То, что одна из преподавательниц английского – ненормальная, Олежа был наслышан. Даже его группа, в целом очень спокойные и неконфликтные ребята в общей своей массе, несколько раз с ней ссорилась. Каждый раз они это утрясали без его помощи – староста в группе была выбрана отлично. Олежа, конечно, с Любовью Леонидовной встречался и раньше, и на собраниях, и в коридорах, но вне колледжа – до этого дня ни разу. Она шутит пошлые шутки и смеется неприятным визгливым смехом, очень громко. А еще она перебрала, и перебрала значительно. Олежа замечает, с каким опасением смотрят на нее официанты, когда уносят на кухню пустые тарелки.

В прошлом году Олежа на новогодний корпоратив не попал – под конец сессии загремел в больницу. На позапрошлый купил билеты в Питер как раз на эту дату. В этом году он жалеет, что попасть удалось. Антон по правую руку от него, судя по взгляду, полностью разделяет его мнение. Он тоже на этом мероприятии первый раз – в прошлом году сидел с Олежей в больнице все разрешенное для посещений время. Еще тогда следовало что-то понять, но до Олежи такие вещи всегда доходили долго. На пятилетие выпуска из школы, на которое он зачем-то пошел, бывшая одноклассница призналась ему, что была влюблена целых три года. Хотя, она сама же и сказала, что не делала никаких шагов, надеясь, что Олежа поймет все по долгим взглядам. Олежа бы ей взаимностью все равно не ответил, даже если бы понял.

Антон шаги делал, даже, может быть, неосознанные, особенно поначалу. Сначала стал подвозить до остановки и по утрам с нее забирал. Потом начал возить до подъезда. Потом изредка оставаться на чай. Потом – на ночь.

Любовь Леонидовна в очередной раз травит сеновальную шутку, и весь преподавательский состав заливается смехом. Олежа выдавливает из себя улыбку. Антон делает глоток своего апельсинового сока. Олеже неловко – вокруг него почти все люди семейные, образованные, а премерзко гогочут с истории, которая заканчивается на том, что «там-то Васька Машку и…». Олежа думает, что лучше бы он остался дома. Лучше бы он разобрал коробки. Если бы Антон захотел – пусть бы шел, с коробками Олежа мог справиться и сам. А если бы Антон не захотел – они могли бы оставшиеся вещи или хоть их часть перевезти. У Олежи осталась всего неделя на переезд, они это обговорили с арендодателем. 

Корпоратив в этом ресторане – давняя традиция, которая тянется уже бог знает сколько лет. Настолько давняя, что его владелец ежегодно звонит директору колледжа еще в октябре и уточняет, на какое число бронировать зал. Олеже эта традиция казалась вполне милой, пока он не увидел, что здесь творится. Творится вакханалия и просто лютый ужас, на Олежин взгляд. Больше на это он ходить не станет точно, даже если не уволится из колледжа, хотя увольняться у него теперь причин нет – новое оборудование ему закупили, и даже предметных стекол целую коробку, хватит до глубокой старости. Антон постарался, а Олежа до сих пор не знает, что он наговорил бухгалтеру и директору. Хочется уйти. Очень сильно хочется уйти.

Лучше бы они этот вечер провели дома – теперь у них дома, а не у кого-то из них. Олежа до сих пор не понимает, считает он их съезд слишком поспешным или слишком затянувшимся. Вещи давно были поровну распределены на две квартиры. Лучше бы они с Антоном разбирали коробки или смотрели какой-нибудь фильм. Они могли бы погулять по украшенной к новому году Москве или вырезать снежинки из салфеток и наклеить их мылом на окно. Квартира, заваленная коробками, стала бы выглядеть, как будто Дед Мороз особенно расщедрился. Но они сидят здесь, единственные трезвые, и слушают похабные анекдоты и громкий пьяный смех.

Антон чуть ощутимо касается пальцами бедра, и Олежа медленно опускает руку под стол. Хотя, ему кажется, что этого бы никто не заметил – все слишком заняты историей о том, как треклятая интерактивная доска в одном из кабинетов посреди пары свалилась со стены вместе с куском штукатурки и чуть не зашибла несчастного студента. Олеже эта история не нравится, но она лучше, чем пошлые шутки. Антон гладит его руку. Очерчивает шрамы, проводит по ним. Знает, каждый наизусть знает, сам эти шрамы и обрабатывал много дней подряд, вставал ради него раньше, приезжал и перебинтовывал каждое утро руку. Тогда даже недогадливый Олежа понял. Понял и позволил наконец сам себе почувствовать, разрешил не одергивать себя же сухим «коллега», разрешил разгореться пожару, чьи искры ждали своего часа еще с первого вечера, когда Антон довез до дома. Олеже хочется положить голову Антону на плечо. Олеже хочется лежать вместе на диване и смотреть новогодние фильмы. Олеже совсем не хочется поднимать свой бокал с соком в очередном тосте.

