довольной улыбке. В руках он держал местную газету с кричащим заголовком: «Вновь пропавшие без вести!»

Леон же меня не сразу заметил, так как изучал какие-то снимки и старые газетные вырезки. Он поднял на меня серые глаза только после того, как Патрик пихнул его локтем. Леон сперва снял свои очки прямоугольной формы и протёр о свою серую клетчатую рубашку, после чего надел их и только потом посмотрел на меня, как бы убеждаясь, что стоящий перед ним человек это я, а не кто-то другой.

— Ты как всегда не пунктуальна, — буркнул Леон, проводя рукой по своим светло-русым волосам средней длины.

— Мелкая, наконец-то! — радостно воскликнул Патрик и в несколько шагов оказался возле меня, сгребая в свои крепкие объятия.

— З-задушишь, — пропищала я.

— Прости, — он резко отпустил меня и взял за плечи, оглядывая с ног до головы. — Как же ты всё-таки выросла и очки больше не носишь… О, и брекеты тоже… — не успел он договорить, так как я пихнула его локтем в грудь. — Беру свои слова обратно, — прокашлявшись, сказал Патрик. — Лео, она всё такой же мелкий монстр! — подходя к другу, возмущённо бросил он.

— Эй! — возмутилась я, разминая кулаки.

— Такими темпами у тебя никогда не будет парня, — продолжал подначивать меня Патрик.

— Тц, вы слишком шумные, — холодно бросил Леон.

Раздражение тут же испарилось, и я вновь заулыбалась. Всё было как в старые добрые времена. Серьёзный Леон, изучающий газетные статьи, снимки очевидцев и местные легенды, шумный Патрик, который вечно подшучивал надо мной, за что и получал не раз. И я вечно велась, как и сейчас, на шутки Патрика.

— Вы и сами-то нисколько не изменились, — произнесла я и подбежала к ним, заключая этих двоих в объятия. — Зверь вновь вернулся? — поинтересовалась я, глядя на статью в газете.

— Похоже на то. Но не точно, так как кроме мужа миссис Джонс пока никто ещё не пропадал, — задумчиво и серьёзно ответил Лео.

— Ты надолго приехала?

— Нет, на пару дней… Потом мне нужно возвращаться в школу, — спокойным тоном ответила я на вопрос Патрика.

— Ну, значит, нам стоит повеселиться по-полной, — хитро улыбаясь, сказал он. — Как насчёт того, чтобы пробраться ночью в дом миссис Джонс?

— Чья эта безумная идея?

— Моя, — как ни в чём не бывало ответил Леон.

— И почему я не удивлена? — развела я руки в стороны. — Но я согласна.

***

Ночью мы встретились у дома миссис Джонс, как и договаривались. Всё шло по плану: вдовы не было дома. Так что проблемы проникнуть в чужой дом не возникло. Патрик умело вскрыл дверь чёрного входа, и мы тихо вошли внутрь. Разделившись, каждый ринулся обследовать часть дома, закреплённую за ним.

Мне выпало изучить кабинет мистера Джонса, поэтому, не теряя времени, я стала перебирать документы и записи пропавшего. Скорее, даже погибшего, так как исчезнувших больше никто и никогда не видел. Открыв верхний ящик стола, я аккуратно взяла серенькую папку с какими-то документами, из которой выпала фотография. Отложив её в сторону, я направила луч фонаря на изображение. Мои глаза округлились от удивления. На фото было много незнакомых мне людей, однако я узнала среди них самого мистера Джонса, профессора Снейпа и дядю Роберта. Шумно сглотнув, я подняла дрожащими руками фотографию.

— Пс, малая, уходим! — громко шепнул Патрик, поторапливая меня.

— Угу, — кивнула я, быстро пряча фотографию в карман и убирая на место папку.

Мы поспешно покинули дом Джонсов аккурат в тот момент, когда жена пропавшего открывала входную дверь. И пока мы не оказались подальше от дома, я не смогла поверить, что нам удалось провернуть операцию. Только тогда мы остановились отдышаться. Сердце бешено колотилось, мысли путались, и голова кружилась от осознания увиденного. Непонимание только усилилось, а вопросы так и продолжали возникать — в отличие от ответов. Чем больше я узнавала, тем труднее становилось разобраться. Мне хотелось поговорить с Гарри, Гермионой и Роном. Может, они смогут помочь мне разложить всё по полочкам?

«Или же всё-таки стоит поговорить с дядей, когда он приедет?» — мысленно спросила я саму себя.

***

Оказавшись в своей комнате, я так и не смогла уснуть. Поэтому я решила потихоньку, так, чтобы Моника не услышала, потренироваться в некоторых заклинаниях. Я достала свою палочку и учебник, зашторила окна и закрыла дверь на ключ.

