Истинная женская сила, без сомнения, проявляется в пути.

Кто отвечает за питание всего отряда? Женщина! Кто заботится о климате, об атмосфере в группе? Женщина! На чьи плечи ложатся новые проблемы, если кто-то поранится или ушибется? Женщины! С ума сойти можно, сколько ответственности лежит на нашей сестре!

Я попробовала побыть такой женщиной пару вечеров, но после взбунтовалась, заявила, что больше не намерена тратить свою жизнь на подобные глупости, и к шоку моему Вир заявил:

— Хорошо, я возьму всю готовку и возню на себя.

— Возьмешь? Серьезно? — искренне не поняла я. — Ты шутишь? Или передумаешь через два часа?

Вир засмеялся и пояснил спокойно:

— Я заметил, что вы, быляне, странно относитесь к своим самкам. Самки у вас и швеи, и жнеи... Все делают самки! А у нас все не так. Кто хочет заниматься домом, тот и занимается, и не имеет значения, какого он пола... в конце концов, не вагинами же вы готовите, если я верно заметил?

— Наверное, но в следующий раз лучше не подсматривай, когда я буду суп варить, — пошутила я. — Значит, на пустошах меня ждет общество эгалитаризма? С ума сойти.

— Я не знаю, что такое эгалитаризм, — признался Вир. — Но я надеюсь, что у нас тебе будет комфортно. Может быть... может быть, ты бы захотела остаться с нами, Белена? Остаться на пустошах. В Варзане. Ты моя подруга, и я бы очень хотел...

— Защитить меня? Спрятать от войны? Украсть? Да брось! В конце концов, ты что, забыл слова медведицы? Мне нельзя задерживаться вдали от дома; я вернусь в свой лес и умру, как былянка.

Мои слова явно огорчили Вира, но он не стал лезть на рожон и спорить; был уже вечер, так что он просто молча лег спать и совсем скоро засопел. Под открытым небом он спал куда лучше, чем в доме, это было заметно; он рассказывал мне, что в Варзане в домах нет крыш, потому что там практически никогда не идет дождь, и оттого он привык спать под звездами. А я слушала и спрашивала себя: интересно, откуда в такой засушливой зоне взялась целая цивилизация? Как она приспособилась к суровым условиям жизни?

Совсем скоро у меня появилась возможность увидеть все своими глазами.

Леса давно остались позади, но некоторое время я еще видела радующие сердце островки травы и кустики; но в этот день я окончательно поняла, что зелени мне больше не видать. Вокруг была земля, желто-красная, бесконечная, мягкая, и эта земля переходила в раскаленное белое небо, и лишь какие-то неприятные с виду сероватые колючки торчали из нее, сжираемые солнцем. Мне было до смерти, до изнеможения жарко, и каждый вдох выжигал изнутри мои легкие; Вир заметил мое состояние, но ничем не мог мне помочь, и даже обмахивание его крылом делало мне только хуже, ведь вгоняло мне в лицо обжигающий ветер. Наконец он поднял крыло и прикрыл меня им от солнца, чтобы я хотя бы не сгорела до костей; и к вечеру темная кожа крыла тоже заметно потемнела от загара. Интересно, думала я, загорает ли его кожа под шерстью? И если да, то какого она там цвета?

Но, помня о трепетном отношении Варзанцев к своей шерсти, я предпочла не задавать этот вопрос.

Встречали мы и животных, маленьких, большеухих, смешных и с длинными хвостами, я слышала краем уха их разговоры, но стоило мне к ним обратиться, как они разбегались в ужасе, не привыкшие к ведьмам и их способностям; я вновь хотела спросить Вира, почему, если у них есть способность видеть духов, никто из них не обучается звериному языку, но и этот вопрос так и не сумела выдавить из себя. А вдруг и это как-то связано с их хрупкой Варзанской гордостью? Богиня их знает!

А на исходе десятого или одиннадцатого дня нашего путешествия, когда, по моим ощущениям, на земле былян уже должна была начинаться осень, впереди показались низкие плоскогорья, выросшие на пустоши, словно их кто-то там уронил, проходя мимо; и среди скал разглядела я их поселение. Что ж, разглядеть его было нетрудно!

