С тех пор как Дина устроилась на работу в магазин механика Альвара Свенссона, её распорядок дня оставался всё тем же: утром завтрак в тесной серой столовой с обитыми железом стенами, затем, в восемь утра, начало рабочей смены в мастерской. К тому моменту, как девушка выползала из своей комнатушки, Альвар обычно был уже вовсю на ногах. Правда, он частенько засыпал прямо за своим рабочим столом, трудясь над очередным механизмом, и Дина будила его звонком в дверь. За день они могли принять парочку, а в лучшем случае трех или четырёх клиентов, большинство из которых молча пялились на витрины и уходили. В обед Дина отправлялась прыгать по крышам, чтобы размять конечности после долгого сидения за столом, а по окончанию смены шла в бар или шаталась по городу, пока не устанет. Раньше она находила время навестить библиотеку, где тщетно пыталась найти какие-нибудь сведения о Большой Земле, но миф о том, что информация теряет свою секретность на уровнях, близких к поверхности, скоро развеялся.

Иногда после закрытия магазина Альвар просил Дину задержаться и показывал ей какое-нибудь из своих новых изобретений, с детским восторгом объясняя, как оно работает, и даже просил помочь протестировать своё детище. Дина никогда не отказывала ему: это было интересно, и небольшое чувство гордости за то, что мастер посвящает её в таинство сотворения своих работ, доставляло Дине некое удовольствие. Она знала — Альвар считает, что у неё талант к механике, хоть и избегает говорить это прямо. Всё, что мастер отказывался подтверждать, часто оказывалось правдой, и Дина окончательно убедилась в этом за полгода работы с ним.

Альвар Свенссон, мужчина средних лет, невысокий и бледный с такими же чёрными волосами и глазами, как у подавляющего большинства людей, родившихся под землёй, не входил в число тех мастеров, чьё имя было у всех на слуху. Дина часто размышляла о том, как он пришёл к своему решению открыть магазин на третьем уровне: ходили слухи о том, что господин Свенссон когда-то был подмастерьем у какого-то очень известного мастера и одним из многих, борющихся за право называться его правой рукой. Однажды, якобы в шаге от своего повышения, Альвар в чём-то провинился перед своим мастером и был уволен из мастерской, после чего перебрался далеко наверх, чтобы не встретить там ни одного знакомого из глубины, который мог бы помнить о его позоре, после чего открыл там свой магазин.

— Он тот ещё кадр, на самом-то деле, — говорила высокая широкоплечая девушка Юна, работающая на баре в ночную смену, — у него до тебя было штуки три подмастерьев.

— И что с ними стало? — любопытничала Дина.

— Что-что... Ни один и месяца не продержался — уходили.

— От чего?

— От скуки! Нечего делать в этом вашем магазине.

— Это в вашем баре делать нечего, — фыркала Дина.

— Так и не ходила бы сюда каждый день!

Сплетни Юны особого доверия у Дины не вызывали, но на бывшего жителя глубины Альвар и правда был очень похож: взять одну только его манеру одеваться в светлую маркую одежду, любовь к чистоте и эти вездесущие цветные линзы. Мода на редкие цвета глаз - серые и голубые - на нижних уровнях всё ещё не проходила. Дина со своими светло-серыми радужками, наверное, могла бы считаться там красавицей, но, на свою беду, была на глубине только один раз, и то в детстве.

«К тому же они не любят киборгов», — думала она, — «будет трудно скрыть свой недостаток».

Будучи выгнанной Альваром после неудачной встречи с господином Хедлундом, Дина нарочно пришла на работу пораньше, надеясь избежать выговора. Но, как оказалось, волновалась она зря — мастер даже не поздоровался с ней и не проронил почти ни слова за весь день, делая вид, что очень сильно занят очередным заказом. Но общаться и не пришлось: Дина и Альвар не разжились ни одним посетителем за весь день, и девушка до вечера просидела в своей каморке, собирая одинаковые манипуляторы, и также тихо ушла домой, кинув Альвару сухое и короткое «до завтра».

Дина пришла в бар в шесть вечера, раньше, чем обычно: свет на улице ещё не погасили, а рабочий день у большинства людей не закончился, так что в зале она была единственным посетителем.

— Рано, — сказала Юна, вмиг материализовавшаяся у бара, — приходи позже, сейчас тут скучно.

Дина промолчала, вяло подперев щёку рукой.

— С Альваром поссорилась? —заметила Юна.

