О, он злится. Он чертовски злится. Прижимает перо прямо к шее Даби и почти не думает о том, чтобы вместо пера приложится к ней руками, губами или потереться щекой. Почти. И Даби — чертов Даби, отлично это видит и понимает. Возвращает взгляд — хитрый и почти томный. 

Кошка трется прямо о прутья и смотрит на птицу особенно голодно.

— Я еще свяжусь с тобой, Ястреб. 

Кейго опускается на тот же самый ящик — еще даже пыль не успела покрыть место, где он сидел в тот раз. 

«Это была и твоя проверка». «Ты же не думаешь, что я просто так возьму и доверюсь герою Номер два». «Номер два» прозвучало особенно насмешливо. Ухмылка вышла на редкость раздражающей.

Чертов Даби. «Свяжусь с тобой» и ни слова напоминания про «Повторим».

Кейго не знает, был бы он готов повторять сегодня — после боя, после всего. После того, как едва войдя в его агенство, Старатель закрыл за собой дверь его кабинета. Он вышел первым, оставив Кейго как обычно с дрожащими ногами и ноющей поясницей. Старатель был особенно груб — Кейго думает, что это месть за его небольшую речь на церемонии. В груди копошится вина — может быть, ему было бы легче сражаться, если бы за час до этого он бы не переусердствовал. 

Телефон в кармане вибрирует.

«Повторим завтра в семь вечера, Номер два?». Кейго почти вздрагивает.

Кошка поддевает лапой дверцу. Птица перепрыгивает на жердочку повыше.

Хорошо, что завтра. Сегодня он бы точно не смог ничего. Кроме усталости и злости от эмоций ничего не осталось.

«Да» и многозначительный смайлик. Войти в доверие — его единственная цель. Ястреб должен войти в Лигу, стать ее частью. Кейго должен наконец-то переспать с Даби по-настоящему. Даже если Даби сегодня чуть не убил Старателя фактически его собственными руками. 

Он даже не может полетать, чтобы проветрить мысли — с одним-единственным маховым пером далеко не улетишь. Кейго немного отходит от склада и вызывает такси. Завтра в семь. Даби знает расписание его обязательных патрулей — Кейго сам ему о них сообщает. Даби скорее всего догадывается, что до семи вечера Кейго в непривычном бездействии вполне может довести себя до белого каления. А вот хер ему — он не доведет.

Кейго просыпается почти в обед, неспешно принимает душ особенно тщательно и настраивается на то, что сегодня он получит удовольствия столько, сколько сможет унести. Доезжает — снова на такси — до больницы, навещает Старателя. Потом пешком идет до своего агентства и заполняет бумаги и отчеты, которые слишком долго оставлял на потом. В половину седьмого просит одного из помощников добросить его до района, в котором Даби назначил встречу.

Конечно, это может быть ловушка. Может быть последнее, что увидит Кейго перед смертью — синий всполох и дрожащий от жара воздух. Может быть его прирежет бешеная Тога, а потом всю его кровь соберет и будет притворяться им еще не один день. Это все возможно — но Кейго почему-то совершенно уверен в том, что так не будет. Уверенность придают воспоминания о поцелуях и осторожных продезинфицированных огнем пальцах. Почти гарантию дает не выходящая из головы фраза: «я предпочту, чтобы он стонал подо мной не от боли, а от удовольствия». 

Кейго поднимается на этаж обыкновенного жилого дома и звонит в самую обыкновенную дверь с поблекшими цифрами.

— Опаздываешь, — Даби прислоняется к стене, сложив руки на груди, пока Кейго снимает кепку и темную куртку, под которой спрятал крылья. Лишние домыслы и свидетели ему не нужны. И конечно же, Даби опять ухмыляется.

— Работы много. Документы, бумаги, отчеты. Потерял счет времени.

Птица слетает на жердочку пониже и внимательно смотрит, как кошка открывает лапой дверцу.

— Заработался, да? — в голосе насмешка пополам с предвкушением. Снова.

Кейго хочет съязвить. Кейго хочет напустить в голос побольше беспечности и сказать что-то вроде: «отдохнуть не помешает, посидел бы перед компом сейчас пару часов». Кейго хочет, чтобы Даби довел себя до белого каления. В отместку.

А Даби... Даби просто смотрит. Цепко, внимательно. Оголяюще. Голодно.