Это не были былянские дома, сложенные из камня или дерева; дома Варзанцев были выдолблены прямо в плоскогорье, отчего горы казались похожими на пчелиные соты. Вокруг этих сот беспрерывно кружились стаи черных точек -- то летали чудовища, легко проскальзывая в тоннелях, поднимаясь высоко к небесам, кружась, веселясь, играясь, словно бабочки на ветру. Но еще больше, чем дома, меня восхитили их сады: здесь нельзя было увидеть сосны или яблони, как в моей родной земле, и вообще, на бедной каменистой и выжженной почве не росли деревья. Зато здесь отлично чувствовали себя суккуленты: на склонах и вокруг склонов гор пышно росли огромные, необъятные эхиверии, розовые, голубоватые, зеленые; кактусы с толстыми и длинными иголками и толстолистные заросли зеленых алоэ высотой с былянский рост. Такое я и представить себе не могла, хотя пару раз видела во Всеграде подобные растения, но крошечные, привезенные купцами из далеких южных земель. С ума сойти, какая красота!

Зрелище было до того впечатляющее, что я едва не упала со спины верного скакуна Бойко, и Вир с усмешкой подпихнул меня в плечо.

— Полагаю, вид — ничего себе, да, Белена?

— И не говори! Я-то думала, тут у вас сплошная пустошь, да пара чудовищ по ней бегают... А тут такое!

— Ну, ты давно уже могла догадаться, что ни одно из твоих представлений о моей родине не близко к правде, — посмеялся он добродушно, усаживая меня прямо на свое плечо. — Оп! Для лучшего вида.

— С ума сошел? Не удержишь!

— Еще как удержу! Не бойся. Смотри, видишь скалу посреди города? Это — "Компендиум", наш дворец, дом правительницы; в отличие от вашего дворца, всякий желающий может зайти туда свободно. И мы зайдем!

— Но как же, разве это не опасно? Что, если бы кто-то решил напасть на нее из политических соображений?

— Ты не понимаешь, Белена... Наша правительница никого не боится.

Я задумалась над его словами, и даже не заметила, как проехала весь оставшийся путь до города на его плече, и в себя пришла лишь тогда, когда над головой раскрылись сочные листья суккулентов, прикрыв меня наконец от удушливого рубинового солнца, низко висевшего над городом Варзанцев.

— Благодаря шерсти мы не обгораем на солнце, — рассказывал Вир, пронося меня по тонкому тенистому коридору из эхиверий, в конце которого я уже отсюда видела приземистый каменный дом — у этого города не было ворот. — Но все же тень — это приятно...

К стыду своему должна признать, что испугалась тогда, прижалась теснее к голове Вира, вцепилась в его рога; хотя сам мой спутник был примером интеллигентности и ума местного народа, но вдолбленные с самих пеленок стереотипы никак не хотели меня покинуть, и я почти что инстинктивно боялась жителей дырявых каменных домов.

— Внизу живут те, что победнее, — продолжал рассказ Вир. — А наверху — те, что побогаче. Но это лишь условное разделение, особого значения оно не имеет, ведь ни дверей, ни замков у нас нет, и каждый может прилететь в тот дом, в который хочет.

— Как же так? Разве жители не боятся, что к ним вломится вор или убийца?

— Ах, Белена, — засмеялся Вир, — Варзан'зарат ничего не боится.

Я выдохнула, просто физически не способная действительно понять его; а из приземистого домика, проделанного прямо в невысокой красной скале, высунулась рогатая голова, окруженная густой шапкой кудрявых темных волос, как у нестриженного пуделя.

— Кто приходит? Вижу былянку! — произнес он, довольно недурно справляясь с былянским языком.

— Я, Вир'Гемор, — представился Вир приветливо. — И моя подруга, ведьма Белена, медвежья невеста. Прямиком из Всеграда...

"Ну", подумала я, рассматривая пуделя. "По крайней мере, часовые у них есть".

