В первый момент Альвир не понял смысла сказанного. Потом взглянул на кровавое пятно на земле, перевел взгляд на запавшие, лихорадочно блестящие глаза раба.

Ухватил за ворот ветхой рубахи, притянул к себе, прошипел ему в лицо, задыхаясь от ярости:

— Нет, сволочь, ты у меня так легко не отделаешься!

Если лекарь и удивился, увидев, к кому его пригласили, то виду не подал. Осмотрел и прослушал Крейта. Альвир стоял рядом, разглядывал переломанные пальцы, обтянутые грязной кожей ребра, спину, исполосованную рубцами — иные еще не зажили. Злорадство смешивалось с досадой — почему не он наносил эти удары, почему он даже не видел этого?

Лекарь закончил осмотр, обернулся к Альвиру.

— Он умрет? — нетерпеливо спросил тот. Лекарь ответил не торопясь, с самым что ни на есть философским видом:

— Несомненно, все мы когда-нибудь умрем. Ну, а этот… без лечения он умрет весьма скоро. Не больше, чем через месяц, никак не больше.

Лицо Крейта сохраняло все то же покорно-безразличное выражение, словно речь шла не о нем.

Месяц? Месяца Альвиру, пожалуй, хватило бы… Впрочем, он тут же сообразил, что «не больше» может означать и «значительно меньше». И, разумеется, лекарь подразумевает, что этот месяц умирающий проживет в нормальных условиях, с хорошим уходом.

— А с лечением?

Лекарь снова окинул раба внимательным взглядом.

— Ну, пожалуй… есть основания надеяться, что при должном лечении он станет почти здоров и проживет столько, сколько позволит ему судьба.

«Сколько я захочу», — уточнил мысленно Альвир. И задал последний вопрос:

— Сколько это времени займет?

Лекарь пожал плечами.

— Недели две, может, три.

Альвир едва не застонал. Теперь, когда так близка была возможность отомстить, избавиться от этой боли в душе… Задержка казалась почти невыносимой.

— Хорошо.

Он подождет. После гибели Неви прошло почти два года, он подождет еще две недели, но не больше. Совершенно не обязательно добиваться, чтобы эта тварь, этот зверь выздоровел до конца. Окрепнет немного, и ладно.

В сущности, из этой задержки можно было даже извлечь пользу. Подготовиться, например. Продумать, где и как он будет делать… это. Где Крейт будет находиться в остальное время. Кто будет его кормить, наконец.

Альвир никогда прежде не делал… такого. Даже не очень представлял себе, с чего начать. Тогда, в первый момент, он готов был обрушиться на бывшего разбойника с кулаками, готов был голыми руками забить его до смерти… Нет, это не годится. Надо как-то по-другому…

В глубине двора стоял сарай. Крепкий, надежный, с крохотным окошком-отдушиной под потолком. Внутри хранился всякий хлам, который можно выкинуть к чертям. И поставить скамейку. Голые доски, ни подстилки, ни соломы. Здоровью это не повредит. А к стене можно цепь прикрепить. Цепь короткая, ну и черт с ней. И так сойдёт.

Слуги смотрели с недоумением, перешептывались. Плевать. Еще перед ними он должен оправдываться! Впрочем, всех подробностей им знать не надо. Вот ещё и этим хорош сарай — тем, что стоит достаточно далеко от дома. Если запереть дверь, слышно не будет, наверное.

Разумеется, в одиночку, вовсе без посторонних, ему не обойтись. Но и сплетен, косых взглядов и разговоров за спиной не хотелось.

Альвир подумал и позвал старика Олли.

Старик служил в доме задолго до того, как Альвир родился на свет. Носил на руках самого Альвира, потом Неви. Отец, при всей своей осмотрительности, доверял ему во всем — и старый слуга всегда оправдывал это доверие.

Последние годы Альвир не загружал Олли работой. Тот доживал свой век на положении чуть ли не дальнего родственника. Своей семьи у него не было, а выгнать старика на улицу Альвиру и в голову не пришло бы. Впрочем, сам Олли добрым отношением хозяина не злоупотреблял и всегда старался быть хоть чем-то полезным.

