~~~

      Согласно старинным текстам Хугина и Мунина Один растил самолично ещё с тех времён, когда они были птенцами, без оперения и возможности к полету. Он выхаживал их, заботился и кормил с рук — сколько бы Локи ни пытался, не хватало ему воображения, чтобы представить себе такой поистине идиллической картины. Однако, новая глава излюбленной Тором книги не посмела бы лгать ему. Локи приходилось верить ей и верить в то что когда-то слишком давно Один был кем-то иным, кем-то более благодушным и мягким.

      Хотя, пожалуй, дело было отнюдь ведь не в Одине вовсе. В новой главе, что Локи открыл для себя лишь пару дней назад, Хугин и Мунин раскрывались во всей красе. Глава начиналась с искусного, яркого изображения: оба ворона расселись на старом пне посреди поля, уже усеянного телами неизвестных бойцов. Их клювы были распахнуты в беззвучном погребальном кличе, крылья растянулись в стороны. Они замерли в желании вспорхнуть в небеса, но сделать им этого было отнюдь не суждено.

      Где-то дальше, впереди по главе, Локи мельком видел и другую иллюстрацию — только начав читать, он устремился вперёд, чтобы пересчитать сколько страниц мучений ему предстоит преодолеть в этот раз. Страниц было не меньше, не больше, чем в остальных главах, зато иллюстрации было целых две. На второй, кажется, вороны уже были в полёте — Локи ее не рассмотрел. Не рассмотрел, не дочитал до неё даже.

      Ему вновь помещал Тор.

      В этот раз, правда, его отсутствие.

      — Локи, ты видел сегодня Тора? — этот разговор со Стивеном свершился у Локи во вчерашнем вечере. Хотя, не было в Локи и единого желания с ним разговаривать, у него отнюдь не осталось выбора. Стивен подловил его ближе к ночи в комнате общего прозябаниях — Локи называл ее сам с собой теперь именно так, и никакое другое название было для него неприемлемо. Тем вечером, вчерашним вечером, он как раз собирался возвращаться в свою комнатушку для того, чтобы забрести по пути в купальню, а после и вовсе отправиться спать.

      Внутри него творилось что-то немыслимое, что-то глубинное и странное — слова Тора крутились в сознании и все никак не желали его покинуть. Локи пытался разозлиться на мелкого подлеца, пытался всеми своими силами, только злости в нем больше не было. Она вся выжглась Тором, выжглась его правдою, его искренним, полным беспомощности криком. Он, этот маленький Тор, стискивавший в руках свою игрушечную змею, вряд ли понял даже, что Локи говорил именно о себе.

      В той ссоре этого не понял никто. Даже сам Локи в моменте не уследил, не приструнил собственную боль и злобу, а после было уже слишком поздно… Если б знал он, что в нынешнем возрасте ему откроется столь великое знание, если б только он знал. Что бы мог сделать, Локи не знал и сам, но теперь истинно понимал — ему стоило бы обсудить это с Тором раньше. Далеко-далеко в прошлом ему стоило бы затеять этот разговор, только вот ведь дурная загвоздка: скрытность и ложь стали его второй шкурой, стоило только ему подметить, как сильно они с Тором отдалились. Это не случилось рывком, лишь постепенно и неумолимо их пути расходились все дальше и дальше. А началось все, ох, когда же все началось? В тот ли момент, когда Локи научался все лучше владеть подаренной Фриггой магией? В тот ли момент, когда Тор начал проводить все больше времени в своих тренировках, больше оружейных, ничуть не магических?

      Или в тот миг, когда Сиф да троица воинов появились в их жизнях?

      Теперь ответить честно не было уже и единой возможности. И жить прошлым было бессмысленно — Локи, впрочем, и не пытался. Но он заглядывал в прошлое, заглядывался на них обоих, — себя самого и Тора, — не имея и шанса передать, сколь сильно он истосковался. И сколь глупой теперь ему казалась вся его злость, вся его скорбь и боль.

      Ох, ну, почему же они никогда не говорили об этом…

      — К собственному счастью, нет. И надеюсь, в ближайшее время его так и не увижу, — мазнув по Стивену скептичным взглядом, Локи обошёл его по широкой дуге и направился в свою комнатушку. Стивен на удивление не остановил его, но потянулся к уху и сказал негромко:

      — Локи не видел. Ты спрашивал Брюса? Пеппер? Тони, в башне множество этажей, он мог спрятаться где угодно, — но Локи на его слова не обратил и единой части внимания. Пускай сердце его вздрогнуло, он был все ещё гордецом, и пускай даже Тор признался, открыл ему правду собственной сути, Локи не собирался нестись сломя голову ему навстречу. И бегать в его поисках по этажам не собирался тоже.

      Тор был прост, что осиновый лист, и весь мир вокруг него был упрощён до максимального — так было раньше, так оставалось и сейчас. Не зависимо от собственного возраста, Тор оставался простаком, отнюдь ничего не смыслящем в терзаниях любого рода. Когда он злился, он шёл в тренировочный зал на первом уровне дворца. Когда он грустит, он спал. В ярости вызывал бурю, в веселье затевал драки. Тор не знавал ещё скорби и вряд ли знавал одиночество.

      Локи с легкостью ныне допускал мысль о том, что никогда и никого Тор не стремился бросать, но все же он с легкостью находил себе все новые и новые игрушки, все новые и новые увлечения. Он находил себе новых друзей, доверчивый, дурной, находил себе соратников, любимых… Даже не злясь уже на него и все его чувства, Локи не мог позволить себе преклониться перед ними столь скоро. Ему нужно было время, чтобы тщательно все обдумать.

      Ему нужно было время, чтобы сжиться, смириться и свыкнуться — Тор любил его всегда и никогда не бросал его, найдя юркую, ловкую замену.

      Во вчерашнем вечере остаётся не столь много важных воспоминаний, а новое утро встречает его тишиной этажа. Меж лопаток ощущается назойливый взгляд Хэймдалля — тот то и дело смотрит, внимательно, стремительно, на него и, кажется, чего-то ждёт. Читать его мыслей Локи не умеет. Даже если б умел, впрочем, не стал бы. Ему отнюдь было не интересно, отчего столь настойчиво страж следил за ним.

      Ничего предосудительного Локи явно не сделал. Мелкая ссора с братом была пустой и незначимой — к его годам он мог бы пересчитать похожих десятки, если не сотни. А чего-то ещё Локи сделать банально не успел. Ну, разве что без зазрения совести по часу тратил в купальне горячую воду из труб Энтони, но вряд ли Хэймдаллю было до этого какое-то дело. Он был не меньшим гордецом, чем все божественные создания Асгарда, просто умело скрывал это.

      Новым утром, правда, его взгляд мешался. Локи с усердием пытался сосредоточить свой взгляд на строчках, а только все его старания были безнадобны: меж лопаток почти жгло чужим взглядом. Локи явственно ощущал негодования Хэймдалля, пускай и допускал, что оно было лишь производной его собственного сознания. Ему с трудом удалось рассмотреть даже первую иллюстрацию. Локи затратит на неё почти час, неспешно попивая найденный в закромах кухонных шкафов чай. Вряд ли он принадлежал Энтони — тот был слишком вычурен сам по себе для столь искусного напитка. Локи предполагал, что чай мог принадлежать Брюсу. Того он не видел и единожды с момента своего появления в этой безмозглой башне, и все больше склонялся к мысли, что весь цирковой сброд, залюбленный Тором донельзя, просто оберегал его от этого сумасшедшего, бесконтрольного дикаря.