— С тех пор, как на пустошах стали пропадать самки и детеныши, мы все же немного повысили уровень безопасности, — признал Вир немного уязвленно, будто услышал, что пронеслось в моей голове. — Но раньше и входы-выходы из города были свободны. Мы, Варзан'зарат...

— Не боитесь ничего, я поняла, — моргнула я. Пудель осмотрел меня, а затем уставился на Вира и состроил удивленную моську, высоко подняв кустистые брови. Вир ойкнул и вежливо поставил меня на ноги.

— Извините, — произнес он, глупо улыбнувшись, обнажив клыки. — Забыл.

И немедленно сбросил с себя все до последнего предмета одежды.

— Ты чего, ты с дуба рухнул? — спокойно удивилась я. — Что за срам?

— Срам? — он повернулся ко мне, и я поспешно отвела взгляд, а то кое-что из-за его высокого роста находилось практически на уровне моего лица. — Извини, Белена, но мы в городе не носим одежды. Совсем. Я буду выглядеть глупо, если останусь в одеянии волхва — то есть, конечно, спасибо тебе за него, но ты понимаешь, традиции...

— Ну, это уж чересчур! Черта с два! — разозлилась я. — Раздеваться не буду!

— От былянки этого никто и не ожидает, — поспешил успокоить меня пудель. — Единственные, кто по городу ходит в одетом виде, это как раз ваши ребята...

— Какая прелесть, — потянула я. — А ты, ты отлично говоришь по-былянски, часовой...

— Ну, потому меня и выбрали на эту должность. Ведь все знают, что именно вы, бесстыжие, на нас нападаете. Жуков вам в дом!

От такого проклятия я неприязненно поежилась.

— Лично я ни при чем. Я вообще пришла с миром! С серьезным разговором к правительнице!

— Тогда не надо жуков в твой дом. Тогда в твой дом покой, — рассудил пудель. — Идите в город, проведите как следует время! Только минуту, я впишу вашего большого воздушного духа в реестр духов...

Я бы удивилась этому реестру, но к тому моменту уже слишком устала удивляться, и только уточнила у Вира:

— А, у вас что, действительно все и каждый видят духов? У нас только некоторые женщины на это способны.

— Есть некоторые особи, совсем этому не обучаемые, но они в меньшинстве, — ответил Вир спокойно, пока пудель наскреб пером по бумаге пару слов, высунулся еще дальше из своего домика, отчего мне стало видно, что он тоже совсем голый, и нацепил на грудь Бойко голубую круглую медальку. Дух удивленно понюхал ее и потоптался на месте: медаль должна была быть зачарована сильной магией, чтобы соприкоснуться с духом. А у былян лишь медвежьи невесты к такому способны!

— Дела-а, — потянула я, удивленно глядя на пуделя. — Да по сравнению с вашим часовым все наши ведьмы — ничто!

— Брось, Белена, будет тебе, — засмеялся Вир, беря меня за руку. — Ваши ведьмы — тоже что-то с чем-то! А теперь нам с тобой надо спешить, если хотим успеть дойти до дома до темноты; дорога близкая, но столько всего нужно посмотреть!

Он утянул меня дальше, а пудель-часовой радостно махал нам вслед чудовищной когтистой рукой.

Поселение напоминало город, но в то же время бесконечно отличалось от всего, что я видела прежде в своей жизни. Всеград был исчерчен маленькими вертлявыми уличками, словно пытался запутать прохожих; деревни, в которых я бывала, подчас состояли из одной главной улицы и пары-другой переулков. Здесь же все было совсем иначе: улицы были прямыми, проложенными в скалах, словно лучи солнца, и центром, "Солнцем" этого города было высокое каменное здание, единственное, дыры в котором были прикрыты шторами - Компендиум. Остальные же окна совершенно ничего не скрывали, и за первую пару минут, проведенную мной в этом чудесном месте, я успела застать немало местных жителей за весьма интимными занятиями: кто-то мылся, кто-то занимался гимнастикой, и поскольку никто здесь не носил одежды, некоторые сцены меня шокировали.

