Кофе кончился. А вместе с ним силы продолжать. Чтобы дать отдых глазам и немного вернуться в реальность, Елена пробежала взглядом по комнате, ища и называя синие предметы, потом желтые. Их было совсем немного – ее неброский кабинет, вдохновленный готовыми интерьерами Икеи, отличался минимализмом: серый пол, серые стены, низкие мягкие кресла одно напротив другого, рабочий стол. Только цветы и пальмы в разноцветных горшках, расставленные на подоконниках и вдоль стен вносили живость. 

Обычно она прекрасно чувствовала себя здесь. Ей нравилось, что ничего не отвлекает от работы, что все выглядит как будто чуть-чуть глянцево и необжито. Ей казалось, такой кабинет сам по себе настраивает на правильный лад, дистанцирует от суеты за порогом. Но теперь, когда ей остро хотелось домой, в чье-то шумное общество, это пустое воздушное пространство навевало тоску. Елена прошла несколько раз к входной двери и обратно, удивленно прислушалась – здесь всегда было такое эхо? Стояла оглушительная тишина.

Возвращаться к работе не хотелось. Первые сессии, такие легкие и простые, сменились тяжелыми, затяжными разговорами, в которых они проговаривали по многу раз одно и то же. Летом состояние Сергея начало ухудшаться. Он говорил, что с ним всегда это происходит летом, что это выученное: все экзамены, начиная со школьных выпускных, приходились на июнь, и, даже давно выпустившись, Сергей ощущал смутную тревогу в этот период. Он жаловался на бессонницу и постоянное предчувствие чего-то дурного, страх, что в его работе обнаружатся ошибки. Но эти мелочи только дополняли картину, самое тяжелое было то, что Сергей все больше переносил в терапию какие-то странные отношения и все чаще подозревал Елену в том, что она хочет сделать ему больно, намеренно доводит его, потому что ей нравится видеть, как он страдает.

Ничего не предвещало этого, ведь Сергей так охотно рассказывал об Олеге, их совместных играх и историях, но Елена чувствовала в этом какую-то фальшь. Этих историй было слишком мало, чтобы описать ими всю приютскую жизнь, и она пробовала сбить его с привычного пути, расспрашивала о других одноклассниках, учителях, о том, что еще происходило в приюте… и каждый раз, когда она это делала, Сергей вставал в глухую оборону. Отвечал коротко и резко, даже просил вовсе не касаться этого. Словно у него имелся набор «разрешенных» воспоминаний, а все другие он старательно вытеснял, пытался забыть.

Она пробовала и вовсе не касаться детства, работать другими методиками, но результата это тоже не принесло. Проблемы доверия и эмоциональной близости, если не вызваны травмой, всегда коренятся в детстве, а потому к рациональным аргументам прибегать тут бесполезно. Человек может в точности знать, в чем его проблема, понимать, как это работает, но знание не дает сил к сопротивлению повторяющимся раз за разом сценариям. Елена понимала это, а потому все же предприняла еще одну попытку достучаться до Сергея:

- … Я понимаю, воспоминания травмируют, и я не хочу заставлять вас снова проживать их. Вовсе нет. Вам не придется ничего рассказывать. Я хочу предложить вам одно упражнение. Думаю, с вашим воображением вам легко будет справиться с ним.

- И что за упражнение?

- Расслабьтесь. Все в порядке, вам никто не угрожает. Встаньте всей стопой на пол, облокотитесь на спинку кресла. Дышите глубже. Скажите, когда вы почувствуете, что успокоились.

- Допустим… сейчас?

- Теперь попробуйте вспомнить свои любимые вещи. Что вы любили носить, когда вам было пять, шесть лет?

- Вы же говорили, что не нужно будет вспоминать, – в его голосе тут же проступило раздражение.

- Ваши любимые вещи. Неужели это неприятно?

- Хорошо… – он вздохнул, но снова закрыл глаза, – У меня был свитер. Такой… сиреневый, с совами. Очень теплый. Он немного кололся, я поддевал под него кофту.

- Вам было хорошо в нем?

- Да.

- Каким вы себя чувствовали, когда надевали его.

Сергей пожал плечами:

- Обычным. Я всегда его носил, когда становилось холодно.

- Попробуйте представить себя, ребенка, в этом свитере. Таким, каким вы были маленьким.

- Ну, допустим, – по лицу прошла волна напряжения.

- Теперь представьте, что он стоит прямо здесь, посреди комнаты. Откройте глаза, посмотрите на него.

Сергей вцепился руками в подлокотники, но послушно посмотрел в сторону, где предположительно его воображение должно было нарисовать фигуру мальчика.

