Не кляни ты меня

В жадных каплях дождя,

Что не так я всё видел как есть.

Иванушки

Ангелина Васильевна являлась одним из спонсоров университета. По ее словам, ей нравилось “готовить путь для молодежи”. Золотистый хвост сегодня не шуршал, а постукивал по жесткой ткани пиджака сотней косичек, алая помада оставляла на белом шарике мороженого яркие отпечатки. Витя старался не смотреть. Даша наоборот, кажется, пыталась изучить каждый миллиметр сидящей напротив женщины.

Витя лизнул пломбир — не потому, что хотелось, а чтобы занять себя хоть чем-то, пока Ангелина Васильевна беседует с Дашей о пустяках. Обе посмотрели на него, синхронно улыбнулись.

Слово Ангелины Васильевны может иметь критический вес для комиссии. Надо бы слушать… Но не получалось. Надо бы еще раз поблагодарить за то, что пригласила его с Дашей в кафе — роскошь, которой сам Витя не мог себе позволить. Но ни звука не выдавливалось сквозь залитые холодной липкой сладостью связки. 

На улице было прохладно: недавно прошел ливень. В лужах отражались нецветные острогранные кусты, перевернутые нецветные же прохожие. 

— Хорошая у тебя подружка. С детства дружите? 

— Да.

Даша отстала на миг, и Витя почувствовал руку Ангелины Васильевны, туго обвивающую его собственную. Запахло какими-то духами и чуть-чуть табаком. 

— Хочешь, прокачу тебя по городу? У меня машина рядом. Хоть будешь знать место, где предстоит учиться.

— Езжай! — Даша уже их догнала и широко улыбнулась. — Я пока к тете Нине пойду, она просила картошки купить.

Витя выпутался из чужой руки и взяв Дашину прохладную ладонь, оттащил подругу в сторону, к мокрым кустам с зелеными бутонами.

— Я без тебя никуда не поеду.

— Ты что! — Даша распахнула глаза, — Обязательно! Такой случай!

— Я с тобой, — упрямо мотнул головой Витя.

— Не будь дураком, Григорьев, — Даша сердито свела брови и вырвала руку: — Езжай, тебе говорят. Что ты как маленький? И вообще, это ты поступаешь, а не я! И не корчи из себя буку, ну! — прошипела в ухо.

— Я… — он растерянно оглянулся. Ангелина Васильевна курила, глядя на проспект. — Ладно. Хорошо.

Город за окном “Тойоты” был какой-то ненормально-открыточный. Слишком светлый, чистый: дома с лепниной, с колоннами, все ровных пастельных цветов, словно в мультике. Большие роскошные монументы тянулись к небу, отмытые дождем до блеска. Каждый раз, когда Ангелина Васильевна предлагала выйти и посмотреть на очередную достопримечательность поближе, Витя отказывался.

Прогулка завершилась в красивом зеленом районе, у высокого дома, роскошного, как остальное. Наверное, в таких живут потомки Союзных вождей…

— Заходи. Ботинки вот сюда поставь, на полочку. 

Такого даже по телевизору не показывали… Высоченные, словно в музее, потолки. И хрустальная люстра — прямо в прихожей! 

— Руки мой и проходи.

В ванной был и туалет. Непривычно: в панельных домах, что у Вити, что у Даши ванная с туалетом строились раздельно. На раковине торчал странный кран — не поворачивать, а поднимать. Все ошеломительно огромное и белое. Под ногами скрипел паркет.

— Нравится? — усмехнулась Ангелина Васильевна. Она присела на широкий подоконник и снова достала сигареты.

— Красиво.

— В этом доме кто только не жил, — женщина выдохнула дым в окно. — Глушко, например. Ученый-ракетостроитель. Ты ведь тоже космосом увлекаешься?

— В том числе.

Потом она называла еще имена, должности, фамилии разных академиков и философов, которых Витя не знал, но постановил себе отыскать библиотеку и узнать непременно. И все они жили прямо тут. Спали, ели, думали и творили.

Пальцы поджимались: в большой кухне пол был холодным, как изо льда, и так же блестел. Хозяйка принесла Вите тапочки на толстой губкообразной подошве. 

— Будешь чай? 

— Спасибо.

— А то и кофе могу с коньяком, чуточку. Хочешь? — подмигнула она. — Мы никому не скажем. 

Витя помотал головой. 

— Ну как хочешь. А я вот люблю.

