Я, способная общаться с духами природы, с животными и с мертвыми, никогда не верила в судьбу. Я достаточно ясно понимала, что наше будущее продиктовано нашими поступками, и пусть даже какому-то браку не суждено было случиться, я с помощью своих снадобий могла соединить два не созданных друг для друга сердца; я спасала тех, кто уже стоял одной ногой в могиле, а порой и подводила к гробу тех, кто мог бы еще жить. Короче говоря, судьба, Фатум, не имела для Белены ни малейшего значения.
Но мое неверие дало слабину, когда мы, мчавшиеся день и ночь, подключившие все свои силы и всех духов, когда мы, переполненные колдовства и самых лучших намерений, заметили раскатанный по небу дым пожаров и павшие, покосившиеся стены Всеграда. Несмотря на все свое старание, несмотря на всю силу и все рвение, мы опоздали. Всеград пал прежде, чем мы успели его спасти.
На всю жизнь, навсегда я запомнила крик, который издала царевна, увидев, как в ужасе по стене бегут раненные часовые, как варзанцы, огромные, могущественные, крылатые, сбрасывают былян с башен, словно игрушки, в какие узоры стекается былянская кровь на обломках городских камней. Царевна лгала мне: все-таки не один лишь титул был ей важен, не только из-за трона пришла она за мной. Она была былянкой, а мы, быляне, так или иначе ценим жизни друг друга.
Даже мне стало тошно оттого, что я увидела! Зажав рот ладонью, я изо всех сил пыталась сдержать слезы, но едва-едва справлялась; мне казалось, что отчаяние, заполонившее грудь, вот-вот выплеснется через край, и я закричу, заору, словно умирающая орлица, и упаду со спины Ксиишаа прямо на камни, на камни, алевшие родной кровью...
Но я не успела: Гарельвия взлетела ко мне и крепко-крепко схватила за плечи. Признаюсь, на мимолетное мгновение я даже подумала, что мои варзанки решили меня предать, что они с самого начала это замыслили и теперь, когда я была совершенно беззащитна, Гарельвия сбросит меня на землю и затопчет, радуясь своей победе; но это наваждение развеялось так же быстро, как и появилось. Перекрикивая стон войны, она прокричала мне в ухо:
— Не вздумай отчаиваться, Белена! Не вздумай! Каждый погибший будет отмщен, а ты будешь победительницей, победительницей! Белена-победительница!
"Белена-победительница!", вторили ей мои сестры и подруги, и на этот крик обернулись те варзанские солдаты, что издевались над стражниками стен; и не успели они даже расправить крылья, чтобы взлететь, как моя армия накинулась на них. Волки вгрызались в них зубами, птицы пытались выклевать им глаза, горные козлы били копытами и поднимали на рога, даже чьи-то крошечные крыски пустились в бой, пробирались среди камней, никем не замеченные, впивались зубками в ноги врагов. Включились и духи: Бойко и прочие духи воздуха парили над городом, сбивали варзанцев с ног, не давали им взлететь; духи пламени с Пылко во главе нашли обозы, припрятанные за городом, подожгли, и к пламени, в котором страдал город, прибавилось пламя, в котором погибал враг; и только Долго была слишком маленькой, чтобы вместе с другими духами воды тушить пожары в городе, да Нежно, ни разу с нашего знакомства со мной не поговоривший и не шевельнувшийся, продолжал мирно сидеть у меня на груди.
— Что это? Что это такое? — вопрошали варзанцы, глядя на меня, на моего слона в золотом уборе и седле, на жука на моей груди и крошечного водного духа на моем плече. — Кто это, кто это?
— Белена, — отвечали им мои сестры, сбрасывая их с домов и стен, растаптывая под копытами своих коней и ездовых оленей. — Освободительница, победительница.
В другое время я была бы не в восторге от таких титулов; но теперь мне было совершенно все равно. Город пылал, кровь варзанцев смешалась с кровью былян, отовсюду слышались крики, стоны, рыдания и рык, а я все никак не могла понять: кому, кому, кому, ну кому мы сделали лучше?
Какой-то особенно крупный варзанец прорвался ко мне, изловчился и сумел укусить Ксишаа за ногу. Мой верный слон взвыл не своим голосом, поднялся на дыбы, едва-едва меня не сбросив; а Долго, вскрикнув вместе со мной, насилу удержалась на моем плече и вцепилась в одежду так крепко, что едва не порвала платье.
— Не отпускай меня, Белена!
