Питер встретил их мокрым снегом, налипающим на ботинки, и пронизывающим ветром. Есения мелко подрагивала и готова была уже начать жаловаться, но осеклась под строгим Олиным взглядом. Ей самой было плохо: суставы ужасно ломило, холодный воздух вызывал удушающие приступы кашля, из-за которых болела грудная клетка, особенно места ранений. После операции она вообще сдала, теперь даже такой короткий перелет был для нее испытанием. Ольга злилась на себя за это, помня, с какой легкостью переносила нагрузки, хотя умом понимала, что поделать с этим ничего не может. Даже если бы у нее и были условия для реабилитации — прежней формы ей уже не видать. Уже не девочка как-никак. Даже связки, поврежденные интубацией, вряд ли теперь восстановятся. Хотя благодаря Игроку она смирилась с этим довольно легко. «Ты прямо как Шерлок Холмс теперь», — посмеиваясь, приговаривал он каждый раз, когда Ольга пыталась говорить громко. Хотя теперь она больше шептала, чтобы лишний раз не беспокоить без того севший голос.

  Они быстро добрались до квартиры. Ольга взяла ключи, лежавшие в электрощитке, и приказала Есении ждать внизу, пока она осмотрится. Конечно, она доверяла Игроку, но такая бдительность стала частью ее натуры. Квартира была небольшая: две комнаты, кухня, короткий коридор, тесная ванная. Обстановка скромная, но тут вполне можно было прожить несколько месяцев. Она открыла все двери, осмотрела все шкафы. Отдернула занавески, и удовлетворенно кивнула: окна были заклеены непрозрачной фольгой, из-за которой пейзаж за окном превратился в неясные силуэты. Вернувшись с Есенией, она расстелила для нее постель и отправила спать. Та, даже не стала возражать, просто молча легла, свернувшись калачиком под несколькими одеялами и скоро затихла. Ольга поставила чайник на газ и, открыв форточку на кухне, закурила. Вечером должен был приехать Игрок, чтобы лично обсудить планы. Часы тревожного ожидания, в которые Ольга раз за разом прокручивала в голове все возможные варианты диалога, сценарии слежки, которые, впрочем, были слишком зыбкими из-за недостатка информации.

  Когда раздался стук в дверь, Ольга уже была вымотана собственными рассуждениями. Стараясь ступать как можно тише, она подошла к двери, держа в руке кухонный нож. Заглянула в глазок и увидела знакомое лицо. Из-за неясной тревоги у Ольги тряслись руки, когда она открывала дверь. Но Игрок сделал вид, что не замечает этого и вошел как ни в чем не бывало.

  — Здорово, Холмс. Она тут?

  — Да. Потише, она спит, — Ольга почувствовала себя как мамочка, только что уложившая ребенка спать. Игрок понимающе кивнул и на цыпочках прошел на выстуженную задымленную кухню. Полумрак лишь слегка рассеивал холодный свет конфорки. Игрок достал сигарету и прикурил от газа, сел за стол и положил перед собой папку с документами.

  — Как себя чувствуешь?

  — Паршиво. Я стала плохо переносить холод.

  — Уверена, что тебе сейчас стоит выходить в наружку? Погодка не шепчет, к тому же мало ли кто может узнать тебя…

  — Ты сам сказал, что не можешь дать людей.

  — Не то чтобы я не могу, просто будет сложно объяснить, что именно требуется, — Игрок поморщился после очередной затяжки, — Да и хорошие спецы со мной теперь общаются с осторожностью. Что ни говори, а Венеция оказалась серьезным проебом, нас всех перетрясли из-за нее, до сих пор хуй знает, не слушают ли меня самого. Теперь под мутную тему никто просто так не подпишется.

  — За тобой могут следить? — Ольга выпрямилась и прислушалась к тишине.

  — Сейчас за мной никого, телефон я не взял. Я, конечно, постарался копать под этого твоего типа осторожно, чтобы ненароком никого не предупредить. — Игрок раскрыл папку. — Тут фотографии, адреса, детализация звонков за последние пол года. А еще я раздобыл дело твоей подруги, протокол освидетельствования и документы, по которым ее перевели из Снежинки в тюрьму. Все, что подписывал этот доктор.

  — Не слишком ли прицельно?

  — Нет, за этими материалами много кто гонялся из журналистов и блогеров. Легенда тру-крайма, — Игрок скривил губы в ехидной ухмылке, — могу скинуть на почту подборку чего они там наснимали.

  — Я уже насмотрелась, если честно. Если там то же самое, что и на этих каналах…

  — Не совсем. Почему-то все они проигнорировали тот факт, что Рубинштейн пытался подать ходатайство, чтобы оставить ее в клинике, хотя лечение прописано не было. Это может быть ошибкой в документах. А может, и нет.