Витя сидел на белом, скользком, обтянутом кожей стуле и ощущал себя не на своем месте, но встать и уйти не решался. Ждал чего-то и страшился узнать — чего именно. Наверное, все же стоило вернуться в тесную квартирку к уютной тете Нине. К Даше.

Чашка для чая была какая-то слишком тонкая, как будто мастер пожалел глины — почти прозрачная, сломать можно случайно. Маленькая, миллилитров сто двадцать, и это хорошо: долго рассиживаться за чаем не хотелось.

— Ангелина Васильевна…

— Просто Анжела, ладно? Мы сейчас не в университете, — усмехнулась уголком губ. Витя невольно задумался, когда она успела снова их накрасить? — Давай поговорим серьезно. — Она вынула из волос шпильки, сняла резинку и со стоном блаженства разворошила волосы, рассыпала по плечам. Улыбнулась. — Тоже думал, это шиньон? Все так думают. Но нет, свои.

— Я не думал, — Витя отвел взгляд.

— Ты ведь понимаешь, что конкурс на место огромный. Ты, конечно, талантлив, но… Ничего в этом мире не дается просто так.

— П-просто? Так?

Витя вспомнил стоптавшиеся до дыр на пятках кроссовки, синяки на плечах от тяжеленного рюкзака с флаерами. Груды исписанной бумаги с мерзкими кровяными пятнами. Заострившееся от волнения лицо Андра. Глупыш постоянно носил ему в комнату то молоко, то чай — в их мирке на двоих эти эликсиры были волшебными и спасали почти от любой болезни.

— Именно. За красивые глаза. А они у тебя очень красивые, уж поверь мне. И иногда это решающий фактор.

Витя вскочил, испуганно прижал к себе куртку.

— Ну чего перепугался? — ласково улыбнулась Анжела. — Никто тебя не тронет. Сядь.

Поколебавшись, он сел обратно, тут же съехав со снежного холма к краю стула.

— Ты мне понравился, Виктор Григорьев. И я готова сделать тебя моим протеже. Ты будешь радовать меня своим обществом в обмен на поступление. И оплату всех расходов на учебу.

— Я вам… что… — голос осип и не слушался, как замороженный. — Я что?..

— Ну расплачься еще, — Анжела посерьезнела. — Мы с тобой взрослые люди, и способны по-взрослому обсудить честную сделку. Так? Или я ошиблась, и ты всего лишь маленький деревенский мальчик, приехавший в столицу незнамо зачем?

— Я знаю. Я… знаю, зачем. 

— И зачем же? — сощурилась хозяйка. — Чего ты хочешь? — Витя кусал губы, глядя на параллелограмм стылого неба за окном. — Я предлагаю тебе будущее. Если откажешься — что ж, никто неволить не будет. И, конечно же, никто не станет трогать тебя до совершеннолетия, если ты об этом беспокоишься, — Анжела несколько раздраженно откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. — Мы все-таки адекватные люди, не животные. Мне не помешает одаренный и красивый подопечный, тебе не помешают студбилет, жилье и деньги. Ну что?

──────── • ✤ • ────────

Витя целовал так, как никогда не целовал до этого. Даже в ту ночь перед новым годом. Будто дышал через поцелуй, и только через него — а если бы оторвался от Дашиных губ — то немедленно задохнулся бы. За стеной шаркали шаги дяди Толи, слышалось бормотание телевизора. Было больно упираться шеей в деревянный подлокотник дивана, но оттолкнуть Витю тоже нельзя. Пусть целует, раз ему надо. Даже без объяснений. Так романтичнее. Если бы еще узорчатое стекло в двери комнаты чем-нибудь завесить, а в замке повернуть ключ…

Даша гладила Витину стриженую голову, мягкий ежик доверчиво ласкался в ладони. На шее вспотел, там пальцы скользили. Нащупали родинку. У Вити даже запах пота приятный, острый, чем-то похож на дух нагретого солнцем соснового бора. Теперь губы спустились ниже, касались Дашиной шеи. Ключиц. Груди. Было так опасно-хорошо, что внутри все сжималось, и сжималось еще, сходилось в единый узел напряжения, который электрическим разрядом гулял по телу — то в шею, то в живот, то в ладонь, по-прежнему трогавшую короткие русые волосы.

— Что ты делаешь? — шепотом хихикнула Даша, когда поцелуи мокрой дорожкой легли вокруг пупка.

Витя поднял глаза — темные, слегка будто бы пьяные. 

— Я люблю тебя. Ты веришь?

— Да.