      Впрочем, похоже, именно тем же образом оберегали и Клинта от него самого — его Локи тоже не видел и единого раза. Но каждый раз вспоминая, широко, надменно улыбался. Помимо прочего в воспоминаниях обо всех его проделках в Нью-Йорке было нечто веселое.

      Сколь мало нужно было, чтобы взбаламутить весь этот жалкий смертный мирок, однако.

      И сколь много времени требовалось, чтобы столь любимые Тором балбесы, бесполезные, беспомощные, глубоко смертные в своей сути, все-таки пришли к нему за помощью. Они явно тоже не были далеки в отношениях с собственной гордыней, а может просто ему не доверяли.

      — Тор сбежал, — Наташа входит первая проговаривая своё личное, суровое вето на любые дальнейшие чтения Локи. Тот не сдерживает закатывающихся глаз, вздыхает, только книги не закрывает — в том моменте он ещё надеется, что ему удастся отправить несносную троицу восвояси и продолжить читать новую главу о двух воронах, что в своё время знатно потрепали ему жизнь. Хотя, впрочем, и сам Локи потрепал им оперение не меньше. Стоило лишь вспомнит, как они с Тором гоняли их по дворцу — вот ведь была забава. Хугин и Мунин всегда велись на задирки и подначки будто малые дети.

      — Вернется, — подняв кружку к губам и отпив чуть вкусного чая, смешанного из отборных успокаивающих трав и ягод, Локи даже глаз поднимать не стал. Лишь прокатив на языке горячий комок, он сглотнул, почти не кривясь. Это варево все ещё не дотягивало до тех восхитительных напитков, что создавали светлые альвы. Конечно, оно было не столь отвратно, что кофе, создаваемый аппаратом Энтони — его пить было поистине невозможно. А только, дурная мысль, но Локи постепенно все больше задумывался о том, что не любил все его окружавшее, — и созданное Энтони, — лишь потому, что и самого Энтони ему было любить не дано. Мысли этой он, правда, не развивал. Какая выгода для него была в том, сколь сильно к Энтони был привязан Тор? Какая вообще выгода для него была к тем вещам, которые Тор любил? Отнюдь никакой, и стоило Локи помыслить об этом, как на глаза попадалась зловредная книга сказок. Она будто безмолвно смеялась над ним, не утруждая себя даже тем, чтобы вступать в какие-то споры. И без них было видно, что в солнечный день — Локи лгал себе бесконечно и прекращать не желал. Все для Тора важное и Тором любимое, имело для него самого вес и, к сожалению, не малый. — Поплачется своей мерзкой игрушечной змеюке, позлится и вернётся.

      — Ну и много тебе дало обращение к нему? А я говорил, что это бессмысленно. Джарвис его уже ищет по спутникам, пять-десять минут, и будет готово, — Энтони идёт в хвосте этой ничуть не мирной делегации и не смеет оставить пространство без вброшенного собою серебряка. Серебряк этот, правда, погнутый и проржавевший да и вряд ли истинный, но Локи только хмыкает себе под нос. Головы он все ещё не поднимает, лишь краем глаза следя за тем, с какой устрашающей настойчивостью Наташа к нему направляется. По крайней мере сама она явно верит, что выглядит именно так, пока Локи лишь смеется над ней молчаливо — бесполезная, беспомощная дева стремится к нему в надежде его запугать, но лишь ярче и ярче показывает свою нужду.

      — Джарвис ищет его по спутникам со вчерашнего вечера, Тони. Если кто и может знать, где сейчас Тор, так это Локи, — Стивен откликается, остужает пыл истинно переволнованного, брызжущего сарказмом Энтони. Локи хочется все сильнее засмеяться с нелепости происходящего. И он все же поднимает голову в тот миг, когда Наташа останавливается напротив него. Говорит чуть заносчиво:

      — У меня нет и единой идеи, где в вашем жалком мирке может прятаться этот безмозглый ребенок. В любом случае к вечеру он вернётся. Или к обеду. Поиски не имеют смысла, — у Наташи взгляд воительницы, жаль только в нем слишком много волнения. Это волнение мешает ей быть истинной угрозой хоть самую малость. А Локи говорит и говорит, и говорит — он верит собственным словам, ведь все же знает Тора отчасти. Не того Тора, что известен этому цирковому сброду недалеких смертных, нет. Он знает Тора истинного. Он знает Тора маленького. И мироздание буквально подначивает его внести ясности, подначивает настойчивый взгляд Хэймдалля, ощущающийся меж лопаток, и серьезное выражение на лице Стивена. Локи сопротивляется сам себе мгновения, а после вздыхает так, будто подле него неразумные, малые дети, коим все нужно разжевывать. — Когда он был младше он временами сбегал из дворца после ссоры с отцом. Самое большее, сколько его не было — сутки. Волноваться совершенно не о чем. Тор умеет выживать в дикой местности.

      Локи говорит это, и совершенно не отдает себе отчета, что местность вокруг чуть больше, чем дикая. Мегаполис, — как помпезно и безвкусно его называют трусливые мидгардцы, — отличается от лесов вокруг дворца, безопасных, почти не содержащих диких зверей и вместе с этим взращивающих множество ягод и корений, коими можно питаться.

      — Я не видела его со вчерашнего утра. С момента, как ты наехал и вызлился на него без единого повода. Сутки уже истекли, — Наташа сплетает руки на груди, стискивает челюсти и смотрит на него прямым взглядом полным неодобрения. Где-то у бара Энтони хмыкает коротко, но в этот раз оставляет мироздание без своих язвительных комментариев. А Локи только глаза закатывает, вздыхает тяжело опять. Почитать ему явно не суждено, и он притворяется, что это до отвратительного неприятно ему, пускай до этого момента он не мог даже сосредоточиться достаточно, чтобы вчитаться в строчки.

      — И вы не в состоянии просмотреть камеры? Будто бы он мог куда уйти без ведома великого ока, созданного этим… — Локи кивает на Энтони, что уже наливает себе выпивки. Тот коротко дергается, губы поджимает, но головы не поднимает. И моментально Локи понимает — кое-кто уже успел внести свою лепту в потерю маленького Тора. Не истекает и мгновение, как Стивен, успевший отойти к окну, — будто бы в надежде разглядеть Тора на улицах бесполезного, спешащего по своим делам городка, — оборачивается. Он говорит с сомнением:

      — Кстати, об этом… Ещё вчера хотел спросить и забыл. Разве за Тором не был закреплён Джарвис, в качестве наблюдения? — Локи давит колкий, быстрый смешок и отпивает ещё немного чая. Его взгляд быстро бежит от Стивена к Энтони, задевает выражение лица Наташи, что тоже обернулась к бедовому гению. А Энтони только продолжает наливать себе выпивку. И все не смотрит на них, не глядит, только ещё несколько мгновений и стакан его переполнится. Янтарная жидкость перельется через край. Стивен хмурится, сплетает руки на груди, копируя жест Наташи, и окликает суровее: — Тони?

      — Тони, Тони… Я уже до черта лет, Тони. Не смотри на меня так. Я Джарвису говорил, а он… — Энтони со стуком ставит бутылку на стол, жесткой, напряженной рукой подхватывает стакан и в отпивает несколько быстрых, четких глотков. Он делает паузу, и та быстро становится для него губительной, ведь из-под потолка уже звучит знакомый Локи механический голос. Голос правды, голос обличения лжи.