Сев на полу в позу лотоса, я положила перед собой учебник и направила на него палочку. Несколько секунд я сидела неподвижно, стараясь сосредоточиться на объекте и палочке. Когда более-менее у меня получилось этого добиться, я произнесла заклинание тихим голосом:

— Редуцио. — Но ничего не вышло.

Книга осталась неизменной. Я тут же нахмурила брови, а потом повторила заклинание снова… и снова… Пробовала разную интонацию, пробовала разные ударения, пробовала разную быстроту. Шептала, кричала, бубнила, ворчала, но ничего так и не произошло. Злость потихоньку начинала возрастать с каждой провальной попыткой. Я вдруг почувствовала, как дрожит нижняя губа толи от детской обиды, толи от недовольства собой. В моём возрасте дети-волшебники уже могли спокойно справиться с простыми заклинаниями, а у меня всё ещё не получалось элементарное: заклинание левитации объектов и заклинание вызова света на конце палочки. Это раздражало, ведь у меня всегда всё выходило с первого раза, а если не выходило, то я не распускала нюни. И никогда не сдавалась. А тут не могла уменьшить какую-то книгу. Хотя вроде всё делала так, как учили преподаватели…

«Проще сварить зелье», — раздражённо подумала я, а затем вновь повторила попытку, но и она оказалась провальной.

— К чёрту это всё! — выругалась я. Затем с чувством бахнула ладонями по страницам раскрытой книги и взвыла, вскакивая на ноги.

— Магия — это искусство, — раздался бархатный голос за моей спиной.

Я была готова увидеть и услышать кого угодно, но не Гриндевальда. Осторожно повернувшись к нему лицом, я метнула в него колкий взгляд, от чего тот усмехнулся. Он лежал в расслабленной позе на моей кровати и, скрестив ноги, листал мой альбом. Мужчина опустил взгляд, когда перелистнул следующую страницу. Он внимательно разглядывал рисунок, будто хотел разглядеть куда больше, чем было на первый взгляд. Во мне зародилось желание выхватить альбом у него из рук и начать выкрикивать ругательные слова в его адрес. Я запнулась, когда уже было открыла рот, вспомнив о спящей наверху Монике.

Гриндевальд, увидев мой рассерженный взгляд, отложил в сторону альбом и встал. Моё тело тут же напряглось, ибо одному Мерлину было известно, что на уме у этого волшебника. Его и человеком-то трудно назвать, и я не до конца осознавала суть его природы.

Каждый мускул моего тела напрягался по мере приближения ко мне тёмного волшебника прошлого столетия. Сам Волдеморт, о котором все шушукались и имя которого боялись назвать, не пугал меня так, как Геллерт Гриндевальд. Если же он был слабее Тёмного Лорда, то о его силе убеждения нельзя было сказать того же. А аура волшебника источала такую силу, что ощущалась моим нутром, нутром девчонки, которая даже книгу уменьшить не может. Казалось, что на плечи свалился груз, который грозит раздавить.

Перед Гриндевальдом я ощущала себя трусливым зайцем, словно он являлся опасным хищником. Тело сковал животный страх, но лицо всё так же оставалось неизменным. Ни один мускул не дрогнул. По крайней мере, мне так казалось.

Геллерт подошёл ко мне вплотную и внимательным взглядом осмотрел моё лицо, попутно заглядывая в глаза, как бы пытаясь проникнуть в глубь моего сознания. Непойми откуда взявшаяся храбрость заставила меня не прятать взгляда. На что Гриндевальд едва заметно улыбнулся, хотя это больше походило на ухмылку.

— Да? — мой голос был наполнен раздражённостью, меня раздражало всё: комната, факт того, что мои вещи трогали без спроса и нарушали моё личное пространство. — По мне, так это просто бред и безумие! — Злость закипала во мне с такой силой, что я почти перестала себя контролировать и испытывать страх перед волшебником. — Жила себе спокойно все эти годы, но кому-то это не понравилось, и надо мной решили просто поиздеваться. Запихнуть в тот мир, о котором всё время трепался дядя, а я просто не хотела признавать этот абсурд!

Всё-таки усталость и потеря бабушки дали трещину в моём самообладании, мне просто хотелось что-то разрушить.

— Почти все мои сокурсники с лёгкостью справляются с простыми заклинаниями вроде люмоса, а я даже, чёрт его дери, не могу передвинуть или же уменьшить этот дурацкий учебник. Так ещё мне приходится слушать какого-то поехавшего старика, который просто запечатал часть своей души с магической силой в побрякушку, о том, что магия — это искусство, — закончила я, напоследок ядовито фыркнув.

