~~~

      Согласно старинным текстам Фафнир в момент своего зарождения был никем иным, как карликом, сыном Хрейдмара. Старинные тексты писали, что Хрейдмар был знатным колдуном и чрезвычайно меркантильным карликом. Однако, своей меркантильности ему сдержать при себе было не суждено — он передал ее своим сыновьям, Регину и Фафниру. Отказавшись однажды делить с ними золото, доставшееся ему по случаю, он обрёк тем самым себя на истинную кончину. Его сыновья убили его, но и на этом не окончилось писание.

      Фафнир перенял от отца всю свирепость, все величие и помножил их во сто крат. Когда его брат, Регин, пришёл к нему, дабы забрать собственную часть золота, Фафнир ему отказал да обратился драконом. Что было дальше, Локи знал и сам, только не знал вот чего — зачем же продолжал читать эту неугомонную, неумную книженцию. Новым утром он успел прочесть от силы две страницы к моменту, когда Тор проснулся, отзавтракал и был готов выдвигаться в путь. Как и собирался, он взял с собой льва, змею, неизвестно откуда взявшуюся у него игрушечную ворону и подушку. Для чего ему нужна была последняя, Локи и знать не знал, но перечить не стал. Все вещи Тора он забросил в свои покои в Асгарде, не собираясь даже таскаться с ними сквозь пространство да и после, пока будут они добираться до его дома.

      Больше всего времени у Тора ушло на прощания с его любимым, бессмысленным сбродом. Минут пять он обнимал Наташу и очень просил ее приехать к нему как-нибудь, — пообещал даже, что Локи даст ей нужный адрес, только сам Локи, правда, делать этого не собирался вовсе, — а Энтони минуты три уговаривал, чтобы тот не расстраивался, и извинялся перед ним, что сбежал. Стивен на прощания не пришёл, и Наташа за него отбрехалась о срочной, жутчайше важной миссии. Локи ей отнюдь не поверил — вероятно, Стивен был уже на половине пути к Юденбургу.

      Найти ему дом Локи в любом случае было не суждено, поэтому причины для волнений не было вовсе. Охранные заклинания, которыми Локи накрыл своё жилище, могли продержаться ещё сотни лет, подпитываемые силами природы, не говоря уже о том заклинании, что скрывало его жилище от глаз смертных мидгардцев. Даже знаменитая химическая сыворотка, что была у Стивена в крови, не смогла бы ему подсобить, ведь ни единой капли магии в ней не было.

      Стоило прощаниям завершиться, как Тор подошёл к Локи и взял его за руку. Растягивать сантименты на века у Локи не было и единого желания, — да и прощаться в этих стенах ему было совершенно не с кем, — и поэтому он мгновенно утянул их магией на окраину Юденбурга. Под ногами тут же оказалась сочная, неспешно увядающая под натиском осени трава, а вокруг растянулся редкий, уже чуть пожелтевший лес. Локи вдохнул свежий, легкий воздух собственной свободы, оглянулся — отчего-то ему захотелось расхохотаться в голос. Все складывалось наилучшим образом, и даже присутствие Тора уже не было столь тягостным и надоедливым. Тот как раз отпустил его руку и тоже принялся оглядываться по сторонам. Первый его вопрос звучал так:

      — Ты живешь в лесу? — и Локи пришлось коротким, легким движением закатить глаза. Разгадать, смеялся ли Тор над ним беззлобно или действительно желал вызнать ответ на свой вопрос, было почти невозможно. Вместо того, чтобы занимать собственный разум глупыми вопросами, Локи направился в сторону выхода из чащи. Сегодня он оделся по погоде, натянул заведомо теплую, шерстяную рубаху и такие же тёплые брюки, выискал в своём шкафу тёмной ткани комзол. В голенищах сапог все ещё чувствовалась непривычная пустота, и Локи с наслаждением думал о тех запасах ножей, что были припрятаны у него в доме. Большая их часть была выкована ещё Тором — он безмерно любил дарить их Локи в подарок на всякие празднества, прекрасно зная о слабости младшего брата к острому, изукрашенному мелкими каменьями оружию. — Подожди, брат, не иди так быстро.

      — Нам нужно пройти немного на восток. Мой дом самый крайний в городе, — послушно замедлив шаг, Локи косится на подбегающего Тора. Тот вновь берет его за руку, сам собой, и Локи только отводит взгляд тут же. У Тора мелкая, тёплая ладошка и крепкие, сильные пальцы. Обнять их своими собственными для Локи, будто кощунственное действо. Ему все ещё хочется сбросить это дурное, тёплое прикосновение, отказаться от него — такая близость ему не привычна, пускай в далеком прошлом он уже был с ней знаком. Но Локи лишь отворачивается в другую сторону, поджимает губы и обнимает ладонь маленького Тора в ответ.

      — А он большой? А когда ты его купил? А у тебя много таких в Мидгарде? А у меня будет своя комната? — Тор почти сразу засыпает его сотней вопросов, чуть покачивает объятием их ладоней. Локи прикрывает глаза с тяжелым мысленным вздохом. Отвечать на чужие вопросы ему не хочется вовсе: часть из них не имеет смысла, ведь и так Тор с минуты на минуту увидит свой новый дом, а остальные вопросы ему не нравятся вовсе. Вернувшись к своему реальному возрасту и размеру, Тор, вероятно, запомнит все ответы Локи, запомнит каждое мгновение меж ними, а значит ни о какой безопасности не будет больше совершенно никакой речи. Но к его удаче Тор отвлекается почти сразу на свои собственные, чрезвычайно важные и жутко детские дела. Он тянет его за ладонь, вынуждая остановиться и шепчет: — Брат, смотрит, смотри, там белочка, брат… Это же дочка Рататоск, да? Или сыночек? Ну же, брат, смотри…

      Обернувшись в ту сторону, куда указывает Тор, Локи вглядывается в деревья, в листву, но никакой белки так и не замечает. Ему приходится опуститься на корточки подле Тора, чтобы увидеть рыжий-рыжий хвост, притаившийся за кустом. В этот момент белка неожиданно оборачивается к ним, принюхивается. А Тор все шепчет и шепчет:

      — А давай ее покормим, давай, брат? Ой, жалко орешков нет… Какая она миленькая, смотри-смотри, — Тор почти что пищит тихо-тихо от радости, от восторга. Локи бросает к его лицу лишь взгляд — то, насколько довольным выглядит этот малец, ощущается для него немного неловко и странно. Но отчего-то совершенно не хочется прекращать его радости. Коротким движением пальцев Локи наколдовывает себе в свободной ладони немного орешков и протягивает ее Тору. Тот замечает подарок сразу, возвращает Локи в благодарность лучезарную улыбку и следом забирает свои орешки.

      Отпустив его ладонь, Тор пересыпает орешки из руки в руку и делает неспешный, неторопливый шаг вперёд по направлению к белочке. Он крадётся истинно маленьким охотником, шепчет что-то негромко. Сообщать ему, что все здешние белки им самим уже давно, века назад, были приручены, Локи, конечно же, не станет. Пусть Тор подкрадётся к малышке, покормит ее с рук, а завтра на утро найдет ее у себя на подоконнике в ожидании нового лакомства — его это точно порадует. Только помыслив это, Локи морщится, кривит губы. Думать о том, что Тора может порадовать, а что нет, ему не нравится. Он все еще ждёт, даже жаждет отчасти этого глумливого, озлобленного подвоха, ведь стоит Тору ввернуть в их реальность чуть злобы и предательства, — в своём сознании Локи зовёт их правдою, — как мгновенно к нему вернётся право звать Тора наглецом, жестоким и кровожадным предателем, беспечным эгоистом.

      Ведь Тор же истинно таков? Локи не уверен. Не был уверен и раньше, то и дело пускаясь в размышления о собственной неполноценности из-за ухода Тора, и сейчас уверенности в нем не прибавилось. Но сколь же страшно было верить в чистоту побуждений Тора, сколь страшно было ему довериться.