      — Согласно моим сведениям в последний раз, когда я спрашивал у вас, нужно ли мне закрепить за Тором повышенное внимание камер видеонаблюдения и уведомлять вас о его перемещениях, вы сказали мне, что сейчас вам не до этого и вы очень заняты, — механический голос звучит сухо и спокойно, и Локи сам додумывает себе легкую иронию в его интонации. Ему вновь хочется рассмеяться да запрокинуть голову от хохота. Вот ведь нелепость. Кем только нужно быть, чтобы потерять самого шебутного и проблемного ребенка в этом мирке?

      — Тони! Ты оставил его без присмотра? Он ведь ребёнок, Тони, а если бы с ним что-нибудь случилось! Боже, — Стивен вскидывается мгновенно, вскидывает ладонь в негодовании и даже делает шаг в сторону Энтони. Тот только кривится, губы поджимает. Локи поджимает губы тоже, сдерживая тихий смех. Сейчас ему лучше бы отмалчиваться, ведь Наташа стоит слишком близко, а ввязываться в драку с ней этим погожим, прекрасным утром без единого намёка на присутствие Тора, ему как-то совсем не хочется. Да к тому же она, кажется, становится лишь напряженнее от только-только раскрывающейся правды.

      — А этот здесь на что? Мы притащили его сюда как раз для того, чтобы он следил за Тором! — Энтони указывает на Локи, бросает ему быстрый взгляд, переполненный гневом. Его пальцы все сжимают стеклянный стакан, меж бровей залегает озлобленная складка. — Только пока что от него одни проблемы!

      — Не упомню и единого раза, когда соглашался следить за этим несносным ребёнком. Договорённости не было, — пожав плечами, Локи укладывает руку поверх закрытой книги и как ни в чем не бывало отпивает ещё немного чая из ляписной, отвратительного окраса и материала кружки. Ему все ещё не понятна вся эта толкотня вокруг Торова побега и, впрочем, понятна вряд ли будет. Тор вспыльчив, но достаточно отходчив. Не пройдёт и пары часов, как он вернётся, вновь будет лезть к нему со своими бездумными разговорами и тискать свои мягкие игрушки — уж в этом Локи ничуть не сомневается. А всерьёз удержаться от колкости не может да и не желает, пожалуй. Чужое волнение выглядит довольно забавно. — Кто бы только мог подумать, насколько бесполезными могут оказаться людишки, возомнившие себя сверхсильными героями. Ваш клич о помощи — истинно комплимент для меня, — обворожительно оскалившись, он поднимает кружку, будто бы собираясь пить за здоровье Энтони, и тот дергается вновь. Его пальцы до побеления сжимают края стакана.

      — Я убью его, ей-богу, я его просто сейчас убью… — Энтони качает головой,

и правда очень сдерживаясь, а после отпивает из стакана снова. Где-то подле окна вздыхает Стивен, Наташа трет переносицу пальцами. Переведя к ней взгляд, Локи подмечает следы отсутствия сна и мимолетную усталость в глазах. И только закатывает собственные. Для него они все, что малолетние беспризорные дети, не имеющие возможностей уследить ни за самими собой, ни за Тором тем более.

      В комнате всеобщего прозябания повисает тишина никакие-то мгновения. Локи оглядывает всех замерших цирковых глупцов, после опускает взгляд к книге. Он бы и оставил это, ушел бы с радостью в свою комнатушку, только взгляд Хэймдалля все не оставляет его, подгрызая со спины уже будто бы сами кости. И лишь в это мгновение ему приходит дурная, полная опаски мысль: если бы Тор был в безопасности, Хэймдалль не пытался бы пробраться собственным взглядом сквозь тело самого Локи. Эта мысль Локи не нравится и приходится отнюдь не по вкусу. Отчего только он не помыслил ее раньше, хотя, та ещё глупость — он не желал допускать и мысли о Торе вовсе, так и с чего бы ему было думать о его безопасности.

      — Собираетесь ли вы уведомить мистера Лафейсона о том, каким образом сбежал мальчик, мистер Старк? Мне кажется, это будет полезно, — из-под потолка вновь звучит механический тембр, и Локи глаза прикрывает на мгновение. Недоброе предчувствие зарождается в его сердце, и сколь бы сильно ему хотелось выковырять его оттуда собственными пальцами, нет и единой возможности сделать этого. От стола почти сразу звучит раздражённый, прогорклый голос Энтони:

      — А что толку? От этого самодовольного идиота не будет помощи, надо было понять это ещё в самом начале. Ему на Тора плевать и всегда было.

      — Говори да не заговаривайся. Мои отношения с братом для тебя закрыты, и судить права у тебя нет. Вместо того, чтобы скалится и браниться, лучше бы обратился за помощью, как подобает, — распахнув глаза резким движением, Локи вскидывает голову гордо и поджимает губы. Его пальцы сжимаются на твёрдом переплете, вдавливаются в ни в чем неповинную книгу. Энтони глядит не менее жестко и яростно, сжимает в ладони свой стакан. Кажется, ещё мгновение и он призовёт свой железный костюм, а после затеет драку, но случиться этому отнюдь не дано. Из-под потолка раздается механический голос вновь.

      — Мне показалось, что будет уместно рассказать мистеру Лафейсону о том, что Тор просто исчез из своей комнаты. Возможно, он задействовал магию, а мистер Лафейсон, насколько мне позволяют судить предоставленные данные, является магом, — Локи слышит механические слова, — и все добавляет, добавляет им насмешливой ироничности, — но достигают его сознания они с запозданием. Стоит голосу смолкнуть, как Энтони уже приоткрывает рот вновь. Все его лицо выражает желание высмеять, уколоть посильнее, жаль только Локи не дает ему слова. Осознав только услышанное, он дергается и перемещается в собственную комнатушку с помощью магии. Переходы на дальние расстояния ему отнюдь не доступны, но столь простое действие не вызывает затруднений. Любимая Тором книга мгновенно летит на постель, кружка отправляется на пол, а сам он опускается на колени к стопке книг, что ему принесли ещё давненько и так и не забрали.

      Эти книги ему уже известны, он перечитал их все и все с легкостью запомнил. Без деталей, конечно, но ему было известно их количество и общее содержание не вызывало вопросов. Сейчас же в стопке было явно на одну книгу меньше — куда он пропала, ему можно было не гадать. Было очевидным фактом то, что Тор выкрал ее незаметно, и Локи разозлился бы за столь грубое нарушение границ его пространства, его нынешнего, пусть и бедняцкого, пусть и безвкусного, а все же жилища, но злиться неожиданно стало совсем некогда.

      В груди закрутилось резким витком больное волнение.

      Если Локи мог доверять собственной памяти, Тор забрал ту книгу, что содержала в себе заклинания для путешественников меж мирами. В его деле, которым Локи отнюдь заниматься не собирался, — деле по спасению шкодливого брата, — она была явно бесполезна, но, впрочем, иного от этого сброда беспризорные циркачей ожидать было немыслимо. Их, видимо, привлекло мертвое наречие, которым книга была написана, не иначе.

      Сейчас же ситуация разворачивалась интереснейшим образом — мало того, что они, эти глупцы, смертные и ненадежные, не уследили за Тором, так ещё и самолично позволили ему держать на этаже целый том, которым мог позволить сбежать кому угодно. Кому угодно, кроме самого Локи. Почти каждое заклинание, кроме разве что самых простеньких, требовало невообразимого количества ингредиентов, часть из которых не существовала уже века ни в едином из миров. На их создание потребовались бы месяцы, но и после того, как заклинание было бы приведено в действие, его нельзя было бы использовать столь просто. Будучи замешанным на крови самого мага, оно постепенно иссушало его силы и разрушить его мог лишь другой маг.