Громко хлопнула входная дверь квартиры, и стекло в двери комнаты зажужжало, словно гигантский шершень. Даша и Витя вздрогнули, замерли, глядя на светящийся рябой прямоугольник.

— Я люблю только тебя, Даша.

— Знаю, — она улыбнулась и поцеловала куда-то за алеющее ухо.

Витя выдохнул, завозился, взял Дашину руку и повел вниз, а там молча оставил ощупывать пуговицу его джинсов. Молния подалась с тупым тарахтением.

Он все шептал, шептал в шею, как любит, сильно-сильно, больше всего на свете. Потом не говорил, только дышал сумасшедше громко, так что наверное даже неприлично… Но Даша словно и сама немножечко сошла с ума. Витя подрагивал и задыхался в ее руках, только ее, только для нее, и это наполняло восторгом. Все равно, что подумают дядя Толя с тетей Ниной. В маленькой комнате происходит любовь — та самая, которая спасает мир. А это намного важнее приличий.

Ночью Витюше не спалось — он все время ворочался, и Даша просыпалась от скрипа раскладушки. В конце концов, пересела к нему — на белоснежный лунный треугольник с завернувшимся на шкаф краем. Повела пальцем по лицу:

— Лес, поляна, бугор, яма…

Витя не улыбнулся, но позвал:

— Иди сюда. — Даша вытянулась рядом, положила голову на костлявое плечо. — Мне надо тебе кое-о чем рассказать.

──────── • ✤ • ────────

Витя ожидал, что Даша разозлится — на него. Или на Анжелу. На весь город — сверкающий, холодный, хищный. Было бы страшно, но отчего-то именно этого хотелось. Какого-то всплеска, детонации, чтобы разорвать приторно-ледяной кокон, в котором Витя ощущал себя с момента, как вступил под потолок с хрустальной люстрой. 

Но Даша не закричала, она даже не шевелилась, просто слушала, а когда он замолк, еще долго лежала молча. Потом спросила шепотом:

— Ты ведь уже все решил. Да?

Витя вдруг понял: она права. На миг стало страшно, так страшно, что на коже выступил ледяной пот, противно потек по вискам. Он все решил. Он уже знал, с самого начала знал, на что будет готов. 

На все.

— Витюша, — позвала Даша. — Витенька, я не сержусь. Правда. Я… мы же знали, что ты поступишь, и нам придется расстаться…

— На время! — вскинулся Витя возмущенно. — Только на время! Пока учусь, а потом…

— Потом суп с котом! — Даша зажимала себе рот, глуша всхлипывающий какой-то, неестественный смех.

Луна оставила их окно, забрала с собой белые треугольники. Во тьме не было видно ничего, ни Дашиного лица, ни собственных рук.

— Наша любовь вечна, ее нельзя ничем разрушить! Никому! Ничем! Слышишь?!

— А ну-ка цыц, молодежь! — раздался добродушный бас дяди Толи.  

Они притихли, сжались в единый ком на узкой раскладушке. В плечо впился острый край винта, вспорол кожу. Так даже лучше.

— Витя, — прошептала Даша в грудь, — Она сказала… что ты не должен с ней… Ты не… 

— Да, да, до восемнадцати, а ведь это еще целый год! — с жаром согласился он. — Может, я к тому времени ей уже разонравлюсь. А из универа меня не отчислят, я сдохну, но не дам себя отчислить!

Даша снова засмеялась. Витя никак не мог понять — чему, но он лежал и обнимал ее неуверенно и молча, пока не уснул.

──────── • ✤ • ────────

Ноябрь засвистел в окна колкой снежной крупой, наделал в выбоинах асфальта ледяных “секретиков” из мусора и лохмотьев последней ржавой листвы. Уже несколько раз выпадал снег. Без Вити было тускло и холодно — еще холоднее, чем показывал термометр за окном. Теплыми оставались лишь ниточки телефонных разговоров, соединяющие два края. К Даше приходил Андр, и они вместе звонили Вите. Или Витя — Даше, но уже без брата, чтобы поговорить нормально. Но нормально почти не получалось — изо рта раз за разом высыпалась пылью только сухая сводка новостей. Поддерживать отношения на расстоянии оказалось сложно. Хотя, может, все дело в банальной усталости: Витя учился, и Даша тоже училась — на агротехника.

Витя теперь жил в “академическом” доме, только не в квартире Анжелы, а над ней — фактически, на чердаке. Целая трехкомнатная квартира, пусть и со скошенными углами — ему одному! И холодильник тоже, и ванная комната.