— С чего ты взяла, что с ним?

— А с кем тебе ещё ссориться? Ты и общаешься-то только с Альваром, —девушка наклонилась к Дине, оперевшись на бар одной рукой. — Свалила б ты из этой дыры поскорее, —тихо сказала она, — ты молодая, сильная, всякие штуки интересные мастерить умеешь. Этот навык сейчас ценится... Не будь как я, —прошептала она и отстранилась, вернувшись к своим стаканам, —приехала сюда на свою беду и застряла на пять лет... Никому такого не пожелаю.

Она задумалась, прислонившись к барной стойке: её руки машинально делали свою работу, доставая и вешая приборы и бокалы, будто существовали отдельно от неё. Дина на секунду задумалась, не вставлены ли у неё «железки», но тут же отогнала эту мысль; вряд ли Юна стала бы скрывать от окружающих такую сложную модификацию.

— ...А могла бы сейчас танцевать на балу где-нибудь на глубине... —мечтательно произнесла она, — одеваться в платья, пить дорогое вино. Может, вставлю себе какую-нибудь штуку, знаешь, чтобы зрение улучшить. Говорят, на глубине девушки делают себе инъекции, чтобы стать красивее! Лицо там подтянуть и всё такое. Я, конечно, и так себе нравлюсь, но, может, сделала бы себе светлые глаза — вон как у тебя.

— У тебя и так очень красивые глаза, — возразила Дина.

— Интересно, каково это - жить с «железкой» в теле? — продолжила Юна свои рассуждения, — вот ты же почти киборг, и как тебе с этим живётся?

— Нормально, — как всегда сухо ответила Дина, — не жалуюсь.

— Ну да... Какого ещё ответа от тебя ожидать.

Юна внезапно подскочила на месте и всплеснула руками, будто вспомнив что-то очень важное.

— Знаешь, о чём я мечтаю? В оранжерею сходить. Это такая галерея, где показывают растения всякие и даже деревья, и они все разных цветов...

— Я знаю, — сказала Дина.

— ...В младших классах я увидела в учебнике дерево размером с двухэтажный дом; представляешь себе такое? Навсегда запомнила эту картинку... Конечно, сейчас таких нет уже, но в оранжерее есть деревья высотой меня — тоже круто! Представь: дерево такое большое, что до него не достать руками! Даже как-то страшно думать о том, что живые организмы могут быть такими большими и всё еще питаться светом и газом..

— Круто, — согласилась Дина, — я бы тоже хотела каждый день смотреть на деревья.

— Ну зачем каждый день? Можно только иногда. А то денег не хватит на всё остальное, — засмеялась Юна. — Хотя, мне почему-то кажется, что не этого ты хочешь, раз добровольно переехала в эту дыру. На деревья на глубине надо смотреть.

— Мне здесь дышится легче, — сказала Дина, — когда понимаю, что я ближе к небу.

Юна посмотрела на неё с жалостью и с недопониманием, как будто Дина только что доказывала ей, что земля плоская, и отвернулась к своим бутылкам.

— Больно ты болтливая. Хорошо тут людей нет, а если бы к нам заглянул какой-нибудь инспектор? Тебя бы повязали без разговоров.

— Ты более болтливая, чем я, — заметила Дина.

— Работа у меня такая — развлекать гостей разговорами. Но только не противоправительственными. Похоже, я слишком добрая, чтобы затыкать тебя.

Это было сказано не со зла, скорее с мягкой строгостью и беспокойством, что Дина прекрасно знала. Юна не будет затыкать её, пока не станет слишком опасно.

— Я иногда думаю, действительно ли ты глупая или просто... Другая? Мыслишь не так как нормальные люди? — Юна задумчиво смахнула пыль с полочки с сиропами, — под «нормальными» я имею ввиду обычных, конечно. Ты слишком рациональная для глупой, но до нормальной тебе далековато. Не знаю как описать... Ты как будто росла на первом уровне! Не знаешь что хорошо, что плохо. Ты ведь не виновата, но в жизни трудно придётся.

Дина промолчала в ответ на этот монолог. Она не считала себя ни умной, ни глупой, ни нормальной, и эти слова ничуть не задевали её. Можно ли было посчитать слово «глупая» за оскорбление? Наверное. Но что такое оскорбление перед важнейшей, огромной, глубокой, всемогущей и всенаделяющей идеей? Перед идеей всё меркло: чужое мнение, мораль, закон. Всё оставалось позади, когда за спиной раскрывались широкие сильные крылья, несущие её вверх. Вверх, только вверх и неважно что там, есть ли там воздух, которым можно дышать, есть ли там жизнь или смерть, а если только смерть — пусть она поджидает её там, как единственная правильная судьба. За эти крылья можно умереть и убить, а за идею — потерпеть.

