На следующей записи она отчетливо услышала стук оконных рам друг о друга и щебетание птиц. Это был один из тех дней, когда небо совсем очистилось, а просушенный солнцем воздух не мог напиться запахами. От того и гарь жженых листьев, и цветение сирени чувствовались десятикратно острее. Она помнила это точно, потому что в такие солнечные дни Сергей и сам будто светился, расправлял плечи. Тогда Елена не могла оторвать взгляда от его лица: синих глаз, еле заметных веснушек, чуть суетливой, но привлекательной мимики — и почти забывала, что перед ней человек с огромными проблемами в общении и багажом из травли и отчуждения. В такие моменты в это никак не верилось — разве эта улыбка, интеллигентная речь и чуткость могли бы не очаровать хоть кого-то?

  - Добрый день!

  - Добрый. Сегодня вы улыбаетесь. Как ваше самочувствие?

  - Отлично. Я шел до вас пешком от моста. Так тепло.

  - Вот уже неделю.

  - Да, но мне редко удается вырваться. Я как-то забываю о том, как прогулки на свежем воздухе бывают полезны. Если бы не вы, так и сидел бы в офисе. Надеюсь, погода не отыграется на нас летом за такой май.

  - Да… Что ж, приступим? Расскажите мне, как ваши успехи?

  - Вы о лепке? Честно, сначала это тяжело давалось. Мне постоянно казалось, что я занимаюсь чем-то не тем, что должен делать. Но раз вы сказали, что это нужно… Я выделил два часа в день.

  - И как?

  - Было странно. В первый день я просто просидел, тупо смотря на упаковку глины. Я как будто не мог себя заставить к ней прикоснуться. Почему это?

  - Впоследствии вы это перебороли?

  - Да, я побоялся, что это может войти в привычку, поэтому в следующий раз собрался с силами и начал. И знаете? Это даже частично помогло. Пока занимаешься лепкой, в голову приходит столько мыслей… и по работе в том числе. Такое странное чувство: когда я сидел и думал над этим всем часами, мысли будто разбегались от меня, а тут вдруг ни с того ни с сего как будто…

  - Вдохновение?

  - Да, — он энергично закивал.

  - Мелкая моторика задействовала те структуры в мозге, которыми вы до этого не пользовались, и я рада, что вам это помогло. К слову, прогулки тоже очень хорошо помогают. Так что вам и правда стоит выбираться на улицу почаще — пока погода позволяет. Так значит, творческий кризис миновал?

  - Да, с этим, кажется, больше нет проблем, — Сергей поджал губы и отвел взгляд. Елена заметила, он часто избегал зрительного контакта, но особенно — когда не хотел что-то говорить.

  - Беспокоит что-то другое?

  - Олег, — он сцепил руки в замок с такой силой, что Елена увидела, как побелели костяшки его пальцев, — Я знаю, вы опять сейчас скажете, что не можете говорить со мной о нем…

  - Но вас беспокоит эта тема.

  - Да, — выдохнул Сергей.

  - Вы считаете его источником своей тревоги?

  - Я не считаю его источником… нет, это очень странное выражение, как будто он виноват в этом. Я не думаю так. Вы сказали, что мне стоит обратить внимание на то, какие мысли мне приходят в голову во время этих занятий, так вот — я постоянно вспоминаю о нем. Мне неприятно думать, что я оставил его в таком состоянии. Я знаю, вы сказали, что мне нужно смириться с тем, что происходит…

  - Такого я не говорила. Я только сказала, что если человек отказывается от терапии — это его право. Вы не можете силком затащить его на лечение, но вы можете просто быть рядом. Вы пробовали говорить с ним?

  - Я пытаюсь быть на связи, но он не звонит, и видимся мы редко.

  - И что он говорит о своем состоянии?

  - Что все в порядке, но вы не знаете Олега… — Елена не удержалась от того, чтобы кивнуть. Факт — Олега она действительно не знала, — он никогда ни на что не жалуется. Даже если ему очень плохо, он бы не сказал об этом.

  - Даже если бы вы спросили его об этом напрямую?

  - Да. Тем более.

  - И как же вы тогда узнаёте о том, что ему плохо?

  - Он ведь тоже не железный. Я вижу.

  - То есть, вам приходится догадываться о чувствах своего друга? Угадывать, что он думает?

  - Он просто хочет уберечь меня от этого всего…

  - Чего именно?

  - От тревоги.

  - Но вы все равно волнуетесь за него. Получается — уберечь таким способом вас у него не выходит. Я вынуждена повторить вопрос: Вы не пробовали говорить с ним об этом? О том, что вы постоянно находитесь в напряжении из-за необходимости додумывать за него?