Одной рукой я пыталась успокоить бесновавшегося Ксишаа, а другой крепко-крепко схватилась за Долго, до боли погрузив пальцы в ее холодное тело.
— Никогда тебя не отпущу!
Заливаясь слезами страха, моя маленькая рыбка прижалась к моей шее; а я зыркнула гневно на наглого варзанца и уже занесла руку, чтобы ударить, но он отбежал, а какого-то оружия у меня при себе не было, кроме, разве что, моего верного ножа — ничего другого Медвежьим невестам иметь не дозволялось!
— Что за "победительница", у которой нет меча? — воскликнул злой варзанец, оставаясь, однако, на безопасном расстоянии от меня, пусть и делал вид, что бесстрашен. — Жалкое зрелище, скажу я вам, былянки!
— Былянкам мечи не нужны! — воскликнула я на это. — Мы выше этого!
— Может быть, ты и права, Белёнушка, — пролепетала Долго, прижимаясь к моему подбородку и дрожа, как птичка. — А все же с мечом руки длиннее...
— Я не стану сейчас искать металл, Долго!
— Металла и не надо, — она оттолкнула меня, скользнула вниз по моей руке холодной капелькой. — Но доброта твоя должна быть вознаграждена... А маленькая речушка быстрее покрывается льдом.
И не успела я понять значение ее слов, как на моих глазах маленькая рыбка вспыхнула, вытянулась, ринулась вперед непокорливой волной, и вместо подвижной Долго на мою ладонь упало длинное, изящное ледяное копье, похожее на ярко-голубую сосульку, но острое со всех сторон и — удивительное дело! — совершенно не холодное для моих рук.
— Что это? — растерялся варзанец. — Что это такое? Как этот маленький дух сумел...
Я взглянула на него строго и занесла копье.
— Большая любовь и крошечное сделает великим, — заявила я горячо. — Былянская любовь!
Он бросился бежать, но я метнула копье ему в спину, и оно вошло как раз в его кожистое крыло, проткнув насквозь. Варзанец завыл, но я была уверена, что рана эта не смертельна, и ему лишь придется пару месяцев провести на земле, не поднимаясь в воздух. Убивать его я не хотела — не хотела марать руки кровью, хватит и того, что до конца жизни моей на моих запястьях будут висеть кандалы стенаний и чужих увечий...
Вытянула руку, и верная Долго сама вернулась ко мне, сама легла в ладонь. Признаюсь, я была в восторге: более совершенного оружия и придумать было нельзя!
Ледяное копье разило всех, на кого я указывала, и ни одна былянка, и ни один былянин от него не пострадали. Зато для варзанцев я стала настоящей катастрофой: мои удары отлично достигали их крыльев и ног, лишая возможности взлетать и быстро бегать, приковывая к земле, оставляя без самого главного преимущества; а тех варзанцев, что пытались достичь меня и поразить Ксишаа, кусали волки Грыздана, поднимали на рога олени Рогослава, присоединившиеся с небольшим опозданием; словом, мое шествие по Всеграду оказалось в самом деле великолепным! Я была победительницей, я была освободительницей... Моя армия зачищала улицы до того скоро, что только восхищаться и оставалось!
Впрочем, варзанцы, отдам им честь, тоже были храбры. Пусть они уже знали, что мое появление сулит им проигрыш, но продолжали нападать, набрасываться, пытаться столкнуть со слона и отобрать копье, ранить, задеть... без страха и упрека! Нельзя было не пропитаться уважением к этим храбрым воинам, и я, безусловно, это уважение ощутила, но лишь ненадолго: позади меня со спины гордого оленя сорвали Медвежью невесту, и судя по ее отчаянному крику, далеко не в ноги нацелены были вражеские удары, не в ноги, не в ноги!
Я развернула Ксишаа и помчалась туда, уже занеся копье; мои удары сыпались градом, я изо всех сил пыталась оттащить врагов от несчастной, уже даже не стремясь сохранить их жизнь, я кричала и проклинала их, но все было тщетно: когда мне наконец удалось оттеснить нападавших, моя сестра уже испускала дух.
— Позаботься о роще, — прошептала она, пытаясь нащупать мой образ на кровавой пелене, застилавшей ее глаза. — Позаботься о моей роще, Белена, Белена...
Мои собственное имя показалось мне ядовитым.
