II Принадлежность (Вейлон)

Тихо-тихо он слышал ход часов и пение птиц за окном. Незадернутый балдахин над кроватью, слишком большой для одного человека, ниспадал багровыми складками с резных столбиков из темного полированного дерева. Подушка под головой была слишком твердой – перьевой, в хлопковой наволочке с кружевным шитьем. Вейлон несколько раз моргнул, тяжело поднимая веки, и медленно сел.


Голова немного кружилась. К несчастью, он слишком хорошо помнил, как здесь оказался. Каждая деталь, которую он постепенно вытаскивал из памяти, лишь усиливала тошноту. Он прикоснулся к шее, нащупал засохшую кровь на шее и волосах; следов от укуса не было. На подушке также виднелись багровые пятна. Вейлон откинул тяжелое одеяло, встал с кровати и вышел в коридор.


Мужчина стоял напротив двери, облокотившись о подоконник; лысый, одетый в обыкновенные черные брюки и рубашку, с густыми бровями и тяжелым взглядом. Вейлон уже видел его вчера, но не смог вспомнить имя.


- Доброе утро, господин Парк. Вы не голодны?


- Я бы хотел помыться, - признался Вейлон, весьма удивленный этим уважительным отношением. Таким же, с каким мужчина обращался к вампиру. Проход, который вчера вел из холла в этот коридор, сегодня оказался закрыт.


- Позвольте проводить Вас, - сказал мужчина и пошел в противоположную от наглухо закрытой двери сторону. Тоскливо осмотрев эту дверь, Вейлон развернулся и пошел следом за ним.


Несмотря на то, что дом был очень старым, а большая часть мебели – чистым антиквариатом, все здесь поддерживалось в жилом состоянии. Такую обстановку Вейлон видел только в музеях. Ванная комната оказалась необычайно просторной и светлой – он отсчитал десяток шагов, пройдясь от порога до окна напротив, пока мужчина настраивал воду. Ковер под ногами был современным, длинноворсным, и когда Вейлон снял обувь, ступни утонули в бежевых нитях.


Он оперся о подоконник, глядя, как мужчина подготавливает полотенца.


- Зовите меня Деннис, - сказал тот, поймав его взгляд. Вейлон поспешно отвел глаза. – Я буду в Вашем распоряжении в любое время. В Вашей комнате есть звонок...


- И ты сделаешь что угодно?


- Я буду действовать в рамках приказа, поэтому, если какая-либо просьба будет нарушать его, я не смогу ее исполнить. Не пытайтесь выйти из крыла, не пытайтесь навредить себе. В остальном я постараюсь обеспечить Вас всем необходимым.


- Типа слуги?


Деннис кивнул. Вейлон поднял брови, раздумывая над следующим вопросом, но тот уже вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вздохнув, Вейлон начал раздеваться. Навредить себе, как же – этого у него в планах не было. Он провел с Деннисом не так много времени, но достаточно, чтобы оценить, насколько интересной была ситуация, в которую он попал. Очевидно, Деннис находился в непосредственном подчинении того вампира, который вчера так беспардонно его укусил. «Не только укусил», - вспыхнула в голове мысль.


Вейлон опустился в воду и оттер засохшую кровь с плеча и волос – хотелось поскорее отмыться от этих следов, от фантомных ощущений, оставленных вампиром. Убедившись, что больше не может нащупать корост, он обессиленно откинул голову на бортик. Тошнило. А ведь в тот момент он сам этого хотел: до дрожи, до раздвинутых ног и прокушенных губ – сам готов был просить, и попросил бы, если бы вампир не взял все в свои руки. Как если бы был пьян – только ведь не был. Вейлон со злостью ударил по воде.


Он все еще был жив, и это было лишним доказательством того, что Вейлон не был обычной жертвой. Его собирались использовать еще – и бог знает, для чего, помимо очевидного. И самое обидное – его даже искать никто не кинется, нового, неделю не проработавшего стажера. Пропал и пропал, черт с ним.


Аккуратно вылезши из ванны, Вейлон вытерся и взял в руки приготовленный халат – натуральный шелк темно-синего цвета, ни единой затяжки. Он промокнул полотенцем волосы, собрал одежду и вышел в коридор. Все его вещи – телефон, деньги, часы и ключи от дома – куда-то унесли. Он позвонил в звонок, и Деннис действительно пришел довольно быстро, немедленно забрав его одежду; также за время его отсутствия он успел поменять постельное белье.