      Поистине чувствовать себя преданным столь жесточайшим, глумливым образом Локи не пожелал бы и худшему своему врагу.

      Сейчас же подле него был Тор. Он уже прокрался к заинтересованно замершей белке и протянул ей ладошку с орешками. Воркуя с ней с необычайной нежностью и почти невыносимым дружелюбием, Тор ждал, когда же она совратиться на лакомство. Локи на него не смотрел. Его взгляд протянулся далеко вперёд, туда, где кончался редкий лесок и уже начинались крыши самых первых домов. С краю была небольшая территория, отделенная покосившимся, редким заборчиком с облезшей, изумрудной краской. Она была пуста для любого чужого взгляда, но Локи, будучи магом, будучи владельцем сего пространства и являясь богом к тому же, прекрасно видел поистине родные, оставленные им давным-давно стены.

      Он бывал здесь раньше не единый раз — не перечесть даже как много годов назад. Впервые в Мидгард его привела ещё Сигюн. Один тогда взял их, его и Тора, вместе с делегацией к светлым альвам, в научение или в наказание, жаль, было не понять. Тору это путешествие было явно в тягость. Ежевечерние советы с правителями миров лишали его удовольствия выпивки и хоть какого-нибудь веселья на пирах, да к тому же его приход на каждое заседание был обязателен, ведь он был будущим царем, наследником, старшим принцем.

      Сам Локи такой печальной участи был, к счастью, лишён. Он мог заявиться на совет по собственному желанию, — Один никогда не настаивал, скорее намекая, что лучше бы ему побыть в любом другом месте, — но, впрочем, делать этого ничуть не желал. Все исходы переговоров были для него понятны и без его на них присутствия. Гномы всегда ратовали за увеличение поставок драгоценностей и природных материалов в другие миры, ваны приходили лишь ради того, чтобы убедиться в малости — заключённое соглашение об обеспечении безопасности Асгардом на их землях ещё себя не исчерпало. Йотуны в свою очередь не приходили никогда, а темные альвы из Нифльхейма только и пытались подбить репутацию светлых — те в свою очередь никогда не реагировали, оставаясь выше всего этого и заботясь лишь о товарообороте меж мирами, с которыми у них были заключены торговые соглашения. В те времена мир был повсеместен, оставляя возможность для лёгких политических игр в тени, и каждое новое сборище было скучее Фригг, увлечённой своей прялкой — в такие моменты она была очень неразговорчива.

      Локи и в ту делегацию, и в более позднее всегда искал себе развлечения сам. Точнее было сказать, что именно они находили его сами. Ещё на второй день познакомившись с дочерью одного из военноначальников светлых альвов, Сигюн, Локи достаточно быстро понял, что скучно ему не будет. Так и сложилось: пока Тор высиживал собственный зад в крайне неудобном резном кресле в зале советов, он путешествовал по мирам, созвездиям и вселенным. В самую первую делегацию к светлым альвам он побывал в Муспельхейме: сумасшедшая дева затащила его туда почти силком, убеждая, что там жуть как интересно. Конечно же, Локи ей не поверил, но путешествия по лавовым равнинам и вулканам не мог забыть и по сей день.

      Как, впрочем, и прожженных до самого исподнего штанов. Сигюн хохотала до упаду, когда ему случилось неловко наткнуться на один из временами просыпающихся огненных гейзеров, а когда все-таки запнулась, не устояв на ногах, чуть не рухнула в другой гейзер уже сама.

      Позднее, в другие его приходы в Альфхейм, именно она подарила ему знакомство с Мидгардом, тайными пещерами в гномьих владениях и даже быстрый, коротких поход в Йотунхейм. Что удивляло его больше всего, так это полное отсутствие у неё какого-либо магического дара. Вкупе с ее бесшабашностью оно было почти что абсурдным — каждый раз, стоило им попасть в новую передрягу, их вытаскивал именно Локи со своей магией. Не спасали ни амулеты перемещений, ни прочая одномоментно рабочая чушь, которой было навалом в ее поясной сумке. Где она все это брала, он не мог вызнать долгие века, пока не познакомился с ее теткой, Хельгой — та была знатной, могучей ведьмой.

      К тому моменту к самой Сигюн в Локи была лишь бесконечная, тёплая, почти братская, пусть и не по крови, любовь и благодарность. Она подарила ему все мироздание, каждый его тайный уголок и каждую новую планету.

      Этот дом ему тоже подарила она. Сказала тогда, что, когда-нибудь они верно расстанутся в своих делах да путешествиях, а после добавила, что хотела бы, чтобы он мог вернуться сюда. Чтобы ему было куда возвращаться, что бы только с ним не случилось.

      Тяжело вздохнув и улыбнувшись лишь мимолетно нахлынувшим воспоминаниям, Локи оборачивается все же. И не может не прислушаться неожиданно — у него за спиной Тор воркует со своей новой пушистой подружкой.

      — …красивый… Такой пушистый… Ты очень долго, наверное, растила этот хвост, да? Ты такая умница, кушай-кушай. Я Локи попрошу, он ещё орешков найдет. Какая ты вся рыженькая… Ну точно мама у тебя Рататоск, и быть иначе не может… — белка уже забралась ему на ладонь, уселась на запястье и с довольными, набитыми вкуснятиной щеками доедает третий орешек. Убегать она даже не собирается, приманенная той божественной и светлой аурой, что невидимо излучает сам Тор. У людей такой почти что и нет в отличие от богов.

      — Нам нужно идти, Тор. Впереди много дел, — поджав губы, Локи говорит негромко и вновь бросает взгляд на дом. Переливающийся защитный купол еле виден в свете осеннего, высоко стоящего солнца. Идти не столь далеко, и десятка минут не изойдёт в пути, но до заката ему ещё нужно проверить качество защиты и установить новую, вымести магией всю налетевшую за века пыль и отправиться в лавку за продуктами да амулетами и ингредиентами для новых заклинаний. Если, конечно, лавка той ведьмы, у которой он закупался слишком давно, ещё была здесь.

      — Да-да, сейчас я только оставлю ей орешки… Вот, вот здесь пусть лежат, — Тор осторожно спускает белку в траву, насыпает ей орешков под кустом и выпрямляется. Он машет ей рукой долго, прощается и обещает прийти завтра. Делать этого, конечно же, не придётся, белка придёт к ним сама, если ещё друзей не приведёт с собою, но Локи все отмалчивается. Вернувшись к нему, Тор берет его за руку, — дурное, легкое движение, а Локи весь напрягается, слишком уж непривычно, но сколь приятно все же, — и поднимает к нему голову. Он говорит шепотом, похоже, беспокоясь, чтобы белка его не услышала: — Мы же придём завтра, да, брат? А то я уже пообещал…

      Локи еле сдерживает быстрый, короткий смешок — вот это истинный Тор, балабол, каких ещё поискать. И ведь всегда исполняет обещанное, всегда за свои слова отвечает.

      — Посмотрим, — обняв его ладонь своей, он чуть качает головой и все-таки не сдерживает быстрой улыбки вновь. Тор кивает быстро-быстро, уже говоря в ответ:

      — Надо будет проснуться пораньше, быстро позавтракать… И побольше орешков надо будет взять! Я думаю там их много, детёнышей Рататоск. Мы должны будем их всех-всех угостить, — Тор раскручивает вслух целое путешествие для них двоих, ничуть не хуже путешествий самого Локи под руку с Сигюн. Уняться нынче ему отнюдь не дано. Они выходят из леска, пересекают небольшое поле, а Тор все болтает и болтает. Он фантазирует о деревянных домиках, которые они вместе могли бы сделать для белок, пока Локи отмалчивается и толком не понимает для чего лишние домики белкам, у которых есть удобные, тёплые дупла. Тор о дуплах, похоже, не знает вовсе, а может ему просто нравится идея сделать что-нибудь ещё для белок. Что-нибудь им дать.

