За две недели Альвир ни разу не спрашивал ни у лекаря, ни у Олли, как здоровье Крейта. Какая разница? Сколько нужно — проживет. Все равно больше Альвир не собирался задерживаться ни на день. И так слишком долго ждал.
Накануне просидел с делами допоздна, чтобы высвободить день. Нет, он, конечно, не предполагал, что целый день будет заниматься пытками. Крейт столько не выдержит, да и сам он, пожалуй, тоже! Но после такого заниматься счетами, решать вопросы с поставщиком… Вряд ли он сможет даже думать о ежедневных делах.
Проснулся Альвир рано. И сидел у окна, смотрел, как встает над городом солнце, слушал уличный шум, ослабленный расстоянием и стеной, окружающей дом… Из своей комнаты он вышел как обычно, не раньше. Много чести Крейту будет — чтобы из-за него ни свет ни заря вскакивать!
После завтрака Альвир долго соображал, что ему надеть, чтобы не жалко было испачкать. Кровь плохо отстирывается, уж это он точно знал. С той одежды, в которой он был, когда нашел Неви, так и не отстиралась. Кто другой, может, и не заметил бы, а сам он видел пятна на рукавах, на груди…
В итоге он выбрал темную рубашку, старую, поношенную, потом можно будет и вовсе выбросить.
Потом он пошел в комнату Невияры. Все там выглядело так, как будто Неви только что отбежала на минутку. Альвир нередко приходил сюда — посидеть, отдохнуть, поговорить с Неви, точно она могла его услышать. Здесь боль потери не чувствовалась так остро…
С отцом он разговаривал мысленно, когда приходил на его могилу. Могильная плита была под стать самому отцу — строгая, дорогого материала, но простого, без излишеств, исполнения. Отец всегда придерживался правил, всегда все делал как положено. И если он и мог теперь услышать сына — то, несомненно, только в глухой тишине семейного склепа.
А Неви сейчас была где угодно, только не там. В звонком весеннем ливне, в саду среди цветущих яблонь… А вернее всего — здесь, в этой светлой солнечной комнате, где на столике в вазе всегда стоят живые цветы, а в кресле валяется небрежно брошенная виола. Альвир ласково погладил струны. Неви любила ему играть, а он любил слушать. Сам он играть не умел. Отец в свое время считал, что сыну и наследнику надо учиться только тому, что пригодится в деле…
Тут Альвир с удивлением понял, что попусту тянет время. Надо же, столько ждал, даже не дни, а часы считал — а теперь словно испугался чего-то. Какого черта?!
Злодейство должно быть наказано. Так надо.
Звякнул замок, скрипнула дверь сарая. Крейтон успел удивиться — старик с утра уже приходил, а до вечера далеко.
Шаги незнакомые. Не старческие. Хозяин.
Крейтон, забывшись, попытался вскочить. Цепь дернула, он неловко упал на бок. Подобрался, встал на колени. Так даже лучше.
— Помнишь, что я с тобой собираюсь делать?
— Да, господин.
Как будто он мог забыть!
Что же, пришла пора расплачиваться. За эти две недели сытной кормёжки и спокойного сна, за то, что его не бьёт озноб и не сотрясают приступы кашля. За все надо платить. Это справедливо.
Кандалы привычно охватили запястья, от них тянулась веревка, перекинутая через потолочную балку. Значит, убивать его будут прямо здесь. Жаль. Если бы хозяин вывел его из сарая — может, появился бы шанс… Да и просто посмотреть напоследок на солнце, на зелёную листву было бы хорошо.
— Вставай!
А он бы и с радостью, если бы не цепь, она не даст. Да только спорить его отучили давно. Он распрямил колени и застыл в нелепом, полусогнутом положении. Хозяин мрачно выругался, отстегнул цепь. Потянул за верёвку, побуждая сделать пару шагов вперёд. И ещё потянул, не так, как на дыбе, но все равно плечи ощутимо заныли.
Сейчас хозяин будет его убивать.
Это ничего. Убить можно только раз… и это как бы долго ни длилось — оно закончится, закончится темнотой и покоем, надо только перетерпеть…
Свист плети. Удар. Боль пронзила, кажется, все тело. Еще удар, и еще… Он терпел молча, сколько мог. Потом стал кричать.
Колени подкосились, тело повисло на веревке. Сразу отозвались острой болью плечевые суставы, однажды уже вывернутые. Он попытался выпрямиться. Получилось ненадолго.
Удар, еще удар. Рукоять плети удобно лежала в ладони. Альвир купил ее неделю назад. Торговец расхваливал свой товар, предлагал выбирать… Альвир взял наугад.
Кровавые полосы проступали на широкой спине, пересекались. Струйки крови, извиваясь, стекали к земле. Альвир видел перед собой Неви, ее нежное лицо, тонкие плечи — сплошь в запекшейся крови. Все правильно. Так надо. Тело дергалось от ударов. Крики превращались в хрип. Все правильно. Помнишь, тварь, как кричала Неви? Как она плакала, звала на помощь? Помнишь?!
