Октябрь, дождливо. Золото постепенно опадает, растворяет в себе пожухлую траву и превращает её в коричневую грязь, будто хочет забрать с собой всё самое красивое, не отдать это ноябрю. Старый асфальт с трещинами, давно не ремонтированный, покрыт ровной водной плёнкой, которая местами превращается в грязные зеркала глубоких луж. Холодный дождь, благо что без ветра, вот уже который час упорно накрапывает, промочив всё даже под самой густой листвой. Городской парк в такое время всегда оказывается безлюдным и одиноким. Особенно в этой его части, где старая дорога проходит по едва заметной границе между парком и лесом, в котором чуть далее, в глубине, скрыто старое, как сам этот город, кладбище.

Впрочем, всегда найдутся те, кого устраивает именно такая погода. В чёрных плотных дождевиках они двигались прямиком в сторону кладбища, не смущаясь ни луж, ни грязи, ни скользких размытых тропинок впереди. В руках одна из фигур держала небольшой металлический ящик, а вторая – большую крепкую лопату.

– Нам нужно поторопиться, я слышу голоса, – произносит фигура с лопатой мужским голосом.

Фигура с ящиком фыркает.

– И чего им дома не сидится? Мы-то понятно, зачем здесь, но что нужно здесь этим…

– Бабкам. Это какие-то две бабки.

–…бабушкам, не будь груб. Не забывай, я когда-нибудь тоже стану «бабкой».

– Прошу прощения. Это две бабушки.

– Так-то лучше.

Они неслышно подходят к покосившейся изгороди и беспрепятственно проходят в щель между двумя частями забора. Цель их поначалу была туманна и неясна, но они идут всё дальше и дальше между старых полусгнивших крестов и простеньких гранитных плит с выцветшими фотографиями, между заросшими участками без изгороди и со скромными ухоженными клумбами. Они обходят стороной и совсем свежее захоронение, выделяющееся среди других яркостью ещё новеньких венков из искусственных цветов. Наконец, останавливаются.

– А вот и он, – удовлетворённо произносит женский голос.

Перед ними лежит труп. Аккуратно уложенный на бок мужчина лет сорока, бледный и уже покрывшийся трупными пятнами. Одежда на нём ожидаемо промокла и в целом поистрепалась, и только коричневый в клеточку берет выглядит, как новенький.

– Странно, что на него до сих пор никто не наткнулся. Уверена, что мы можем его использовать? – с сомнением спрашивает мужской голос.

– Он ничем не хуже выкопанных. Даже в чём-то лучше. – Женщина деловито перехватывает ящик и начинает раскладывать, каким-то хитрым образом превращая его в небольшой переносной столик с сундучком посредине. – По крайней мере, не придётся возиться с последствиями отпевания.

– Тц. Только зря лопату тащил.

Он досадливо втыкает лопату в землю и лезет под плащ в небольшую поясную сумку, откуда вытаскивает несколько пар медицинских перчаток, небольшой кухонный нож и ещё один сложенный во много раз дождевик.

– Купол не забудь.

– Да-да.

Он также вытаскивает из сумки небольшой круглый предмет, кладёт на стол и прикладывает палец к камню посредине. Миг – и вокруг них появляется едва видная сфера, внутри которой образовывается безветрие и относительная сухость: холодные капли лишь стекают по невидимым стенкам, а мокрые листья – прилипают, но не попадают внутрь.

Место вокруг трупа теперь больше походит на походную алхимическую лабораторию, чем на место трагедии. Устойчивый металлический стол с сундуком посредине, на котором женщина уже расставляет нужную посуду, чуть в стороне её партнёр раскладывает и устанавливает этажерку с висящими на верхней её перекладине небольшими гирьками. Затем он вытаскивает из-под плаща очередной артефакт – завёрнутый в трубочку свиток, на котором был вычертан некий магический узор, – и раскладывает его на столе, пока женщина по-деловому засовывает палец в углубление сундучка. Щелчок.

– Отлично.

Она насыпает белый порошок с небольшими красными вкраплениями в выемку вокруг сундука и поджигает его. Густой белый дым осторожно и неторопливо, будто живое существо, высовывается из выемок, медлит, но вскоре уже образовывает вокруг сундука причудливый кокон, собранный визу густой подушкой и тянущийся вверх тонкой струйкой. Однако женщина уже не следит за процессом. Она надевает перчатки и присаживается на корточки перед трупом, чтобы прикинуть его размеры, и измеряет длиной своей ладони. Дело идёт споро, сразу чувствуется – не впервой. Но всё же замирает с выражением озадаченности на лице, когда, перевернув тело и расстегнув куртку, она видит в животе дыру, по форме напоминающую сердце.

– Да наш маньяк романтик, – говорит она, без всякой брезгливости раздвигая неровные обвислые края раны и всматриваясь внутрь. – Не представляю, зачем вытаскивать кишечник через дырку именно такой формы. Что думаешь?

