Ещё в детстве, когда Цзян Чен только начал учение и даже Вей Усяня отец ещё не привел в их дом, старая нянька-кормилица рассказывала ему про господина Чжун Куй*, верховного владыку демонов.

«Люди по деревням ставят ему алтари, приносят богатые подношения, иногда чуть ли не богаче, чем самому Небесному Императору», — говорила она почтительным тоном.

«Они молятся демону?» — удивлялся маленький Цзян Чен.

«Не просто демону! Чжун Куй сильнейший среди всех демонов, он господин над ними, а над ним самим господин лишь Нефритовый Император, Чжан Даолин! Люди молятся ему, чтобы держал своих подопечных в узде и ещё, когда надо изгнать демонов из живых людей».

«И чего бы не пойти сразу к Заклинателям?»

«Так заклинатели, молодой господин, деньги за свои услуги просят и не малые, а с Чжун Куем можно и за что другое сторговаться. К тому же, демонов за последние века мало кто видел: все больше призраков да гуев. Значит, работают наши молитвы».

Матушка, правда, только пофыркала, услышав о Чжун Куе, сказав, что это «дурацкие домыслы крестьян, рождённые от недостатка ума». Отец поправлял: «от недостатка образованности», но в целом был согласен. А позже, став старше, Цзян Чен и вовсе забыл думать о владыке демонов, и, лишь попав в Призрачный город, он вновь услышал о сильнейшем среди всех демонов, о Собирающем Цветы Под Кровавым Дождём, об Убийце Богов, о Чэнчжу Хуа, как его почтительно называли жители города. Был ли он тем Чжун Куем, которому молились крестьяне или нет, но он точно был реальным и крайне могущественным существом.

Но и в страшном сне Цзян Чену не могло привидеться, что столь грозное существо однажды явится на порог его дома.

— Что привело Чэнчжу сюда? — почтительно спрашивал Вей Усянь, пока эти полупанические мысли неслись в уме его шиди.

— Ты совсем замёрз, — вместо ответа констатировал тот, спрыгивая со стены вниз. Дождь медленно успокаивался, почти не заглушая негромких слов. — Если простудишься, гэгэ расстроится, — сказал он, накрывая зонтом и Вей Усяня тоже.

— Не беспокойтесь. В таком случае я не стану показываться на глаза Его Высочеству.

Разговор их был странным, и в целом казалось, что Вей Усянь здоро́во опасается стоящего перед ним демона, но при этом они явно были давно и близко знакомы. Чэнчжу же демонстрировал только покровительственную ленивую вежливость, точно глава многочисленного ордена по отношению к не слишком успешному в учении младшему адепту.

— Он спросит меня, как там поживает наш Яньло-ван, и я отвечу. И тогда он точно расстроится.

— И всё же, неужели Чэнчжу лично пришёл справиться о моём здоровье? И за этим лишь одним?

— Как невежливо с твоей стороны не пригласить гостя под крышу в такую погоду, — вновь улыбнулся демон. Если бы он все ещё стоял на стене, за пределами защитного барьера, можно было бы подумать, что он настойчиво пытается заставить Вей Усяня пригласить его внутрь, тем самым открывая лазейку. Но он уже вошёл. — Не смотри на меня так. Даю слово, в эту ночь я не питаю никаких дурных намерений в отношении всех живых обитателей Пристани Лотоса. Я пришёл лишь чтобы предложить тебе сделку.

— Разве у меня есть что-то настолько желанное для Чэнчжу? — растерянно спросил Усянь. Настороженным он больше не выглядел. Видимо, одного только честного слова от демона ему было достаточно. Неисправимый наивный идиот.

Демон снова не ответил, лишь склонил голову чуть набок. Старейшина Илин понятливо пригласил его следовать за собой.

«Что бы этот не предлагал ему взамен, если Вей Усянь отдаст ему Печать, он труп», — мрачно подумал Цзян Чен. Потому что, если не Печать, то что могло понадобиться от них столь могущественному существу?

— Так все же, что за сделку хочет предложить мне Чэнчжу? — вновь спросил Вей Усянь, проводив демона за собой в Храм Предков.

— У меня есть для тебя одна старая книга о Калачакре**, Сансаре и связях души, тела, золотого ядра и личности, — начал Собирающий Цветы Под Кровавым Дождём. — Хорошая книга, хоть и переведённая. Думаю, она способна помочь вернуть твоего шиди в нормальное состояние, даже несмотря на его сложности с золотым ядром.

