Данте хочет спросить Кэт — не больно ли ей. У Кэт разодрано правое колено, он замечает это, когда она присаживается рядом, вытаскивая из кармана толстовки платок.

Данте — не больно. Ему уже давно не больно, потому что от некоторых ощущений пришлось отречься, перетерпеть — заставить себя не замечать. Выныривая из светящихся лабиринтов Лимбо в тусклую ночь, Данте не рассчитывает, что его кто-то дожидается. Время за полночь. Миссия затянулась.

Но Кэт ждёт. У Кэт разодрано правое колено. И ей наверняка чертовски больно.

Людям вообще легко сделать больно: они трепыхаются до первого опасного хруста костей, а потом молча терпят всё, лишь бы это снова не повторялось. А Данте, наверное, мазохист, потому что сопротивляется до последнего — пока может цепляться за уплывающее сознание. Или дело в том, что боль он испытывает иначе, поверхностно.

Плечо усеяно плеядой осколков, часть которых спряталась под свежей затянувшейся кожей — выглядит не так страшно, как есть на самом деле. Бок вспорот когтями, и Данте сжимает его, боясь растерять внутренности. Он на физической мели — устал как собака. И чёрт знает, сколько придётся просидеть в переулке, прежде чем удастся подняться на ноги. А Кэт ждёт, и ей наверняка чертовски больно.

Данте знобит — в переулке ещё и холодно. А Кэт в шортах.

Промакивая висок платком, Кэт кладёт ладонь на его щеку и просит повернуться. Данте шипит и сопротивляется. Он без понятия, где именно разбита голова, но кровь заливает левый глаз. Учитывая силу взрыва, Данте не уверен, что у раны вообще есть конкретное место, и его скальп сейчас не похож на сплошное кровавое месиво.

Гладя его по щеке, Кэт вновь настойчиво просит повернуться. Данте отводит взгляд, когда она плотно прижимает платок к затылку. Под её ладонью открытая рана пульсирует.

— Сильно болит, да?

Чертовски.