Не всех я видела, но была уверена, что эта несчастная не оказалась единственной жертвой. На моей голове волосы зашевелились от гнева, я сжала Долго так, что бедняжка даже застонала тоненько, я задрожала всем телом и только и смогла, что шепнуть несчастной "обещаю" и отправиться мстить. Скольких я еще проткнула своим верным копьем! Скольких сбросила со стен! Каждую свою потерю им я отдавала в стократном размере. Не прощу, не прощу, не прощу никогда!
В очередной раз, окруженная со всех сторон врагами, я подбрасывала и снова ловила копье, лед которого покраснел от крови. Вокруг меня теснились варзанцы, но я отталкивала их, пронзала их, и Ксишаа вставал на дыбы, бил их ногами и бивнями, орал, отпугивая, топал оглушительно, а все равно силы были равны; я со всей силы зашвырнула копье в очередного варзанца, пронзила его прямо в грудь, насквозь пронзила его уродливую шерстяную грудь, пронзила его сердце; и лишь после увидала его лицо.
— Вир'Гемор!
Странно, но стоило мне выкрикнуть это, как воины, осаждавшие меня, остановились, принялись оглядываться и растерянно смотреть друг на друга, будто пытаясь понять, к кому я обратилась. И на их немой вопрос прозвучал ответ:
— Белена...
Как по команде, они расступились и освободили для меня проезд к раненному другу. Я повела туда Ксиишаа, хотя он и сопротивлялся, уже понимая, что на земле враг; я спрыгнула с него так легко, словно тысячу раз это делала, и приземлилась возле Вира, зажимавшего руками кровавую рану. Мы посмотрели друг на друга, заглянули в глаза друг друга, и без слов сказали столько, сколько не могли сказать словами.
— Все в порядке, все... в порядке, — прошептал он, пытаясь улыбнуться. — Теперь мы — враги... еще с того дня, когда ты решила уйти...
— "Решила"! — воскликнула я, бегло осматривая его рану. — Да будь на то моя воля, решила бы я идти к королеве Варзана одна?
— Ты... была у королевы? — растерялся Вир. — Не может быть!
— А ты об этом не знаешь?
Сбоку ко мне подбежал Пылко, и Вир даже рот от удивления раскрыл.
— Это... это... это что, пропавший дух королевы?!
Я тоже взглянула на него, а Пылко лишь мяукнул в ответ, хихикая, и запрыгнул на мое плечо.
"Я так хотел на волю...".
— Ах, — выдохнул Вир, откидываясь назад. - Ах, ах, Белена...
— Ну уж дудки! Помирать не вздумай! — воскликнула я. — Не раньше, чем мы все обсудим! Не раньше, чем ты все мне расскажешь...
— Знаешь, Белена, — пролепетал он слабеющими губами. — Я сразу подумал... Тебе очень к лицу короткая стрижка.
Я припала к его груди, пытаясь запустить обратно сердце, но оно не желало откликаться на мои удары; кровь бурлила у моих колен, горячая, алая закатная кровь, а вокруг, вокруг творилось такое безумие, что и представить было нельзя, и удары мечей друг о друга играли моему другу последний реквием...
"Что за упаднические настроения?", посмеиваясь, спросил Пылко. "Собираешься плакать над гибелью врага?"
— Я оплакиваю друга, Пылко!
"И надо мной бы ты проливала слезы?".
— И над тобой, конечно, и над тобой...
Ко мне подкатилось мое ледяное копье, и я услышала довольный голос Долго:
— Обычный маленький огненный дух никогда бы не стал пленником королевы Варзана.
Медленно, как будто замороженная, я перевела взгляд с нее на Пылко, и только и успела увидеть его кошачью морду и добрую улыбку, как он сжался, вспыхнул в три раза мощнее, обратился в яркий золотой шарик, охваченный синим пламенем, и поразил Вира прямо во вскрытую грудь. Кровь посинела у моих колен, все охватил огонь; но я уже понимала, что этого пламени бояться не стоит. Не то, не то имя я дала своему другу в Варзане: он был не Пылко, он был Живо.
А впрочем, Пылко ему тоже по душе.
Вир'Гемор разлепил глаза и удивленно уставился на меня.
— Белена? Я что... я думал...
Маленький котик, больше похожий на серую дворовую кошку, чем на гордого духа, подкрался ко мне, мяукнул жалобно. Повисли его ушки, угасло пламя, почти всю свою силу он отдал Виру, ненадолго став с ним единым; и если для былянина или варзанца такое слияние было опасно из-за вероятности остаться навсегда духом, то для духа оно было чревато почти полным бессилием. Но хотя бы жизнь духа нельзя было таким образом забрать...