Он и так уже почти дымится — у Кейго есть ощущение, что если Даби все-таки вспыхнет, то лучше от этого не станет никому.

А еще этот взгляд пожирает не только его самого, он пожирает все колкости, которые он только может придумать.

Поэтому Кейго плюет на все и подходит вплотную — Даби тут же опускает руки на его бока. Тепло — почти горячо. Кейго гладит скобы, которые открывает свободная майка. Ведет пальцами осторожно, касается границы сожженной кожи и здоровой, боится надавить — Даби, кажется, может по швам расползтись. Вчера этого хотелось — чтобы он как тряпичная кукла упал неаккуратной грудой; сейчас не хочется. От груди и ключиц ведет выше, по шее, трогает пластины на подбородке, прикасается к губам. Контраст потрясающий — загрубевшая, горячая-горячая нижняя и мягкая, теплая верхняя. Даби сжимает пальцы на его боках, опускает их ниже, до бедер, вжимает Кейго в себя. И Кейго целует. Даби перехватывает всю инициативу сразу после этого, но Кейго совсем не против — Даби угадывает, или, что более вероятно, просто понимает (должно быть опыт у него обширнее и разнообразнее), отчего Кейго может потерять голову за считанные минуты. Целует длинно, слегка прикусывает губы, сжимает бедра — с самым намеком на грубость, с показным контролем. Гладит его тело сквозь одежду также, как и касается губами — с упоением. Кейго пытается стянуть с него плащ. Даби помогает. Помогает снять и его футболку, и свою. Торс перечеркнут темным и загрубевшим, шрамы обнимают тело. И Кейго хочется обнять его тоже. Даби перехватывает его руку, когда он тянется к ремню. Почти ласково обводит запястье, перехватывает поудобнее, тянет за собой. Кейго ждет, что его толкнут на кровать. Кейго — опять — не ожидает что Даби затащит его в ванную. Пока сам снимает брюки, поглядывает лукаво, как Кейго дрожащими пальцами справляется с собственным ремнем. Даби прижимает его к кафелю стены, гладит пальцами ребра и живот. Целует шею. Пока Даби настраивает воду, повернув душевую лейку на занавеску, Кейго отстраненно — нормально думать не получилось бы все равно — замечает, что вся квартира выглядит совершенно пустой и нежилой. На прилепленной полочке стоит один-единственный гель-шампунь два-в-одном, на крючке — одно полотенце, у зеркала в стакане зубная щетка и паста. И в прихожей тоже было пусто. Даби здесь не живет. Квартира настолько обезличенная и ничья, что ее становится почти жалко. Жалость пропадает, когда Даби опять его касается. Мокрыми пальцами зарывается в потяжелевшие перья, бедром вжимается в пах. От возбуждения потряхивает — и не одного Кейго. Вода по плечам Даби стекает вместе с его пальцами. Воде позволяют спуститься по подвздошным косточкам, пальцам Кейго — нет. Горячий выдох в самые губы смешивается с горячим водяным паром. 

— Не торопись.

Длинные пальцы изучают, глядят. Даби смотрит на его тело и ласкает взглядом тоже. 

— Знаешь, мне не шестнадцать, чтобы спускать от петтинга, — собственный голос звучит неуверенно, потому что Кейго действительно не уверен в правдивости своих слов. От Даби — от мокрого, с покрасневшим от горячей воды здоровым плечом, от Даби у которого самого стоит до звезд перед глазами, от Даби так близко, от странных ощущений касающихся кожи скоб — ведет похлеще, чем от самого развратного порно, просмотренного под одеялом в разгар пубертата.

— Это мы еще проверим, — Даби шепчет, касаясь уха губами, и Кейго думает, что он позорно кончит вот прямо сейчас. Но Даби все-таки выключает воду, отодвигает занавеску, не особенно тщательно вытирается полотенцем.

Кошка грациозно сворачивается в клубок прямо в клетке. Смотрит на птицу раскосым глазом. Без угрозы, но с прежним голодом.

Кейго отряхивает крылья несколькими сильными взмахами — не то чтобы там было что отряхивать. Наскоро обтирается протянутым полотенцем. Когда Даби открывает дверь, впуская в теплую и влажную ванную прохладный воздух квартиры, Кейго вздрагивает.

Даби смотрит на него через плечо и Кейго готов поклясться, что взгляда горячее он в жизни не получал.