      На новое утро следующего дня у них появляются великие планы по поиску всех белок в округе, почти насильственному их кормлению и приручению. Тор настолько воодушевлен этим, что Локи остается молчать да и только — тащиться на поиски белок спозаранку он не собирается точно. Уж лучше приведёт их всех магией в собственный дом и создаст в его стенах беличью цитадель.

      Этому, правда, тоже никогда не бывать.

      — А где твой дом? До него ещё далеко идти? — не проходит и половины пути, как Тор переключается и принимается тянуться к нему с вопросами. С белками он уже все для себя решил, и теперь приходит время расспрашивать Локи о доме. Локи только вздыхает: он помнил ведь, насколько шебутным и неутомимым был Тор в ранние свои годы, и теперь не удивляется даже. Только вздыхает.

      — Вон там, видишь? Самый крайний. Вот этот дом — мой, — потянувшись вперёд ладонью, Локи указывает на нужное деревянное, двухэтажное строение, и Тор тут же всматривается. Других домов подле них нет, и поэтому он видит тот самый почти сразу. А в следующее мгновение отпускает руку Локи и, сорвавшись на бег, кричит ему:

      — Давай на перегонки! Кто придёт последним, тот… — пробежав несколько шагов, Тор оборачивается, смотрит на Локи несколько мгновений. Он раздумывает о том, какое же наказание настигнет проигравшего, прищуривается. Долго, впрочем, не думает, почти сразу бросая вместе с озорно высунутым кончиком языка: — Тот дурак!

      Его заливистый смех разбегается по равнине, рассыпается по ветвям окружающих деревьев, а он все бежит и бежит. Догонять его Локи уж точно не собирается, — даже подумать об этой дурной проказе для него немыслимо при его-то статусе, — но позволяет себе пустить следом иллюзию. Кричит ему вслед совершенно точно не весело, ничуть не весело и не игриво:

      — Беги-беги, я тебя сейчас догоню!

      И Тор припускает ещё быстрее. Его истинно мидгардская легкая куртка шуршит тканью, невысокие ботинки тревожат траву. Будто заразившись его весельем, со спины Локи подстегивает осенний ветер — тот все ещё не бежит, наблюдая глазами лишь за тем, как несется вперёд Тор, и пряча руки в карманы камзола. Осень стоит поистине чудная, красивая в этом мидгардском году. Чего только стоит увядающая листва деревьев, свежесть воздуха отдающая близкими холодами. А Локи только и смотрит, что на Тора.

      Ему не хочется радоваться, не хочется заряжаться этим детским весельем и свободой. Но его сердце уже ускоряется, уже бьется в одном ритме с топотом маленьких ног Тора и устремляется вперёд. Только бы рассмеяться, расхохотаться — давненько Локи не ощущал себя столь свободным от всех своих невзгод и волнений. И, кажется, все то плохое, что было в его долгой божественной жизни, все то плохое, что гнило и ерзало в его собственной сути, исчезло, испарилось, вымерло на века. Одного лишь вида Тора, счастливого, радостного и никогда, никогда, никогда не думавшего даже бросать Локи, дабы найти ему замену поинтереснее, было достаточно, чтобы чувствовать это бесконечное, тёплое довольство в груди.

      Такого Тора Локи собирался хранить столь же яростно, сколь яростно дракон Фафнир хранил своё перепачканное отцовской кровью золото. И эта мысль, даже эта юркая, быстрая и невероятная мысль сейчас, в моменте, не вызывала в нем негодования.

      Сейчас он, кажется, был счастлив.

      Чем дальше Тор убегает, тем быстрее он пытается бежать, но уже заметнее начинает задыхаться. Иллюзия Локи его обгоняет то и дело, позволяя вновь и вновь оставить себя позади — соревноваться с этим мальчишкой бессмысленно явно для Локи. Он не собирается делать этого изначально, но стоит Тору преодолеть предупреждающий барьер, как по земле проходит волна дрожи, и в единое мгновение Локи перемещается вперёд сквозь пространство равнины. Он перехватывает Тора поперёк груди, только оказавшись подле него, иллюзия растворяется в воздухе.

      — Это нечестно! Мы же не добежали! — Тор недовольно, слабо подергивается, повиснув на его предплечье и не доставая ногами до земли. Его тело словно бы ещё не поняло, что он уже не бежит, но Локи только хмыкает. Ставить Тора назад он не торопится, удерживая на руке. От дома все ещё идёт еле ощутимая магическая вибрация. Тот словно недоволен непрошенных гостям и резонирует интонацией недоброжелательности. Если бы он мог говорить, точно прогнал бы их обоих прочь.

      Только говорить он не мог так же, как сам Локи не мог упомнить всего-всего. Стоило Тору пересечь предупреждающий барьер, — Локи создал его, дабы тот магией отводил непрошенных людей и иных созданий прочь, не давая допустить и мысли, чтобы подойти к его территории ближе, — как он мгновенно вспомнил о последствиях, что могли поджидать Тора на каждом новом шаге по этой, переполненной защитной магией территории. Здесь не было ловушек, не было смертоносных кинжалов, припрятанных в почве, но чем дальше забегал бы Тор, наделённый сильным, божественным сознанием и неподвластный влиянию этой магии, тем больше внимания привлекала бы к себе дрожь земли и магические импульсы. Такое внимание им было отнюдь сейчас не нужно.

      — Повиси тихо. Я уберу защитные экраны и пойдём дальше, — шикнув на Тора коротко, Локи поводит пальцами свободной руки в воздухе и убирает предупреждающий барьер. Магические импульсы пропадают вместе с дрожью земли, оставляя их в неожиданной тишине, что сковала травы, находящиеся рядом деревья и даже воздух, похоже. Тора, правда, сковать ей было не под силу. Повернув голову, он поднял к Локи лицо и спросил:

      — Только я выиграл, ты же понимаешь? Когда ты меня поймал, я впереди был, брат. Поэтому теперь ты — дурак, — глядя на него жутко серьезными глазами, Тор кивает, дважды, а Локи только смотрит на него в упор. И молчит. Ему хочется закатить глаза или сбросить Тора в траву, — а лучше бы и то, и другое одновременно, — но неожиданно у Тора в глазах появляется столько веселья, шкоднического, легкого и светлого, что Локи остается только тяжело, почти вымученно вздохнуть. Вновь. Брань все ещё крутится на языке, когда он разрушает главное защитное заклинание.

      При Торе браниться нельзя точно: он подхватит любое дурное слово, что плодородная почва — сорняки; и после именно Локи ведь придётся разбираться с теми существами, которым Тор случайно, — или нарочно, с него ведь станется, — нагрубит. Поэтому он ставит мальчишку на землю, хмыкает чуть свысока и говорит почти горделиво к собственному ужасу:

      — Дуракам везет, — направившись вперёд к дому, уже не скрывающемуся и доступному чужим глазам, Локи оставляет Тора, так и замершего, позади. Не проходит и мгновения, как со спины уже слышится недовольное:

      — Так нечестно, брат! Я тоже хочу быть везучим! Это я проиграл, я хочу быть дураком! — Локи еле-еле сдерживается, чтобы не заулыбаться. Когда они разберутся с этим проклятьем, что лежит на Торе, — когда-нибудь это ведь должно случиться, верно, — он ещё припомнит тому эти слова.

      Припомнит и они, быть может, даже знатно посмеются над ними.

      Быть может.