  - Нет, мы не говорили…

  - Понятно. А что вы думаете о его состоянии?

  - Мы все-таки будем об этом говорить, — почти утвердительно произнес Сергей.

  - Похоже, это неизбежно. Но предупреждаю, что никаких советов по поводу его лечения я дать не могу.

  - Это и не нужно. Я… я думаю мне просто нужно высказаться. Я заметил, когда я один — мысли ходят по кругу. А вы как-то иначе мыслите, это помогает найти выход.

  - Это хорошо. Так что вы думаете о вашем друге?

  - Мне кажется, ему сейчас очень тяжело. Он остался совсем один со своими воспоминаниями, чувствами, может быть, какой-то нереализованностью… Он вернулся, и тут все по другим правилам. Наверное, он чувствует себя чужим и не понимает, куда двигаться дальше. И злится на то, как все нелогично и неправильно устроено. Это и правда так, но, наверное, его это слабо утешает. Ведь все адаптировались к этому неправильному порядку. Все, кроме него. И он боится просить о помощи, потому что это может отвратить… Чужие проблемы пугают. И… — Сергей сжался и посмотрел куда-то в сторону, в пустоту. Он будто выпадал из самой реальности, болото собственных ощущений медленно засасывало его. Елена почувствовала, что самое время выдергивать его оттуда.

  - Мне кажется, Сергей… что это не совсем чувства Олега.

  - Вы думаете, я не прав?

  - Я думаю, то, что вы сейчас описали — это ваши чувства.

  - Чт… что?

  - Это проекция.

  Сергей посмотрел на нее с недоверием и каким-то смятением. Как будто его заподозрили во лжи или подлоге. Елена примирительно улыбнулась:

  - То, что вы описали, напрямую связано с вашим опытом. Это вы остро переживали одиночество и дезадаптацию. У Олега, судя по вашему же рассказу, такого опыта не было. А значит, вполне возможно, он проживает эту ситуацию по-другому. Но из-за того, что вы лишены возможности узнать что именно он чувствует, вы вынуждены додумывать все исходя из своей позиции. Я не говорю, что вы совсем не правы. Скорее, вы различаете в нем только то, что можете почувствовать сами.

  - Но я ведь могу… смоделировать ситуацию.

  - Да, но это не сделает вас другим человеком. Все мы видим в людях только то, что есть в нас самих — и хорошее, и плохое. И зачастую даже не подозреваем о тех качествах и мыслях, которые нам самим не свойственны. Так или иначе, мы судим всех по себе.

  - Получается, человек всю жизнь проводит в окружении своих кривых отражений?

  - Да, очень часто это именно так.

  - Звучит… трагично, — Сергей поник, вновь погружаясь в свои мысли.

  - К счастью, существует средство прорваться сквозь отражения. Достаточно говорить и слушать.

  Сергей никак не отреагировал на последнюю фразу, продолжая прозревать пустоту, видную лишь ему одному. Из-за этого Елене было сложно определить, услышал ли он ее вообще и понял ли, что она хочет донести.

  - Сергей, посмотрите на меня, — он вздрогнул, — А вы сами рассказываете ему о ваших чувствах? О том, что вам бывает плохо?

  Отвечал он медленно и неуверенно:

  - Сейчас ему и так тяжело. Зачем бы я стал его грузить своими проблемами?

  - Вам кажется, что ваши проблемы отпугнут его.

  - Нет, я так не думаю. Мы давно дружим. Просто это не честно. Он так не поступает…

  - А что, если он думает то же самое?

  Сергей замер.

  - Вы так боитесь чем-то обидеть или отпугнуть своего единственного друга, что закрываетесь от него. Но подумайте, достигаете ли вы своей цели таким образом?

  - Какой цели?

  - А какова ваша цель?

  Сергей продолжал избегать зрительного контакта, но кивнул в знак того, что услышал вопрос, когда Елена хотела уже повторить его.

  - Дружат ведь не с какой-то целью…

  - Я не сомневаюсь в вашей бескорыстности. Но вы ведь хотите чтобы ваши отношения складывались каким-то определенным образом?

  - Я понимаю, что не имею права требовать чего-то… мне бы просто хотелось, чтобы все было как раньше. До… разрыва. Чтобы ему просто стало легче.

  - Вы бы хотели чувствовать себя спокойнее?

  - То как я себя чувствую — неважно.

  - Но вы были бы спокойнее, если бы состояние вашего друга улучшилось…

  - Ну… да.