— Не печалься, мой дорогой Пылко, — произнесла я ласково, поднимая его на руки и пряча под свою рубаху. — Я снова отогрею тебя, пусть даже теплом своего сердца.
Он мурлыкнул в ответ и, кажется, немедленно заснул.
— Это твое волшебство, Белена? — все вопрошал Вир, не понимая, что только что случилось. — Как это у тебя получилось? Не осталось даже шрама... а от прошлого раза то ого-го какой...
— Ну, прости уж! Я без шрамов не умею. А на этот раз тебя спас дух королевы... что тебе рассказали о моем визите?
— Что ты преступница! Госпожа советница, мама, рассказывала мне... Что ты сбежала в ночи из нашего дома, тайно прокралась во дворец и похитила духа, разбив его витрину, наверняка для того, чтобы усилить армию былян... Они говорили, что ты предательница, что ты обманывала и меня с самого начала, и пошла за мной только для того, чтобы захватить могущественное оружие, способное возвращать жизни...
— Он не оружие! Он друг! Маленький свободолюбивый дух, прежде запертый!
— Да, вот это и правда на тебя похоже... Белена, — Вир взял меня за обе руки, и я даже подивилась тому, насколько огромные у него были ладони. Я этого не помнила... — Если честно, я им сразу не поверил. Не поверил ни единому слову... Благодаря своему происхождению, я вполне мог бы остаться среди командующих, не выходить на поле боя, отправиться прямиком в царский дворец; они даже хотели этого, потому что я уже бывал там и знаю, где найти царя; но я не верил им, не верил в то, что ты можешь быть предательницей, и поэтому я настоял на том, чтобы оказаться здесь. Я надеялся увидеть на улицах Всеграда тебя, Белена, я надеялся узнать от тебя всю правду, еще хоть раз взглянуть в твои глаза... и... и, Белена...
Я слушала его, склонив голову к плечу, раздумывала над каждым словом, хмурила брови, но вот зерно его мысли от меня все как-то продолжало ускользать... самое главное, самое важное, самое...
— Постой, постой, Вир, — зашептала я. — Что ты говоришь? Ты говоришь... королева отправилась в царский дворец?
— Ну, само собой. Она же королева... и я должен был пойти с ней, ведь я...
Я вскочила на ноги так резко, что бедняга чуть не упал.
— Нам тоже нужно туда! — воскликнула я. — Мы должны спасти царскую семью!
Я взглянула в сторону дворца, и мои глаза с ужасом разглядели черный дым, клубившийся над тем, что когда-то было сердцем Всеграда, а мое собственнон сердце, замирая, прошептало:
Цареслава.
Я бросилась к Ксиишаа, но он со своими раненными ногами едва ли справился бы с такой дорогой; я бросилась к Бойко, но и мой друг тоже успел устать за время боя — у него-то, я точно знала, нет никаких скрытых великолепных способностей! В отчаянии я носилась туда-сюда, как пойманный в ловушку дикий зверь, и едва ли волосы не рвала от гнева; и меня очень быстро нашли руки Вира.
— Успокойся, Белена! — проревел он мне в лицо. — Во дворец?
— Во дворец, во дворец!
Он поднял меня играючи, раскрыл крылья и так легко оторвался от земли, словно сделан был из ветра и облаков. Долго осталась на земле, но махнула мне рукой — она была слишком утомлена, чтобы идти со мной, и осталась под защитой верного Ксиишаа, снова приняв форму маленькой рыбки. Пылко все еще спал у меня на груди, и лишь Бойко помчался вместе с нами, собрав все свои силы. Верный друг, он не мог меня оставить, даже если сам уже едва чувствовал лапы от усталости...
Ах да, был еще Нежно, но как он может мне помочь, я пока не представляла.
Воздушный путь до царского дворца оказался таким быстрым, что я и дыхание перевести не успела. Да и зрелище, раскрывшееся передо мной, было таким, что в груди немедленно поселился огромный комок раскаленных игл: от любимого, от величайшего из городов былянских остались одни лишь руины! И дворец, больше похожий на город внутри города, своенравный дворец, с собственными улицами, со своими магазинами и своими жителями, вот этот восхитительный, волшебный дворец теперь был сплошным пепелищем!
Вир опустил меня, и я вскрикнула: раскаленная земля обожгла босые стопы.