~~~

      Наиболее массовые переселения зародились уже после окончания первой великой войны. В те времена темные эльфы из Нифльхейма еще были преисполнены гордыней, стремились завоевать миры, дабы показать остальным народам, что именно они являются лучшими правителями, лучшими политиками и лучше других могут обустроить жизни народа. Гордыни их надолго отнюдь не хватило — Одину не без поддержки светлых альвов удалось поумерить их пыл, перебить большинство их воинов и вернуть назад в Нифльхейм, туда, где темным альвам было самое место. Однако, те неспокойные времена стали для существ разных видов показателем важного, истинного: никакой мир не может длиться вечно.

      Века прошли с тех времён, только и по нынешний день переселения сохранялись. Не столь явные, какими были ли после войны, только альвы, гномы и даже асгардцы, хотя, казалось бы, какой мир мог быть милее тёплого, спокойного Асгарда, вырастали и уезжали искать свой собственный дом. Виды скрещивались, миры перемешивались в своём многообразии существ. До войны лишь единая территория помимо Муспельхейма, земель Хель и леденелых долин етунов, куда никто не пошёл бы и под страхом жуткого наказания, была негласно запретной для посещения — этой территорией был Мидгард. Брать во внимание иные не миры, конечно, так, лишь планеты, искусственно созданные или зародившиеся самостоятельно, было бессмысленно. Их удивительная незначительность в политике миров и товарообороте, а временами и вовсе непригодность для любой мирной жизни была важным, явственно решающим фактором.

      По окончании первой великой войны Мидгард стал для многих существ оплотом безопасности и спокойствия. Чаще других туда перемещались для жизни светлые альвы и асгардские ремесленники. Гномам интереса в тех землях было мало: ни стоящих полезных ископаемых, ни знаменитых, гениальных мастеров ковки в Мидгарде никогда не было. Был, конечно, интерес для темных альвов: уж они, поистине корыстные воители, могли находить себе в Мидгарде достойных соперников среди людей; но интерес данный быстро изживал, стоило им заметить, что смертные, бесславные и обычные людишки имеют удивительную способность приспосабливаться к любым обстоятельствам.

      К нынешнему моменту в Мидгарде больше всего было светлых альвов и самих асгардцев. Они скрывались умело, процветая в своих начинаниях и магией делая не столь явным собственное долголетие. Давненько Локи слышал, что некоторые из светлых даже обрубали собственные заострённые кончики ушей, дабы не прослыть чужеродными и не оказаться на костре, но к нынешним временам они приспособились уже достаточно, чтобы просто скрывать магией свою непохожесть от человеческого глаза и все зверства канули в прошлое.

      — А куда мы идём? — Тор оглядывается по сторонам, не пряча собственного интереса и вышагивает по твёрдой дорожке улицы. Дорожка эта, из когда-то мягкой, но ныне окаменевшей смеси, может привести его, кажется, в любую точку мироздания, только он никуда не торопится. Уверенно и спокойно держит Локи за ладонь, глядит на него то и дело. Сразу Локи не отвечает: он занят осмотром местности. Взгляд перебегает с одного прохожего на другого в лёгком, ничуть не волнительном поиске Стивена или кого иного, похожего на подосланного шпиона, пока в сознании сам собой выстраивается список ингредиентов, нужных для создания нового защитного заклинания для всего дома и Тора в частности. Однако, ответить ему Тор не дает, пускай Локи вроде как даже и собирался: — Ой, смотри-смотри… Горочки! И качели! Зайдём туда на обратном пути, брат? Или я могу сам сходить, пока ты будешь в магазине. Давай, а? Ну давай же!

      Указав рукой в сторону детской игровой площадки, расположившейся на другой стороне улицы в глубине прогулочного парка, Тор несильно дергает его за руку, чуть подпрыгивает на месте. Идея поиграть, а может и найти себе новых друзей, — это же Тор, все его богатство измеряется явно не в золоте, — влечет его очень сильно, но Локи сейчас отнюдь не до этого. Первым делом им нужно позаботиться о безопасности и сохранении скрытности. Пускай этот городок и заполнен чуть ли не на половину светлыми альвами, коим он сильно приятен, — и то ещё мягко сказано, их Королева все ещё ждёт его к себе в наставники новоявленных магов, — однако, Тор все ещё, как и был всегда, пожалуй, остается вспыльчивым и дурным ребёнком. Неизвестно куда ещё он может убежать и чего ещё может натворить, стоит Локи отвести от него взгляд.

