Из раздирающих на части воспоминаний Цзян Чену удалось вынырнуть только в тот момент, когда Вей Усянь, подгадав момент, просто швырнул свою флейту Ченьцин в самозванца. Атака была дурацкой, вызвав на лице противника очередную ухмылку. Уклонялся он откровенно небрежно, почти позволяя алой кисточке мазнуть себя по волосам.

Но вот только когда флейта, уже пролетев у него над плечом, в секунду трансформировалась в девчонку и, лихо оттолкнувшись от земли, запрыгнула ему на спину, подсекая под колени, ему было уже не до смеха.

Печать выскользнула из рук самозванца, распалась на две темные половинки и как будто притаилась на время, перестав взывать к тьме внутри окружающих людей. Сюэ Ян, наконец, остался без защиты.

Девчонка выглядела совсем тоненькой, хрупкой, как и флейта, из которой трансформировалась, но точно так же обладала скрытой силой. Ничем иным объяснить, как она при своей комплекции умудрялась надёжно фиксировать вырывающегося мужчину на полторы головы выше и много тяжелее себя было невозможно.

Свидетели этой сцены, застывшие было на мгновение, тоже бросились самозванца вязать, и скоро он уже напоминал скорее гусеницу, чем человека. В рот, на всякий случай, так же был вставлен кляп.

— Самозванца в западную камеру, ту, что для экзорцизма, — Фэн Хуфу раздавал приказы, будто ничего особенного в его жизни и не произошло. — Третий шиди, проследи, чтобы нашим гостям подготовили комнаты. Пятый и Седьмой шиди вместе со мной и господином Веем пойдут осматривать покои главы. Раненных в лазарет, здоровым рассредоточиться по стенам и никого постороннего не пускать. Четвёртый шиди остаётся за главного.

Пока он говорил, девчонка шустро скользнула обратно к Вей Усяню, настороженно замирая возле него, будто готовясь защищать от людей вокруг. Но по мере того, как Фэн Хуфу раздавал всё новые и новые приказы своим спокойным хрипловатым голосом, она всё сильней расслаблялась, становясь чуть меньше похожей на сторожевую собаку.

— Спокойно, А-Ди, — погладил её по плечу Вей Усянь. — Не волнуйся, меня тут никто не обидит. Ты можешь отдохнуть, если хочешь, — предложил он. Девушка, быстро оглянувшись, убедилась, что никто действительно не питает к ним злых намерений, и только после этого согласно кивнула.

— Только не взваливай на себя слишком много, — ворчливо сказала она, вкладывая ладонь в руку Вей Усяня. — Тебе тоже не помешает отдохнуть.

Небольшое колебание энергии — Цзян Чен и не заметил бы, будь он в привычном виде — и в руках Старейшины Илин осталась только его флейта Ченьцин, подтверждая, что ранее никому ничего не привиделось.

Мда, а ведь шиди ещё шутили, когда Ченьцин пропала из закрытого хранилища артефактов, что строптивая флейта отрастила себе ноги и ушла искать хозяина.

Кто бы знал, кто бы знал…

***

В тайном кабинете, расположенном в покоях главы ордена в отличие от всей остальной Пристани Лотоса пребывание самозванца было очень заметно. Хотя бы из-за стоящего посреди помещения большого чёрного гроба и стоящего в нише «спящего» лютого мертвеца.

— Это ещё кто? — негромко спросил Цзинь Лин, едва ли ожидая реального ответа. Но Вей Усянь, вопреки этому спокойно проговорил, будто это было чем-то очевидным:

— Господин Сун Цзычен, Сун Лань, я так полагаю. Господин Сун, — мужчина подошёл ближе и осторожно коснулся плеча мертвеца. — Вы слышите нас?

Мертвец ничего не ответил, но его закатанные глаза шевельнулись, будто он силился посмотреть, кто зовёт его, но не мог.