Мокрыми ногами по прохладному паркету — десяток шагов всего, квартирка крошечная, Кейго доходит на автомате, потому что мысли все упираются в острые лопатки Даби, в ямочки на его пояснице и стекающие по шее и спине капли воды. На тумбочке у кровати аккуратно сложено покрывало и пакет из аптеки. Даби — чертов педант. Даби — гребанный садист. Садится на кровать, широко разведя ноги. Смотрит на оробевшего Кейго и ухмыляется. Ступни его утопают в мягком коврике перед кроватью.

Кейго понимает, прекрасно понимает, что от него ждут и осознает с неприятной ясностью немного отступившего от прохлады возбуждения — он ждет тоже. Даби собирается проверить прямо сейчас. Опускается на колени, ладони кладет Даби на ноги. 

Кошка обманчиво расслабленно прикрывает глаза. Птица, немного переждав, слетает с жердочки, прямо на дно клетки. Прямо к кошке.

Кейго не отсасывал давно — Старатель сразу дал понять, что рот Кейго его не интересует вообще, а с остальными было уже как-то не солидно, он все-таки топовый герой. Поэтому член Даби он лижет с осторожностью и предвкушением, пытаясь вспомнить, как расслабить пересохшее горло. Рука Даби ложится на макушку. Кейго думает, что сейчас он толкнет грубо, насадит ртом сам, вспоминает, как рефлекторно от такого накатывает тошнота и как слезы скапливаются в уголках глаз. 

Даби не толкает. Пальцы зарываются в волосы, перебирают мокрые пряди. И Кейго успокаивается совершенно. Берет в рот как может, слышит сдавленный резкий вдох сверху. Старается как может и понимает, что подзабытый навык окончательно не потерялся — пальцы нет-нет да потянут волосы. Вопросительно поднимает голову, когда пальцы волосы оставляют в покое.

— Ты продолжай, продолжай, — говорит он. И трогает за крыло. 

Даби ищет самые чувствительные места и отзывается то тихим стоном, то громким выдохом, то неразборчивым ругательством на каждое найденное — потому что Кейго то вздрагивает, то сжимает руки на его ногах, то и вовсе стонет сам. Ловкие пальцы ищут и находят. У Кейго в голове взрываются фейерверки.

— Вот здесь особенно, да? — шепот у Даби хриплый, пошлый до невозможности. Кейго трясет. Кейго дрожит, Кейго стонет с членом Даби во рту, Кейго кончает, когда Даби снова проводит ногтем по нескольким перьям, ломая связь с реальностью и нервные окончания к чертям собачьим. Кейго заходится почти в крике, отстраняется немного, потому что остатков — жалких остатков — разумности хватает, чтобы понять, что сейчас может сам ненароком сделать больно, упирается лбом в жилистую ногу. Пытается дышать, пытается существовать и быть как личность. Даби проводит рукой всего несколько раз, вздрагивает всем телом, выдыхает не стон даже — хрип. Откидывается на локти.

Кейго в себя прийти даже не пытается — бесполезно. Даби, пролежав несколько секунд, садится, роется в пакете чистой рукой, открывает пачку влажных салфеток, подцепив зубами клейкий край. Вытирает руку.

— Не спустишь от петтинга, говоришь? — в голосе сытая и довольная насмешка. Кейго качает головой. 

— Крылья — хуже, чем удар ниже пояса. Запрещенный прием.

— Я себе разрешил, — Даби тянет на себя, помогает привстать, укладывает на кровати, берет еще одну салфетку, вытирает ему живот. От холодного влажного прикосновения к члену Кейго передергивает — но передергивает приятно. Даби усмехается. А потом переворачивает его на живот, склоняется. Кейго чувствует своей спиной его грудь. Шрамы, кожа, скобы. Кейго закусывает губу. Шуршит полиэтилен, характерно щелкает баночка со смазкой. Кейго подгибает колени.

Кошка открывает глаз и тянет лапой. Опешившивая птица не уворачивается. Кошка тащит ее к себе, укрывает хвостом. Птица, замерев, слушает мурчание.  

Даби проводит по спине рукой, надавливает немного, прикосновением просит прогнуться сильнее.

— И под кого же ложится Номер два? 

Кейго вздрагивает — не от холода смазки и ощущения чужих пальцев, которые касаются пока едва-едва. Кейго вздрагивает от того, что в голосе Даби он не слышит насмешки. Даби сейчас убийственно серьезен. Вводит палец осторожно, оглаживает другой рукой поясницу, надавливает — не сильно, но вполне ощутимо — на едва заметный вчерашний синяк. Синяк, очень напоминающий по форме следы от рук Старателя. Кейго дрожит. К синяку справа Даби прижимается губами. 