— Ох, прости, иди сюда, — засуетился он — его ноги были приспособлены для хождения по горячим камням. — Я не подумал, что ты обожжешься...
— Не надо! — воскликнула я. — Я в порядке! Земля, даже выжженная, дарует мне свою силу.
— Но ты не сможешь ходить!
— Ты так и не понял, что ли? — я нервно усмехнулась. — Я смогу все!
Я развернулась и бросилась бежать туда, где по моим воспоминаниям когда-то были комнаты служанок и Цареславы, в надежде, что они сумели как-то укрыться от пожаров и спастись. Вир бежал за мной и почти не отставал, хотя его тело явно для бега приспособлено не было. Нам приходилось уворачиваться от падающих догоравших балок, от слетавших с остатков стен камней. Варзанцы-захватчики удивленно смотрели на нас, не понимая, врагея я или подруга, но я их почти не замечала, а Вир одним лишь рыком умудрялся сдерживать своих товарищей от прямого нападения. От этого рыка и у меня поджилки тряслись, но я этого почти не замечала; я вся была сосредоточена лишь на своей цели. Цареслава, Цареслава, Цареслава...
И вот я узнала в черноте стен нужный коридор, и вот я увидела догорающие книжные шкафы — сколько, сколько мудрости утратил народ былянский в тот день!
— Направо! — крикнула я Виру. — Комнаты служанок были там!
— Откуда ты знаешь? — крикнул он мне, задыхаясь от дыма. — Белена?
Я не стала отвечать. Лишь теперь я сама поняла, что черный едкий дым проник в мои легкие, лишь теперь заметила, что темнеет перед глазами; но, видят боги! Даже если бы я умерла в этот день, но спасла Цареславу, я была бы счастлива...
Слава богам, эта часть дворца не так сильно пострадала. Здесь сохранились крыша и стены, хотя пол слегка опалился. Воспарив надеждой, я с удвоенной скоростью помчалась к комнатам Цареславы, ничего вокруг не замечая, а стоило бы заметить что-нибудь!
Когда я увидела ее, из моей груди вырвался счастливый стон. Растрепанная, бледная до полусмерти, с мокрыми от слез щеками, царица Цареслава жалась к пологу своей кровати и испуганно смотрела на меня. Я понимала, что мое лицо наверняка черно от сажи, но все равно шагнула к ней, простерла руки и нежно произнесла:
— Царица...
Я надеялась, что мой голос подскажет ей, кто я, пробудит в ее сердце давнюю нежность; но вместо этого мой голос пробудил хор чужих голосов за моей спиной.
— Царица, царица, — повторяли они, стоя за мной, и я, кажется, упала бы в обморок, если бы Вир не схватил меня за пояс. — Это в самом деле, в самом деле царица Всеградская? Царица, царица...
Боясь и робея, я осторожно оглянулась и увидела то, что боялась увидеть больше всего на свете: я привела в покои Цареславы добрую дюжину Варзанцев!
— Царица Всеградская не имеет никакой власти! — звучал голос Вира совсем близко. — Это не то же самое, что наша королева! Здесь всем заправляет царь!
Но они не верили ему, я видела в их лицах, что они ему не верят. Они выросли и возмужали в обществе, где лишь самки могли быть правительницами, их генеральши были самками, их чиновницы были сплошь самками; и перед лицом царицы Всеграда могли ли они в самом деле решить, что царь куда главнее своей жены?
А затем я увидела королеву и поняла, что проиграла.
— Цареслава, я полагаю, — кажется, страшнее этого голоса не было на всем белом свете. — Царица Цареслава! Даже в твоем имени заключена твоя власть!
"Вовсе нет", хотелось мне прокричать. "В ее имени заключено лишь то, что еще до рождения определили ее судьбу"...
— Твоя смерть, царица, будет достойным завершением нашей войны, — заявила королева Варзана. — Мы обещали, что каждая наша сестра будет отмщена тысячью былянских сестер, но если ты согласишься отдать свою жизнь, то мы отступим...
Меня трясло, я не могла ни говорить, ни колдовать, даже мычать не могла; если бы только я не пришла, если бы только я не указала им, где искать царицу в огромном дворце, то может быть, то возможно, возможно...
Моя Цареслава медленно, с явным трудом слезла с постели, поднялась на ноги. По ее красивому лицу реками текли слезы, ее ресницы дрожали, трепетали до крови искусанные губы, но как же прямо она держалась! Как же уверенно смотрела на королеву!