Уверенным движением, явно занимаясь чем-то подобным не в первый раз, Вей Усянь ощупал голову мертвеца, а затем один за другим вытащил из его висков длинные тонкие гвозди, испещрённые символами заклинаний.

Тем временем, пока Старейшина Илин возился с Сун Ланем, Цзинь Лин с помощью Лань Сычжуя и ещё нескольких молодых адептов осторожно снял крышку с гроба, в котором, как оказалось, лежал второй из знаменитой парочки.

— Он такой красивый. Даже чем-то похож на Ханьгуан-цзюня, — отметил Лань Сычжуй, когда комната была уже обыскана и на какое-то время они с Вей Усянем остались вдвоём. Последний поднял взгляд от рабочих заметок Сюэ Яна и перевёл его на по-прежнему стоящий в центре гроб.

— Да, согласен, — ответил он почти равнодушно. — Мне уже даже начинает казаться, что самые прекрасные лицом мужчины в нашей стране всегда оказываются столь же прекрасны и духом, выбирая свет, а не тьму или хотя бы полутень. Возможно оттого за ними и таскаются всякие безумные дети тьмы, подобные Сюэ Яну, — продолжил он после короткой паузы. — Жаркий огонёк свечи манит к себе холодную снежинку, но их союз невозможен: либо свеча угаснет, либо снежинка растает. У живого и мёртвого нет и не может быть ничего общего.

— Вы ведь сейчас совсем не про Сяо Синченя и Сюэ Яна, — без вопроса в голосе сказал юноша, положив руку на чужое плечо. — Отец, когда всё это закончится, что будет с нами со всеми дальше? Вы так и не ответили мне, что тогда случилось, что ваши отношения с Ханьгуан-цзюнем так изменились.

— Да ничего не произошло, не забивай себе этим голову, — улыбка Вей Усяня могла бы обмануть только кого-то совсем плохо его знающего. — А что будет дальше, я и сам не знаю. Сначала нам нужно всё вернуть в норму, а там уж и посмотрим, да?

Желающего что-то возразить юношу прервало появление Фэн Хуфу.

— Мы подготовили всё к изгнанию подселенца. Господин Сун Лань помещён в северную камеру. Вы с господином Ланем присоединитесь к ужину?

Да, думаю да. Нам нужно кое-что обсудить, — Вей Усянь жестом подозвал заклинателей к себе, вынимая из рукава хищно поблескивающие половинки Стигийской Тигриной Печати

— Я думал она была разрушена при осаде Луаньцзан, — озвучил очевидное Лань Сычжуй.

— Именно, — кивнул Вей Усянь. — Я тоже был уверен, что она разрушена и не подлежит восстановлению. Мы всё сделали для этого.

— Возможно ли, что это просто копия? — спросил Фэн Хуфу, пристально глядя на Печать. Вей Усянь только покачал головой.

— Нет. Это точно она. Знаю, звучит как нечто почти невозможное, но в то же время и невозможно, чтобы кто-то мог изготовить рабочую копию. Шиди Фэн, ты ведь помнишь, с каким трудом мы её создали?

— Да. Вы с главой Цзян отлучились куда-то на несколько дней или неделю, а потом принесли старый заклинательский меч, от которого разило тьмой, и из него наши мастера с третьей попытки смогли вырезать Печать по вашему эскизу.

— Вырезать? — ухватил самое основное Сычжуй.

— Да. Просто… сам этот металл очень особенный. Он не плавится. Совсем, — Старейшина Илин тяжело вздохнул, отводя взгляд в сторону. По всему было заметно: он глубоко сожалел, что когда-то вообще притронулся к тому про́клятому клинку.