  Ольга подтянула к себе папку и начала медленно перелистывать страницы. Игрок затушил бычок о край стакана и отправил его на дно, к другим окуркам. Ему не хотелось отвлекать Ольгу, от изучения бумаг, но оглянувшись, понял, что сумерки давно перетекли во мрак. Поэтому он встал и нащупал выключатель. Желтый электрический свет ударил по глазам. Пока Игрок заваривал чай, Ольга внимательно вчитывалась в бумаги.

  — Если мы закажем «вспышку» это будет заметно, — мрачно констатировала Ольга.

  — Не обязательно, но я бы не рисковал.

  — Значит, придется ногами.

  — Большую часть времени ногами ты будешь топтать периметр Снежинки. Он реально там целыми днями, почти без выходных.

  — А если устроиться туда на работу?

  — Заведение закрытого типа, безопасники проверяют каждую уборщицу. По поддельным документам нечего и стараться, только наведешь шороху.

  — Этот черт что, даже не бухает?

  — По ресторанам не шляется. По бабам — тоже вроде как.

  — Тяжелый случай…

  На следующий день Ольга собралась разведать обстановку. Есения не разговаривала, видимо, решив наказать таким образом подругу за вольное обращение с ней накануне, и только многозначительно вздыхала, каждый раз как Ольга проходила мимо ее гнезда из одеял. Но Ольгу уже перестало трогать подобное поведение. Она оделась в ярко-зеленую курьерскую куртку и вышла, прихватив с собой рюкзак-короб. Эта кислотная одежда скрывала от глаз лучше камуфляжа или черного плаща — потому что никто не обращает внимания на курьеров доставки. Она обошла все прилегающие дворы, осмотрела припаркованную машину Рубинштейна и заметила ту причину, по которой взять его дома вряд ли получится — двое мужчин в заглушенной машине в дальнем конце двора. Для проверки, Ольга вернулась на место через несколько часов — и они все еще сидели на месте. Чем бы ни занимался доктор — его либо охраняют, либо пасут, чтобы взять в любой момент. Не удивительно, что он проводит в Снежинке все дни — там, за высокими стенами бывшего форта он, видимо, чувствует себя в безопасности.

  Последующие дни Ольга проводила у квартиры Рубинштейна, или у стен лечебницы, осматривая окрестности. Она понимала бессмысленность своих действий, ведь она не получала никаких новых сведений и не могла действовать без того, чтобы привлечь внимание другой слежки. Но оставаться в квартире она тоже не могла. Ей казалось, она задыхается наедине с Есенией. Изнутри ее съедало чувство вины, она говорила себе, что ее любимая больна, что ей нужна помощь. Но «просто быть рядом» не работало, а только уничтожало остатки Олиных моральных сил. Она бесцельно бродила по городу, успокаивая себя мыслью, что действует, а значит — помогает. Что рано или поздно ее осенит какая-то мысль или выпадет шанс. Она успела обнаружить прореху в заборе лечебницы, но решила пока не рисковать и не заходить далеко на территорию. Ей нужен был план. По-хорошему — схема планировки зданий, форма санитара…

  Она раздумывала над этим, по пути домой, как вдруг краем глаза заметила машину, медленно плывущую вдоль обочины. Ольгу словно ударило током — знакомый цвет и модель. Номер она не разглядела, но была почти уверена, что эта машина дежурила во дворе Рубинштейна. Ольга свернула во дворы, зашла в первый попавшийся подъезд и стала ждать. Конечно, за ней не свернули. Ольга дворами направилась к скоплению курьеров, дежуривших у кафе в ожидании заказов, чтобы смешаться с толпой. Ожидание для отвода глаз казалось ей пыткой, воображение рисовало страшные картины, в которых силовики прямо сейчас выламывают дверь квартиры, в которой Есения одна, неспособная не то, что дать отпор — пошевелиться. Но пара глубоких вдохов отрезвила ее. Она заставила себя положить телефон в карман — не время звонить Игроку, иначе можно подставить и его. Но оставаться на месте было нельзя, как и оставлять следы, указывавшие на их присутствие в городе. Она позволила себе сорваться с места на пять минут раньше положенного и идти быстрее обычного. Сердце опускалось в пятки, пока она поднималась по лестнице. Но в парадной ничего не происходило, а квартира встретила ее привычной тишиной. Она выдохнула, позволила дрожи в руках взять верх — на секунду — потом принялась собирать вещи. Смочив водкой кухонное полотенце, она протерла все поверхности, которых они могли касаться, посуду свалила в раковину и залила средством для прочистки труб. Спешно содрала постельное белье с кровати и закинула в стиральную машину, выставила самый высокий температурный режим. После начала одевать Есению. В последнее время ее состояние настолько ухудшилось, что она не стала даже жаловаться, только смотрела в одну точку, позволяя управляться с собой как с куклой. Уже выйдя за дверь, Ольга разлила остатки едкого средства на коврик для обуви и по прихожей, чтобы вошедшие разнесли следы по всей квартире. Оставив ключ там же, где взяла, Ольга вывела Есению на улицу.