Дина резко подскочила на месте от громкого сигнала из наушника в её левом ухе — устройство связи, давно заменившее примитивные и громоздкие на нижних уровнях. У Дины тоже было такое — его ей сделал Альвар, которого раздражали модели, используемые наверху. Дина всегда забывала о маленьком наушнике и пугалась этого пронзительного писка, похожего на звук её будильника.

— Альвар, — она показала Юне пальцем на своё ухо, — чтоб он пропал...

Дина нажала на сенсорную панель на наушнике и тут же принялась ругаться.

— Мой рабочий день окончен, я тебе не секретарша, чтобы названивать мне круглые сутки! Тем более после того, как назвал меня идиоткой.

— Я бы не доверил тебе даже роль своей секретарши, — холодно ответил Альвар, — ты сейчас дома? Спускайся в мастерскую, в темпе вальса. Тут дело серьёзное.

— Я буду решать твои проблемы завтра в восемь утра. Тогда и поговорим. Все-го хо-ро-ше-го...

— О чём это ты? Прямо сейчас я решаю твои! Спускайся немедленно, иначе я отправлю нашего гостя к тебе сам.

— Какого ещё гостя?

Дина вскочила со стула, направляясь к выходу из бара. Юна кинула в её сторону непонимающий взгляд, и Дина энергично замотала головой, помахав ладонью у своего горла.

— Это ты мне скажи! —ответил Альвар. — Судя по всему, какой-то господин из глубины.

— Клиент что-ли?

— Да нет же! Он спрашивал тебя лично.

Дина остановилась у выхода из бара, где уже собирались первые посетители, и ей пришлось пропускать кучу людей, прежде чем выйти самой.

— В общем, с этим сама разбирайся, — вздохнул Альвар, — итак, если ты через пять минут не явишься в магазин, я скажу этому мужику твой адрес. "Все-го хо-ро-ше-го!" — передразнил её Альвар и отключил звонок.

Дина пулей вылетела из бара, растолкав несколько посетителей, стоящих на входе, и тут же вытянула правую руку вверх, выстреливая металлической проволокой из перчатки. В людном месте лучше было не злоупотреблять таким способом передвижения, но Дина не успела подумать о мерах предосторожности; она даже не дождалась, когда конец проволоки со щелчком достигнет своей цели, и просто спрыгнула вниз.

В этот же миг город погрузился в темноту.

"Вот же чёрт", — только и успела подумать девушка.

Уличный свет погас во мгновение, сообщая жителям третьего уровня о наступлении ночи. Дина влетела в эту темноту, потеряв свой ориентир - лестницу на соседней стене. Всё вокруг смешалось в один большой вихрь из летящих навстречу машин, освещающих себе путь фарами, несчетное количество светящихся вывесок магазинов. Город сменил множество оттенков серого на свою ночную палитру: зелёные лампы, расположенные по берегам реки, желтоватые из-за бурой пыли фонари, мигающие красным предупредительные огни у балконов и площадок. Улицы тут же ожили, сменяя своё дневное обличие на ночное. Всё еще живое, но более жуткое, наполовину утонувшее в вязкой черноте.

Тот краткий миг, когда город накрыла ночная тьма, сбил Дину с толку. Несколько секунд она летела в почти полной темноте, не видя перед собой ничего дальше метра. Страх связал её по рукам и ногам, однако, заставив покрепче вцепиться в проволоку рукой в перчатке. Через пару мгновений Дина смогла совладать с ним и выставила вперёд ноги, думая о том, как не выбить ими чьё-нибудь окно или не сбить с пути машину. Но приземление всё равно оказалось не таким, каким она его представляла: через какое-то время Дина довольно болезненно встретилась со стеной, после чего отскочила от неё, как резиновый мячик и столкнулась с холодным бетоном снова, на этот раз боком. Её рабочий пояс с кармашками отстегнулся и полетел вниз, исчезая в ночной темноте. Дина схватилась левой рукой за то, что было рядом — это оказалась решётка на чужом окне, — и постаралась пристроить ноги на узкий подоконник. Правую руку уже начинало сводить, и Дина отпустила проволоку, позволяя ей свободно выходить из перчатки.