      Ещё изучая эту книженцию Локи не смог избежать закатившихся от негодования глаз: мало того, что эти недотёпы принесли ему с десяток бесполезных томов, так они ещё и не смогли случайно ошибиться и дать ему свободы. И хотелось бы даже верить, что эту книгу ему подсунули нарочно, издевки ради, только Локи был уверен на все своё залежавшееся во дворце состояние, что ни единый из них, ни единый мидгардец даже, не имел знаний для перевода искусных строк.

      Эти знания были у него, бессмертного в своей сути бога.

      И, конечно же, у Тора.

      Поднявшись на ноги резким движением, Локи возвращается в комнату общего прозябания и мгновенно оказывается под натиском злобы Стивена. Тот стоит напротив Энтони почти в самом центре помещения и еле сдерживается, чтобы не перейти на крик.

      — …не сказал? Мы команда, Тони, это информация была важна! Если бы ты сказал сразу, мы бы уже давно разыскали его с помощью Локи! — лицо Стивена покрывается краской от того напряжения, с которым он пытается сдержать гнев. Его руки сжимаются в кулаки, а Энтони только похлопывает его по груди и отступает на шаг с выражением скептицизма на лице. Он защищает собственное бесполезное, смертное чувство вины и желание исправить допущенную ошибку столь явно, истинно, но никогда не признаёт и не извиниться — какая банальная глупость. Не имея и малейшего желания разнимать чужую драку, Локи бросает взгляд к Наташе, что уже уселась на его место на диване, а после и вовсе направляется к ней.

      Перенестись далеко Тор не мог точно — у него не было на это нужных ингредиентов. Однако, он мог бы пересечь несколько улиц с легкостью, а ещё без проблем мог использовать заклинание, укрывающее от слежки. Они оба, оба этих магических ритуала, были достаточно просты и бесхитростны. С ними поистине смог бы справиться и ребёнок.

      Только у ребёнка, этого мелкого, обиженного глупца, не было в Мидгарде знакомых магов и не было даже знания, вероятно, что ему требуется их помощь.

      — О, вот он! Вернулся! Ну и что скажешь, умник? Нашел Тора? — Энтони замечает его, стоит Локи обойти их со Стивеном по касательной и, конечно же, перекидывает к нему все внимание. Ругаться он очень не любит, особенно со Стивеном — Локи узнал это давненько ещё из историй Тора, в те времена, когда тот навещал его в темнице. Но, впрочем, признавать свои ошибки Энтони не любит тоже, и помогать ему ни в этом, ни хоть в чем-нибудь Локи не станет. Как-никак Энтони натравил на него того зелёного монстра, а за все в мироздании требуется плата.

      — Локи, где ты был? — Стивен ведётся на столь безвкусный отвлекающий манёвр, оборачивается следом за проходящим мимо Локи. Тот на них даже не смотрит, прекрасно понимая, что лишь Наташе он может в полной степени доверить выполнение этой небольшой, но бесконечно важной миссии. Она не будет хвалиться собственным гонором и не посмеет поднять его на смех и явно именно она знает, где можно достать нужные Локи ингредиенты — Стивену, выбравшемуся прямиком из прошлого мидгардского века такие знания были даны вряд ли.

      Оказавшись перед Наташей, Локи усаживается на корточки, выхватывает из собственного кабинета во дворце небольшой кусок пергамента и перо и принимается быстро записывать. Почерк выдает его волнение, чернильные буквы скачут по бумаге, но покоряясь мелкой зелёной волне его магии выстраиваются ровными печатными рядами на английском мидгардском диалекте. Наташа смотрит на него во все глаза, но ее взгляд не ощущается, как, впрочем, не ощущается более и взгляд Хэймдалля. Отметив это, Локи морщится мимолётно, допускает быструю мысль о том, что Тор мог бы пускай и не умереть от использования заклинания на крови, — все же кровь его было кровью божества, — но слечь в вечный божественный сон, иссушенным и всеми покинутым, только и тогда Хэймдалль не позволил бы себе с ним заговорить, похоже. Он явно все ещё злился за разрушенный Локи мост и был бы только рад отомстить.

      — У тебя есть четыре часа. Первые три самые важные, остальные можно заменить, замену я указал, — поставив последнюю точку, Локи выпрямляется, протягивает пергамент Наташе. Та тратит на сомнение лишь пару мгновений, а после поднимается с места. Пергамент оказывается у неё в пальцах, и именно в этот миг Стивен спрашивает:

      — Ты будешь колдовать, чтобы найти его? Что будет если она не успеет?

      Локи оборачивается к нему, поджимает губы и прищуривается. Взгляды всех троих людишек, смертных, слабых, направлены лишь на него, и он впервые, пожалуй, не желает пугать их. Потому что вовремя не обрубленное заклинание на крови из этой дурной книженции может убить любого мага, даже самого сильного, в то время как бога оно вначале иссушит до основания и оставит его бескровное тело в бесконечном кошмарном сне, постепенно сжирающем разум и вынуждающем возжелать смерти. И поистине это много хуже даже самой смерти, но вряд ли умы этих глупцов смогут понять это. И точно не смогут понять волнение Локи, что бьется в его груди в такт с его сердцем прямо сейчас.

      Однако, все же он отвечает почти честно и жестко:

      — Если она не успеет, к новому рассвету тело Тора умрет.

      У Энтони белеет лицо, а Наташа со Стивеном не задают больше и единого вопроса. Они устремляются прочь, устремляются к выходу и исчезают из поля зрения Локи быстрее того же ворона. Локи хмурится, потирает переносицу пальцами. Его разум выискивает другой путь, любой другой путь на тот миг, в котором Наташа истинно не успевает принести ему ингредиенты. Столь сильная магия без них, без любых вспомогающих артефактов или хотя бы без ритуалов наполнения силой ему недоступна. Артефакты ныне достать ему негде: его покои во дворце были очищены от них, Локи проверил это ещё только планируя собственный неосуществимый побег. А любые ритуалы бессмысленны — Мидгард почти растерял всю свою магию под натиском изменений и развития смертных людишек. И пускай на всей его плоскости ещё точно оставался с десяток мест силы, возможности добраться до них в кратчайшие сроки у Локи не было.

      Все, что ему оставалось — ждать Наташу и готовиться разламывать магические печати сокровищницы Одина прямо из башни, сквозь пространство мироздания и время, если у неё не получится разыскать для него все необходимое. Печати, конечно, отнимут у него почти все силы, оставив лишь с десяток секунд на поиск нужного артефакта. Затея эта опасная и в конечном итоге может печально сказаться на его собственном здравии, только Локи отчего-то от пришедшей идеи ничуть не отказывается. И не собирается даже на мимолётное, юркое мгновение представлять себе миры, в которых Тора нет.

      Какими бы ни были их отношения, Локи умереть ему не позволит. Никогда и уж точно не тогда, когда ему нужно сказать Тору важное.

      Когда ему нужно сказать Тору, что тому не обязательно отдавать что-то. Ему просто можно быть рядом, и Локи будет этого достаточно.