— Олли, я… собаку завел, — сообщал Альвир. — В сарае на цепи сидит. Ее покормить надо.

— Собаку? — переспросил Олли с недоумением. Разумеется, старик уже знал, с какой покупкой хозяин вернулся с ярмарки.

— Собаку, — с нажимом в голосе повторил Альвир. — Так что ты ей миску отнеси… чем там собак кормят. И лекарь снадобье прислать должен, тоже, значит, надо будет давать.

— Значит, собаку, — словно про себя проговорил Олли. В его тоне Альвиру послышалось что-то вроде упрека. Ну и плевать!

На самом деле царапнуло, конечно, в душе. Старик Олли тоже любил Неви, Альвир это точно знал. Ее все любили, но для Олли она была как родная. И он так же горевал, когда ее не стало. Он же должен понять!

Слова лекаря, будто его можно вылечить, не вызвали у Крейтона особого интереса. Враньё это, от рудничной лихорадки никто не выздоравливал. Хотя, если подумать, никого ведь и не лечили… Какая разница? Ему все равно долго не жить. Человек, который его купил, шутить не собирается.

В сарае, где его разместили, было хорошо. Сухо и без сквозняка, и пахло сеном — он успел забыть этот запах, даже не сразу сообразил, что это. И лежать на деревянной скамье гораздо лучше, чем на камнях. Камень вытягивает из тела тепло вместе с жизнью, а доски сами как будто живые. Кандалы с него сняли, только ошейник оставили, к нему прикрепили цепь. Короткую — не то что шаг сделать, даже на ноги встать невозможно. Ну и пусть, зачем ему вставать? Сесть можно, и то ладно.

Два раза в день приходил какой-то старик, приносил еды в щербатой миске. В первый раз Крейтон проглотил все, не успев почувствовать вкуса. Потом распробовал. И стал есть не торопясь, наслаждаясь каждым куском. Старик, должно быть, считал, что кормит его отбросами. Ну да, там и очистки попадались, и куски обгрызенные… Видел бы он, чем кормят на каторге! Нормального человека от одного запаха вывернет. И Крейтона рвало поначалу — пока вконец не оголодал. Потом привык, конечно. Дрался за лишнюю порцию — надсмотрщики такое развлечение любили. А нынешний хозяин такой гадости при всем желании не найдет. На рынке, где его повар закупается, крупы с плесенью не купишь и гнилых овощей тоже.

Кроме пищи, старик приносил какой-то отвар, на редкость горького вкуса. Видимо, от лекаря. Глупости это. От рудничной лихорадки не выздоравливают. Ну, хоть поживет немного по-человечески прежде, чем… Прежде, чем хозяин станет его убивать. Медленно, как обещал.

К пятнам крови на полу слетались мухи. Тяжелые, зеленые, с металлическим отливом. На второй день старик неодобрительно покачал головой, пятна засыпал песком, а рядом со скамьей поставил плошку с водой, велел в нее плевать. Крейтон подчинился, разумеется. Он привык подчиняться. Все равно придется сделать так, как приказано, и всей разницы — в каком состоянии к тому времени будет его шкура.

На третий день он заметил, что крови стало меньше. И задумался, не зря ли ляпнул лишнее тогда, в первый день. Глядишь, все уже и закончилось бы… возможно, сразу же. А так — дольше мучиться придется.

Хотя — нет, не зря. У живого человека всегда есть надежда. Он ведь удачливый! Выжил, когда их спящими окружили да порубили, выжил на каторге… Глядишь, и дальше удача его не оставит.

Пару раз приходил лекарь, осматривал его и, кажется, оставался доволен.

Как-то старик принес ведро теплой воды, велел помыться. Ведро! Тут и бочки не хватило бы, чтобы смыть всю грязь. С другой стороны, ему и сил не хватило бы. И так вода еще не закончилось, а его уже кинуло в холодный пот, перед глазами круги темные поплыли. Старик нахмурился, взял тряпку, сам стал его оттирать.

Ощущение чистоты Крейтон тоже успел забыть. Да одно это, кажется, стоило будущих мучений!