Пристроив ноги на окно и дав себе расслабиться, Дина почувствовала слабый щелчок в левом бедре. Это не было больно, но ощущение, что что-то в её теле на миг вышло из строя, знакомое и страшное, заставило её замереть. В прошлый раз после такого щелчка Дина не смогла разогнуть левую ногу и чуть не сорвалась с двадцатого этажа. Но тогда это длилось почти что миг —единственный миг за все эти пять лет, что ей приходилось жить с воспоминанием о пережитой боли. Это не могло произойти снова. С ногой всё было в порядке. Должно было быть в порядке.

Дина выждала долгую минуту, прежде чем попробовать снова согнуть колено; это удалось ей без препятствий. Щелчок не повторился.

"Мне показалось", —заверила себя она, —"всё в порядке. Главное —не бояться".

Бок саднило. Должно быть, толстый рабочий пояс спас её от возможной травмы, смягчив удар о стену. Дина не успела огорчиться этой потери; все ценные вещи, включая небольшой нож-бабочку, лежали во внутренних карманах её короткой тонкой куртки. Она ещё пару минут повисела так, держась за решётку и изучая стену над собой: рядом, в паре метрах от неё, находился балкон. Зацепиться за него крюком было бы трудновато - он с лёгкостью мог соскользнуть и отпустить Дину в свободное падение с пятнадцатого этажа. Да и к тому же на крышу в ночное время лезть опаснее всего, лучше было наоборот спуститься вниз.

Вниз. Внизу Дина разглядела воздушный мост, раскинувшись над землёй, связывающий два балкона — примерно на уровне десятого этажа. Привычным движением она зацепила крюк за решётку и спрыгнула, аккуратно отпуская проволоку, чтобы снова не встретиться со стеной. Достигнув моста, она приземлилась на его перила, тут же убрав проволоку в кулак. На самом мосту уже собралась приличная толпа, но никто из людей не обратил внимание на появление Дины. Она мягко сошла с перил, почувствовав, как листы металла с характерным звуком прогнулись под ногами.

"Поскорее бы убраться отсюда", —подумала она, —"на мосту часто тусуются инспекторы, а сейчас их тут ни одного. Это не может говорить ни о чём хорошем".

Оставшиеся четыре этажа Дина решила проехать на лифте. Конечно, в таком случае Альвар будет ждать её на несколько минут дольше, но зато она не получит ни одной травмы и не попадётся на глаза инспекторам. Стоя в узкой душной кабине лифта, девушка успела подумать о том, что ждёт её в магазине.

Господин из глубины — кто бы это мог быть? Дина не водила дружбы или вражды ни с кем с нижних уровней. Если не считать, конечно, самого Альвара. Тот факт, что гость пришёл к ней лично, заставил Дину насторожиться; он пришёл прямо к месту её работы, а значит знал её имя и знал, к кому обратиться, чтобы узнать адрес мастерской. Кто он? Инспектор или кто-то из полиции пришёл по её душу после запрещённых прогулок по крышам? Нет уж, в таком случае Альвар предупредил бы её сразу. Какой-то знакомый родителей — вот это звучало правдоподобнее. Мать Дины обычно не водилась с господами из глубины, но вот её отец...

Выходя из лифта, Дина чувствовала ещё большее волнение. "Скорее всего, дело вовсе не в нём", — уговаривала она себя, —"наверное, Альвар чего-то напутал. Или гость перепутал меня с кем-то другим. Тут может быть что угодно, кроме Гектора".

Альвар ждал её внизу, в магазине, стоя за прилавком со сложенными за спиной руками в белых перчатках. Линз на нём не было, что выдавало его немного усталый вид, однако мастер держал на своём лице дежурную улыбку, которая тут же сменилась на нетерпеливый оскал при виде Дины.

— А вот и она! — Альвар махнул рукой в её сторону, — я оставлю вас, пожалуй.

— Конечно, —сказал гость, — так будет даже лучше.

Альвар попятился к лестнице наверх. Дина проводила его самым мрачным взглядом, на который только была способна.

"Предатель", — подумала она, —"не надо было ссориться с ним накануне".

Гость, до этого стоявший к ней спиной, повернулся на каблуках, и его серые глаза встретились с такими же светлыми глазами Дины.

— Вы не представляете, как долго я вас искал! — восторженно произнёс он.