~~~

      Наташа возвращается и приносит ему все указанное в списке прямо в комнату общего прозябания. Локи косится на часы лишь мимолётом, — она управилась меньше, чем за два, — а после протягивает руки к своим покоям вновь. Он подхватывает нужные плошки и миски, забирает ступку с пестиком, чтобы тут же выставить все это пред собой. За столом места ему не хватит — Локи знает это ещё со своего самого первого заклинания, созданного со вспомогательными ингредиентами. Стола, сколь бы широк он ни был, никогда не хватает. Поэтому он усаживается прямо на полу и просит только заткнуться — у Энтони; да принести карту Нью-Йорка — у проходящего в помещение Стивена.

      Тот разворачивается на пятках мгновенно и уходит без единого вопроса.

      Солнце стоит уже высоко и времени на промедления у них совершенно нет.

      Согласно старинным текстам Один вырастил Хугина и Мунина собственноручно. Он взращивал их с самого зарождения, заботился о них и их оберегал. Согласно старинным текстам, сколь бы сильно Локи не хотелось подвергнуть их сомнению, лишь благодаря Одину обе птицы стали столь умны и послушны. Они каждый новый солнечный цикл облетали Мидгард, собирая всевозможные вести, и были яростны в своём желании принести хозяину всю информацию. Без устали, без передышки они неслись вперед в поисках самого главного, самого стоящего. Зоркими чёрными глазами они высматривали правду, вылепляли ложь и бесшумно продолжали собственный путь.

      Поистине, они были восхитительным инструментом, способным на многое. И в своём желании найти, разыскать, изобличить то самое, что требуется Королю богов, они были чрезвычайно прекрасны.

      Никогда раньше Локи не задумывался над этим, но в моменте смешивая ингредиенты и полностью утопая в собственной магии, он неожиданно чувствует себя поистине свободным. Все вокруг исчезает и пропадает в суматошном мареве его колдовства, не чувствует боле взгляд Энтони или Наташи, тихое сопение Стива, вновь расположившегося у окна, не слышится вовсе. Его цель ведет его, крепко ухваченная за плечо, и Локи несется следом за ней — Тору сгинуть он не позволит. Не теперь, не сейчас и, пожалуй, никогда. Если потребуется, Локи ему объяснит даже, сподобится, пускай подбирать слова будет сотни лет, а решаться на это сумасбродное действо ещё десятки, но если только потребуется… Не от вины он шепчет собственное заклятье, пробивая насквозь нанесённое Тором заклинание защиты от поиска и преследования, лишь от нужды, от потребности. Одновременно с этим заклятием активированное поисковое заклинание отзывается. Его кровь, накапавшая с рассеченной ладони на принесенную Стивеном карту, перетекает к зелёному участку парка, и, только увидев это, Локи больше не медлит. У него ныне достаточно сил, чтобы перенести себя в нужное место на столь далекое расстояние — он делает это легким движением руки.

      Вокруг мгновенно оказывается сумеречный парк и никого нет подле. Локи оглядывается, лишь сейчас замечает, что давно уже грянул вечер, ёжится коротко от неожиданно промозглого ветра. За всей этой подготовкой заклятья он и не помыслил о том, чтобы хоть немного одеться, и теперь вечерний хлесткий воздух обдувает его со всех сторон. Но он только обнимает себя за плечо — мимолетно хочется исполнить заклинание тепла, но он не делает этого. Неизвестно сколь много магии ему понадобится, чтобы разломать заклинание на крови, использованное Тором, да к тому же им ещё возвращаться назад в башню. Можно, конечно, дождаться прихода любимцев Тора, нелепых и смертных, но с их нерасторопностью скорее им случиться наткнуться на того же Гарма, живущего в мире мертвых.

      Вокруг него, поодаль немного, темнеют деревья парка, а впереди, в нескольких десятках шагов подсвеченная оранжевыми фонарями детская площадка. Локи вглядывается в неё, всматривается. След Тора, показавшийся стоило Локи только изломать да вышвырнуть прочь из мироздания всю его защиту от слежки, остановился здесь, а значит искать его где-либо в другом месте бессмысленно. Поджав губы и сжав руки в кулаки, Локи направляется вперёд. Через десяток шагов он уже видит спрятавшегося под одной из горок Тора. Тот обнимает себя за колени, оглядывается на шуршащий звук его сапог перепуганно. И тут же подрывается с места, завидев его в тусклом свете фонарей и вечернего сумрака.

      — Брат! Брат, они хотели… Они пустили на меня собаку! А ещё… А ещё они. Другие хотели украсть меня, брат! Забери меня, пожалуйста, я больше не хочу… Я не хочу больше здесь быть! — в его голосе слишком много испуга — ни единого разу в своей жизни Локи его таким не видел. Во время ссор с отцом Тор был скорее расстроен и зол, а собственные ночёвки в далеком детстве в лесах и вовсе его больше радовали. Страх ему присущ отнюдь не был, и только завидев его лицо, перепачканное грязью, с глубокой, засохшей багряной кровью, но так и не затянувшейся раной на щеке, Локи вздрагивает. Он морщится, болезненно, виновато, а следом уже поднимает руки выше. Тор бежит к нему со всех ног, спотыкается по пути, но так и не падает. У него подраны штаны на коленках, кофта с капюшоном перепачкана каплями крови и грязью.

      Локи не говорит и единого слова ему. Пока внутри него скручивается негодование с собственной беспечности, — и с чего только взял он, что этот дурной, сумасшедший мирок живущий по дикарским правилам, будет безопасен хоть для кого-нибудь, — и злость на оставшихся в башне бестолочей, его руки уже сплетают магический комок. Зеленоватый, он исходит тусклым, сильным светом. Стоит Тору преодолеть половину расстояния к нему, как Локи швыряет магический ком со всей силы вперёд.

      Тор даже не замедляется. Он не знает вовсе, как работает такая магия, его этому не обучали совсем, но он несется в перед ведомый страхом чуждого мира и доверием. Шар света врезается ему в грудь и взрывается в пространстве вокруг яркими искрами.

      За миг до этого Локи видит явно, отчетливо в тусклом зеленоватом свете — у Тора измождённое, усталое лицо, под глазами залегли тени.

      И он все-таки плачет, не сдержавшись. Его щеки расчерчены дорожками соленых слез.

      Магические искры разлетаются в стороны и исчезают. Заклинание путешественника, замешанное на крови, разламывается, не оставляя после себя и единого следа. А Локи не успевает сделать и единого шага — добежав до него, достигнув своей безопасной гавани, Тор врезается в него со всей силы, обхватывает руками и стискивает ткань рубахи где-то у него на пояснице. Он, кажется, никогда уже его не отпустит, а Локи так и стоит, замерев, окаменев и пытаясь понять, отчего тошноты больше нет.

      И отчего, отчего же, в нем больше нет желания отстраниться.

      — Забери… Забери… Забери… — Тор шепчет без единого мгновения передышки, уткнувшись лицом ему в живот и обнимает крепче. Будто бы Локи и правда ныне мог бы от него куда-то уйти. Будто бы.

      Потянувшись руками, так и зависшими в воздухе, вниз, Локи гладит медленным движением Тора по голове. Он еле касается пальцами, почти не ощутимо ведёт ладонью и взгляд опускает. Сколь долго и сильно он боялся, что этот шебутной ребёнок вновь его бросит, пока сам Тор и не думал о таком совершенно — ну, разве не глупость? Поистине.

      — Заберу, — еле пробив неожиданно образовавшийся в горле ком, Локи шепчет в ответ и обнимает брата за плечи одной рукой. Прикасаться совсем не страшно и, кажется, вовсе уже не больно. Локи ещё не уверен, все чувства в нем перемешаны, выставлены вверх ногами, и попробовать бы разобраться, но он откладывает это на потом. Их обоих утягивает его магией обратно в башню за мгновение. Пропадает и ветер, и вечерний сумрак.

      Вместо них объявляется комната всеобщего прозябания и резко смолкающие голоса Наташи да Энтони. Не понять уже спорили они или ругались, но, впрочем, Локи и не собирается вызнавать да выспрашивать. Он переводит взгляд на Стивена первым делом и говорит четко, без единого позволения на обсуждения:

      — Я его забираю. Туда. Где он будет под присмотром. И в настоящей безопасности.