— Ты пришла затем, чтобы сеять смерть и разруху на моих любимых землях, — ох, до чего же твердо в тот момент прозвучал ее нежный всегда голос! — Ты пришла уничтожить Всеград. Если моя гибель нужна тебе для того, чтобы остановиться, то я готова тысячу раз погибнуть.
"Не нужно, не нужно, ни к чему", кипели мысли в моей голове. "Всеград уже пал, Всеград уже уничтожен, ничего не осталось от твоих родных и любимых стен; остановись, постой, подумай, да ведь и без твоей жертвы они уничтожили, уничтожили все".
— Пронзи свою грудь, — королева Варзана протянула Цареславе кинжал. — И сразу же после этого мы уйдем.
— Не... надо, — с трудом выдавила я из черных от дыма легких, чувствуя, будто падаю куда-то глубоко. — Царе... слава...
— Милада, — царица произнесла это так нежно, что я немедленно разрыдалась, словно маленький ребенок. — Царица служит своему народу до последней капли крови.
Кому ты служишь? Для кого жертвуешь? Для костей, разбросанных по сгоревшим улицам? Для трусов, прячущихся в лесах, подальше от побоища? Для Белены, обожженной, задыхающейся Белены? Для Моремира, мечтавшего обрести магическую силу? Для твоей невестки, обманувшей мужа и весь Всеград?
Или для Милады, Милады, готовой сердце вырвать из груди и бросить к твоим ногам, лишь бы ты жила и дальше?
Для кого ты жертвуешь собою, Цареслава?
На мгновение я закрыла глаза, провалилась в тяжелый, глубокий обморок, но немедленно снова вырвала себя из пучин слабости и тьмы; и когда я снова открыла глаза, Цареслава стояла на коленях, а платье ее пропитывалось кровью в ритме биения ее умирающего сердца.
— Что ж, я дала слово, и я его сдержу, — произнесла королева. — Мы уходим! Вир'Гемор, ты идешь с нами.
Он открыл рот, наверняка чтобы возразить, но не успел. Ветер затих под окном, замер огонь, прекратила течь вода; я повернулась к королеве Варзана и произнесла:
— Никуда ты не пойдешь.
— Что? — она бросила на меня уничижительный взгляд. — Ах да, ты, ведьма Белена. Желаешь снова оказаться в заточении?
Вскрикивая на каждом шагу из-за обожженных ног (лишь теперь я поняла, что они обожжены), я дошла до Цареславы, присела возле, сжала ее руку. Она взглянула на меня устало, нежно, любяще, в последний раз взглянула, невнятно пробормотала имя своего драгоценного сына, тяжело вздохнула, словно с этим вздохом последние крупицы жизни покидали ее тело. Я прижала ее руку к своей груди, и Нежно, тихо сидевший на моем платье, выпустил наружу тоненькие изумрудные крылья.
— Прощай, царица, — произнесла я тихо. — Прощай, матушка... Не будь тебя, не стояла бы я здесь теперь.
— Царица отдала свою жизнь во искупление ваших грехов, — заметила мрачно королева. — Тебе не в чем меня винить.
Я накрыла второй ладонью Нежно, положила руку царицы на ее грудь, встала во весь рост и прямо взглянула на королеву Варзана.
— Винить тебя не стану, — произнесла я серьезно. — Но и отпустить не могу.
— И как же ты собираешься меня сдержать, Белена?
Я убрала ладонь от груди; Нежно полностью раскрылась, выпустила крылышки и лапки, ее сила переполняла меня.
— Не одну лишь тебя, королева, не одну лишь, — вырвалось из меня. — Вам всем, вам всем никогда не выбраться.
Вир стоял рядом, стоял без страха, пока его товарищи были перепуганы до смерти; сила переполнила меня до предела и полилась наружу, захватив собою все.
Четыре духа сошлись в моем теле.
Нежно была моей любовью к Цареславе и к матери, которую я уже не помнила; Пылко был моей любовью к Виру и к миру, который отвергал меня; Долго была моей любовью к моему лесу, к Грыздану, ко всем тем животным, что составляли мою семью с самого детства; а Бойко, а Бойко был сама я, и мы, единые, навсегда изменили этот мир.
Я еще слышала испуганный крик королевы, а затем ненадолго мир стал мне до того неважен, что я и думать о нем перестала; и лишь одно знание пульсировало во мне, разрасталось, расцветало тысячью нежных роз:
Я — победительница.