- Что он делает?

- Стоит. Вы же сами сказали представить, что он стоит.

- Как он себя чувствует?

Сергей прикусил нижнюю губу.

- Ему некомфортно? Одиноко?

- Ему страшно.

- Почему? Чего он боится?

- Он нас не знает.

- А все взрослые вызывают у него подозрение. Понимаю. Но вы ведь не незнакомец. Вы – самый близкий человек для него.

- Неправда.

- Неправда? Вы думаете, что есть кто-то ближе, чем вы сами?

- Я – это я, я не могу быть близким или далеким самому себе.

- Просто представьте, что прямо сейчас вас двое. Вы и он. И только вы знаете, что он чувствует, чего хочет…

- И это явно не моя компания, – Сергей отвел взгляд от того места, где воображение вновь нарисовало ребенка.

- Ошибаетесь. Вы были лишены заботы, внимания. Вы не виноваты в этом, но никто, кроме вас, не сможет это исправить. Прямо сейчас у вас есть возможность сказать все, что вам хотелось бы услышать от взрослого самому себе. Все, что вы считаете важным.

Сергей прокашлялся и хрипло ответил:

- Я не знаю, что говорить.

- А что вы хотели услышать?

- Тогда? Я ничего не хотел услышать. Наоборот, хотел, чтобы они замолчали и отстали от меня.

- Вам говорили что-то… обидное? Как думаете, эти слова нуждаются в опровержении?

Он только затряс головой.

- Попробуйте сказать, что любите его.

- Я не буду.

- Почему?

- Это… это все не имеет смысла, зачем я буду… Это не изменит мое прошлое, это только воображение.

- Мы не можем изменить свершившееся, это правда. Но это не означает, что мы не можем работать со своим прошлым. Потому что в каком-то смысле оно никуда не уходит, оно все еще живет в нас. И именно поэтому наши травмы и болезненные воспоминания не отпускают нас, заставляют идти по маршрутам, которые мы вроде бы не выбирали, проигрывать раз за разом одни и те же ситуации. Никто не в силах изменить прошлое, но мы можем придумать новый сценарий для него. Восполнить то, чего нам не хватало: любви, принятия…

- У меня достаточно… принятия, – его взгляд похолодел и ожесточился, – Я признанный профессионал, у того, что я делаю, есть фанаты, меня уважают партнеры, я занимаюсь социально важными вещами и мне не нужны объятия, чтобы это подтвердить. И даже если бы мне захотелось, я просто пошел бы… – слова застряли у него в горле. Он шумно выдохнул и отвернулся. Елена догадывалась, каково было продолжение, но тактично не стала договаривать его.

- Но если бы у вас не было проблем, вы бы не сидели здесь, не так ли? – Елена мягко улыбнулась, – Тем более что вы делаете это не только ради себя. Позвольте помочь вам. Я действительно верю, что это упражнение позволит вам понять самого себя лучше. Разве вы не хотите этого?

- Как мне поможет понять себя то, что я буду… признаваться в любви воображаемому себе? Это нарциссизм какой-то…

- Вы думаете, что любовь к себе – это непременно нарциссизм?

- Вы опять переиначиваете все мои слова…

- Сергей, ответьте мне на вопрос: вы достойны любви?

Он затряс головой, сжал руки в кулаки. Все его тело говорило «нет», но он только улыбнулся:

- Это ведь не я должен решать.

- Вы.

Она много раз объясняла ему до этого, что решение о том, с какими людьми общаться, кого подпускать к себе, какое впечатление производить – в конечном итоге является результатом выбора. И именно это решение определяет, будет ли любим человек. Но рациональные доводы и попытки воззвать к здравому смыслу уже давно не работали. А потому осталось лишь одно средство – выдерживать долгий взгляд, полный уверенности, держать паузу и ждать, когда клиент снова…

- Это не правда. И вы не можете одновременно утверждать, что я не виноват в том, что меня не любили, и что я могу решить, достоин ли я любви… Потому что мир не считается с тем, что я думаю.

- И вы думаете, это – повод не иметь своего мнения на этот счет? – Этот вопрос сбил Сергея с толку. Он хотел спорить, но ему нечего было ответить. – Хорошо, вы не определились с собой настоящим, но взгляните на себя прошлого. Разве он не был достоин любви?

- Другие, похоже, так не думали.

- Меня не интересует мнение других. Я спрашиваю вас. Другие могут ошибаться. Почему же вы им верите больше, чем себе?