Затем он принес обед – обыкновенные сэндвичи с ветчиной. Что странно, тошнота отступила, как только он принялся за еду – возможно, голод был одной из ее причин. Несмотря на то, что после обеда Вейлон собирался обследовать доступную ему часть здания, его ужасно клонило в сон. Побродив по коридору туда-сюда и убедившись, что замок на двери в холл стоит серьезный, на окнах сигнализация, а двор усеян камерами, он вернулся в комнату и рухнул в кровать.


Он проснулся вновь, когда уже стемнело, от неразборчивых голосов за стеной. Пытался прислушиваться, но все тщетно. Голоса были разными, Вейлону казалось, что там трое или больше человек, и первым порывом было позвать их на помощь. Он быстро одумался – за стеной мог быть кто угодно, включая Денниса или даже того вампира. Запахнув халат посильнее, он повернулся к окну – солнце уже зашло. Вейлон сидел на кровати, с тревогой вслушиваясь в речь, которую не мог разобрать. Несколько раз его рука тянулась к звонку, оглаживала кнопку, но он так и не решился нажать. Вскоре все голоса разом утихли.


Спустя некоторое время Деннис, постучав, зашел в комнату – Вейлон сразу обратил внимание на его усталый вид, но не слишком этому удивился.


- Господин Глускин придет через десять минут, - сообщил он и покинул комнату.


- Глускин, - тихо повторил Вейлон. Где-то глубоко внутри росла паника, но сам он будто бы впал в прострацию. Нужно было бежать – только было бы, куда! Парализованный страхом, он обхватил собственные плечи и смотрел на напольные часы с раскачивающимся туда-сюда маятником. Дверь в холл распахнулась так, что ударила об стену, и Вейлон вздрогнул, а голос за стеной воскликнул:


- Моя пташка еще здесь?


Вейлон мысленно послал Глускина к черту, отворачиваясь от двери, которая в следующий миг также распахнулась, будто бы вовсе не была высокой и тяжелой.


- Будешь строить из себя недотрогу? – спросил вместо приветствия вампир. Создавалось впечатление, что он полон энергии, какого-то восторга, о причинах которого Вейлон не знал и знать не хотел. Глускин зажег четыре свечи и развернулся к Вейлону, и тот изумился произошедшим в нем переменам. Вчерашним вечером Вейлон, пусть и в полутьме, видел его лицо, все испещренное волдырями – сейчас их почти не было. Голубые глаза стали ярче и заблестели, а движения звенели от напряжения, как натянутые струны.


- Чему ты так удивляешься? – снова нарушил тишину Глускин, и склонил голову набок, перехватив взгляд. – Вчера я был другим? Секрет прост: четверо мужчин и двое женщин, чья кровь придала мне сил после двухсотлетнего сна и исцелила мои раны. – Он прикоснулся к собственному лицу. Потом многозначительно скользнул взглядом над воротом халата Вейлона, слегка улыбнулся и прикрыл глаза.


- Твои волосы, - произнес Глускин, подаваясь к нему стремительно, беря за плечи. – Такие мягкие, когда чистые. И вьются.


Вейлон стиснул зубы, со всей силой осознавая, что теперь принадлежит ему, что он будет его вещью, и ему захотелось расплакаться, потому что он не хотел, не хотел, не хотел, и в голову его не укладывалось, как кто-то может просто присвоить его, не спрашивая, не давая даже выбора. Перед глазами плыло, но он все равно смотрел на Глускина со злостью и ненавистью – потому что это было единственным, что он мог, когда эти руки с кружевными манжетами сжимали его плечи, когда пальцы с длинными ногтями гладили локоны волос. Он не понимал, как Глускин может держать его в своих руках, смотреть в его глаза и не видеть в нем человека.


- Не понимаешь, почему не можешь сопротивляться? О, это не твоя вина, - вампир улыбнулся, нежно проводя подушечкой пальца по нижнему веку, и Вейлон закрыл глаза – он все-таки плакал. Глускин пах тленом, пылью, прахом, затхлостью.