— Не понимаю, как можно ходить совершенно обнаженными, — призналась я Виру. — Что же ваши женщины делают во время менструаций, скажи на милость?

— Не знаю, — честно ответил Вир. — Ведь я не женщина.

— А! — воскликнула я, стоило нам приблизиться к высокому каменному строению, из которого гурьбой сыпали Варзан'зарат. — Вот ведь! Ты меня обманул! Одетые!

— Белена, успокойся, пожалуйста, и присмотрись. Ведь это дети!

Я всмотрелась в пушистые фигуры и в самом деле заметила, что по сравнению с большинством Варзан'зарат эти особи были ниже, уже в плечах, звонче... и более того, на их телах была до того короткая и гладкая шерсть, что можно было подумать, будто они покрыты кожей! И как я раньше не заметила?

— Только дети носят одежду, потому что их тела может повредить солнце, — пояснил Вир. — Но взрослые особи таким не занимаются. У вас, я знаю, дело обстоит наоборот: дети былян могут ходить голышом, но как только становятся похожими на взрослых, одеваются... Хотя это странно, ведь шерсть на вас появляется только в процессе взросления...

— Это не шерсть, а волосы, — поправила я его. — Ну, не важно... а что, это школа? Столько детей в одном месте!

Молодые Варзан'зарат с интересом смотрели на меня, перешептывались на своем языке, кто-то даже подошел ближе, осмелев, всмотрелся в узоры на моей рубахе, попробовал коснуться, но я одернула руку, вызвав единодушный разочарованный вопль в толпе.

— Это весь молодняк из города, — пояснил Вир. — Здание перед нами называется Видза, и это... ну, что-то вроде детского дома у былян.

— О богиня! Неужто у всех этих крошек нет родителей? Погоди... если это весь молодняк, то значит, ни у кого из вас?..

— Понимаешь, в чем дело, Белена, — Вир взял меня под локоть и повел подальше от любопытной молодежи, в направлении ко дворцу королевы. — Наши культуры разительно отличаются... очень сильно... Мы не признаем таких вещей, как брак, у нас даже слова такого нет. Мы знаем любовь, но не придаем ей такого большого значения, как вы, и уж точно не стали бы прощаться с жизнью ради нее. И, что немаловажно, к физическим проявлениям любви мы тоже относимся иначе. Самки и самцы сближаются, если испытывают обоюдное желание, и если вследствие этого сближения случается беременность... Ну, не станет же самка отказываться от своего привычного ритма жизни, от своего дела! Поэтому возникли Видзы. В каждом нашем городе есть одна. Раньше детенышей туда отдавали по желанию, это оставалось на усмотрение матери; но теперь уже никто не оставляет младенцев себе. Они все растут и развиваются в Видзе, получают всестороннее образование и выходят в город совершенно счастливыми и полноценными Варзан'зарат... Кто-то найдет свою мать и, может быть, продолжат ее дело, а кто-то будет строить свою жизнь с нуля. Все в плюсе!

Я довольно долго молчала, переваривая все услышанное. Хотя Вир звучал и вел себя так, словно это система — лучшее изобретение всех разумных цивилизаций, но мое былянское сердце все равно подсказывало, что что-то здесь не так. Что это ужасно. Аморально. Бес... бесбылянично!

— Но как же матери, — начала я неуверенно. — Неужто они не скучают по детям, которых носили почти год под сердцем?

— Варзан'зарат носят малышей больше года, — поправил меня Вир. — И, ну... видимо, мы так достаем своих матерей, что они с радостью готовы от нас избавиться?

— И неужели нет сожалений? Неужели никто не хочет ребенка, своего ребенка?

— Мы говорим — "Детеныша". И если ты хочешь себе одного, то ты просто оставляешь ему какой-то опознавательный знак. И через двадцать пять лет, когда он покидает Видзу, он приходит к тебе в дом и становится твоим, ну, или твоей.

— Но ведь это будет совершенно чужой тебе бы... Варзан'зарат!

— И что с того? Мы все друг другу чужие. Даже наши детеныши нам. Я считаю, куда печальнее, если вы, быляне, растите своих мальков с рождения, все для них делаете, заботитесь изо всех сил, а вырастает все равно чужое...

