Лестеру кажется, что он никогда не выспится. Нет, он не валяется в бесконечном забытье. Нужды, такие, как голод, необходимость облегчиться и порождённая им же самим — выкурить косяк болотной травы, выдёргивают его время от времени из постели.

Ксардас никогда не спит: кровать, занятая Лестером, единственная в башне. Зачем он вообще её поставил, неясно.

Ждал жильцов вроде?.. Как его звать-то — того, из-за кого Барьер пал и кто прогнал Спящего?

Ответов нет, а от вопросов сердце трепещет.

Лестер решается задать их Ксардасу, потому что тот единственный живой человек поблизости, но всегда занятой: изучающий книги прикосновением сухоньких пальцев к страницам, пишущий скрипучим пером свитки, возящийся с рунами у рунического стола.

Получает, разумеется, грубый отпор:

— Не мешай мне. Хоть чем-нибудь, но займись!

«Хоть чем-нибудь», да уж! Лестер помогает по мере возможностей, когда не спит. Алхимию он знает: то, чему не научил Константино, он освоил в Братстве, поэтому собирает травы, варит зелья, не забывая о себе — благо башня расположена близ озера, а там, где вода, прорастает время от времени болотная трава.

Ещё Лестер готовит еду.

…а после снова и снова укладывается в постель и засыпает беспробудным сном.

____________

Чем дольше Лестер живёт в башне, тем сильнее ему кажется, что Ксардас изучает его. Вне сомнений, что тому, живущему из-за слепоты в вечной темноте, Белиар даровал видеть намного дальше и глубже, чем это могут делать обычные люди. Ощущение, будто кто-то смотрит не на телесную оболочку, а в душу, не из приятных.

Лестер много курит — почти постоянно, куда больше, чем в бытность послушником Братства Спящего. Если в колонии он заполнял дымом только лёгкие, то теперь чувствует себя пустым сосудом.

Ксардас не осуждает за дурную привычку. Это Константино ворчал, когда чуял запах, а старому некроманту всё равно.

Благо болотная трава растёт быстро, но Лестер опасается, что и её запасов не хватит и однажды на берегу он не найдёт ни единого ростка. Сомнительно, что крестьянам, у которых он выменивает зелья на мясо, овощи и вино, известно, где разжиться этой дурью. В городе — можно, Лестер знает где и чем расплатиться. Пересечь врата наверняка будет сложно — как пить дать стражи наслышаны про Братство и без труда опознают одного из беглых преступников, однако ничего невозможного нет. Например, ночью, когда тьма скроет татуировки на лице. Схитрить всегда можно, в крайнем случае — приплыть по морю.

Лестер, уставший от бесконечных одинаковых дней, решается объявить Ксардасу, что уходит, на что получает короткий вопрос:

— Зачем?

…на который дать ответ ой как сложно, потому что боязнь того, что болотная трава закончится, — это только предлог, и Лестер прекрасно понимает это.

Ему хочется другого.

Ему хочется искать, и он не знает, что именно он намерен найти.

— Надоело бездействовать, — бодро, насколько позволяет осипший от постоянного курения голос, отвечает он, уверенно глядя в белые глаза Ксардаса. — Хочу поработать, а где это сделать, как не в городе?

Всё же не выдерживает и опускает голову, когда Ксардас опускает руку с зажатой в ней руной и заглядывает в самое нутро, полное дыма болотной травы.

— Хм-м, — тот теребит сизую бородку, — раз хочешь, то я тебя не держу. Только будет одна просьба…

Старый могущественный некромант не приказывает, а просит, но Лестер ему отказывать не смеет — не потому, что боится гнева.

За Барьером у него был дом, наставник и друзья.

Здесь у него нет ничего. Узнать бы, что сталось с Диего, Мильтеном, Горном, может, их нет в живых. Хоть какой проблеск-весточку разглядеть бы в этой тьме неведения! Только приятель, чьё имя так и не выяснилось, на мгновение мелькнул и исчез. Лестер приоткрыл глаза, когда тот появился, и снова провалился в глубокий сон без сновидений.

Он не уверен, что в городе поймает тот самый лучик, поэтому соглашается передать руну.

Лестер не спрашивает, где следует искать приятеля.

Хотя он не знает, где тот находится сейчас, но в том, что найдёт, не сомневается ни мгновения.