— Всё дело в том, что это был меч некоего наследного принца одного забытого ныне государства, — продолжил он. — Принц этот сначала был сияющим Небожителем, а позже стал одним из сильнейших демонов в истории. Не вполне понятно, как этот меч попал в брюхо Чёрной Черепахи — Небесам тогда было не до того, так что меч легко затерялся. Но нашёл я его именно там. Возможно, она даже пыталась его уничтожить, но вместо этого он изменил её, превратив из божества в чудовище. Этот меч многие столетия, если не тысячелетия пропитывался тёмной энергией, впитывая в себя эманации тысяч страдающих душ жестоко убитых людей. Короче говоря, другого такого куска металла, чтобы заменить разбитую половину или сделать другую печать просто не найти, расплавить осколки для переплавки — невозможно. Я просто не представляю, как ее можно было восстановить.

— Отец, — Лань Сычжуй шагнул вперёд, обхватывая мужчину за руку. — Что мы будем делать с ней теперь?

— Я прошу и тебя, и шиди Фэна не упоминать Печать в обвинениях Верховного Заклинателя. А если кто-то всё-таки узнает, говорить всем, что печать была вновь уничтожена.

— Согласен, — кивнул Фэн Хуфу. — Ни к чему, чтобы ордена вновь начинали дрязги за Печать.

— Хорошо. Со своей стороны клянусь, что отдам её на хранение в самое надёжное место — в арсенал Небесного Владыки.

***

В первую ночь Вей Усянь спал как убитый. Должно быть сказалось то, что он впервые мог почти не беспокоиться о благополучии вверенных ему юношей и о собственной жизни. Да и то «почти» лишь потому, что Вей Ин как и сам Цзян Чен был профессиональным параноиком, и без «почти» вряд ли умел вообще существовать. Вторую он хотя бы бродил по отведенным ему гостевым покоям.

Но на третью ночь, к удивлению Цзян Чена, паранойя Вей Усяня как будто бы выросла трехкратно, больше не заглушаемая бесконечной усталостью. Во всяком случае, у него не было другого объяснения тому факту, что спокойному сну в своей постели Старейшина Илин предпочел одинокое любование звёздами на продуваемой всеми ветрами крыше западного павильона Пристани Лотоса.

Весь третий день Вей Усянь был нервным, изредка принимался ворошить просмотренные ещё в первый же вечер немногочисленные заметки Сюэ Яна, которые таскал теперь в цзякуне, мог начать напевать что-то себе под нос или бормотать. Возможно отчасти в этом было виновато то, что Фэн Хуфу отбыл в Ланьлин, на как раз созываемый Верховным Заклинателем совет, чтобы выдвинуть тому публичные обвинения в нападении на главу ордена Цзян, Ханьгуан-цзюня и наследника Цзинь, в доказательство прихватив с собой душу Су Миньшаня, письменные обвинения от Цзинь Лина и Лань Сычжуя, а так же Сун Цзычена, которому Старейшина Илин сумел вернуть разум. Но самого Вей Усяня и обоих юношей Фэн Хуфу брать категорически отказался, ссылаясь на то, что тогда за их безопасность не поручится никто. И в общем-то он был прав, но…

Но вот уже который час Вей Усянь сидит на крыше и пялится на звёзды, в очередной раз не заботясь о своём здоровье, а Цзян Чен в очередной раз жалеет, что не может ему как следует вломить за это.

— Мы так и будем тут сидеть? — пришла нежданная помощь в лице Ченьцин. Флейта-не флейта с самой битвы с Самозванцем висела на поясе своего владельца, не подавая признаков жизни. Но видимо даже её терпению уже пришёл конец.

— А что? Замёрзла? — насмешливо взъерошил волосы надувшейся девчонки Вей Усянь.

— Я-то нет, а вот ты скоро слоем льда покроешься! Или что: прекрасный господин Лань перестал над душой стоять, так ты тут же угробиться решил?

— Так ты мне Лань Чжаня что, в няньки торжественно избрала? — улыбка его стала чуть естественней, и у Цзян Чена отлегло от сердца.

— Ну Сянь-Сяню же всего три годика, конечно за ним глаз да глаз нужен, — собеседники переглянулись, ловя взгляд друг друга, и, не выдержав, рассмеялись, обнимая друг друга.