      Словно голосом Одина, он говорит, и Стивен только приоткрывает рот. Локи кажется, что вот ещё пара мгновений, а после Стивен ему воспротивится, откажется, возмутиться. Но Стивен лишь поджимает губы, бросает быстрый взгляд куда-то в сторону, к Наташе, кажется. Он кивает с сомнением, но без восклицания, без недовольства.

      Тор все ещё жмётся к Локи, всхлипывает негромко, а сам Локи лишь сейчас замечает, что так и не оборвал это незначимое, мелкое объятие. Опустив глаза вниз, он вначале смотрит несколько секунд на собственную ладонь, лежащую у Тора на плече, следом переводит взгляд к самому Тору, чумазому и с колтунами прядей на голове. В горле вновь копится ком, откуда только берётся, но Локи хмыкает и говорит все также серьезно:

      — Иди в ванну. Вымоешься, поешь и ляжешь спать. Завтра утром мы уезжаем, — по мере того, как он говорит, Локи позволяет себе мысль о том, что им стоило бы, возможно, убраться из этого места прямо сейчас, но все же Тору явно нужен был отдых. Или хотя бы сытный ужин, время к нему как раз близилось. Одной ночью больше, одной меньше — это уже, кажется, ничего не решало. Да к тому же не было у Локи желания и возможности искать ему среди ночи еды. Много легче было покормить его здесь, а за дополнительные искры магии, полученные Локи в ходе работы с ингредиентами, можно было не волноваться, если не тратить их на пустяки, они могли продержаться в его теле ещё несколько суток. На утреннее перемещение их должно было с легкостью хватить.

      — Хорошо, — Тор бубнит ему в рубаху и отстраняется. В глаза он не смотрит, головы не поднимает и тихо-тихо, но очень быстро уходит из помещения. Стивен уходит за ним почти сразу, из коридора через несколько мгновений раздается его голос. Только Локи уже не слушает. Он оборачивается к Наташе да к Энтони в ожидании. Может Стивен и не стал с ним препираться, у этих двоих гонора было для такого более чем достаточно.

      И вместо того, чтобы обдумать какой разговор ему стоит, наверное, провести с Тором об использовании магии без знаний, спроса и разрешения, о том, отчего ему точно не нужно больше сбегать, Локи говорит:

      — У меня есть дом в… — запнувшись на мгновение, Локи чуть прищуривается на один глаз, пытаясь вспомнить витиеватое мидгардское название. У Энтони, впрочем, глаза округляются ещё до того, как он договаривает. — В Юденбурге. Он и весь город достаточно безопасны для Тора. Необходимость его нахождения здесь уже себя исчерпала.

      — У тебя есть дом на Земле? Серьезно? — Энтони вскидывает брови удивленно, и Локи только вздыхает да закатывает глаза. Пока Наташа пристально, цепко глядит на него, почти не моргая, он решает занять себя тем, чтобы ответить бедовому гению. Не без доли иронии, естественно.

      — У меня есть дома во всех существующих мирах. Искать их можешь, впрочем, не пытаться — не получится. Завидовать тоже не стоит, — чуть оскалившись в подобии улыбки, Локи поводит плечами, быстро опускает взгляд к своей рубахе. На той Тор успел оставить следы собственных слез, грязи и сухих корок крови с царапины, и этот след Локи очень сильно не нравится — слишком уж яростно напоминает о его собственной промашке.

      — Без охраны вы не поедете, — Наташа сплетает руки на груди, поднимает голову чуть выше, гордо, и явно готовится отражать все его недовольство. А Локи только рукой на неё машет, позволяя любые шпионские забавы, и разворачивается к выходу. Попутно отвечает вновь немного насмешливо:

      — Мы не поедем в любом случае. Я перенесу нас магией.

      И со спины его больше не окликают. Вся троица беспечных глупцов смиряется с его решением — иначе и быть не может. Ведь независимо от того, в каких отношениях они с Тором находятся, у Локи есть явное преимущество пред всем цирковым сборищем. И преимущество это ни в магии, ни возможности приструнить любое буйство Тора. Они лишь в послушании и привязанности. Ещё, вероятно, в интеллекте, и стоит Локи, уже собирающемуся начать раздеваться у себя в комнатёнке, подумать об этом, как у него на губах появляется ядовитая усмешка.

      Все-таки он круче их всех. Все ещё круче кого угодно для маленького, игрушечного Тора.

      — Мистер Лафейсон, приношу свои извинения, но в ванной комнате Тора требуется ваше присутствие. Как мне кажется.

      Жаль только отправиться в душ Локи оказывается не суждено. Он слышит раздающийся из-под потолка механический голос, прикрывает глаза на мгновение и неспешно, с легким, кусачим раздражением, заправляет перепачканную рубаху обратно в брюки. Что уже могло случится за какие-то жалкие минуты, пока он добирался в свою комнатушку да подбирал с пола так и оставленную там ещё утром кружку с чаем, у него нет даже возможности догадаться.

      Хотя, пожалуй, даже если бы Локи попытался, никогда ему не суждено было бы этого сделать. Мазнув кончиками пальцев по воздуху и переместившись в спальню Тора, он почти сразу слышит его возмущённый детский голос:

      — Нет! Я не буду! Не буду, не буду, не буду! — в проходе его купальни стоит Энтони, пред ним плечом закрывает почти весь вид Наташа. Где-то в глубине купальни виднеется светловолосый затылок Стивена, и Локи подкрадывается неслышно поближе. Тор стоит у самой ванный, прижавшись к ней бёдрами и голенями, смотрит на своих излюбленных друзей возмущённо и быстро-быстро мотает головой. У него на лице негодование, а в глазах мечется колкий, быстрый страх.

      — Я сделаю все аккуратно, Тор, ну же, иди сюда… — Стивен говорит спокойно и мягко, поднимает руки в безопасном жесте. Локи мгновенно замечает в его пальцах ножницы, и только вздыхает. Часть волос Тора скомкалась, на макушке виднелись короткие ветки и листики, а у самых кончиков — жесткие, твёрдые колтуны. Не удивительно было, что Стивен предложил ему остричь те части, что расчесать, кажется, не было уже и единой возможности.

      — Нельзя! Я не согласен! Брат! Брат, скажи им, что нельзя! — Тор мотает головой вновь. Кажется, он вот-вот и вовсе в ванну заберётся с ногами, только бы отойти подальше от злополучных ножниц. И стоит ему заприметить Локи, как он тут же тянется к нему руками, зовёт его. То, сколь сильно Тор нуждается в его присутствии почти стыдит Локи — похоже, ему ещё предстоит за каждый свой проступок ответить пред собственными чувствами сторицей.

      Стоит только Тору позвать его, как к Локи оборачиваются все трое. С тяжелым вздохом, он отталкивает Энтони плечом легким движением, прокрадывается мимо Наташи и забирает из рук Стивена ножницы. Они следят за ним уже не так, как раньше. Из взглядов пропала вся подозрительность и зловредность, лишь недоверие осталось, только ведь не к нему самому вовсе, а к тому, что у него якобы получится то, что не может получиться у них всех.

      — Есть предание о том, что волосы бога хранят в себе его долголетие. Если смертный острижет бога, он сможет забрать часть предназначенной ему жизни, — легким движением швырнув ножницы на поверхность раковины, Локи указывает Тору на табурет, стоящий пред ней, и подтягивает рукава выше.