— Дай угадаю, — дыханием по коже. В шепоте — почти угроза. — Под Номера один, — палец внутри изгибается намеренно. Кейго выдыхает стон. Даби хмыкает, добавляет палец. — И как оно, прогибаться под нашего величайшего героя?

Даби ставит кавычки не столько голосом, сколько руками. Рукой. Пальцами, прямо внутри. Кейго думает, что он умрет прямо сейчас. Кейго ждет, что он будет говорит дальше, но Даби молчит.

— Даби? — почти ласковое поглаживание по бедру в ответ на собственное имя. Бессловный ответ, молчаливое «Да?». — Ты злишься, что я трахаюсь с другими?

Смех почти мягкий. Тихий, короткий.

— Ты со своим телом волен поступать как тебе вздумается. Не мое дело, с кем ты трахаешься.

Кейго на грани недоумения, а еще на грани стона, потому что Даби растягивает мучительно медленно, тщательно, педантично. Старатель так не утруждается, его подготовка именно что подготовка. Для Даби подготовка это уже часть секса. И Кейго снова потихоньку уплывает.

— А в чем тогда дело?

Даби хмыкает. Проводит вдоль позвоночника свободной рукой, опять касается синяков. И в этот раз Кейго ласки не чувствует. Чувствует горечь.

— Дам тебе совет. Тело твое, распоряжайся как хочешь. Только под мудаков не ложись.

— Под тебя же лег.

Даби снова хмыкает. Добавляет смазки. 

— Я, может, и мудак, но после меня ходить будет не больно.

И Кейго вдруг прошибает мурашками. Не приятными и предвкушающими, а холодными, липкими. Под животом скручивается узел — скручивается параллельно распускающемуся удовольствию. Даби высказал вслух то, что Кейго не был готов — боялся — даже подумать. Секс со Старателем — не «пожестче». Секс со Старателем — на грани боли и иногда — на грани унижения. Он властный, и Кейго это нравится, но ведь и Даби властный тоже. Но Даби целует. Даби трогает его, ласкает, Даби не только берет — Даби отдается тоже весь, без остатка. Даби доводит его до исступления одними только пальцами, и Даби жаждет не только своего удовольствия, но и чужого. Может быть чужого даже больше своего. Горло будто пережимает. Даже стон не вырывается.

— Даби? 

— Мм? 

— Выеби меня уже, будь добр. 

Даби смеется, и Кейго не слышит насмешки — Кейго слышит что-то искреннее. Пальцы выскальзывают. 

Шуршит пакет, шелестит упаковка презерватива. Даби целует плечи и спину. Даби ставит все-таки засос над лопаткой, но не на шее, не там, где видно, не там, где придется прятать. Даби поцелуями и поглаживаниями прокладывает себе дорогу к пояснице. Возвращается наверх, к крыльям. С первого раза и по самому чувствительному месту.

Старатель никогда не трогал его крылья.

Даби входит осторожно, плавно, единым слитным движением. Не вжимается до боли пальцами в бедра — мягко поддерживает. По носу что-то стекает, и Кейго секунду думает, что это сбежавшая из мокрых волос капелька воды или пот. Потом понимает — не пот. Слезинка. Какого ж хера, мать твою. Даби двигается медленно, дает привыкнуть. Кейго хочет укусить рукав куртки, но он совершенно голый. Старатель никогда его не раздевал. Только спускал штаны до колена.

Кейго хочет зарычать от всего сразу — от удовольствия, от того, что Даби тяжело дышит, наращивая темп, от того, как его руки касаются — подныривают под грудь, обводя соски, легкими прикосновениями щекотят ребра, от того, что Даби больше не нависает — Даби почти ложится сверху, покрывая его горячим жаром целиком, целует между плечом и шеей, горячо выдыхает в затылок. Но больше Кейго хочет зарычать от того, что Старатель всего этого не делает. Кейго глушит стон в подушку, кусает ее почти до боли в челюстях. 

Даби замирает. Мягко гладит его спину, целует в позвонок у основания шеи. Выходит.

— Что не так? 