Я вздохнула и отвела глаза. Вир был прав и не прав одновременно. Бывает же!..

Мы еще немного прошли по прямой широкой улице, теперь молча; Вир вел меня уверенно, решительно прокладывал путь вперед, хотя интуиция подсказывала мне, что на его сердце неспокойно.

— Боюсь, сегодня идти к королеве уже поздно, — заявил он вдруг, остановившись перед одним из каменных ульев. — День клонится к концу, а являться после заката — моветон...

— Даже если у нас срочное дело? — спросила я полусерьезно.

— Даже если десять срочных дел. К тому же, думаю, нам не помешает немного отдыха после долгой дороги, — он раскинул крылья, не забыв убедиться, что никого не заденет ими, после чего протянул мне руки. — Я подниму тебя наверх. Или ты хочешь воспользоваться Бойко?

Я покосилась на своего друга, внимательно изучавшего носом каменные дома, и доверительно прижалась к Виру, позволяя ему поднять себя. Бойко явно был занят, и отвлекать его сейчас мне не хотелось; к тому же мне показалось, что в окне соседнего улья я заметила морду другого воздушного духа, а Бойко так давно не видел своих...

Вир захлопал крыльями, и мы оторвались от земли так легко, как если бы сами были воздушными духами. И как все же у существ с такими сильными и тяжелыми телами получается так легко летать?

Он довез меня до крупной ячейки, опустил мои ноги на застеленный узорчатым ковром пол. На мгновение я даже залюбовалась: на ковре были изображены сцены сбора урожая, обработки продуктов и какого-то празднества, на котором поедались и выпивались результаты трудов; всеми этими делами занимались самки Варзан'зарата, хотя я, былянка, скорее ожидала увидеть за последним занятием самцов, и в конце концов они встретили рассвет, обнимая друг друга и лежа вповалку прямо на земле; мне подумалось почему-то, что это был рассвет нового года...

Я поняла, что танцую по комнате, переходя от одной картинки к другой, и замерла, смутившись. Вир улыбался, наблюдая за моим восторгом, и сам не решался ступить вглубь ячейки. Я огляделась внимательнее и поняла, что, помимо ковра, здесь не было ничего: ни мебели, ни украшений, лишь пара крупных подушек...

— Это что, ковровая комната?

— Это прихожая.

— Да? Но здесь же нет ни одного крючка для одежды!

Вир многозначительно на меня посмотрел, и я сама рассмеялась от собственной глупости.

— Пожалуйста, сними сапоги, — попросил он. — Я думаю, одежду ты все же можешь оставить, а вот сапоги на наших коврах могут оставить след. Между прочим, все эти ковры сотканы вручную...

— Значит, ваши самки все-таки занимаются чем-то былянско-женственным, — заметила я, разуваясь.

— Не понимаю, с чего ты взяла, — честно ответил Вир. — Ковер под твоими ногами создал я.

Я прикусила себя за язык и извинилась, списав все на культурные стереотипы.

Мы прошли в соседнюю комнату через широкую арку; здесь тоже не было мебели, только подушек стало чуть больше, а ковер изображал закат, ночь, рассвет и день в виде витиеватого узора. Босыми ногами я с удовольствием ощупала мягкий ворс, и мне даже показалось, что ночь была немного мягче дня...

— Это что еще такое? — спросил строгий женский голос. — Мы никого не ждем!

Подняв глаза, я встретилась взглядом с высокой и широкой Варзан'зарат, коротко стриженной, со строгим выражением на добром круглом лице. Она не просто была широка в костях и слегка склонна к полноте, она вела себя настолько шумно и позволяла себе до того широкие жесты, что, казалось, мигом заполнила собой всю комнату.

Мне стало страшно, так что я поспешила спрятаться за спину Вира; но то, что я услышала из его уст, просто приковало меня к месту.

— Не бойся, Белена, — усмехнулся он. — Эта самка — моя мама.

— Мама?