Он не ответил. Потому что и не верил. Потому что все, что он сказал, было лишь сопротивлением из страха, что вот сейчас что-то может поменяться – так, во всяком случае, думала Елена.

- Давайте вернемся к упражнению. Представьте его снова. Что он чувствует?

- Беспокойство.

- Вы можете представить, что он… подходит к вам? Говорит вам что-то?

- Не думаю… Он не захочет.

- Тогда спросите вы его. Например, что его пугает?

- Не знаю. Все.

- Что именно?

- Темнота, засыпать, потому что будут кошмары, учителя, сверстники…

- Почему он боится сверстников? – Сергей пожал плечами. Елена кивнула в сторону «Сережи», мол, спрашивайте. После короткой паузы он неуверенно начал:

- Потому что они могут найти тетрадки с рисунками. Прочитать то, что им нельзя читать…

- И что они сделают?

- Они… – Сергей подтянул одну ногу к себе и обнял колено. – Будут смеяться. Могут побить.

- Взрослые не помогали в таких ситуациях?

- Им тоже не нравились эти рисунки. А потом, у воспитателей на все был один ответ: если побили, значит, чем-то заслужил, нарвался. К ним вообще идти было без толку.

- И никто не успокаивал вас?

- Я пытался не показывать виду. Ну, потому что гораздо выше был шанс, что меня же этим и ткнут. Знаете, было достаточно один раз показать, что боишься пауков, как все решали своим долгом принести какого-то паука в руках и ткнуть под нос, или забросить в постель, в сумку.

- Так делали с вами?

- Нет, в основном так девчонок третировали. Они кричали, убегали, некоторые плакали. И остальных это веселило.

- А вас?

- Не вижу ничего веселого в чужих истериках. Но пример был показательный.

- И вы никогда никому не говорили, что вы боитесь темноты?

- Чтоб меня заперли в подвале?

- Но вы ведь не от всех ожидали такой реакции…

- Когда живешь в тесном пространстве с чужими людьми, привыкаешь к тому, что если знает один – знают все.

- Но вы хотели, чтобы о ваших страхах кто-то знал? Чтобы кто-то смог вас ободрить, поддержать? – Упреждая отрицательный ответ, который неизменно следовал за такими вопросами, она спросила иначе, – Представьте, что вы в темноте прямо сейчас.

Сергей снова дернулся, морщина между бровями углубилась. Представить темноту в кабинете залитом светом было непросто, но у клиента было живое воображение.

- Вы ведь больше не боитесь темноты, так? А Сережа?

Сергей промолчал, напряженно глядя в одну точку.

- Вы должны успокоить его. Проговорите, что вы сделаете.

Сергей закрыл лицо руками, зарываясь в волосы кончиками пальцев. Собравшись с мыслями он заговорил, на удивление мягко:

- Я подойду к нему и возьму за руку.

- Как теперь чувствует себя Сережа?

- Он… удивлен.

- Наверное, вам нужно что-то сказать ему.

- Я скажу, что бояться тут нечего. Тут только мы, и больше никого нет. Что никто не обидит его.

- Вам, наверное, нужно время, чтобы побыть с ним?

- Да…

- Что вы делаете?

- Мы просто сидим на полу.

- Вы все еще держите его за руку?

- Да.

- Вам больше не страшно?

- Нет, все спокойно.

- Оглядитесь. Где вы находитесь?

- Это комната в «Радуге». Наша. Только пустая. Просто сейчас ночь. Я могу… включить свет?

- Конечно, если хотите. Сережа хочет вам что-то сказать, может, попросить?

- Да… – Сергей всхлипнул, – Он отдает мне альбом.

- И что вы сделаете?

- Я… не стану его открывать. Мы вместе спрячем его. Так, чтобы никто не нашел.

- Этого хочет Сережа?

- Да. Вам кажется это глупым?

- Мне не кажется глупым то, что вселяет в вас чувство безопасности. Если ему хочется что-то спрятать, то сделайте это… Желание иметь собственное пространство – вовсе не глупость.

- Как вы себя при этом чувствуете?

- Я… как будто я сильный, – послышался всхлип.

- Где находится это чувство?

- Здесь, – Сергей показал ладонью в область сердца.

- Постарайтесь запомнить это чувство.

Несколько минут они молчали.

- Простите, – по его лицу текли слезы, голос сел, – Я не знаю, что на меня нашло.

Елена только кивнула и подала бумажную салфетку.

- Это нормальная реакция. Не сдерживайтесь. Вы долго избегали этих чувств, теперь они нахлынули все вместе. Но, к сожалению, терапия невозможна без того, чтобы прожить их все. Иначе с проблемами не разобраться…