Кейго с трудом разжимает челюсти, поворачивает голову. Кейго знает, что взгляд у него расфокусированный, что покраснело все лицо, от ушей до шеи. Что румянец на шее не остановился и пополз вниз по груди.

— Все замечательно.

И душой он не кривит — с Даби правда замечательно.

Старатель однажды — только один раз — раз спросил все ли хорошо. Кейго тогда всхлипнул — накануне пропустил тяжелый шар от какого-то подонка. Шар, ускоренный метательной причудой, оставил знатный синяк на бедре. С каждым толчком Старателя стол впивался остро и болезненно прямо в синяк. Кейго пытался подставлять другую ногу. «У меня здесь боевое ранение, давай полегче». Старатель склонил голову, взглянул мельком, оттащил за бедра и продолжил. Стол правда не впивался больше в ногу. Стол острыми краями царапал по упертым в него ладоням. Господи, когда Старатель посмотрел, он же должен был заметить, что у Кейго даже не стоит. 

Даби толкает вбок, заставляя лечь на спину, смотрит внимательно в глаза. И снова — ни капли ехидства, ни тени усмешки на губах. Гладит щеку, проводит по бородке большим пальцем. Спокойно, терпеливо. Нежно. Даже не почти.

— Ястреб, — прямой взгляд в глаза. — Мы можем остановиться прямо сейчас. 

Кейго прикрывает глаза на несколько секунд.

— Меньше всего хочу останавливаться, — кладет руку Даби на затылок, пытается притянуть, хочет поцеловать. Даби не двигается. Не позволяет себя утянуть в поцелуй. И даже не касается больше — ждет ответа. 

Кейго что сказать не знает — самой честной будет самая ужасная фраза: «Дело не в тебе». Даби догадывается — черт его знает, как. Ухмыляется. Кейго никогда не был так рад его треклятой ухмылке.

— Мудак проигрывает мне по всем фронтам? — пальцы гладят шею.

— Вчера он уничтожил твоего Ному.

Даби ухмыляется шире, почти улыбается. 

— На что мне сейчас плевать — так это на Ному. Секс отдельно, Лига отдельно. В конкретный момент мне не плевать на тебя, — хмыкает на поднятые брови. — Только в данный конкретный момент. Не обольщайся слишком сильно.

И целует в нос. Смеется, видя изумление. Смех растворяется в поцелуе, в глубоком, долгом. Даби снова гладит его тело, и Кейго отвечает. Отвечает до тех пор, пока Даби не выскальзывает, не начинает спускаться ниже. Целует, прикусывает, лижет, ставит на плече засос. Привстает на локтях, шепчет в ухо низко и хрипло: 

— Еще кое-что. Я пришел трахаться, а не разгадывать ребусы. Если тебе хорошо, — обхватывает член рукой, проводит несколько раз. У Кейго даже пальцы на ногах подгибаются. — А тебе хорошо, сейчас вижу, не прячь от меня. У тебя чудесный голос, когда ты стонешь, певчая ты птичка.

Кошка открывает глаза и бодает лбом задремавшую в тепле птицу. Толкает в сторону открытой дверцы клетки. 

Даби входит медленно, смотрит на его лицо внимательно. Кейго следит за ним из-под полуопущенных век. Выдыхает, тянет на себя, обнимает ногами. И так лучше, так еще лучше.

Даби подхватывает его правой рукой под поясницей, левой опирается на кровать возле головы. И целует, целует, выдыхает горячо, снова целует. 

Двигается так правильно, так хорошо. Кейго кажется, что Даби поделился с ним причудой — огонь горит внутри него, обхватывает все тело. Кейго кажется, что он сгорает.

Имя Даби он выстанывает. Почти выкрикивает.

Отцепляет руку от подушки, хватает за запястье возле своей головы, старается не сжимать скобы. Если Кейго почти рычал — то Даби рычит на самом деле. 

Изворачивает руку, перехватывает, вжимает в матрас. Сплетает пальцы почти до боли. Двигается резко, быстро, горячо и почти жестко. Так, как Кейго любит больше всего. «Да»–толчок–«би»–толчок–«Да».

Кейго стонет в его губы. И слышит, чувствует, как стонет Даби тоже. 

Опускается рядом, приваливается к боку. Дышит загнанно, тяжело. Влажная челка щекочет плечо. Кейго изгибает шею, целует коротко, вдыхает сладковатый запах. Не такой сильный, как был на прошлый неделе. Правда, похоже на краску для волос. Интересно.