      Они все же ничуть не в безопасном Асгарде.

      Они все ещё здесь, в кусачем, злобном и бесконечно глупом Мидгарде.

      — В другой раз, — ответы взгляд от игровой площадки, Локи осматривает сторону улицы, по которой они идут. Тор его решением явно не доволен, но уточняет все же настойчиво, обязательно ли они погуляют в том парке. Локи не обещает, но говорит: — Да.

      И Тор успокаивается ровно на три мгновения — до момента, как видит на одном из деревьев, мимо которых они проходят, белку. Отчего те вызывают у него него столь явный, почти сумасшедший и точно сумасбродный восторг, Локи не понять никогда, пожалуй, поэтому он просто негромко поддакивает на все хвалебные комплименты, которыми Тор осыпает шкурку, ушки, хвост, лапки и даже пузико бедного животного. Животное бедное, правда, лишь отчасти — судя по заинтересованному взгляду, комплименты достигают своей цели и приходятся белке очень по вкусу.

      Проходящие мимо люди с легким интересом косятся на их пару, но каждый новый встреченный взгляд Локи отшвыривает прочь собственным, с пренебрежением и угрозой. И все не прекращает выискивать нужную им магическую лавку. В момент последнего своего здесь прибывания она была, кажется, именно на этой улочке, но как именно выглядела вспомнить было почти не возможно. Он ориентировался почти интуитивно, не имея хоть малейшего шанса применить собственную магию — светлые альвы умели скрываться достаточно хорошо, когда очень этого хотели.

      Впрочем, его неспешность Тору была только на руку. Оставив белку позади, он переключился на разглядывание магазинчиков со сладостями, игрушками и разными разностями. Магазинчики, к счастью Локи, были лишь по их сторону улицы, в то время как по другую все ещё тянулся парк, но это все равно не спасло его от почти мгновенно начавшегося:

      — Ой, а давай сюда зайдём? Брат, почему ты не останавливаешься, смотри сколько тут всего! Тебе совсем не интересно? — Тор оборачивается к нему, после снова глядит на разноцветный магазинчик, но Локи лишь губы поджимает недовольно. Он продолжает идти вперёд, даже когда Тор уже принимается тормозить его, оттягивает его руку назад. И окликает вновь: — Может зайдём сюда? А сюда? Брат, ну, подожди, ну давай зайдём… Смотри же сколько здесь сладостей!

      Пройдя ещё несколько шагов, Локи дотаскивает за собой и упирающегося Тора, а после усаживается на корточки. Его тёплое, шерстяное пальто расходится полами в стороны, — он успел сменить его ещё в доме, стоило только выгнать всю залежавшуюся пыль в распахнутые окна, — рукава поднимаются чуть выше из-за согнутых рук. Тор замирает перед ним большими глазами косясь в сторону оставленного за его спиной яркого, разноцветного магазинчика, и Локи приходится одернуть его легким движением руки.

      — Так. Сегодня мы делаем дела, понятно? Важные, скучные и неинтересные взрослые дела, — перехватив взгляд Тора своим, Локи говорит негромко и четко. Тор недовольно поджимает губы, насупливается и смотрит упрямо. Говорит:

      — Я хочу сладостей, — если бы мог, он сплёл бы руки на груди, но Локи все ещё держит одну его ладонь в своей руке и не отпускает. Еды в их доме нет да, впрочем, приносить ее туда Локи ничуть и не собирался. У него был восхитительный доступ к пиршественному залу Асгарда, постоянно заполненному всякими разными явствами, фруктами и ягодами, и потребности в готовке в нем отнюдь не было. Зато в Торе была явная потребность в какой-нибудь вредной мидгардской сладости.

      — Мы зайдём на обратном пути, хорошо? — смирившись с тем, что руганью, как и отказами, впрочем, ему тут ничего не добиться, — Локи знал это всегда, ещё с раннего их с Тором детства, — он отвечает серьезно, почти без вопроса. Тор тут же кивает быстро-быстро, облизывается довольно и вновь косится на уже полюбившийся магазинчик. Локи косится тоже, мимолётом задевая вывеску висящую над ними, и мгновенно возвращается к ней взглядом.

      Невзрачная вывеска еле заметно переливается магическим светом, привлекая внимание сведущих.

      — А завтра? Завтра мы тоже будем делать взрослые дела? Я хочу на качельки, брат. Вот там были качельки… — обернувшись в нужную сторону, Тор указывает на парк, и Локи кивает только мимолётно. Он уже поднимается на ноги, разворачивается в нужную сторону, но Тора без ответа не оставляет, бросая:

      — Завтра будет завтра, тогда и посмотрим, — держа в голове, что Тор ещё собирался посвятить все утро поиску белок по округе, Локи только фыркает: если они и соберутся делать детские дела Тора, то им не хватит целого века. — Нам сюда. Ничего не трогай, а то рога вырастут.

      — Рожки? Как у козлика? Или как у дракончика? — Тор переключает своё внимание мгновенно к лавке, к которой направляется Локи, и с интересом рассматривает непримечательную витрину. Вывеска дает понять, что здесь травяная, народная аптека, но сквозь почти прозрачные стёкла не видно и единого покупателя. Внутри царит тихий, легкий полумрак. — А что мне надо потрогать, чтобы были рожки как у дракончика? Я хочу.

      — Тут такого нет. Не трогай ничего, — еле сдержав кривящиеся губы, Локи открывает дверь и пропускает Тора внутрь первым. Под ладонью чувствуется магический импульс — его проверяют на наличие угрозы, явной или скрытой; но Локи не реагирует. И ответного магического импульса не посылает.

      Тор исчезает в чреве лавки за мгновения — Локи только оглядывается быстрым движением, убеждается, что все самые опасные снадобья и книги стоят на высоких полках, на которые Тору не забраться, и отпускает его в свободные похождения. Следом его взгляд ускальзывает к стеллажам. Локи вышагивает меж ними, рассматривает товары. За прилавком пусто, но обмануться невозможно — где-то в глубине лавки прячется Хельга, та самая ведьма и тетка Сигюн. С нею Локи познакомился ещё в своё первое путешествие сюда, и не было и единого желания у него самого вспоминать, сколь сильно было желание у Хельги посватать ему Сигюн. Настолько, что это было почти нелепо.