Даше учеба давалась труднее, чем в школе — наверное потому, что в старших классах мнилось: вот прозвенит последний звонок, и начнется другая какая-то жизнь — красочнее, лучше, свободней. Но у Даши так не случилось. Зато у Вити случилось. Наверное… Хотя он постоянно боялся, переживал, что на самом деле не так умен, как показалось приемной комиссии, и точно провалит сессию. Что тогда?

— Во-первых, с чего бы тебе ее проваливать? — Даша наматывала витой провод на палец осторожно, чтобы не содрать свеженакрашенный лак. — Ты же учишься и все там понимаешь. На экзамен дают пройденное, а не что-то другое. Во-вторых, у тебя есть “крыша”.

— В этом и проблема, Даш, — вздохнул Витя. — Если они знают… Если кто-то узнает, то на меня будут смотреть, как… 

— Не будут. Ну что ты волнуешься, все же видят — ты все сам. Не списываешь.

— У меня списывают, — хихикнул Витя в трубку. — Как в школе.

— Ну вот видишь!

— Но вдруг… вдруг они поймут, что я не так уж прямо хорош? Что я сам пойму — я совсем не такой. Только притворяюсь. Как журчалка.

— Кто?

— Неважно.

Об Анжеле оба говорить избегали, хотя та все же прорывалась в приватные беседы, не напрямую, а скрытно, как ядовитый газ. Даша тщательно маскировала ревность, узнав, что все старые вещи Вити были выброшены, и куплены новые. Даже трусы. Что он ходил в кино и в театр. Не один ходил, разумеется… Хотя об этом Даша не спросила. Только выслушала, хмурясь, пересказ “Медеи”. 

Эта стерва его приручала, а вернее — покупала. Все привыкла покупать — машины, квартиры, шмотки. И людей, видно, тоже. Только вот фигушки ей. Вите это все не надо — и никогда не было! Самые счастливые их вечера — на полу тесной кухни, у горящей духовки со шкворчащей картошкой.

Под Новый Год внезапно заявился Майор. Даша не испугалась на этот раз: Витин отец уже не казался огромным и опасным — скорее, грузным и уставшим. Даша пригласила его войти, ушла на кухню за чаем — как раз заварила себе чашку и не успела даже пригубить. Майор долго топтался по-медвежьи в коридоре, в кухню заходить не стал, примостился на банкетке у двери. Даша принесла чашку прямо туда, поставила на полку с зеркалом.

— Ну, как там мой-то?

— Хорошо. Учится.

Майор взял чашку, поднес ко рту, но вместо того, чтобы пить, спросил:

— Стипендию-то дали?

— Конечно.

Майор раздул ноздри, покрутил ус, глядя в темный угол, где стояло ведро с сырыми зонтами.

— Нам с малым не звонит. Не до нас, значит.

Даша подумала, сказать ли, что с Андром Витя разговаривает довольно часто, но решила промолчать. Вдруг еще малышу попадет за это? Хотя Андр ни разу не жаловался на побои, да и хорошо знакомых признаков Даша не видела.

— Ну, пойду. Спасибо, хозяйка, за уважение.

Он отставил так и не выпитый чай, выбил сигарету из пачки и сунул в зубы, еще даже не переступив порог. Даша скорее закрыла дверь, чтобы дыма не нанесло в квартиру. 

──────── • ✤ • ────────

Анжела договорилась, и Витю взяли в лабораторию — сначала просто на подхват. Младший помощник младшего машиниста… Но с чего-то ведь надо начинать! 

Математические модели, рассчитанные вручную, отдавали программистам, чтобы те перевели данные в бинарную систему, протестировали и вернули отчет обратно  математикам. Модели были разные, укладывать в голове начальные данные и что должно получиться в итоге оказалось увлекательно. Да и вообще смотреть на работу умной машины — интересно. Иногда даже удавалось урвать минутку и попробовать скормить компьютеру что-то свое.

Трехступенчатые функции с различными временными периодами выдавали красивые графики. Или не выдавали — на любом из этапов расчета, ведь на каждом нужно было считать другое и иначе. Витя слушал как профессора спорят на тему теории моделирования и радовался, что может это слышать. И не только слышать, но и обдумывать, делать выводы, ставить мысленные эксперименты. Его время принадлежало ему. Если бы вынужден был не только учиться, но и зарабатывать на жизнь, как некоторые другие студенты с потока — не успел бы узнать и половины.