Еще удар. Крейт бессильно обвис, уронив голову. Молча. Потерял сознание?
Альвир отступил на шаг. Его пошатывало, мутило. Наверное, от густого, тяжелого запаха крови и пота. Или от того, что в сарае с закрытой дверью жарко и душно. Он бросил плеть. Повернулся выйти, потом сообразил, что старому Олли тяжело будет дотащить Крейта до скамьи.
Отпустил веревку — каторжник рухнул на пол, глухо застонал. Волоком, за кандалы, протащил несколько шагов. Переложил на скамью. Прицепил к ошейнику цепь, снял кандалы.
Снаружи стоял Олли, смотрел с тревогой. Альвир молча прошел мимо. Заперся в своей комнате, упал в кресло, закрыл глаза. Дурнота не проходила. Он сделал то, что должен был. Что мог. Он не сумел защитить Неви, не сумел покарать ее убийц, но хоть это… А то, что внутри теперь тяжело — так это просто усталость. Правда ведь, Неви, все правильно?
Он достал бутылку вина. Налил бокал, выпил залпом, как воду. Потом еще. Потом сходил еще за бутылкой. И еще раз, кажется.
Утро было хмурым. Похмелья у Альвира никогда не бывало, дело не в этом. А только и лучше не стало. Вчерашнее по-прежнему не радовало. Может, потому, что он не видел лица Крейта? Только крик, и кровь, и содрогающееся тело… Надо по-другому. И лампу надо взять с собой, а то в сарае полумрак.
Не сегодня. Он устал, и делами надо заниматься. Да и Крейт сегодня вряд ли долго выдержит. Нет уж, он легко не отделается!
Старик помог Крейтону напиться, смазал чем-то спину. Жестокая забота, если подумать — только дольше мучиться. Но и отказаться от нее Крейтон был не в силах. Да и вряд ли старик послушал бы его…
В очередной раз Крейтон пожалел о своих необдуманных словах тогда, в день покупки. Каким он был тогда — он вряд ли пережил бы такие побои. И все бы уже закончилось, и не было бы больше ни боли, ни страха…
А ведь тогда, две недели назад, он не боялся. Чего бояться, когда терять нечего, когда все равно впереди не может быть ничего, кроме смерти?
И понимает ли его хозяин, что с ним сделала эта отсрочка, эти две недели нормальной жизни? Нет, сам Крейтон ни на что не надеялся. Хозяин не отступится от своей цели, это ясно. Но неразумное тело успело поверить, что смерть отступила, что он может выжить…
Не может.
Скрипнула дверь. Он сжался, втянул голову в плечи. Глупое тело, как будто он может так спрятаться! Медленные стариковские шаги. Крейтон выдохнул, расслабился. Убивать его будут еще не сегодня…
Старик помог ему сесть, поставил миску с ужином. Крейтон вдруг подумал, что даже имени его не знает. И имени своего хозяина тоже. Впрочем, какая разница? Сейчас ему другим надо было интересоваться. Та мысль, что мелькнула у него в самом начале…
— Скажи, добрый человек… — начал было Крейтон и замолчал, словно поперхнувшись. Показалось вдруг, что слова эти, обычное обращение к незнакомцу, прозвучали жалкой мольбой. «Ты же добрый, правда, человек?»
Крейтон никогда еще ни о чем не молил.
Нет же, глупости. Это просто вопрос.
— Скажи, добрый человек, за кого мне господин мстит?
Старик молчал, смотрел строго и хмуро. Переспрашивать Крейтон не стал. Доел, лег обратно. Старик снова обработал спину, взял пустую миску. И только тогда ответил, глядя куда-то мимо:
— Значит, есть за кого. Спрашивай сам, если надо.
В этот раз шаги хозяина Крейтон узнал сразу. Поспешно сполз со скамьи, не без усилия встал на колени. Тяжесть кандалов. Отщелкнутая цепь. Приказ вставать.
Прежде чем подчиниться, он проговорил тихо и почтительно:
— Позвольте спросить, господин!
— Спрашивай!
— За кого вы мстите мне, господин?
Столько лет прошло… должен же хозяин хоть немного успокоиться. И если повезет, Крейтон сможет убедить, доказать, что это не он, что он непричастен…
Странное дело — этот нехитрый вопрос был, казалось, очень сложен. Хозяин медлил с ответом, точно как накануне старик.
— Какая тебе разница? — услышал наконец Крейтон. — Разве ты их помнишь? По именам, или, может, в лицо? За всех! За всех девушек и женщин, которых ты убил, за детей, которых твоим именем пугали, за всех!
Веревка дернула яростно, бросая его сразу на середину сарая. Он снова ждал побоев, но вместо этого хозяин поставил на полу рядом с ним жаровню, полную горячих углей. И вынул оттуда дымящуюся головню.
Крейтон рванулся и закричал прежде, чем тлеющий уголь коснулся его тела. И кричал еще долго.