— Ах, да это же как-никак мой сынище? — воскликнула самка, всплеснув руками, и множество разноцветных браслетов, опоясывающих ее запястья, забавно зазвенели. — Не может быть! Неужто добрался наконец-таки до родного края?

— Мама, — выдохнул Вир. — Я пришел с очень важной миссией... Мне нужно передать что-то королеве...

— Что-то или кого-то?

Я поняла, что намек на меня, зарделась и поспешила вылезти из-за него, а то выглядело как-то глупо.

— Меня зовут Белена, — пролепетала я, еле-еле ворочая языком. Все же импозантная обнаженная самка слегка меня смущала. — Я и Вир... Мы...

— Белена — медвежья невеста, жрица былян, — рассказывал Вир, пусть и не совсем верно истолковав мою профессию. — Она захотела прийти со мной, потому что у нее тоже есть дело к нашей королеве.

— А какое у былянки может быть к ней дело?

Самка подошла ко мне ближе, и мое лицо оказалось вровень с ее огромными грудями, но почему-то это зрелище развеяло остатки моего страха. Это не была неприятельница или врагея. Это была мама.

— А зачем Варзан'зарат в своем доме общаются на былянском языке?

Самка засмеялась и похлопала меня по плечу.

— А ведь не сразу заметила, да? Привыкла, что все в мире крутится вокруг вас, малышей? Мы разговариваем в этой ячейке на былянском, чтобы наши разговоры с улицы хуже понимали. Когда ты занимаешь такой высокий пост, как я, то волей-неволей приходится выдумывать всякие штуки.

Я догадалась, что "ячейкой" они называли свое жилище, а вот в остальном не поняла почти ничего из ее речей.

— О каком посте вы говорите?

— Белена, — Вир осторожно взял меня за плечо. — Моя матушка состоит в совете при королеве. Она — одна из десяти величайших и могущественнейших Варзанцев...

— "Варзанок", ты хотел сказать? Бьюсь об заклад, в вашем совете тоже одни лишь самки!

— А вот и нет, — довольно улыбнулась матушка. — В последнее время мы стараемся идти навстречу самцам, и потому с недавних пор в совете есть целых два самца! Равноправие!

— Два против восьми — это равноправие?

— Но раньше то не было ни одного! К тому же никто не мешает самцам доказывать, что они так же хороши, как мы, самки; и если они еще чуть-чуть постараются, может, мы возьмем еще одного-двух... может быть...

Я пожала плечами; у госпожи советницы было столько темперамента, что как-то боязно было вступать с ней в спор.

— Так вот, — спохватилась она. — С возвращением домой, сын! Мы-то уже решили, что ты сгинул где-то под Всеградом... а ты вон! Вернулся, да еще и с миссией, и с быляночкой! Неужто на полном серьезе собираешься идти на встречу с королевой?

Вир притопнул и тряхнул рогами.

— Мое дело действительно серьезное!

— Не касается свадьбы, размножения, соблазнения?

— Госпожа советница, — выдохнула я. — Наше с Виром дело касается вой...

Он зажал мне рот рукой так резко, что даже шлепнул несильно по губам. Грубо!

— Это строго конфиденциальный вопрос, матушка, и мы можем сообщить его только лично госпоже королеве, — отчеканил он. — Ты ведь не запретишь нам с Беленой остаться здесь на ночь?

Советница внимательно посмотрела на меня, словно пыталась прочитать мои мысли с моего лица, но все же махнула рукой:

— Да оставайтесь! Это и твой дом тоже, Вир'Гемор. Куда же тебя выгонишь теперь...

Она развернулась и уверенно прошла в соседнее помещение ячейки, едва не снеся каменные стены бедрами; Вир взял меня за руку, взглядом извинился за шлепок и повел следом. Во всех комнатах жилища Варзанцев были только ковры и подушки, никакой мебели, лишь в одном помещении я заметила доску, прислоненную к стене, но не поняла, зачем она может быть нужна в этом подушечном царстве. В очередной комнате нас встретил невысокий и худощавый Варзанец, совсем юный с виду, даже испуганный, как котенок, и госпожа советница как бы невзначай бросила через плечо:

— Как будет время, познакомься со своим братом.