Через неделю он и кашлять почти перестал, и раны от кандалов заживать начали. Ничего, скоро новые появятся… И сила возвращалась понемногу, лежать целыми днями уже не казалось удовольствием. Хотелось встать, размяться, пройтись.

Совсем недавно близкая смерть казалась почти желанной, и предстоящие мучения не пугали — да и не много бы он вынес, так что нечего было бояться. Теперь в окрепшем теле вдруг проснулась звериная жажда жизни.

Два дня кряду Крейтон пытался расшатать вбитый в стену штырь с кольцом, к которому крепилась цепь. Смысла в этом, если подумать, было немного. Ну, сумеет он освободиться — и что дальше? Дверь сарая, несомненно, заперта. Нет, можно дождаться, когда старик принесет обед, оглушить его той же самой цепью и выскочить во двор. А там наверняка есть люди, да и стена высокая, ровная — не перепрыгнешь и сходу не перелезешь.

Допустим, можно не выскакивать сразу. Дождаться ночи, в темноте, глядишь, получится перебраться, хоть бы скамью, на которой лежит, подтащить к стене… Вот только до ночи старика сто раз хватятся и пойдут искать.

Ну и потом — даже если бы он сумел перелезть через стену, что его ждёт на той стороне? С рабским ошейником и болтающийся цепью? Восемь лет назад он, пожалуй, нашел бы куда пойти, у кого искать помощи… Живы ли ещё те люди? А если живы, то помогут — или сами же первыми сдадут?

Но и ждать в бездействии обещанных мук и смерти было невмоготу.

И все равно ничего не получилось. То ли штырь был закреплён надёжно, то ли сил у Крейтона было маловато…

А ведь он даже не знает, за что его хозяин убивать собирается. Вернее, за кого. За что — понятно. Они с хозяином никогда не встречались, Крейтон бы запомнил. Память на лица у него была хорошая. Личных счетов между ними нет, значит, мстить собирается. Надо же, столько лет прошло, а он не успокоился!

На суде Крейтону приписали лишнее. Чуть не все нераскрытые убийства за несколько лет ему в зачёт поставили. А он и не спорил — какая разница? Дважды голову ему не отрубят, а на один раз ему по-любому хватит. Но и тут его удача не подвела — указ вышел смертников не на плаху отправлять, а на рудники. Итог один, а пользы казне больше.

Тогда было все равно, а теперь обидно будет, если расплачиваться ему придется за то, в чем невиновен!

Хотя с другой стороны — что обижаться-то? Если бы хозяин не мечтал отомстить, Крейтон, наверное, уже в рудничных отвалах гнил. Лекарь про месяц говорил — так то наверху, на воздухе, месяц… Так что обижаться не на что, впору спасибо хозяину сказать. Прежде, чем тот начнет его на кусочки резать.

Альвир не знал и знать не хотел, что думают слуги о его покупке, о чем шепчутся. В сарай не заходил никто, кроме Олли, а он и так-то молчалив, а в таком деле… Даже и не надо предупреждать его, чтобы молчал.

Сам Альвир в сарай тоже не заглядывал. Не хотел увидеть ненавистного убийцу слабым, больным, беспомощным. Олли как-то пытался сообщить подробности лечения, Альвир прервал его — резко, грубо. Потом извинился, конечно. Старик посмотрел как-то странно — не то с сочувствием, не то с осуждением. И больше на эту тему не заговаривал.

Альвир ждал, пока пройдут две недели. Готовился. Мысленно разговаривал с Неви, обещал, что скоро отомстит за нее, что злодей испытает все те муки, что вынесла она — только десятикратно, стократно!

И даже этого будет мало.

Неви никому зла не делала. Она всегда была добра, и все ее любили. Должно быть, перед смертью она пыталась понять, за что ей вдруг такое…

Иногда Альвиру хотелось посмотреть в глаза Крейту и задать этот вопрос. Иногда он искренне забывал, что Неви убил не Крейт, что он к тому времени давно на каторге кандалами звенел.

Да какая разница? Те, кого убивал Крейт, тоже не заслуживали этой участи…