Эзхен помнила ту первую ночь, когда её босых, тёплых с постели ног, только что ступающих по скрипучим половицам, коснулась мокрая трава. А по сторонам сомкнулся новый мир, — утопающее во тьме и отблесках синих огней царство мёртвых. Он ждал её там, ставший постоянным гостем ночных кошмаров. Или это она была невольной гостьей Тёмного, пленницей его чар и вечных уловок… 

Каждая ночь крепко отпечаталась в её памяти. Будь то расчерченная игровая  доска с безликими пешками, путанные тропы в ветвях или битва на глинистых склонах пропасти. Синий огонь плясал под веками каждый раз, когда Эзхен закрывала глаза и ныряла в хладную тьму. И конца этому не было.

Кошмар за кошмаром десятком бессонных ночей. Она не помнила тех редких проблесков забытья, — последних поблажек перед тем, как она переступила порог царства живых.

С каменного алтаря Эзхен канула во тьму, после скитаний и битв уже ставшую родной. Истлев до прозрачной кожи и сыплющей искры кости, коснулась руки кузнеца обнажённой сталью. Безвольная в новом теле, не узнающая рук, что держали рукоять. Всё, что она чувствовала, новорожденный пепельностальной клинок, это нечто тёмное, преследующее с того дня, как был начат проклятый ритуал. Кузнец нацелил её острие на своего давнего врага, сотканного из призрачной тьмы. И, глядя сквозь пылающий свет, Эзхен различила страх загнанного в ловушку Тёмного, прочла мечущиеся мысли бесплотного духа. Невольник её участи, связавший свою душу с беглянкой, внушивший ей страх перед низвергнутым лжебогом. Эзхен горела ярко, понимая, что за участь избрала.

И затем, когда дух Тёмного всё же сбежал, когда она обрела цельность клинка, Эзхен не боялась, но ждала будущего.

Заполучив пепельную сталь, Тёмный спрятал её за сотней препон, заковал в клетку из подвижных корней, обернул металлическое тело золотой гардой и усыпал острыми каменьями. Но Эзхен не отводила взгляда от него, ночь от ночи приходящего в призрачный лес, стоящего над её клеткой в молчании, полном потаенных слов. Она видела в его взгляде сомнение. Ведь в мире, в котором есть пепельная сталь, уже нет бессмертных существ. Видела страх. Ведь эта сталь обладала волей, могла сломать все клети и препоны, серебристым шипом пронзить ворованное сердце узурпатора. Видела знание. Ведь, как кто-то некогда обладающий даром предвидения, Тёмный знал, что рано или поздно его найдёт пепельностальной клинок.

Но день ото дня их молчаливых встреч Эзхен лежала среди белых корней, что впивались в её скомканное платье чистого золота, мирилась с венцом из острых каменьев, что впивались в её лоб до стекающих на лицо струек мерцающего Света. Живая больше прежнего, всесокрушающая воля в темнице стали, и без сомнения мёртвая, стальная девушка. В мире живых — клинок, что поглощает свет и тьму, губит даже несмертные души.

Мирилась потому, что в нервных жестах Тёмного, в его пустых насмешках и попытках запереть её как можно крепче, видела одно: теперь она стала его ночным кошмаром. Она лишила покоя того, кто некогда вторгся в её жизнь, чтобы всё разрушить. Она стала смертью. Тёмного и всех, кто до сих пор избегал её. Она подарила избавление этому миру. Эзхен не боялась такого будущего. Она ждала его.

Ждала гулкого звука шагов по каменным плитам, узнавая его по сбитому дыханию… И подаваясь к протянутой руке своего избавителя, чтобы воплотить кошмары в жизнь.