Я говорила и говорила твёрдо, глядя в эти холодные глаза, в которых вспыхнуло лукавство. Моя осторожность куда-то испарилась вместе с инстинктом самосохранения, а на их место пришли злость и раздражение. Мне хотелось послать всё к чёрту на куличики и сбежать, чтобы просто спрятаться от проблем, которые нежданно навалились на меня. Признавать факт уготованной мне судьбы совсем не хотелось. Я не желала оказываться в центре событий, разворачивающихся по другую сторону мира простых людей. Желание вернуться в те времена, когда всё это было далеко от меня и я просто жила, училась и общалась с близкими мне людьми. Где Патрик и Леон меня втягивали в очередное детективное приключение, и мы, думая, что круче и умнее взрослых, спешили раскрыть очередное дело. Естественно, потом нас ловил местный шериф и привозил в полицейский участок. Шериф Крайтон всё то время, пока родители парней и мой дядя были в пути к участку, пытался вбить в наши головы информацию о глупости и опасности затеи.

— Мой привычный мир рухнул, и всё это время я была лишена права знать правду, а теперь вдруг все хотят от меня невозможного! Как, по-вашему, я должна помешать этому Волдеморту завладеть артефактом, если даже не могу справиться с простыми вещами? Может, мне зелье вечного сна сварить? При этом всём мне сообщают лишь горстку информации. Почему нельзя рассказать всю правду сразу?!

Я замолчала, часто дыша, пытаясь успокоить лёгкую дрожь в руках.

— Как же ты похожа на неё… — произнёс Гриндевальд. В его глазах я уловила едва заметную грусть. — Время придёт, и ты всё узнаешь…

— Да неужели? — бесцеремонно перебила я его, потеряв всё терпение.

— Ты ещё не готова принять эту правду, — сказал он как отрезал. — Ты не сосредоточена и не спокойна, мысли словно хаос проносятся в твоём сознании.

— Проще сдать зачёт по зельеварению профессору Снейпу, — пробубнила я себе под нос.

Гриндевальд вдруг посмотрел на меня пренебрежительным взглядом, от чего я закусила губу. Он, неожиданно для меня, взял из моих рук палочку и направил в сторону учебника, слегка приподнимая её. Не отрывая от меня взгляда, он опустил палочку так же легко и плавно, как и поднял. В эту же секунду учебник уменьшился. После чего Геллерт повторил свои действия, и книга вернулась в прежнее состояние. Он даже слова не произнёс, а заклинание сработало.

Открыв рот, я смотрела удивлённо то на волшебника, то на книгу.

— Просто очисти свой разум и представь, как магия сосредотачивается в твоей руке и высвобождается через палочку. Ты это делала уже не один раз, — отдавая мне палочку обратно, продолжил Гриндевальд. — И заклинания можно произносить мысленно — это отнимает меньше времени. Попробуй.

Гриндевальд протянул мне почти белую с лёгкими красноватыми разводами волшебную палочку, которую я приняла из его рук. Мои глаза закрылись сами по себе, когда я ощутила подушечками пальцев гладкую текстуру сосновой древесины. Спокойствие наступало с каждым глубоким вдохом, а сквозь темноту перед глазами стали просачиваться лучи желтовато-синего цвета. Они двигались одновременно, плавно и быстро, словно это был танец. Рукой я почувствовала лёгкое тепло именно в тех местах, где моя кожа соприкасалась с палочкой.

Эмоции ушли куда-то на второй план вместе с одолевающими меня переживаниями, которые всё это время тяготили и тревожили мою душу. Больше плакать и кричать не хотелось, так же как и искать ответы на вопросы. Пусть всё идёт своим чередом. Мне нужно стать сильнее, и когда это произойдёт, тот, кто причастен к смерти моей мамы, обязательно ответит за это.

В тот момент, когда в моей голове промелькнул светлый и нежный образ мамы, я почувствовала прикосновение к моей руке. Теплота разлилась по всему телу. Рука с палочкой была направлена интуитивно на то место, где лежала книга в слегка потёртом переплёте красновато-коричневого цвета. Я сделала вдох и на выдохе мысленно проговорила заклинание: «Редуцио».

— Вот так, — зазвучал над моим ухом спокойный голос Гриндевальда.

Я открыла глаза и увидела, что учебник уменьшился. Губы тут же расплылись в довольной улыбке. Обернувшись к Гриндевальду, я хотела было обнять его, но вовремя сдержалась.

— С-спасибо, — замявшись, сказала я.

Он протянул ко мне руку, и та остановилась в паре сантиметров от моей головы. Гриндевальд ещё раз осмотрел меня и только потом слегка похлопал по плечу. На его лице промелькнула тень грустной и одновременно задумчивой улыбки. Теперь волшебник не казался холодным и чёрствым человеком. Он будто потерял что-то важное в своей жизни или даже кого-то. Не смог обрести это в дальнейшем, и поэтому встал на тёмный путь, решив превратить маглов в рабов.

— П-почему вы решили, что война — это единственный выход?

— Наблюдая за тем, как ты растёшь, я всё больше убеждаюсь, что ты похожа на неё, — так и не ответив, проговорил в очередной раз Гриндевальд о моей схожести с какой-то женщиной и исчез вместе со скользнувшим по его лицу лучом, что пробился через шторы.