      — Вот-вот! Брат правду говорит, он очень умный, — Тор кивает быстрым движением, в пару шагов оказывается у табурета и усаживается на него, послушно да покорно. Его лицо уже успело вернуть свой здоровый вид, даже царапина на щеке и та затянулась, не оставив после себя и следа алеющей, воспалённой плоти.

      Энтони недовольно цокает, глаза закатывает и бормочет что-то про сон, махнув на них рукой. Он уходит почти неслышно, помедлив немного, за ним следует и Наташа. Локи не задаёт вопросов и вслед им вовсе не смотрит. Все его внимание уже направлено к собственной купальне, оставшейся во дворце, и маслам, выстроившимся в ряд на одной из полок. Прекрасно помня, что горькие ароматы Тор на дух не переносит, Локи выбирает масло с апельсином. Часть его взвивается подобно ворону, стремящемуся к небесам, чтобы только подшутить, поиздеваться и выбрать какое угодно масло с ароматным привкусом горечи, только взгляд его мимолётом устремляется к отражению, чья плоскость являет ему Тора. Тот все же выглядит уставшим, измотавшимся этим своим неудачливым путешествием, пускай заклинание на крови уже и не испивает его, будто медовуху из глубокой, полной чаши. Локи сжаливается над ним — для него это непривычно.

      Пускай он умеет и заботиться и даже, — дурная дева, та, что Наташа, рассмеялась бы ему в лицо только это заслышав и точно бы не поверила, — умеет любить, но тянуться со всем этим к Тору для него все ещё страшно и странно. В разуме то и дело мелькают дурные, пустые идеи о том, что Тор, этот мелкий и чистый в своих проявлениях ребёнок, его обманул, провёл вокруг пальца и обдурил. Для чего ему нужно было это, Локи тоже с легкостью мог предположить — Тор хотел его наказать, хотел ему навредить.

      Жаль только все эти мысли, эти идеи и веяния сознания вновь и вновь разрушались под натиском чистого, голубоглазого взгляда брата. Локи смотрел, смотрел и не видел отнюдь и капли тьмы. Он не видел в Торе злобы, не видел ненависти и желания унизить да сердце, любящее братское сердце, искалечить вновь.

      И лишь поэтому Локи выбрал масло с апельсином. Лишь поэтому, отставив бутылёк на поверхность раковины, принялся неспешно вытягивать из светлых, чумазых прядей травинки, веточки да листики. Тор сидел очень спокойно, лишь ногами качая — табурет был для него немного высок. И это движение, столь детским оно было, столь непосредственным. Локи отчего-то захотелось расплакаться мимолётом.

      Как же все-таки он истосковался по этому сорванцу. Как же он по нему, Сурт их всех подери, соскучился.

      — Почему ты разозлился тогда, брат? — не давая себе спуску и слез, Локи вдыхает поглубже и тут же слышит голос Тора. Тот говорит негромко, косится на Стивена, оставшегося в качестве надзора, только не понять за кем из них двоих, у дверей. Локи глядит на самого Тора через отражение пару мгновений и все пытается разыскать слова. Признавать свои ошибки ему не хочется поистине столь же сильно, сколько их не хочется признавать тому же Энтони, но Локи ничуть здесь себе не врет: ему придётся. Не сейчас может, но позже ему таки придётся сделать это, если ему поистине хочется приблизиться к Тору вновь. Если ему поистине хочется не мучиться виною ещё сотни тысячелетий. — Ты же все понимаешь и сам, брат.

      Тор глядит уже на него через зеркало, а Локи только и смотрит, что за собственными ловкими пальцами. Каждую новую травинку он выбрасывает в раковину, каждую новую веточку, а случайно найденную у Тора в волосах красную круглую букашку, изукрашенную чёрными точками на крыльях, сразу отправляет в Асгард — запирать ее там, где без спроса заперли его самого, он ничуть не желает. Убивать, впрочем, тоже.

      А Тор все глядит и глядит. Он ждёт ответа, отмалчивается. Стивен молчит тоже, но явно следит за ними глазами. Что пытается найти, Локи знать не дано, только, похоже, это нечто важное, необходимое ему. Прежде чем ответить Локи вычищает все прядки Тора от следов, что на них оставила природа — глупая шутка, но ведь он и правда дает себе время. А мыслей нет, нет идей, нет и слов. Под кончиками пальцев ощущает шёлк чужих волос и легкое тепло той силы, что прячется в Торе. Изредка она ощущается быстрой щекоткой на подушечках, живая, подвижная и честная, как сам Тор. Она лишь играется, тянется к нему и отскакивает прочь, что яркая молния, а у Локи внутри ком переживаний пульсирует, там и боль, и облегчение, и радость, и скорбь.

      Он ведь провёл в отдалении века, и за все это время так и не смог найти хоть пары слов, чтобы только самому себе объяснить — насколько сильно Тор ему дорог. Как он мог объяснить это кому-то ещё? Что он мог бы сказать?

      — А если не понимаю? — не имея другого пути, кроме как ответить юрким вопросом, Локи отщелкивает ногтем последнюю мелкую веточку на дно раковины. Тор оборачивается уже через мгновение и смотрит на него большими, удивлёнными глазами. Они встречаются взглядами. Локи весь замирает и, не замечая этого, сжимается внутренне. Если б Тор только знал, сколь временами Локи открыт и беззащитен пред ним… Он, верно, бы не поверил. Если бы посмел рассмеяться, словно над развесёлой шуткой, это уж точно Локи убило бы — никакое божественное бессмертие его не спасло бы.

      — Как не понимаешь? Ты же самый-самый умный, брат! — Тор моргает быстро, даже ногами прекращает качать. Локи ответить ему больше нечего вовсе, и поэтому он говорит сурово:

      — Не вертись, — а после легким движением рук поворачивает его голову назад. Тор слушается, хмурится правда, сплетает руки на груди. К чему он неуступчив сейчас, Локи догадаться совсем не дано. Ему б со всеми своими чувствами разобраться вначале. Только времени на это нет и вовсе. Тор кивает сам себе, решив что-то очень важное, а после говорит:

      — Я тебе расскажу. Я тебе расскажу и тогда ты все поймёшь. И не будешь думать всякие… Всякие… Глупости, — подняв к нему глаза на зеркальной глади, Тор очень пытается не улыбаться шкодливо, как-никак ведь назвал его, Локи, глупцом, и поднимает важным жестом повыше голову, подбородок задирает. С того, какой он маленький дурень, Локи стоит расхохотаться и хохотать ближайший век, — от любви да от нежности, — но он только тянется к маслу и выливает немного себе на ладонь. А Тор как раз начинает: — Я о них забочусь и их учу. Учу их читать, рассказываю, как устроены миры и что можно есть в лесу, а что есть нельзя. Я их учу разным языкам, учу этикету, — распределив масло по ладоням, Локи хмыкает себе под нос и ненароком вспоминает, как Тор учил его самого держать игрушечный деревянный меч. Сколько лет им тогда было уже и не упомнить, но учитель из Тора был хороший. Локи даже стойку верную смог запомнить и защищаться научился тоже.