Варзанцу, если мерить годами былян, было что-то около шестнадцати лет, и я сперва удивилась мысленно, как можно знакомиться с братом, а потом сама же все себе объяснила: юноша лишь недавно закончил Видзу и узнал, чьим является сыном. Как же это жестоко! Смотришь на родную мать, а видишь чужую тетку...

Мы остановились у единственного прохода, перекрытого длинной шторой, и советница обратилась ко мне:

— В этой комнате живет Миролюба, наша служанка-былянка. Это благодаря ей вся семья так хорошо говорит на твоем языке. И я думаю, тебе с ней будет комфортнее всего. Хотя она прожила уже почти сорок лет на Варзане, некоторые культурные склонности до сих пор остались при ней...

Я кивнула и коснулась шторы. В доме без дверей, у всех на виду, я вряд ли сумела бы уснуть, так что не удивительно, что моя соплеменница завесила вход! Я ее понимаю.

— Располагайся и отдыхай, а я пока пообщаюсь с сыном, — заявила советница и посмотрела на Вира каким-то нехорошим взглядом, от которого и ему, и мне стало беспокойно. — Лучше одна по ячейке не ходи. Мало ли что...

Вир взглядом попросил меня послушаться, и я послушалась. Проскользнула в комнату за шторой и попыталась убедить себя, что в доме родной матери моему другу ничего не может угрожать.

Передо мной предстала куда более привычная с виду комната. Здесь была кровать, застеленная лоскутным покрывалом, шкаф с покосившимися дверцами, письменный стол со стулом. Конечно, ковры и подушки на полу никуда не делись, путались под ногами и пылились по углам, но я хотя бы приблизительно представляла себе, как здесь можно жить...

А еще здесь была другая былянка, хотя я приметила ее не сразу; Миролюба оказалась седой старухой не то шестидесяти, не то восьмидесяти лет: выглядела она совсем древней, а вот двигалась и шумела как молодая. У нее были растрепанные длинные патлы, спадавшие на лицо, морщинистая темная от загара кожа, сверкающие зеленые глаза и ни капли одежды на теле. Что ж! С кем поведешься, так тебе и на...

— Что такое? Кто такая? — удивилась Любомира, заметив меня, и я почти сразу поняла, что от старости она практически ослепла. — Не госпожа! Неужто гостья?

Она добавила пару слов на варзанском языке, и я, смутившись, поспешила назваться:

— Меня зовут Белена! Я прибыла вместе с Вир... с Вир'Гемором. Госпожа Советница сказала, я могу остаться в вашей комнате...

Старуха внимательно осмотрела меня, даже слегка ощупала и даже зачем-то заглянула в оба моих уха. Теперь я была совершенно уверена, что она не в себе, но решила на этот счет не высказываться. Мне с ней еще спать в одной комнате...

— Значит, Белена, — прошипела старуха. — Выходит, Медвежья невеста?

Я вздохнула. Ничего ни от кого не скроешь, когда у тебя такое имя!

— Да, госпожа.

— И как же твой медвежонок отпустил тебя так далеко? Да еще и дозволил надеть штаны?

— У нас хорошие отношения.

Старуха покачала головой, шагнула ко мне и прошептала, едва коснувшись губами уха:

— Не верь варзанцам, детка. Не верь.

А после почти заорала, как будто во что бы то ни стало желая, чтобы жители ячейки ее услышали:

— Тогда располагайся! Ложись! И спи! Ночи в Варзане долгие, такие долгие, ты себе и не представляешь...

Я, в принципе, была готова так и сделать, но не успела я приблизиться к постели, как полог позади меня поднялся, и в комнату просунулась рогатая голова Вира.

-- Белена, мама зовет тебя отужинать с нами, -- заявил он. -- Я почту за честь.

Любомира крепко держала меня за плечо и как будто не желала пускать; но стоило ли обижать Вира отказом? Не съедят же они меня, в самом деле! Ведь мы, кажется, друзья...

Я деликатно отняла ее руку от себя и шагнула обратно в коридор.