Изменённое состояние — штука ебливая, не поддающаяся законам внутренней логики, а ещё — с ней не договоришься. Язык можно источить о зубы, доказывая, что на самом деле состоишь не из этого, хочешь не этого. Но сознанию виднее.

Накатывающий приход с самого начала выходит дерьмовым: эластичный жгут лопается и ударяет по лицу. Дёргая рукой от неожиданности, Данте разносит иглой вену — кровь змеями хлещет на постель. Кэт его придушит разговорами, что он не ценит чужой труд. Да ценит он, ценит, но свой кристально-чистый кайф он ценит больше. Всё потом.

Сейчас Данте сверху вниз смотрит на самого себя, стоящего на коленях. В правой руке револьвер — металл Эбони блестит в свете его отъехавшего сознания.

Да-да, Данте часто говорит, что хочет снести головы всем, но если кто-то из этих всех хорошо сосёт, то можно повременить. Снести себе голову, что ли? Умереть Данте всё равно не может. Пуля покувыркается в мозгах, намешает серое вещество в первичный бульон, но а толку? Полтора часа и Данте соберётся обратно в мясного трансформера, состоящего из головных болей и желания ебать под бербитуратами. И хоть бы раз собраться во что-то стоящее или не собраться вовсе.

Данте — тот, что на коленях — берёт револьвер в рот. Это нихуя не романтично. Оружие состоит из острых граней и составных частей — гремит, если потрясти. Особенно, если разъёбано. А Эбони разъёбана последними стычками, как и сам Данте. Мушка царапает нёбо, стыки металла зацепляют языковые сосочки, вырывая, — кровь булькает в горле. Ствол Эбони алый и влажный от слюны.

Это нихуя не романтично, но пиздец как возбуждает. И как же, сука, хорошо, что никто этого пиздеца, кроме Данте, не видит.

Всё, что происходит в приходе, остаётся в приходе. Ну и заебись.

Данте отбрасывает Эбони и расстёгивает ширинку, притягивая себя за волосы к члену — сразу с заглотом. Данте знает, что он охуенный. Но без понятия, что настолько.

А вот почему сознание подкидывает его же охуенно податливую и покладистую версию Данте не вкуривает, пытается выстроить логику — хуй там плавал. И спасибо, что здесь не ебло Вергилия, потому что Данте привык ебаться с самим собой в переносном смысле — в прямом тоже оказывается неплохо — но бешеным лицом брата только пугать подростков в тёмных переулках, а не видеть около члена. Спасибо, что здесь не ебло Кэт, потому что он не хочет с ней так обращаться.

Данте никогда не пытался отсосать у себя. И, еб твою мать, сколько же лет он прожил зазря.

Член в крови и слюне — в горячем сжимающемся горле держится чуть не до сблёва. Данте тянет себя за волосы, заставляет посмотреть глаза в глаза и кончает — на лицо.

Всё, что происходит в приходе, остаётся в приходе, в сознании. А заебись ли?

Разжимая пальцы, он отталкивает себя и хмыкает. Податливая и покладистая версия — подбородок в кровавой слюне и сперме — безучастно смотрит, не рыпается даже для приличия.

Подняв Эбони с пола беспространственного ничего, Данте со щелчком взводит курок и прицеливается.