– Я думаю, это отвратительно. Как ты вообще это трогаешь?

– Поживёшь с моё – узнаешь.

– Надеюсь, нет, – он аккуратно намазывает висящие до этого на этажерке гирьки разноцветными смесями, стараясь не глядеть в сторону трупа, хотя понимает, что это неизбежно. – И зачем мы только этим занимаемся?

– Ты отрабатываешь мои услуги, – женщина встаёт и поворачивается к столу.

– Услуги, да… Я имею в виду, что есть и другие способы сделать страшно, почему именно этот?

– Потому что мы тёмные мастера и потому что я могу.

С этими словами женщина слегка приоткрывает крышку сундучка и удовлетворённо хмыкает: нечто, находящееся внутри, старательно кипит и, кажется, тихонечко увеличивается в размерах.

– Хорошо идёт, – кивает она.

– Если мы так и продолжим, нам опять придётся искать деньги на зеркало.

– Может и нет, – теперь женщина производит ещё какие-то манипуляции над столом, вернее, под столом, после чего вскоре рядом с трупом уже лежит длинный металлический поднос. – Либо она справится, либо её двойнику повезёт, и он сможет вернуться до того, как рассыпется. Помоги затащить, – просит она.

– Нет уж, – её партнёра буквально передёргивает. – Ты не заставишь меня трогать трупы.

– Ты каждый день ешь мясо и носишь одежду из мёртвых растительных волокон.

Как и обычно её забавляет этот неизменный спор, который возникает между ними.

В ответ она слышит ожидаемый вздох.

– Есть разница между обработанной мертвечиной и необработанной.

– Эстет, – фыркает женщина, наблюдая, как партнёр, сосредоточившись и вытянув перед собой руки, тянет тело за штаны и рубашку в сторону подноса. – Но, признаю, в плане учёбы твой способ куда эффективней, нежели простой физический контакт. Что ж, дорогуша, – обратилась она уже к трупу, – сейчас мы тебя будем укрывать. Ты же не против? Хотя кто может быть против в твоём положении. Променять тепло и последние мгновения жизни на прозябание и превращение в питательную среду – это надо быть очень глупым.

Она частенько говорит за работой. Особенно с мертвецами. Это выглядит странно и даже безумно, хотя женщина считает себя абсолютно вменяемой. Некроманты тоже разговаривают с трупами, поговаривают, что сам Гробовщик – сильный и уважаемый маг, учитель, глава гильдии, – имеет в любовницах скелет. А чем она-то хуже? Женщина мягко улыбается мёртвому мужчине, будто он долгое время был её любовником или, может, даже обожаемым ребёнком, а потом начинает осторожно, будто действительно укрывая, заливать тело вскипевшей в сундучке массой.

Оно походит на тесто. Да и почему походит, оно и есть тесто, хотя по текстуре это вещество больше расплавленный воск, чем тесто. Ведомое движениями женщины, оно стекает вначале на ноги мёртвого мужчины, заливает его белым сиропом всё выше и выше, останавливается на минуту, чтобы заполнить собой рану на его животе, как мёд укладывается слоями дальше, на животе, на груди…

– Подожди, – её партнёр вдруг подходит к телу и осторожно стягивает с него берет. – Всё, продолжай.

– И зачем он тебе? – женщина аккуратно начинает поливать голову горячим жидким тестом, делая это медленнее, чем ранее.

Её глаза возбуждённо блестят от вида того, как по бледному каменному лицу стекает белая горячая масса, превращаясь потихоньку в непрозрачную маску. Женщина даже раскрывает рот и проводит языком по резко пересохшим губам, глубоко дышит.

– Отдам одному алкашу. Я обещал ему презент за услугу.

Он старается не смотреть на неё, не желая представлять её мысли в этот момент. Но всё равно не может избавиться от уверенности, что она с таким же наслаждением завернёт и его в это месиво из перемолотых растений и чужих останков, стоит ему хоть раз оступиться и перестать казаться талантливым.

– Бутылка порадует его больше.

Голос её едва заметно дрожал.

– Зато берет бесплатный.

– Значит, трогать труп тебе отвратительно, а мародёрствовать нет. А ты не безнадёжен! Готовь печати.

Он кивнул. Печати – то, что свяжет руль с этой скульптурой, будущим очередным экспериментом и творением. Это – его часть работы. Он аккуратно вылепливает из шариков подостывшего теста стрелку в ладонь величиной и наносит на неё печати, такие же, как и на залитое белым тело. Разноцветные знаки, которые после позволят управлять всем этим безумием. Пожалуй, единственное, что ему нравится в этом процессе, ибо не мог он ненавидеть свою собственную магию.

А вот чувства прекрасного, как считает его учитель, у него нет. Обидеться бы на такое заявление, но в случае с трупами он был с этим абсолютно согласен. Пусть украшательствами занимается она, он не хочет больше на это смотреть.

Лучше выдернуть лопату, чтобы не забыть.