— Чэнчжу, как всегда, многое известно, — с оттенком печальной покорности бросил Вей Усянь. Хорошо его зная, Цзян Чен готов был поклясться, что книга эта была ему действительно нужна, но при этом осведомлённость постороннего в делах семьи совсем не радовала.

— Совсем нетрудно было догадаться, — выражение лица демона стало насмешливым. — И Небеса, и Призрачное царство ищут твоё золотое ядро, о чём гэгэ лично предупреждал тебя, после того, как стало известно, что оно не уничтожено, а было лишь передано кому-то. Байку о том, что ты отдал его покойной Вэнь Цин в обмен на жизнь шисюна, я сам помогал тебе и сочинять, и распространять. И, наконец, сегодня вовне просочилась информация о том, что у главы клана Цзян связь с духовным оружием держится лишь на одной его душе.

— Мда, на такой результат я не рассчитывал. Надеюсь, это ещё не всем известно? — нервно взъерошил мокрые волосы Вей Усянь, пока Цзян Чен пытался сложить все кусочки головоломки вслед ними.

— Нет. Пока только мне и некоторым моим слугам. Но ты сам знаешь: демоны не умеют долго хранить такие секреты. Так что, сам решай, как дальше быть.

И тут в голове у Цзян Чена с хрустом и скрежетом всё-таки сошлась вся картинка.

У Вей Усяня нет ядра. У Цзян Чена оно восстановлено. Баошань-санжень. Глаза Сун Ланя и Сяо Синченя. Отдать своё взамен чужого.

Значит, не Вей Усяня вина, что выбрал путь тьмы. Вдвойне не его, если учесть, что он умер и был демоном. А не умер ли он из-за того, что у него не было золотого ядра чтобы отбиться от вэньских псов? Если так, то… то выходит, это Цзян Чен виноват во всем? Это чтобы спасти его Вей Усянь отдал своё ядро, что запустило цепочку событий, кончившуюся смертью А-цзе и её мужа. Кончившуюся смертями всех членов его семьи.

У Цзян Чена сейчас не было тела, и не было крови, чтобы шуметь в ушах, заглушая звуки извне, но на несколько минут он полностью потерял способность улавливать, о чём продолжали так оживлённо говорить два демона в Храме Предков семьи Цзян.

***

— Когда Его Высочество Наследный Принц проиграл из-за него войну и был низвергнут и с Небес, и с пьедестала всеобщего обожания, он не только не сохранил преданность ему — эта тварь вместе с прочими родичами Его Высочества бежала прочь поджав хвост, поливая моего принца помоями и обвиняя во всём. Тебе ли не знать, как это происходит: стоит тебе не суметь спасти тех, кто ничего сам не сделал для своего спасения, как они стаей голодных собак накинутся, чтобы сожрать целиком. Люди не умеют быть благодарными. Но это отродье превзошло их всех.

Когда вынырнувший из пучин ужаса и вины Цзян Чен пришёл в себя, он застал прелюбопытнейшую картину: Собирающий Цветы Под Кровавым Дождём и Вей Усянь сидели бок о бок, мирно беседуя, как старые друзья. Ченьцин же, сидя в дальнем углу, о чем-то шепталась с живой переливающейся серебром саблей, неистово вращающей единственным алым глазом.

— У дальних границ свежеобразовавшегося государства Юньнань его схватили и, приняв за Его Высочество, с которым они были очень похожи, казнили. В тот час душа его была столь полна ненависти и злобы, что он обернулся демоном. Но, хоть верность и любовь Его Высочеству и переплавились в нём в ненависть и подлость, натура ублюдка осталась прежней: выбрать себе объект для подражания и начать неудачно копировать самые характерные черты. Он, уподобившись Черноводу, начал пожирал людей и, глядя на мой кровавый дождь, начал развешивать трупы на деревьях, чтобы с них капала кровь…

— Так, подожди, — перебил его Вей Усянь. — Это всё про Лазурного Фонаря Ци Жуна? Хочешь сказать, Су Шэ — это…

— А ты разве и сам не видишь их сходств? Как я и сказал, натура его не менялась с веками, и даже смерть не в силах переменить эту мерзость.

— Ну, я не слышал о том, чтобы глава Молин Су баловался человечинкой, развешивал по веткам мертвецов или грязно ругался.