      В остальном, впрочем, эта дама в значительных веках была к нему всегда необычайно радушна. В который раз глянув в сторону прилавка, Локи фыркает собственным смешным воспоминаниям в ответ и переводит взгляд к новому стеллажу. Все, что он ищет здесь, на нижних полках высматривать отнюдь бесполезно, но все равно он изучает их, рассматривает заодно выставленные книги. Искать ту, что поможет ему с Тором, Локи не собирается точно — пусть тот и суматошный, но лишь благодаря его немыслимой глупости Локи сейчас почти что и на свободе да к тому же под руку с собственной магией. А только все равно рассматривает надписи на корешках. Где-то в другой части лавки слышится шорох ног Тора, шорох рукавов его курточки. Его Локи подмечает мимолётом, даже сам того не замечает, но все равно чуть успокаивается, заслышав.

      На пару минут только, до момента, пока из дальней части лавки не раздается какой-то шум. А следом и крик:

      — Брат! Брат, там…! Там ведьма, брат! У неё… — голос Тора, что вначале звучит чуть приглушенно, раздается громче, когда он выбегает в главное помещение лавки. Пропетляв меж стеллажами и продолжая звать его, Тор выбегает из-за угла. Он прячется за Локи в одно движение, тот даже перехватить его за плечо не успевает. Очень взволнованно и достаточно громко Тор договаривает: — У неё ушки! У неё ушки, брат!

      Локи оглядывается назад, себе за спину, на Тора, а после протягивает туда же руку. Тору даже говорить что-либо не приходится, он сам хватает Локи за ладонь и, ведомый им, направляется к прилавку. Там уже стоит Хельга, ничуть, кажется, не изменившаяся за все годы, что Локи не было в Мидгарде. Только в уголках ее глаз виднеются новые смешливые морщинки, а сами глаза, чернее долгой Етунхеймской ночи, глядят все так же задорно и легко.

      — Шуганулся наследный принц, надо же, а говорили, что он храбрец, каких ещё поискать… — улыбнувшись тонкими, сухими губами, Хельга глядит несколько секунд на Тора, что все ещё прячется за бедром у Локи. Следом переводит свой взгляд и к нему, поправляет прядь отдающих серебром седины волос, сдвигая ее за ухо. Уши у неё и правда необычные для мидгардцев, с заострённым, светлым кончиком, но слишком обыденные для светлых альвов, коих к своим годам Тору еще не было дано встретить. — Давненько вас не видывали в этих землях, младший принц. Зачем нынче принёс восточный ветер?

      — Он храбрец, маленький просто пока… — обняв ладонь Тора чуть крепче неожиданно даже для себя самого, Локи отстаивает его честь раньше, чем успевает задуматься. Слова сами собой соскакивают с кончика языка, игривые, ловкие, и губы Хельги растягиваются в понимающей улыбке. А Локи только чуть нос морщит, в лёгком недовольстве.

      — Ну, хорошо-хорошо, так тому и быть. Подсади его на стул, пусть займётся конфетами, чтоб не скучал… — указав на стоящий подле прилавка высокий стул, Хельга с тихим смехом наблюдает за тем, как Тор мгновенно подскакивает к нему и принимается на него забираться. Слова о конфетах влет убирают весь его испуг, Локи только глаза закатить и остается. Такого шебутного и дурного ребёнка явно без присмотра оставлять нельзя и на единую минуту. — А я пока с тобой поболтаю. Сигюн говорит, ты в последнее время безвылазно во дворце тоскуешь, не гуляешь с ней даже. Неужто деву себе нашёл по душе? А то ж ты смотри, Сигюн вон ваны сватаются уже полвека, кажется, а она все томит их, играется, дурная. Принца своего ждёт, — Хельга многозначительно косится на него, и Локи фыркает сам себе под нос. Принца Сигюн явно не ждёт, уж он то знает, но и ваны к ней как приходят, как и уносятся сразу: из них путешественники крайне бедовые, если не сказать грубее.

      — А можно…? А что это? Брат, можно? — уже загораясь глазами от вида рассыпанных в вазочке кругляшков конфет в прозрачных обертках, Тор поворачивает к нему голову, на Хельгу смотрит мимолётом. То, что он спрашивает разрешения, становится для Локи лёгкой неожиданностью — Тор отнюдь никогда не отличался знатоком хороших манер, пускай Фригг и применяла все своё материнское мастерство, чтобы натаскать его в этом. Ответить ему Локи не успевает, Хельга в один шаг оказывается напротив Тора, смотрит на него своим черным, смеющимся взглядом, вглядывается цепко.

      — Это ягоды засахаренные, пробуй, не бойся. Малина, клюква, черника, ежевика… Какой ты махонький, надо же. А я и не верила, слухи слухами, но что бы так… Что ж с тобой приключилось-то? — на последних словах она поворачивает голову к Локи, пока Тор втихую старается незаметно пододвинуть к себе вазочку точно из лучшего хрусталя гномов выделанную. Конфеты он пока не трогает, косится только то на Локи, то на Хельгу, разрешения ждёт.

      — Ешь уже. Только не все, — махнув на него ладонью легким движением, Локи переводит к Хельге взгляд под звук шуршания первого фантика обертки и кивает чуть в сторону. Уже делая первый шаг, говорит: — Полез, куда не следовало, вот его и наказали… Давно слухи ходят? — отойдя к другому концу прилавка, Локи опирается на него локтями. Его взгляд ускользает к стене за спиной Хельги: там на полках стоят банки с вычищенными потрохами разной живности, замаринованными лягушками и мышами. Даже виднеются глаза, явно принадлежавшие когда-то раньше ётуну — та ещё ценность на подпольном ведьмичьем рынке.

      — Да только-только и пришли… А следом и вы сами пришли. За помощью как-никак? — Хельга мимолётом поглаживает ладонью Тора по голове, прежде чем отойти — явно накладывает короткое изучающее заклинание, только Локи и бровью не ведёт. Этой женщине он доверил бы собственных детей, не то что любимого брата, пусть тот сейчас и не был самим собой. Тор на это движение не откликается, жмурится только от вкусной конфеты и уже тянется за второй. Понять его не сложно — Альфхеймские сладости самые лучшие на все девять миров и другие островки мироздания.

      — Нет. Мне нужны ингредиенты для заклинания защиты и амулет для этого, — кивнув в сторону Тора, Локи только губы поджимает. Тор ест конфеты с таким упоением, словно собирается съесть всю глубокую вазочку до чиста. Вот дурной.

      — Так даже… А ты не торопишься вовсе, я погляжу. Или нравится возиться с ним? Такое солнышко же, а, Хведрунг? — Хельга улыбается колко, заинтересованно на уголок губ и поводит кончиками пальцев. С разных концов помещения к ней начинают слетаться нужные коренья, склянки и засушенные травы, пускай Локи ещё и слова сказать единого не успел о том, что ему истинно нужно. Его слова, впрочем, здесь были и не нужны — Хельга своё дело знала получше других, успев на своём веку попутешествовать да многому научиться.

