— Приём, база. Говорит мама с четвёртой плантации. Сообщаю, что сегодня ребёнку, под номером 28615, исполнилось двенадцать лет, — оповестила мама, ожидая дальнейших распоряжений штаба.
— Во-первых, если у номера 28615 появится клеймо на руке, то сообщить об этом немедленно. Во-вторых, сегодня вечером осуществляется поставка товара 48294(Конни). Будьте готовы. На этом всё, — грубо окончил демонический бас по ту сторону телефона.
— Вас поняла. До связи.
Услышав гул от прерванной связи мама, с вновь хлынувшим холодом на сердце, в смирении положила трубку. Глубоко вздохнув, женщина уже собиралась запереть тайную комнату и отправиться в прихожую по хозяйству, как вдруг в её дверь постучались…
***
Было раннее, тёплое утро. Яркие лучи солнца уже осветили макушки зелёного леса и небольшое здание, в котором всё ещё крепко спали дети. Ну, почти все.
Лёжа в белоснежной пушистой, пригретой маленьким телом, кровати, Роза начала медленно открывать тяжелые веки и пробуждаться. Еле-еле выудив себя из-под мягкого одеяла и приняв сидячее положение, она принялась оглядывать спальню. Тут же вспышкой пришло осознание: «Мне уже двенадцать!»
Быстро дёрнув за рукав пижамы, Роза увидела на правой руке таинственным образом появившуюся надпись на неизвестном языке. Но какая разница?! Это сейчас и неважно, ведь девочка была на седьмом небе от счастья, и, если бы не её спящие друзья, она бы завизжала от радости!
— Боже! Невероятно! Я соулмейт! — Лучезарно улыбаясь, Роза начала изучать странные, непонятные буквы, пальчиком водя по ним. — Что это за язык? Я раньше не видела таких букв. Ни в книгах, ни где-то еще… Может это какой-то древний язык?
Размышляя над этим, она не смогла придумать ничего лучше, чем пойти к всезнающей маме и разобраться вместе с ней в чем дело.
— Мама должна знать на каком языке написано имя моего соулмейта.
Дойдя на цыпочках до двери, Роза вышла из комнаты и так же тихо проскользнула по длинному коридору в направлении кабинета мамы.
Обычно, ранним утром, хозяйственная женщина находится либо на кухне, либо в прачечной, либо в своём кабинете. Роза выбрала последнее. Наконец-то достигнув дубовой двери, за которой, наверное, была мама, — Роза негромко постучала. К великому ее счастью, ждать пришлось недолго. За звуками стуков в дверь последовали глухие удары каблучков о пол. После те сменились на поворачивающуюся щеколду замка, а затем и сама дверь приотварила путь, столь гостеприимно манивший зайти впечатлительного ребенка.
Мама увидела Розу, и на лице женщины уже сияла счастливая улыбка, словно она все это время знала о том, что девочка, покинула свою теплую постель, прокравшись с тайной мыслью к маме, в кабинет, а та только дожидалась того самого робкого детского стука.
— Доброе утро, Роза. Почему ты не в постели? Кошмар приснился? Или что-то тебя тревожит?
— Нет, мам, всё хорошо. Даже замечательно! Могу ли я войти? — девочка явно ждала одобрительного знака или ответа.
Женщина кивнула и немного подвинулась, чтобы пропустить ребенка в комнату: — Конечно, заходи, дорогая. Я буду рада услышать твои хорошие новости.
Зайдя в кабинет, Роза сразу начала с интересом бегать глазами по кабинету мамы. Посередине располагался огромный письменный стол, на котором было бесконечное количество бумаг, сложенных в стопки и папки, небольшой настольный фонарь и письменные принадлежности. Слева от стола было окно, скрытое за тонкими нежно-голубыми шторами, как сама детская не запятнаная горем и ненастьями вера. Справа же, у стенки, стоял длинный диван, в котором Роза уже разместилась, а над мебелью расположились две небольшие картины: одна с летним пейзажем, другая с зимним. Спереди стоял огромный шкаф, набитый битком всякими разными книгами, видимо очень умными и важными, — так думала девочка в нетерпении елозя на месте.
Роза серьёзно посмотрела на маму, и, одернув рукав, тыкала в таинственное имя на правой руке, словно на неведомо как появившуюся болячку:
— Мама, ты знаешь на каком языке это имя?
— Знаю, — с лаской сказала женщина, ведающая сакральными знаниями и в глазах, которой блеснула едва уловимая искра. — Дай-ка мне получше разглядеть.
Она подошла к Розе поближе, чтобы лучше видеть имя.
— Хорошо, — кивнула девочка и протянула еще ближе руку.