  - Я правильно понимаю, вы думаете, что вы единственный человек, который может помочь вашему другу?

  - У него больше никого нет…

  - Как вы собираетесь это сделать?

  - Не знаю, — его голос понизился почти до шепота, — Если бы я знал, я бы не пришел к вам.

  Елена с трудом подавила тяжкий вздох. Они ходили по кругу, а клиент все никак не приходил к очевидной, более того — уже высказанной мысли. И если что-то останавливало его от такого простого шага, значит где-то в глубине осталась нерешенная проблема. В какой она плоскости Елена не имела ни малейшего понятия. Может быть, невысказанная обида, которой так боится сам клиент? А может, это просто внушенная виктимность проявляется в страхе хоть чем-то не угодить? Он ведь говорил — взрослые обходились с ним не лучшим образом. Не из детства ли этот страх «создавать проблемы» и занимать место? Она попробовала подойти с другой стороны:

  - Расскажите о том, как вы познакомились. Вы помните этот момент?

  - Да, это был забавный случай. Его тогда только перевели, и в школу нашу он пришел первый раз. Старшие пацаны закинули мой рюкзак на козырек крыльца. Я боялся возвращаться без него, но и обращаться к учителям было тоже страшно. И, видимо, от страха совсем мозги отключились, я совершенно не представлял, как его достать. В общем, я стоял перед входом в школу и пытался не разрыдаться. Занятия уже давно закончились, все разошлись. И тут я увидел, как из окна второго этажа на козырек вылез новенький. Оказывается, он ждал, пока вторая смена зайдет на урок и в коридоре будет пусто. Ну, чтобы никто не увидел, что он вылез в окно. И он взял рюкзак и спрыгнул с козырька. А я… не знаю, почему я не додумался так сделать. Так, в общем, и познакомились. Он еще почему-то так и не отдал мне его, так и нес до самого детдома.

  - И вы сразу подружились?

  - Ну… он бы, наверное, ответил, что да.

  - А вы?

  - Я первое время ждал, когда он поймет, что… со мной никто не дружит. Что он вольется в компанию мальчишек и на этом наше знакомство закончится. Со мной, в общем-то не очень интересно, я не разговорчивый, не интересовался тем, чем обычно мальчишки интересуются. Ну, там футбол, машины.

  - Вы боялись привязываться, потому что ждали, что ваш друг перестанет с вами общаться?

  - Мне казалось это неизбежным.

  - Сколько вам тогда было лет?

  - Это был… второй класс. Или третий? Я не помню. Началка, в общем.

  Что-то внутри Елены сжалось. Черт, в таком возрасте ребенок не должен чувствовать себя одиноким! Как вообще педагоги и психологи могли это допустить?! Подавив волну праведного гнева, она продолжила опрос:

  - А когда вы поняли, что он останется вашим другом? Когда вы решили, что можете ему доверять?

  - Не помню. Это как-то незаметно произошло. Наверное, прошло какое-то время, может, год…

  Елена просила вспоминать разные моменты из детства, рассказывать, что они делали вместе. Каждый раз рассказ начинался с того, что Олег пришел, что-то предложил, позвонил… Сам Сергей никогда не проявлял инициативы. Потому что боялся быть навязчивым. И потому что боялся зависеть. Тревожно-избегающий тип привязанности — вполне предсказуемо для ребенка, у которого не было не только матери — вообще никаких значимых взрослых. Налаживать долгосрочные социальные связи он просто не научился. Раньше, чем он мог получить такие навыки, в нем выросла уверенность, что сам он никому не нужен, а потому незачем и стараться. При этом он отчаянно хотел внимания и доверия, болезненно боялся разрыва. Но Олег то ли не замечал этого всего, то ли ему было все равно. Он просто решил, что они друзья. Раз и навсегда. Елена подумала даже, что готова позавидовать такой уверенности в себе.

  Но что-то случилось. Что-то в армии? Или само увольнение и возвращение в родной город выбило его из колеи? У Олега, похоже, просто не осталось сил быть первым. А Сергей так и не научился. Наверное, он и рад был бы поговорить. Даже хотел этого. Но не знал как. Они обсудили это, наметили план работы. Елене казалось, что корень проблемы найден, и курс понятен. Сам Сергей с большим энтузиазмом заявил о готовности работать над собой.

  После той сессии Елена еще долго обсуждала с супервайзером свою нечуткость. Ей казалось, что она должна была сразу понять, в чем тут дело. Но супервайзер, женщина преклонных лет и большого опыта, только усмехнулась и посоветовала возлагать на себя поменьше ожиданий. Может, не стоило слушать ее совета?