      — Не называй меня так, — чуть скривившись от произнесённого истинного имени, Локи качает головой и отводит взгляд в сторону. Уж чего-чего, а его заточения знавать Хельге не дано точно. Да и сама она ранее это уже подтвердила, и, впрочем, удивляться тут было нечему: лучше военных секретов, Один умел хранить лишь секреты собственной семьи. Пускай Локи не мог считать себя полноправной ее частью, будучи насильно забранным из Ётунхейм подкидышем, но отрицать явного не мог. Никому в мирах не было дано знать о том, что он сделал в Мидгарде — это могло быть слишком сильным политическим рычагом отнюдь Одину не нужным. — Я пока что в поисках. Не знаю, что за ведьма нанесла заклинание. Это очень затрудняет поиск противодействующего.

      — Ох, глупость какая. Дурное ты дитя, Хверунг, ври, кому захочешь, но со мной не играйся, — Хельга позволяет себе рассмеяться, уже запаковывая в коричневые листы бумаги нужные ингредиенты, да бросает ему внимательный взгляд. Локи на неё не смотрит, отворачиваясь в сторону, только губы поджимает. Сколько бы не говорил ей своего имени, только эта старуха никогда ведь не слушается, зовёт его, как ей вздумается. — Стоит тебе захотеть, и миры к твоим ногам слягут. Найди мне то, с чем ты справиться не смог бы, так я Сигюн подзову, мы с ней вместе над этой шуткой похохочем.

      — А, пустое, — отмахнувшись, он выпрямляется, проходится кончиками пальцев по дереву прилавка. Его взгляд приковывают подвески-пустышки, выдаваемые для редко и случайно забредающих туристов настоящими амулетами — они висят подле полок, на стене. Отойдя к ним, Локи не выпускает из собственного слуха шороха фантиков Тора, нарочно различает его сквозь другой шорох — плотной упаковочной бумаги. Хельга больше ему не отвечает, занимаясь собственным делом, только взгляд ее ощущается явно. Она за ним следит, выжидает.

      Подкравшись тихо к амулетам-пустышкам, Локи вытягивает пальцами тот, на который упал его взгляд в первый миг и поглаживает прохладный металл пальцами. В амулете нет ничего чрезвычайно интересного. Он — лишь банальная, мелкая реплика молота самого Тора, что ныне ему недоступен; но Локи вглядывается, всматривается. Когда-то давно он ведь желал быть достойным тоже, и как ныне все изменилось. Немыслимо кардинально, удивительно просто.

      Теперь его дни были заняты поиском смысла в самом Торе через дурную, любимую им книгу — пасть ещё глубже было уже невозможно.

      И все же Локи падал. Вновь и вновь проваливался. Казалось бы вот уже, вот ведь он все разгадал — Тор его никогда не бросал, Тор его любил, уважал и обожал всю его силу, а только оставалось ещё что-то, важное, трепетное и немыслимое. Глубинно внутри Локи пугало будущее, в котором Тор становился самим собой, ведь не понять было, что стал бы он делать.

      Отвернулся бы вновь или позволил им обсудить то, что обсуждать Локи готов не был и сам?

      Ушел бы или остался?

      Быть может пригласил бы с собой?

      Приглашение это Локи было отнюдь не нужно, но сколь важно было для него наличие этого приглашения, сколь важно было для него понимание и ощущение, что Тор все ещё подле. Плечом к плечу и спиной к спине. Такой, какой есть, дурной, неотесанный и бесшабашный — он был нужен Локи так же, как самому Тору ныне нужны были все-все конфеты из вазочки чистого хрусталя.

      Ведь не было чувства лучше единения духа, и Локи знал это не понаслышке, пускай не видал Сигюн уже век, кажется, как. Только меж Сигюн и Тором все же была великая пропасть: как бы там ни было, пока Сигюн оставалась подругой его духа, Тор был ему братом, и Локи не мог, сил не имел отречься от мысли о том, что ближе Тора никого у него не было.

      — Приглянулось что? — зашуршав бумагой пакета, Хельга окликает его с явной усмешкой в голосе, и Локи прикрывает глаза с короткой, печальной улыбкой. Когда-нибудь ему придется вновь столкнуться с тем временем, в котором Тор уйдёт, но то когда-нибудь ещё столь далеко, немыслимо далеко, а сейчас у него есть этот бесшабашный, все такой же дурной ребёнок. И этот ребёнок уходить от него не желает явно.

      — Да, — мягким движением пальцев сняв с крючка шнурок, на котором покачивается мелкий, металлический молот, Локи поворачивается назад и возвращается к прилавку. Он кладет его на поверхность. — Привяжи его прямым путём к моему дому. В одну сторону. Для… — покосившись взглядом на брата, Локи замирает так и не договорив. Тор замечает его взгляд мгновенно и тут же поворачивает к нему голову. Сколь невинный у него взгляд, столь же щеки набиты засахаренными ягодами и рот перепачкан сахарной пудрой. Перед ним валяется с полтора десятка фантиков. В вазочке почти пусто. Локи только рот закрывает, так и не договаривая и без выражения глядя на то, как Тор пытается всю сладость быстро прожевать, чтобы, видимо, объяснить ему, что он съел совершенно точно не все и там ещё осталось.

      А сбоку уже смеется Хельга. Она подхватывает лёгкой ладонью амулет-пустышку, подбрасывает его в воздух и шепчет заклинание — у неё это получается столь легко, что не подивиться количеству сокрытой в ней силы невозможно. Но Локи не дивится. Он все ещё смотрит на Тора. Вздыхает. И так ничего и не говорит.

      — Я заверну вам ещё конфет с собой. В качестве благодарности за то, что удостоили старую ведьму своим присутствием и повеселили, — Хельга все посмеивается, опускает амулет, теперь уже истинный, назад на поверхность прилавка. И рядом ставит пакет с ингредиентами. — Пускай скажет «Я иду домой», и будет дома. А оплата в двойной валюте, младший принц, сам понимаешь, с кем поведёшься… — подмигнув ему, уже повернувшему к ней голову, Хельга легким движением руки наполняет вазочку конфетами вновь и тут же магией утаскивает ее из-под протянувшейся руки Тора. Тот, ещё не проглотив даже все, что засунул себе в рот, выглядит явно огорченным происходящим.

      — Да, хорошо, — кивнув, Локи вытягивает из собственных покоев в Асгарде небольшой мешочек с золотом, а после и из кабинета в доме на окраине Юденбурга выхватывает несколько нужных купюр. Это все ложится на прилавок, пока Хельга высыпает в скрученный бумажный кулёк конфеты, и с него же Локи подхватывает амулет. Направившись к Тору, вновь смотрит на него, чуть прищуривается.