      — Хуже всего запоминать съедобные растения получается у козочек, они всегда норовят съесть что-то не то, — потянувшись к прядям чужих волос, Локи неторопливо распределяет по ним масло, а после без слов произносит заклинание. Тор все говорит и говорит, пока тягучие капли масла устремляются к колтунам его волос сами собой, что те же мысли Локи устремляются к их с Тором детству. Локи вспоминает, как в свой первый поход в лес вместе с Тором чуть не наелся ядовитых ягод — он тогда ещё не учился знаниям о природе, — и Тор действительно спас его, сбив с ног с разбегу и заставив все набранные ягодки растерять в траве. Неимоверно, но сейчас Локи, уже будучи взрослым совсем и большим, отчего-то ощущал себя дурной козой. Одной из тех деревянных, что в своё время были среди игрушек Тора во дворце. — А львы наоборот самые умные, их почти ничему учить не нужно. Своему льву я рассказывал о тебе. Он ведь с тобой ещё не знался, так вот я ему все и рассказал. Он обязан все знать и про тебя тоже знать должен. Ещё я хотел научить его читать, но он сказал, что уже умеет, а ещё сказал, что уже знает все и про мировое древо, и про все-все знает…

      Чем дольше Тор говорит, тем грустнее становится его голос. Локи перебирает его волосы вместе с магией расплетая тонкие золотистые волоски и ненароком поглаживая Тора по голове то и дело. От грусти это ничуть не помогает, но Тору, впрочем, помощь и не нужна здесь, кажется. Он вздыхает, смотрит на свои перепачканные ладошки, после вздыхает вновь. Локи глядит на него через зеркальную поверхность и не успевает отвести взгляда, когда Тор поднимает к нему свои глаза. В них словно бы прячется вопрос — он много больше, чем его печаль. Но Тор медлит, ждёт и смотрит только на Локи. Ответить тому все ещё нечего, его будто тошнит, но ничуть не тошнит, и, кажется, ему хочется сказать Тору прямо вот сейчас, что ему совершенно не обязательно всегда и везде быть тем, кто дает знания или просто ведёт за собой других. Кажется, ему очень хочется сказать, что Тору можно просто быть и не давать другим ничего, но Локи молчит. Слова впиваются в его собственное горло, застревают там, комкаются, ядовитые для него самого, жесткие и очень грубые по отношению к нему же.

      Локи мог бы сказать их когда-нибудь после, когда-нибудь далеко впереди, сейчас же они были для него непомерно тяжелы. Он пока не был готов.

      — Мы можем… Мы можем взять его с собой? Моего льва? Я бы хотел показать ему твой дом… Я не хочу с ним расставаться очень-очень. Я ещё не готов. Может я смогу найти ещё что-то, что он не знает и что я смогу ему рассказать… — Тор все глядит и глядит на Локи с надеждой в глазах, пока у самого Локи грудину выкручивает сердечная боль. Ему не трудно догадаться откуда в Торе все эти дурные идеи и мысли, откуда в нем эта потребность давать другим все, что у него есть, но сейчас мыслям об этом в его голове места нет. Там лишь солоноватый привкус не пролитых слез облегчения и лёгкой грусти, а ещё молчаливое обещание забрать вместе с Тором хоть все игрушки из его спальни, если тому этого захочется. — Мы можем взять его?

      Локи вздыхает, поводит плечами. Колтуны один за другим под его руками расплетаются, тонкие волоски податливо выскальзывают из созданных самими собой узелков и распрямляются. Он двигает лишь самими кончиками пальцев, почти не шевелит кистями и работа продвигает достаточно быстро. Тор ждёт от него ответа, и к этому моменту Локи остается лишь три колтуна. Он почти давится собственными словами, отвечая через силу:

      — Я был не прав. Ты прекрасный друг. Уверен, они все, все твои игрушки, тебя очень любят, — эта правда даётся ему тяжело, но стоит сказать ее, как дышать становится легче. Из плеч пропадает напряжение, — и когда только успело там появиться, — Локи переступает с ноги на ногу. А Тор все смотрит и смотрит, назойливый шалун, в ожидании четкого и понятного, очень определенного ответа. Локи только глаза закатывает, добавляя: — Мы можем взять льва.

      — А змею? Мы можем взять змею, брат? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Тор, до этого замерший, будто меч свой игрушечный проглотив, оживает мгновенно, руки вскидывает и вновь принимается радостно качать ногами. Он говорит и говорит и говорит, почти не прерываясь на дыхание да с такой радостью, что Локи приходится одернуть его быстро словом:

      — Не наглей, — и поистине слова его — могучий инструмент. Тор слышит их, поджимает губы, чуть расстроенный, и глаза опускает. Он хмурится, явно не собирается плакать, но выглядит опечаленным. А Локи до отвратительного ярко и неожиданно чувствует себя будто и взаправду злодеем каким-то. Он недовольно закатывает глаза, все-таки тащится у Тора на поводу, оправдываясь пред самим собой тем, что места в его доме предостаточно и игрушки Тора ему отнюдь не станут мешаться. Однако, они принесут Тору радости, и разве же это не самое важное? Ответа на этот вопрос у Локи не находится. Он говорит просто: — И змею возьмём.

      И Тор мгновенно загорается ярчайшей улыбкой. Локи глаза опускает к его голове, только бы на него не смотреть и не заулыбаться самому. Вот дурость, ну, правда. Будто есть у него поводы для радости! Теперь ведь ему придётся таскаться с этим бестолковым ребёнком, раз весь смертный цирковой сброд не в состоянии за ним уследить и его приструнить! Только загвоздка: сколько Локи не пытается напомнить себе об этом, убедить себя, что он все ещё здесь заложник и бесправный чужак, у него ничуть не получается.

      Впереди их с Тором ждёт чудная спокойная деревенька, безопасный дом и полное отсутствие раздражителей, созданных Энтони или его родителями. Да к тому же при Локи все ещё его магия — ему хочется улыбнуться. Будто в напоминание сбоку раздается негромкий вздох, и Локи поджимает губы нарочито серьезно. Тор больше ничего не говорит, довольно качая ногами на высоком табурете и, похоже, придумывая себе собственный образ дома Локи. По крайней мере его лицо выглядит именно так — лишь мгновение внимания Локи ему уделяется, прежде чем перевести взгляд по зеркальной поверхности в сторону Стивена.

      Тот все смотрит и смотрит, замерев у самого входа — не первые полдесятка минут он наблюдает за происходящим, он слушает, внимательный и сосредоточенный. Будто пытается разгадать что-то, все ещё пытается, и Локи чувствует, что ему не дано избежать сотни вопросов, пока расплетает последний оставшийся на голове Тора колтун. Вопрос Стивен задаёт лишь один:

      — Почему?

И Локи неожиданно для себя самого жмет плечами. Стивен отнюдь не выглядит хоть сколько-нибудь подвластным сплетням да и предрассудкам, впрочем, тоже. Прекрасно понимая, что не получи Стивен ответ, он может с легкостью, — пускай и вряд ли действительно станет, — никуда их с Тором не пустить, Локи позволят себе коротко обмолвиться:

      — Он ушел, когда был мне нужнее всего. Я считал, что он меня бросил.

      Эта правда для него самого уже не имеет веса и никогда уже не станет его слабостью. Теперь все иначе и изменения, что ежедневный полёт Хугина да Мунина вокруг Мидгарда, уже начались. Опустив взгляд к волосам Тора, пусть и все ещё смятым, перепачканным грязью, но уже приятно пахнущим маслом, Локи расплетает до конца последний колтун, прочесывает его прядки пальцами. А после трепет по макушке — этот жест случается сам собой, будто и вовсе без его участия.

      Тор жмурится довольно и улыбается, совсем не догадываясь, что речь идёт о нем самом, и лишь наслаждаясь присутствием брата и мечтами обо всех тех игрушках, что заберёт из башни с собой.

      А Стивен, так ничего больше и не ответив, уходит прочь, восвояси. Похоже, он узнал все, что хотел.

~~~