Анжела была довольна Витиными успехами — то, что он стал одним из лучших и самых перспективных студентов факультета, грело ее самолюбие. Может, ей и правда прежде всего нужен его ум, чтобы чем-то похвастаться в научных кругах, где она вращалась. А не красивый молодой любовник… С каждым месяцем эта надежда росла. 

Не то, что бы Анжела отличалась уродством… Нет. Просто женщину, которая по возрасту могла бы быть его матерью, Витя совсем не мог рассматривать в таком ключе. Сама мысль еще полгода назад показалась бы даже не столько кощунственной, сколько смешной. 

Анжела была умна, начитана, ухожена, всегда стильно одета, и пахло от нее приятно. Именно такой типаж показывают в кино про высшие слои общества. Таких называют “роскошная” или “роковая” женщина. Но она — не Даша. Она — чужая.

Сначала Витя подпирал входную дверь в свою квартиру тяжелым резным стулом — на всякий случай. Потом перестал. Анжела ни разу не поднималась наверх, к Вите. Не делала ничего плохого. Не навязывала свое общество — все их встречи происходили с его, Вити, согласия. 

А как тут не согласиться, когда предлагают сходить на ужин с профессорами, послушать истории, посмотреть на людей, чьи фамилии украшают собой учебники? Да и места всегда оказывались очень красивые. Рестораны, где хрусталя и золота еще больше, чем у Анжелы в ее ледяных чертогах. Или чей-то загородный деревянный особняк, словно сошедший со страниц русской сказки. Вкусные шашлыки, даже странно, что они сделаны из мяса — такого мягкого и ароматного мяса просто не бывает. 

Зимой пришлось учиться кататься на горных лыжах. Сначала Витя был недоволен, что его вытаскивают в какую-то даль перед самой сессией, но потом распробовал новое удовольствие. Ехать с горы оказалось весело, совсем не похоже на наворачивание скучных кругов по облезлой роще на уроках физкультуры. Светило солнце, кружились сверкающие снежные вихри, и нужно было рассчитать все повороты так, чтобы не терять скорость. 

— Понравилось? — спросила Анжела, улыбаясь.

Они сидели в небольшом кафе на самой вершине горы. Воздух пах будто бы чем-то весенним, свежим, даром что декабрь еще не кончился.

— Понравилось, — не стал врать Витя. — Голову тоже иногда нужно проветривать.

— Вот и молодец, — она протянула руку и потрепала по отросшим волосам.

Ничего такого — просто дружеское прикосновение, одно из очень немногих за все время. Так что бояться нечего.

На международную конференцию, проходившую в столице, Витю впихнули в качестве переводчика: научные сотрудники, которые, вообще-то, должны были знать язык в достаточной степени, не слишком афишировали свой недостаток. И вместо того, чтобы тратиться на профессиональных переводчиков, с удовольствием брали студентов, владеющих английским. 

Приходилось одновременно слушать докладчика и шептать в ухо сидящему рядом академику с волосатой шеей. Судя по всему, тот не особенно интересовался происходящим, и присутствовал чисто для галочки. Этого Витя понять не мог — со сцены говорили интереснейшие вещи! Но так было легче — вслушиваясь в смысл, он то и дело сбивался с перевода. А некоторых терминов совсем не знал, тут самому бы у кого спросить! Их он записывал в блокнот, чтобы позже посмотреть значение. 

Когда на сцену вышел докладчик “из своих” — доцент Романовский из университетской лаборатории — Витя облегченно выдохнул — этого будут переводить наоборот, с русского, и можно отдохнуть. Рубашка мокрая, хоть выжимай, а горло словно наждаком изнутри протерли. Может, пока тихонько выйти, выпить воды в буфете?.. 

Но Витя вслушался в речь Романовского и тут же забыл, что собрался куда-то идти. Они решили представить совершенно сырую идею?! Доцент красочно расписывал этапы расчетов и показывал диаграммы, а Витино возмущение росло. Пусть он только младший помощник, но тут, извините, даже уборщица увидит лажу! 

Когда настало время вопросов, Витя вскинул руку. Дремавший до того мохнатый академик удивленно поднял сросшуюся бровь. Романовский благодушно махнул в Витину сторону, наверное, не узнал в темноте зрительного зала. Витя откашлялся.

— Прогоняли ли вы модель назад?

— Разумеется, — самодовольно улыбнулся Романовский. — Трижды!

— А вот я проверял на десяти. И там она уже не работает.