— Ты делаешь ошибку, обычно свойственную людям: сосредотачиваешься на частном, а не на общем. Су Ше, также, как и Ци Жун когда-то, избрав твоего Лань Ванцзы за пример, сначала пытался приблизиться к нему и навязаться в друзья, копировал его во всем: повадках, манере держать себя, одежде, стиле боя… С годами, понимая бесплодность своих попыток подражания, Су Ше озлобился и возненавидел, но желания стать подобным Лань Ванцзы — лучше Лань Ванцзы — не утратил. Он всё также может лишь копировать, перевирая, ненавидеть, завидовать и подличать, а его мелкие пакости всё так же доставляют много неприятностей, хотя сам он — ничтожество, на которое стыдно обращать слишком много внимания, — демон бросил долгий задумчивый взгляд на Вей Усяня. — Ты ещё не знаешь о том, что это он наслал проклятие Тысячи дыр, став тем камнем, что обрушил всю твою послевоенную жизнь в пропасть?

К счастью, Цзян Чен, видимо, исчерпал все запасы шока насколько минут назад, а потому сейчас был способен чувствовать лишь отголоски удивления.

— Что? — воскликнул Вей Усянь и за себя, и за безмолвного поневоле Цзян Чена тоже. — Это… откуда Чэнчжу известно?

— Ты забыл о том, что гэгэ когда-то, чтобы судить тебя справедливо, расследовал всё, в чем тебя обвиняли? Нужно было перепроверить всю твою жизнь, и все жизни окружающих тебя людей. А гэгэ хорошо знает, что нет никого лучше меня в этих делах. Тогда мы не стали сообщать тебе. Гэгэ посчитал, что это может только сбить тебя с правильного пути, ведь даже Владыка Справедливости не имеет права вмешиваться в дела живых, но, во-первых, ты все равно уже влез во всё это по уши, — демон обвел рукой храм предков, в котором они сидели. — А во-вторых, Су Ше теперь мёртв, и ты можешь его судить.

— К чему ты клонишь? — взвился Вей Усянь, вскакивая с места. Сейчас он вновь был похож на себя прежнего, несмотря на мягкие черты лица Мо Сюаньюя. — К чему это всё? Ты пришёл сюда сам, принёс так необходимую мне книгу, предлагая взамен просто осудить моего врага?

— Нашего врага, — тон Собирающего Цветы Под Кровавым Дождём стал холоднее, взгляд — жёстче. — Я хочу, чтобы ты, зная все обстоятельства, вынес справедливо строгий приговор душе, что не изменилась и после нескольких перерождений. Ци Жун уже многие века перерождается мразью, даже несмотря на то, что в битве с Безликим Баем душа его была разбита и выращена вновь, он не изменился к лучшему. Я хочу, чтобы он исчез, чтобы перестал отравлять собой мир, приносить неприятности и, что самое главное, чтобы он перестал всем этим расстраивать гэгэ, который всё ещё помнит об их родстве!

— Тогда почему бы Хуа Чену самому не уничтожить его? — всплеснул руками Усянь.

— Это расстроит гэгэ, — покачал головой демон.

Какое-то время они оба молчали. В тишине не было слышно ни звука.

— Я всё равно не могу уничтожить его сейчас, — немного успокоившись начал снова Вей Усянь. — Его душа нужна для выведения Цзинь Гуаньяо на чистую воду.

— Этого я и не требую. Мёртвые хорошо умеют ждать, а несколько недель или месяцев — ничто перед сотнями лет ожидания.

— Ладно, хорошо. Но, раз уж Чэнчжу не требует от меня ничего неприятного, я тоже хочу попросить его кое о чём, что не будет ни чем-то слишком сложным для него, ни слишком неприятным, — неожиданно выдвинул встречные требования Вей Усянь. — Как Чэнчжу безусловно уже известно, когда-то я совершил большую ошибку и сотворил Стигийскую Тигриную Печать из Фэнсиня, Божественного клинка, который никто не мог ни покорить, ни уничтожить. Я был уверен, что всё-таки смог разбить половину Печати, и что, учитывая все свойства Фэнсиня, восстановить утраченную половину невозможно ни для кого, но три дня назад в бою против меня Сюэ Ян вновь использовал её.

Вей Усянь вынул из рукавов половинки Печати и протянул их Собирающему Цветы Под Кровавым Дождём.

— Я прошу Чэнчжу поместить Печать в Оружейную Небесного Владыки. Мне известно, что нет в мире более защищённого места и более богатой коллекции оружия. Так пусть Печать станет её частью.

— А не боишься, что я захочу использовать Печать в своих целях? — изогнул бровь демон, всё-таки принимая Печать в свои руки.

Вей Усянь фыркнул.

— Честно говоря, слабо представляю, зачем вам с вашим могуществом заниматься чем-то подобным. Да и, к тому же, это ведь очень расстроит Его Высочество.