Белые пальцы порхают над клавишами, неловко их задевая. Светлая болезненная фигурка рядом с тяжёлой громадиной рояля смотрится сиротливо и неуютно. Струны инструмента дрожат от прикосновений и разносят музыку по залу. Все окна и двери распахнуты настежь, в доме гуляет августовский ветер. Мужчина, закинув ногу на ногу, сидит на плетёной софе, лениво пьёт бордовое вино, покачивая бокал на тонкой ножке в такт мелодии. Его тёмная фигура в светлой гостиной выделяется мрачным мазком кисти по нетронутому холсту, и только длинные рыжие волосы, собранные в хвост, выбиваются ярким пятном. На открытой веранде возилась Дуня и бренчала сервизом. Шелестела листва южных деревьев и пенилось море где-то в отдалении.

— Ma perle, прекрати, — просит мужчина и ставит бокал на стеклянный столик. — Давай мы лучше побеседуем, нежели ты будешь играть.

— Всё так плохо?

— Catastrophe.

Мужчина развязной походкой приближается к роялю и небрежно облокачивается на инструмент.

— Это же серенада, милая. Она должна быть нежной, — он смягчает тон, — а не рубленной, словно топором. Эти вечные ненужные паузы, столбы после каждого такта… Никуда не годится. Кто тебя учил? Хотя не отвечай, даже знать не хочу.

— Вы очень строги, — блеет девочка, опустив взгляд на свои колени.

— К чему мне лгать? — мужчина садится рядом с ней на тахту. — Ты чудесно поёшь, так пой в своё удовольствие. Зачем тебе играть?

— Pére(1) хвалит мою игру.

— Он тебе льстит, потому что слишком сильно любит. Играла бы что попроще. Не обязательно же браться за Шуберта.

— Я могу Шопена…

— Что?

— Прелюдию номер двадцать, о-опус двадцать восемь.

— Это та, что в до миноре?

— Да.

— Нет! — восклицает мужчина, и его собеседница подскакивает от неожиданности. — Ни за что! Пощади нас с Дуней. Я уже слышу эти дребезжащие похоронные аккорды, как гвозди в крышку гроба…

— Я не настолько плоха! — смеётся девушка.

— Может, я слегка приукрасил, но всё же…

Девушка заливисто хохочет и убирает за уши белую прядь волос. Она устало вздыхает и осторожно ложится на клавиши, положив под щёку ладонь.

— Жаль, что я так и не научусь играть. И зачем Богу так угодно?

— Не ты ли говорила мне, что пути Господни неисповедимы?

Мужчина наигрывает мелодию смутно знакомого вальса. Его узловатые пальцы легко касаются клавиш, и музыка обволакивает контрастную пару.

— Я сказала Вам это лишь затем, чтобы Вы не требовали от Бога ответов. Это не значит, что ему нельзя задавать вопросов.

— Зачем мне задавать ему вопрос, коль не могу получить ответ?

— Ответ каждый ищет сам, доктор.

— И каков же твой? Зачем Господь убивает тебя?

— Не городите чушь, — вдруг злится девушка и выпрямляется. — Он не может убивать.

— Но ведь развязаны войны, распущены по миру мор и голод. Чем же это не убийство?

— Войны начинают люди.

— Однако, все мы дети Божьи.

— Зачем Вы начали этот разговор? Вы же сами знаете, что я отвечу.

— Так ответь, ma perle.

— Будь по Вашему. Если бы у Вас был ребёнок, дали бы Вы ему возможность познать жизнь самостоятельно, научившись на своих ошибках, или подали тайны бытия на блюдечке? И поймёт ли ребёнок цену жизни, не ощутив груз её тягот?

— Но стоит ли этот эфемерный смысл бытия стольких жертв? Будь у меня не один ребёнок, а тысячи, понял бы каждый этот смысл? Есть ли резон в этом поиске, если он бесплоден?

— Не итог важен, но процесс. Вы сами не ведаете, что говорите, а если и ведаете, то говорите с той лишь целью, чтобы меня позлить, и сами себе не верите.

— Не верю, — легко соглашается мужчина, заигрываясь на трели. — И что же? Юная графиня отказывается от общества назойливого доктора?

Девушка сердито сжимает губы и отворачивается, стремительно встаёт и выскакивает в сад. Мужчина неспешно идёт следом, учтиво кивнув перепуганной Дуне. Тенью он следует за порхающей между экзотических цветов девушкой, не говоря ни слова и заломивши руки за спину. Графиня не выдерживает первая.

— Ваша взяла, — зло и твёрдо говорит она, резко остановившись на месте. — Я слишком привязана к Вашему обществу, признаю. Но ещё одна такая перепалка, и я не пущу Вас на порог.

— В споре рождается истина, ma petite perle.

— Она в нём глохнет, — строго отрезает она. — В следующий раз играйте лучше Вы. У Вас отлично получается.