      Согласно старинным текстам скупости Фафниру было не занимать. Однако, помимо нее была в нем еще яростность, почти жестокая, кровожадная — именно с нею он защищал присуждённое себе золото от чужеродных загребущих ладоней и любых набегов воров. И пускай Локи не был скуп и никогда не тяготел к большому количеству звонких монет, он чувствовал единение с Фафниром в том, что касалось защиты истинно дорогого для него. Никогда вслух не дано ему было сравнить Тора с горою золота, — это было смешно да немыслимо, — однако, подойдя к нему и показав амулет, повисший на плотном чёрном шнурке, Локи ощущал именно это.

      Возникни потребность, он не погнушился бы и жестокостью, и кровожадностью, чтобы только вытянуть Тора из загребущих лап самой царицы мертвых. Потому что Тор был именно что золотом Фафнира для него.

      — Это… Это же мой молот, да? Папа мне его обещал, это же он, да? Маленький такой, как я совсем! — еле проглотив все своё сладкое, Тор глядит во все глаза на покачивающийся пред его лицом молот и радостно улыбается. Локи кивает только, неторопливо надевает на него амулет, проверяет коротким движением пальцев, чтобы шнурок не смел развязываться, а после говорит:

      — В любой момент времени, где бы ты ни был, если ты будешь в опасности, обними его ладонью и скажи «Я иду домой». И он перенесёт тебя в мой дом здесь. Хорошо? Запомнил? — Локи смотрит в его глаза и сдерживает мягкую улыбку. Тор выглядит настолько переполненным счастьем, настолько живым и искренним, что у Локи коротко начинает болеть за рёбрами. Это верно голод, не иначе, уже ведь давно перевалило за полдень, верно. Это ведь точно голод. Это совсем не его сердце.

      — Спасибо, спасибо, спасибо, брат! — Тор тянется вперед, обнимает его руками с засахаренными, перепачканными пудрой пальцами, трется лицом о грудь, явно пачкая рубаху Локи посыпкой тоже. Локи даже возмутиться не успевает, как в следующее мгновение Тор отстраняется, берет амулет в ладонь и радостно говорит: — Я все-все запомнил. Взять в ладонь, сказать «Я иду домой» и…

      Он исчезает в то же мгновение, стоит только ему произнести нужный оговор, а Локи так и стоит смотря в то место, где Тор только что сидел. Его брови только в нелепом, пустом удивлении приподнимаются — он истинно Тору не родной брат и тот с удивительным упорством вновь и вновь доказывает это собственной глупостью. И мгновения не проходит, как у него за спиной Хельга взрывается немыслимым хохотом, а сам он лишь трёт переносицы пальцами и вымученно, негромко стонет:

      — О боги, да за что же мне это…

~~~

      Новым утром Локи просыпается от неистового, почти громоподобного стука в дверь собственной спальни. Та предусмотрительно закрыта на замок, но голос Тора, что зовёт его, не даст усомниться — случилось что-то чрезвычайно важное и жутко требующее его внимания. Кое-как разодрав глаза после целой ночи, проведённой над тончайшей магической работой по выстраиванию новой защиты для их дома, Локи натягивает домашние брюки из вышитой золотыми нитями ткани, широко зевает.

      — Брат, просыпайся! Слышишь, просыпайся, тут такое случилось, брат! Бра-ат! — Тор гремит кулачками по его двери в неистовстве разве что Фафнира, пытающегося напугать тех, кто хотел бы украсть его золото, яростным ревом. И мимолетно Локи кажется, что будь он хоть в царстве Хель, все равно услышал бы Тора и его явное желание получить безраздельно внимание этим ранним утром. Ему остается лишь закатить глаза да к двери направиться. Орать на Тора бессмысленно — он пустоголовее слепой пустельги, когда та голодна; и остается лишь принять неизбежное.

      Поспать ему больше не удастся.

      — Ещё раз меня разбудишь так рано, я тебя придушу, — распахнув дверь, Локи говорит спокойно, лаконично и самую малость сонно. Тор уже вваливается внутрь его спальни, растеряв все равновесие от открывшийся внутрь помещения двери, и Локи приходится поймать его за плечо. Не проходит и мгновения, как малец выкручивается, успевает дважды запутаться в собственных ногах и каким-то образом хватает его за ладонь. Угрозы он не слышит вовсе, утягивая Локи за собой, к собственной спальне.

      — Ты представляешь, я просыпаюсь, а она…! А они…! — восторг Тора мешается с его воодушевлением и радостью, и мешает ему дышать. Прядки его волос, ещё примятые и всклокоченные со сна, мечутся на макушке в такт подпрыгивающему на груди амулету в виде маленького молота, когда он оборачивается к Локи и делает нарочно большие глаза. — Я сначала испугался, а потом… Они все такие красивенькие… Ты сейчас увидишь, брат, вот радость, правда?! — дотащив его, почти не сопротивляющегося и почти принявшего происходящее, до двери в свою спальню, Тор отпускает его руку, нажимает на ручку и распахивает дверь широко сразу. На его лице появляется торжествующая, восхищенная улыбка, когда он смотрит на Локи и говорит: — Смотри сколько их!

      Локи почти не чувствует подвоха и ничуть не переживает. Созданное им защитное заклинание не пропустило бы внутрь и единое создание, желающее причинить им вред, а значит волноваться ему отнюдь не о чем. Именно так думает Локи, а после поднимает взгляд.

      Белки.

      Их, пожалуй, десятка два в спальне Тора. Часть из них расселась на подоконнике, другие уже расползлись по полкам шкафа, столу и постели. Из-под отброшенного лишь своей частью одеяла виднелись ярко-рыжие хвосты. Стоило двери распахнуться, как все они устремили к нему свои взгляды — никогда Локи не думал, что его могут напугать столь безобидные создания, однако, их количество отчего-то пустило холодную дрожь по его позвонкам.

      Тор так и стоял рядом, уже тише подначивая:

      — Как классно, правда, брат?! У меня теперь много-много белочек! Ты погляди, какие они все красивенькие, какие они умненькие и смотрят так… Ты им нравишься, брат, ну же, смотри… — Тор всплескивает руками и срывается вперёд, к своей постели. Он запрыгивает на пустой от белок кусок простыни и смеется. Уже через мгновение все белки спрыгивают к нему, ластятся к рукам и принимаются обнюхивать в поисках орешков. Оказавшись подгребенным под рыжей лавиной, — таких громадных и в Ётунхейме, пожалуй, никто не видел никогда, — он все хохочет, довольно и весело.

      У Локи коротко дергается нижнее веко. Без единого слова и с пустым, бесконечно удивленным и растерянным выражением на лице, он закрывает дверь в комнату Тора. Взгляд упирается в дерево двери, а Локи только и думает о двух лишь мелких вещах.

      Во-первых, им, похоже, стоит создать определенные правила регулирующие количество существ, проживающих в доме.

      И, во-вторых, ему самому явно нужно пополнить собственный бранный словарь, чтобы иметь хотя бы одно слово в запасе для вот таких вот ситуаций.

      Потому что сейчас у него не остается ни единого.

~~~