Даби возвращает поцелуй — чуть прижимается губами повыше локтя.

Кейго не знает, что сказать. Кейго не знает, должен ли он вообще что-то говорить — его тело, вроде как, сказало все достаточно красноречиво. 

Даби теплой тяжестью давит на бок.

Кейго поворачивает голову и наконец-то осматривает комнату — небольшая, светлая. Совершенно пустая, если не считать мебели и разворошенного пакета из аптеки. Он уверен, что если откроет шкаф, то увидит только пустые полки. 

— Ты снял квартиру, только чтобы мы могли переспать? 

Даби смотрит с хитрой ленцой.

— Нет, это ты снял квартиру, чтобы мы наконец переспали.

Кейго даже задыхается на секунду от такой наглости.

— Прости?

Даби пожимает плечами.

— Должна же быть польза от того, что ты в топе, правильно? Если ты получаешь хоть по одной йене за всю ту чепуху, которую продают с твоим лицом, то ты вполне можешь позволить себе снять квартиру.

Кейго, в принципе, крыть нечем. Сказать по правде, он может себе позволить не то что снять, он может выкупить и эту квартиру, и все соседние. Повозмущаться необходимо из гордости.

— То есть информация, которую я даю, это так, мелочи.

Даби ухмыляется. Выдох теплым дыханием оседает на голом плече.

— Я уже говорил, Лига отдельно, секс — отдельно, — он поднимается на кровати плавным движением, под загрубевшей кожей на руках красиво перекатываются напрягшиеся мышцы. Быстро целует Кейго в подбородок. — Я в душ. Присоединишься? 

И Кейго растерянно кивает.

Кошка выпрыгивает из клетки и призывно смотрит на птицу. Птица впервые боится из клетки вылететь, забивается в самый угол.

В душе они целуются — мокро, не слишком удобно, отплевываясь от пены и воды, но не возбуждающе, просто расслабленно. И Кейго не может поверить, что тот самый партнер, с которым можно нацеловаться всласть, нашелся именно в лице Даби.

— А ты чистюля, — говорит он, когда Даби вешает совершенно мокрое полотенце на крючок. 

Даби пожимает острыми плечами.

— Слишком долго жил в грязи, чтобы отказываться от такой возможности, когда выпадает шанс.

Кейго задумывается над ответом, пытается сопоставить те крохи информации, которые удалось собрать о Даби до того, как он попал в Лигу. Возраст примерный, подозрение в причастности к нескольким смертям и поджогам. Бьет наугад.

— И с какого возраста ты на улице?

Даби поднимает бровь. Кейго попал?

— С тринадцати, — говорит чуть неохотно и тут же отворачивается. Кейго не настаивает, хоть ему становится интересно, и — он с ужасом прислушивается к себе — не как шпиону, а как человеку. Мысль эту он отгоняет.

Они заказывают пиццу, и если бы Кейго еще хоть месяц назад кто-нибудь сказал, что он будет преспокойно есть пепперони в компании одного из важнейших в Лиге Злодеев людей после крышесносного секса с ним же, он бы рассмеялся прямо в лицо. Но он сейчас здесь, и Даби под столом гладит его голую ногу своей. И это ощущается на редкость комфортно. Даби утаскивает его под одеяло и нахально берет его телефон, аргументируя, что у него экран лучше, сует под нос, чтобы Кейго ввел пароль и находит какой-то фильм. Не из самых новых, скучноватый, на вкус Кейго. И не то чтобы он сильно следил за сюжетом — Даби постоянно отвлекает. Тянется поцеловать, ерзает, теребит волосы, когда Кейго кладет голову ему на грудь. Ко второй половине фильма успокаивается, только поглаживает время от времени его руку, водит размеренно пальцами. Кейго несколько раз покрывается мурашками, и Даби щекотно выдыхает ему чуть выше уха. Довольный до безобразия.

Кейго пытается понять, как Даби может быть таким тактильным, если при первой встрече он чуть его не испепелил при попытке приблизиться. Сейчас он проводит ему прямо по животу, касается скоб, и Даби трется подбородком о макушку. 

Оказался на улице в тринадцать... Недолюбленный, недоласканный, недолюбивший ребенок. Да у Даби же самый настоящий тактильный голод, а он при этом еще и не подпускает к себе никого.

В груди ворочается тоскливое и немного жалостное. Кейго прижимается немного крепче и закрывает глаза.