— Имя твоего соулмейта Эрцгерцог Льюис, — проговорив это, мама продолжала улыбаться, однако, внутренне терзаемая горем за судьбу дитя: женщина искренне сочувствовала Розе, ее предрешенной судьбе, ведь ее соулмейтом был никто иной как сам ОН, монстр во плоти.
— Эрцгерцог Льюис! — с восхищением в глазах лепетала девочка, витая уже в облаках. — Хм, эрцгерцог… Получается мой соулмейт из знати?!
— Да, моя дорогая Роза, этот уважаемый человек относится к знатному и старому роду, слава которого написана на страницах великих книг, и я уверена, что он прекрасный суженный для моей красавицы и будет только рад услышать о своей избраннице.
— Как мне повезло! Надо рассказать об этом, как только все проснутся! Я уверена — они обрадуются! — С восторгом произнесла Роза. — И ещё! Может такое быть, что он, как только узнает обо мне, сразу же заберет
меня из приюта?!
— Я уверена, что как только, Его Светлость, эрцгерцог Льюис, узнает, то мигом придёт и заберёт, мою дорогую Розу, — с легкой грустью прошептала мама, ощущая скорое расставание с любимым ребенком. — Но тебе придётся подождать. Мне стоит сообщить об этой радостной новости важным людям, чтобы они передали информацию о тебе твоему суженному. А сейчас, моя дорогая, укладывайся в кроватку и поспи, еще совсем раннее утро, а твоему молодому организму нужен отдых и силы.
Женщина погладила шелковые и белоснежные волосы девочки, столь красиво переливающиеся в тусклом свете настольной лампы. Чистые и невинные как первый снег, не запятнанные ни чем, как и сама детская душа.
— Хорошо, мама! Увидимся за завтраком!
В впопыхах от волнения, малышка обняла маму за талию и не спеша направилась к двери кабинета. Как только Роза удалилась из кабинета, то мама тяжело выдохнула — сердце ухнуло. Ее лик приобрел бездушный траур, она наконец-то расслабилась, до этого пребывая вся на иголках толи от радостной вести, о которой стоило сообщить без промедления в штаб, толи от горестного ещё одного расставания с дитем, отданного Им, которого же Они и дали ей на выращивание, всучив партией под ее лебединое и нежное крыло.
— Жаль, что твоё счастье и мечты разобьются вдребезги, когда ты встретишься с ним, — без грамма сожаления сухо прошептала женщина.
Немного постаяв на месте, словно отстояв уже панихиду по отобранному и мертвому ребенку, мама развернулась и направилась к книжному шкафу. Дёрнув за определённую книгу, она привела механизм в движение. Шкаф медленно отодвинулся и перед взором разверзнулся темный проход в маленькую комнатушку как в ад. В ней умещается компактный стол. На нем же одиноко стоят микрофон и специальный прибор, с помощью которого можно связываться со штабом. Ничего лишнего — только долг и раболепное служение.
Сев за стол, мама принялась связываться со штабом.
— Приём база, говорит мама с четвёртой плантации. Хочу сообщить, что у товара 28615 появилась метка. Имя соулмейта: эрцгерцог Льюис.
— Вы уверены, что это он? — возмущенно произнес грубый голос на той стороне.
— Я всё докладываю, как есть. Я не могла ошибиться, ведь прекрасно ознакомлена с Вашим языком, — холодно ответила мама с каменным сердцем.
— Если ты ошиблась, — прохрипел голос твари, — то твоя голова и голова этого скота окажутся на блюде, Его Светлости, эрцгерцога Льюиса. Мы передадим эту весть ему. Если, Его Светлость, лично пожелает забрать товар, то мы вам сообщим об этом ближе к вечеру, перед отправкой товара 48294. Не разочаруйте меня, мама.
— Я не подводила Вас ни с одной из партией. Вас поняла.
— До связи, — оборвал голос.
Раздался оглушительный, гудок оборвавший еще одну струну души матери и сотрясший ее перепонки…или это ее каменное сердце забилось вновь? Закончив еще один горький, отравляющий разум и душу, пренеприятный разговор, она оправила свое одеяние — мать идеальна во всем. Хотя, бывают ли, хотя бы однажды, приятные разговоры людей с людоедами? Только после смерти, а она, мать четвертой плантации, будет жить, пока будет поставлять прекрасную партию за партией — лучшие плоды для своих господ.
Женщина кисло улыбнулась на мысль, ощущая подступившую желчь. И выскользнула как змея из тайной комнаты, запирая ту, затем прошествовав в гордом одиночестве к выходу из кабинета с уже скрасившей вновь ее лик маской милой матери своих агнцев на закланье.