Рука Антона теплая и напряженная – ему тоже здесь не нравится. Они вместе как-нибудь справятся – Антон гипнотично водит пальцами по шрамам. Кажется, даже становится немного легче.

Все ухудшает, конечно, Любовь Леонидовна.

— Сидят у нас три холостяка, и все как на подбор, посмотрите на них. Двое еще и непьющие. Для любой девушки мечта! Вот вы, Антон Эдуардович, — она противно протягивает «Ч». Олежа понимает жалующихся на нее студентов на все сто процентов. – Вы почему без жены до сих пор ходите? Вас же с руками и ногами оторвать хотят!

Антон напрягается, выпускает Олежину руку. Олежа знает, Антон ответит хорошо. Колко, смешно, за словом он в карман не лезет.

— Да понимаете, все хотят оторвать, а потом выясняется, что я им целый нужен.

Преподаватели хохочут, и громче всех, конечно, Любовь Леонидовна.

— А вы, Олегсей Михалыч? – Олежа еще не придумал. Говорить, что он-то как раз целого Антона Эдуардовича себе и забрал, вместе с его аллергией на кошек, ужасно пережаренной яичницей, сбегающим из турки каждое утро кофе и постоянными спорами в магазинах из-за ценников нельзя, а врать он не любит.

— Да как-то не до этого все, студенты на первом месте, — Олежа надеется, что ответил правильно, но ему кажется, что все-таки нет. Его мысли подтверждает ответ от кого-то из материаловедов:

— Ой смотрите, Олегсей Михайлович, как бы вас какая-нибудь ушлая студентка не охомутала, а то мы все проблем не оберемся.

— Уж постараюсь как-нибудь. 

Все опять смеются. Смех — это хорошо. Смех — это значит, что про слова могут забыть – вон его сколько было, этого смеха.

— А Вы Дмитрий… Как вас по батюшке-то, запамятовала, — спрашивает Любовь Леонидовна. Чтобы видеть его, она сильно наклоняется, открывая чудовищное декольте. Олежа смотрит в свою почти пустую тарелку. 

— А что я? У меня девушка есть, просто не торопимся со свадьбой, — тут даже Антон, у которого отношения с Дмитрием Сергеевичем почему-то довольно натянутые, удивленно поворачивает голову. – Олей зовут, тоже из наших. Правда скорее из ваших, вы же физруков почему-то в отдельный класс выносите. — «Почему же», — хочет сказать Олежа, но вовремя прикусывает язык. — Могу фотки показать.

Некоторые подходят посмотреть. Олежа смотрит на Антона. Кто-то говорит, что Дима сорвал джек-пот. Антон опять берет за руку, и снова становится немного лучше.

— Коллеги, а не засиделись ли мы? – вдруг спрашивает кто-то с самого дальнего края стола. – Не пора ли немного встряхнуться?

Все согласно кивают и начинают шуметь, как студенты сразу после звонка. Кто-то идет за официантом, чтобы тот включил музыку. Шансон ударяет по ушам больно и очень резко, но звук сразу немного убавляют. 

Антон тянет Олежу за локоть, и тот послушно встает. Не будет же Антон звать его на танец? Глупость, Антон слишком хорошо понимает, что так делать не стоит.

— Встаем ближе к выходу, а когда начнется – сбегаем.

— Что начнется?

Антон ухмыляется, подводя Олежу к стене.

— Что-нибудь обязательно начнется, — отвечает Антон, и Олежа просто начинает ждать. 

Олежа готов поклясться, что когда начинается «Младший лейтенант, мальчик молодой» некоторые преподавательницы выискивают глазами Антона, и он удивляется, что никто так и не утягивает их на танцпол.

Когда Любовь Леонидовна начинает залезать на стол, Олежа понимает сразу – началось.

***

В машине Антона успокаивающе пахнет кожей. И губы у Антона успокаивающие, и темнота парковки за рестораном тоже успокаивает мелькающие под веками цветные пятна от лазерной установки под потолком. Антон успокоительно касается теплыми пальцами уха, заставляя притихнуть все еще фонящую громкостью музыку. 

— А могли бы весь вечер целоваться, если бы дома остались.

— Больше в этот ресторан не пойдем, — обещает Антон и снимает машину с ручника.

— Можно и сходить, у них хорошие салаты. Но на корпоративы больше ни ногой.

— Ни за что, — отвечает Антон и наконец-то выруливает с парковки. Домой.