— Ух, ладно-ладно, уговорила, — отсмеявшись, пробормотал Вей Усянь в чужую макушку. — Пойдём вниз.

— Ты не хочешь всё-таки перестать думать и просто к ним сходить? Раз уж мы всё же пришли, — спросила девушка, крепко обнимая его за плечи.

Улыбка тут же пропала. Лицо Старейшины Илин сразу же стало серьёзным, печальным даже.

— Мне нет там места. По правде сказать, мне вообще здесь больше нет места. Для меня здесь ничего нет, — он помолчал немного. — Да и смысла в этом, в общем-то, нет. Сама ведь знаешь: они всё равно не услышат меня.

— Ты сам говорил: это нужно не им, это нужно нам, потому что нам от этого легче. Может, и тебе станет хоть немного легче, если ты просто поговоришь с ними немного? Хоть так, — посмотрела она умоляюще. — Ну хоть ради меня. Ну пожа-а-алуйста!

Вей Усянь только мученически вздохнул, покоряясь своей судьбе.

***

Цзян Чену было странно наблюдать со стороны, будучи просто бесплотным духом, как его не очень живой шисюн, который вообще-то является Судьёй Мёртвых, зажигает благовония для его родителей и повинно склоняет голову перед ними. Когда девчонка говорила о загадочных «о них», он и подумать не мог, что речь идёт про его предков.

Вей Усянь что-то шептал им, так тихо, что ничего не было слышно, только губы двигались быстро-быстро, а лицо было такое беззащитно-потерянное… будто и не прошло так много лет. Благовония в тонких трясущихся пальцах почти прогорели, а он всё сидел и сидел.

— Я думала, ты заплачешь, — почти прошептала Ченьцин, когда Вей Усянь всё-таки поставил огарки благовоний на подставку и уважительно поклонился табличкам напоследок. Голос её, впрочем, всё равно показался слишком громким для установившейся тягучей тишины.

— Я не смогу, — печально улыбнулся Вей Усянь, качая головой. — Тело Сюаньюя дало мне великое множество преимуществ и слабостей, но даже они не помогло нарушить непреложные законы механизмов Сансары.

— Но ты уже плакал!

— Физически могу, но моей чёрной душе от того не легче, — тут же исправился Вей Усянь. — Ладно, не будем больше об этом.

Ченьцин явно хотела возмутиться, но тут их разговор прервал звук дождевых капель, дробно ударивших по крыше храма предков. И ничего бы не было в этом странного, если б час назад небо не было безоблачно чистым, а погода — абсолютно безветренной. Такое радикальное изменение погоды могло быть вызвано только большим количеством тёмной ци.

— К нам кто-то пожаловал? — настороженно потянула Ченьцин, наклоня голову. Вей Усянь так же склонился, прислушиваясь. Затем глаза его расширились, лицо приняло удивлённое выражение, и он стремительно поспешил вперёд.

Снаружи дождь лил стеной. Цзян Чен не способен был почувствовать его температуру, но осенний дождь никогда не бывает тёплым.

«Этот идиот решительно намерен помереть от переохлаждения», — подумалось ему при виде того, как Вей Усянь не задумываясь шагнул из-под крыши прямо под тёмные потоки воды. А-Ди последовала за ним.

Все вместе они пересекли защищённую от тьмы территорию Пристани, приближаясь к стене. Внезапно Вей Усянь остановился как вкопанный. Уловив, куда он смотрит, Цзян Чен перевёл взгляд туда же и, как не парадоксально, только тогда заметил высокую, словно сияющую багряным огнём фигуру в красном одеянии. Лицо незнакомца было скрыто в глубокой тени, падающей от широкого зонта, который тот держал над головой.

Ченьцин тихо ойкнула за спиной.

— Приветствую Чэнчжу в этом доме, — перекрикивая шум дождя сказал Вей Усянь и глубоко поклонился.