Время от времени хозяин давал ему передышку. Отходил чуть в сторону, разглядывал его с деловитым видом скульптора, думающим, где еще надо отрубить кусок. Тогда Крейтон старался собраться с мужеством. Повторял себе, что эти муки будут не бесконечными, что скоро все закончится, вот сейчас, ещё немного, сразу после того, как станет совсем невыносимо, так и закончится…
А потом золотисто-алая головня приближалась к его лицу, к глазам, и он бился так, что едва не ломал скованные кандалами руки.
Запах крови, и страха, и паленой плоти… Альвира мутило с самого начала, а теперь вдруг с такой силой накатила тошнота, что едва не вырвало прямо под ноги рабу. Невероятным усилием он удержался — не хватало еще показать свою слабость! Распахнул дверь сарая — постоять немного на пороге, подышать свежим воздухом…
И понял, что не в состоянии вернуться обратно, в темную духоту сарая. И без того голова раскалывается от истошных криков. И дикий ужас в выкаченных глазах не радует.
Ну и ладно. Хватит на сегодня. Можно будет в другой раз продолжить.
В этот раз Крейт смог дойти до скамьи сам, шатаясь и не сводя безумного взгляда с углей в жаровне.
Олли опять ждал поблизости. Шагнул навстречу Альвиру, сказал негромко:
— Зря вы так. Не надо бы…
В глазах его Альвир явственно увидел жалость. И задохнулся, как от удара под дых. Олли жалеет этого убийцу? Этого зверя? Олли был для них с Неви почти родным. Вместе с Альвиром оплакивал Неви, поддерживал его после похорон. А теперь…
— Тебе его жалко? Его жалко?!
— Не его, — очень тихо ответил Олли.
Альвир этого не расслышал.
Несколько бутылок вина он принес в свою комнату заранее. Что поделать, если только этим можно перебить тошноту и мерзкий запах…
На этот раз Альвир тянул дольше. Не специально — дела навалились, надо было разбираться, и бросить все на целый день ну никак не получалось. Почти неделя прошла.
Что делать с Крейтом в этот раз — он не знал. Решил, что по ходу дела что-нибудь придумает.
Он вошел в сарай. Крейт немедленно оказался на коленях, согнув спину, насколько позволяла натянувшаяся цепь.
Альвир подошел, остановился. Они стояли друг против друга — один в полный рост, другой на коленях, склонив голову. И молчали.
— Может, скажешь что-нибудь? — вдруг спросил Альвир.
— Что сказать, господин? — отозвался Крейт, глядя в землю.
— Ну, я уж не знаю… Что-нибудь. О пощаде попроси. Или о смерти.
Крейт поднял голову. Глаза были полны боли и страха. И тоски, отчаянной, безнадежной.
— А разве это поможет, господин?
— Не поможет, — согласился Альвир с такой же тоской в голосе. — Теперь уже ничего не поможет.
И вдруг развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Он сделал несколько шагов. Вдруг навалилась слабость, закружилась голова. Он сел прямо на землю. Какая разница…
На плечо легла сухая старческая ладонь. Олли оказался рядом. Как всегда, когда Альвиру было плохо. Хоть в детстве, когда он разбивал коленку, хоть два года назад…
Оставалось только расплакаться и уткнуться лицом в грудь старику. Как в детстве.
Вместо этого Альвир спросил:
— Почему все так… неправильно? Почему?
— Потому что Неви от этого не воскреснет, — ответил Олли, как будто ждал этого вопроса и готовился к нему. — И даже не узнает об этом. А если бы узнала, так и не одобрила бы.
— Думаешь, она бы его простила? — криво усмехнулся Альвир.
— Не знаю. Простить, наверное, и не простила бы. Но и пыток она не хотела бы. Да и вы сами тоже… Есть, наверное, люди, которым такое и впрямь было бы в радость. Но не вы.
Альвир помолчал. А ведь правда, если бы Неви выжила чудом и потом увидела… то, что происходило в сарае…
Неви была доброй.
— А чего бы она хотела? — неожиданно спросил Альвир. Олли отвечал медленно, но уверенно:
— Чтобы вы жили. Не мучались, не хоронили себя заживо, а жили. Чтобы цветы в доме были не только в ее комнате. Чтобы кто-нибудь играл на виоле. Чтобы вы женились, чтобы детишки родились.
— Это ты уж сам хочешь, — Альвир покачал головой. — Ты давно о детишках мечтаешь.
— Ну и я хочу, да. Но и она бы тоже. Раз уж от нее самой детей не осталось…
Альвир молчал. Молчал и думал, как вышло, что в память о Неви он превратил весь дом в подобие кладбищенского склепа. Неви любила солнце, свет, жизнь… Как он забыл про это?
— Почему ты мне раньше этого не говорил, Олли? — спросил он наконец.
— А вы раньше услышали бы? — возразил старик.
И опять он был прав. Раньше Альвир и слушать не стал бы, перебил бы с первых же слов. А теперь…
Он оглядывался вокруг — на темный, мрачный дом, на запущенный сад. Надо поменять тяжелые плотные занавески на светлые. И нанять садовника, чтобы привести в порядок цветники. Интересно, в его возрасте можно научиться играть на виоле?