Магия крови оставляет ужасные следы. В храме я вдоволь насмотрелся на жертв кровавой магии. И я буду лжецом, если скажу, что отличить человека от колдуна невозможно. Последний перестаёт человеком считаться, когда пожирает свою первую жертву, точно паук попавшуюся в сети птицу. Ведь ни один колдун ещё не насыщался животной плотью. Нет, колдуны — чудовища, и подтверждение тому то, что с годами облик их человеческий истаивает, уступая место вороньему духу моура.

В том выпал мне шанс убедиться самому, когда корабль, на котором я был пассажиром, причалил в порту Рафгерскьяля. Право же, я не искал никаких развлечений этого города, кроме священного знания. Я хотел, найдя проводника, совершить путешествие к руинам знаменитого Мёртвого Города, лежащим в окрестных лесах. В тех краях кишели моуры, твари, и люди никогда не заходили так далеко в проклятые земли, в чём я убедился, выспрашивая проводников на торжище.

Уходя от этих стервятников до моего кошелька, готовых бросить меня на съедение первому же чудищу, судя по их бегающему взгляду, я попал на рынок. Рафгерскьяль шумел как осиный рой, его наводнённый порт ломился от парусов, а протолкнуться сквозь толпу, уследив за кошельком, было вовсе невозможно.

Наперебой кричали торговцы, сновали местные и приезжие, и я вконец потерялся, позволив людскому потоку подхватить меня. Уцепившись взглядом за одного высокого типа, закутанного в яркий шёлк, я направился за ним, но тут же налетел на чьего-то визжащего потерянного ребёнка. Выругавшись, я пнул его и понял, что снова потерял всякий ориентир, вплоть до знакомых двухэтажных домов с расписными ставнями. Не привык я быть в таких местах, не привык выглядеть таким жалким у всех на виду, и отчаяние мгновенно охватило меня.

Над толпой раздался грохот, потонувший в общем хаосе. Что это было, я понял только тогда, когда толпа начала расступаться, открывая взгляду несущуюся сквозь рынок двойку лошадей. Я оторопел, когда прочь от меня кинулись люди. Я мог смотреть только на то, как копыта выбивают из брусчатки пыль, и как кричит что-то возница, явно не справляющийся с поводьями.

Но тут что-то схватило меня за руку и дёрнуло прочь с такой силой, что от неожиданности я повалился на землю под ноги толпы, рассыпав все свои свитки и тетради. Надо мной возвышался тот тип в ярком шарфе, глядя на меня по-странному спокойно для того, кто волновался за чужую жизнь. Что ж, в какой-то мере я нисколько не удивился, что у него оказались такие длинные руки. Повозка пронеслась мимо, исчезла за поворотом, оставляя рынок переваривать случившееся.

Собрав свои рукописи, некоторые из которых оказались истоптаны подошвами прохожих, я оправил капюшон и перчатки и пригласил своего спасителя в таверну. Боги милосердны, если у меня до сих пор не срезали кошелёк, и мне не придётся платить зашитыми в каблуки сапог монетами, но этот добряк заслуживал выпить за мой счёт.

— Ты, учёный человек, верно, ищешь проводника в проклятый лес, — сказал он, отхлебывая из своего кувшина, который мне обошёлся в целую долю.

— Ищу, — согласился я без увёрток, на что тот ожидаемо предложил свою кандидатуру. Я прищурился к тёмным глазам, смуглой его коже, лицу неопределённого возраста. Сказал бы я, что он из микейцев, да у тех лица как-то попроще, что-ли.

— Мне знакомы те места, я проведу тебя до Мёртвого Города, — проговорил он, вызывая во мне сомнения, тут же развеянные следующими словами. — Платы возьму, сколько посчитаешь нужным.

— По рукам, — обрадовался я, закрепляя наш договор рьяным рукопожатием.

— Выходим с закатом, — сказал тот. — На то есть причины, поверь. Лучше, чтобы с городских стен не видели, куда мы идём.

Пришлось ему довериться, хоть здешняя ночь и внушала только страх, а лес впотьмах казался куда более зловещим, чем под набрякшим серым небом полудня. Мы вышли ещё в сумерках, а в чащу ступили в кромешной темноте. Проводник мой разрешил зажечь фонарь только на изрядном расстоянии от города. Мы шли по проторенной тропе, и если проводник мой был спокоен как здешняя змея-удав, то я постоянно слышал то голоса призраков, то шёпот цвергов, то щёлканье зубов голодных тварей. Ветер выл над спутанными кронами и гладил нас по головам космами мха.

Мы прошли за ночь столько, что на очередном спуске я чуть не сорвался с глинистого обрыва, но мой проводник поймал меня, удержал за плечо над водой, в которой исчезли комья земли. Он объявил привал, сжалившись над моим слабым телом и почти полной слепотой в этой непроглядной тьме, даже под фонарём. Сидя на поваленном стволе и смотря на маленький костерок, я принялся развлекать его всеми легендами, что насобирал в городской библиотеке, но мой проводник, казалось, наперёд знал их все. Приближения сна я не чувствовал, да и говорил скорее чтоб унять страх перед этой чащей. Видят боги, одна жажда знаний тащила такого труса, как я, в проклятый лес.

— Мне надо отойти. Я буду поблизости, а ты никуда не уходи, учёный человек, — сказал мой проводник, поднимаясь.

Он скрылся в кустах, а я потер рука об руку, грея ладони. Перчатки я почти не снимал, жалея кожу, чувствительную к здешней сырости и едким краскам моей мастерской, но спалить их над костром бы не хотел. Стянув одну с руки, за которую меня схватили из-под копыт, я размял пальцы и замер, глядя на ладонь. На коже остались мелкие ранки, затянувшиеся чёрной кровью. В перчатке на их месте были едва заметные дырочки. И сейчас, когда я заметил их, кожа похолодела, почувствовала нечто, забравшееся под неё.

Магия крови всегда оставляет следы. Я медленно обернулся, выискивая в подлеске своего проводника. Понимая, что у меня нет ни малейшей гарантии, что чудовище исполнит своё обещание. Я поднялся, вспоминая обратный путь. Страх придал мне сил, и теперь я был уверен, что, если хоть сколько-нибудь пробегу незамеченным, успею выбежать к городским стенам. Тропа была путаной, темнота кромешной, но нахлынувший на меня ужас был сильнее. Я схватил сумку, набитую свитками рукописей, как голос заставил меня замереть.

— А ты думал, через-с проклятый лес-с ходят люди, а, уч-чёный человек? — издевательски бросил мой проводник.

Из темноты на меня сверкнули два огонька глаз на высоте человеческого роста. И теперь, когда они светились, я различил в них вертикальные зрачки.