- Я сделал тебя слабым, подчинил тебя своей воле. Было бы так обидно упускать лакомый кусочек… И все же, ты первый, кто с такой силой хотел отдаться мне! Ну же, разве ты не хотел этого? Разве тебе это не нравилось?


- Ты мне отвратителен! – выплюнул наконец Вейлон. – Меня тошнит от одной мысли о том, что ты вчера со мной делал!


- Я был не слишком аккуратен, но ты должен меня простить, ведь тогда я только-только очнулся ото сна. Ты стал бы моей первой жертвой, если бы я не остановился, я был так голоден…


- Не могу это слышать, - пробормотал Вейлон, отворачиваясь, кривясь. Он поступал неправильно, ему нельзя было портить отношения с Глускиным, если он хотел хорошего обращения, нельзя было высказывать неприязнь. Вейлон судорожно пытался вспомнить, что делать, если ты стал заложником: не паниковать, выполнять все требования, ждать, пока тебя найдут. Только ведь никто не искал!


- Тс-с-с… Все в порядке. – Глускин прижал его к своей груди, положил руку между лопаток, и стук сердца за слоями старинной одежды странно успокоил. Вейлон чувствовал его силу, почти – свою защищенность. Он ничего не понимал, он был запутан.


Глускин склонился к его шее, вдохнул запах кожи – и с его губ сорвался тихий стон удовольствия. Но он был сыт и спокоен, и его желание не чувствовалось чем-то диким, Вейлон почти готов был довериться ему, убрать волосы и подставить шею. В голову ворвалась другая мысль – черная, вязкая и ядовитая: его хотели, его жаждали. Вейлон шмыгнул заложенным носом, и на губах задрожала – горькая - улыбка.


- Нечестно, что я не знаю твоего имени, - сказал он, почти утыкаясь в парчовое плечо.


Его уха коснулись губы, и ровное дыхание, и шепот:


- Эдвард.


Затем губы скользнули ниже и разомкнулись, влажно лаская кожу. Вейлон приоткрыл глаза и нащупал волосы вампира, собранные в длинный хвост, вплел туда пальцы, затаил дыхание. Почему-то ответ принес ему удовлетворение.


Больно было только в самом начале, когда он почувствовал, как зубы всаживаются в его плоть, как две толстые иглы. Ощущение после было странным – он не распробовал его в прошлый раз, не успел, не смог – вместе с кровью из его тела уходило что-то еще, что-то нефизическое. Дрожь прошлась по нему, оставляя следы мурашек, пальцы, державшие волосы вампира, онемели. Он попытался вдохнуть – не смог, и не мог до тех пор, пока Глускин сам не отстранился, зажимая раны ладонью и облизывая губы с выражением блаженства на лице.


Вейлона тянуло вниз, и если бы Глускин сейчас отпустил его, он бы упал, но тот, будто прекрасно зная его ощущения, уложил его на подушку, подхватив, как нечто невесомое. Он откинулся, расслабляясь, чувствуя эйфорию, желая прикосновений.


- Эдди, - позвал он.


Вампир нахмурился, но тут же улыбнулся – жестковато, похоже на оскал, но Вейлон готов был это простить, ведь он даже не был человеком.


- Ты много себе позволяешь, - произнес Глускин, склоняясь к нему ближе, к самым губам, приоткрытым в тяжелом дыхании. – Но мне нравится твоя дерзость.


Поцелуй – с привкусом крови, с языком жестким и сильным в противовес Вейлону, поддавшемуся чужому рту, чужой руке, скользнувшей к поясу халата.


- Деннис сказал, что тебе нельзя выходить из крыла?


- Да. Кто он? – ответил Вейлон, ухватившись за удобный момент.


- Мой фамильяр.


- Но ведь он не мог быть рядом все это время? Он должен был родиться и вырасти, пока ты спал.


- Верно. Я обещал его предку обращение, - ответил Глускин, оглаживая бедра Вейлона, почти незаметно обнажая его все сильнее. – Тот поступил разумно, передав уход за мной своим сыновьям.


- Ты не торопишься исполнять обещание, - заметил Вейлон, и вздохнул от приятного ощущения ладони между ног.