Пропащий городок, Даосид, и так же бессовестны местные, что не гнушаются перемывать друг другу кости на торге. Пусть и при народе, всё так же обсуждают последние слухи. Те в здешнем влажном воздухе зудят хуже мошкары. Обсуждают, что гавань поросла ряской от застоя кораблей, что скоро вконец захиреет рыба, и сгниёт маяк. И что на болотах поселилась ведьма.

Не замечают, как покупатели набирают с их прилавков корзины продуктов, лишь протягивают ладони для грязных осколков металла, занятые разговорами. Укутанная в бесформенные одежды фигура, сутулясь, бредёт с корзиной прочь от этих глупых речей.

Сквозь гниющий от рыбной вони город под сень тонких и кривых деревьев, не нуждаясь в тропе или даже том, чтобы откинуть капюшон, поднять устремленный в землю взгляд. Все и без того верят калечной скованности её движений. Лишь в тени леса, за пеленой душных испарений стоячей воды она выпрямляет спину, вырастая вдвое, выуживает из расколотого древесного ствола увесистый посох и хромает сквозь трясину. Её лицо — отпечаток человеческого страха, её тело — сплошной шрам от пытки. И поэтому, когда ей случается поднимать голову, люди видят жуткую маску белой коры.

И лишь раскосые прорези для глаз могут что-то сказать вопрошающему.

Ведьма бредёт без тропы, как и всегда сквозь дебри строк и тёмных ритуалов, к высокой тени полуобрушенной башни, вырастающей над голым, окутанным сумраком и туманом лесом. С голых рёбер крыши снимаются вороны.

Она непринуждённым движением отодвигает грубо сколоченную дверь, приминая травы у порога, проходит в закуток каменных стен, и за ней вспыхивают болотные огни, тянутся пальцы тумана и цепкие когти сухого плюща. На многочисленных полках она держит трофеи столь же искалеченные временем — свитки и переплёты пергамента, испещрённые письмом и вплавленными осколками стекла камни из Мёртвой Пустыни. Последнего места, что сберегло обрывочную память о времени до Воцарения. Ведь кому-то нужно хранить секреты этого мёртвого мира.

После стольких лет скитаний она знает слишком много, даже то, что ей и за пазухой темноты не укрыться от тех, кому известны её дотошность и рвение к прошлому. Что тот, кто оставил на ней все эти шрамы, однажды отыщет её среди топей и лесов. Ведь никто уж не вспомнит о прошлом, кроме тех, чьими руками оно было погребено в песках.

И всё же, в этом пропащем городе находятся смельчаки. Чад их факелов, отзвуки их нервных выкриков долетают до стен её башни, пугают воронов в кронах. На мгновение она чувствует укол подозрения: не проследили ли за ней с торга, но быстро отметает эту мысль. После всех охотников и гончих ей нужно меньше ожидать от подозрительных селян. Так что болотная ведьма покрывает лицо маской, которая в ранних сумерках белеет точно кость, и её шрамированные губы шепчут заговор, что стягивает водовороты густых туманов.

Тщетно противостоять ведьмовству, отмахиваясь чадящим, меркнущим от влаги факелом от наступающей темноты. Трясина хлюпает под их ногами, петляет потерянная тропа, и тучи мошкары слетаются на огонь. Люди бредут вслепую сквозь её болота, бросая вымученные проклятия, изнемогая от духоты испарений. И любые слухи с торга их живой страх приукрашивает стократ, когда самоназванные охотники на ведьм видят среди туманов и деревьев силуэт выше каждого из них. Видят белую маску и изорванную клочьями шкуру хромающего к ним существа.

Горожане с криками бросают факела, что шипят и гаснут в чёрной воде, спотыкаясь в вязкой траве, кидаются наутёк. Но лишь один доберётся до стен, — тот, что видел меньше остальных, кто не выдаст её человеческой природы. Им не стоило видеть её простёртых рук в чернилах шрамов тёмного колдовства, блеска глаз за прорезями маски.

Травы цепляют ноги первого, второго… люди падают, вязнут в путах мокрых водорослей, в лапах крепких корней, и их глотает трясина. Душит в стылой бездне. Под ноги одного ложится тропа, что приведёт его в город. Он бежит, слыша за спиной затухающие крики товарищей.

Что ж, её байка поживёт ещё.

Вида склоняется к воде спокойной заводи, чертит пальцем на её смоляной глади колдовские знаки, отпуская тела достичь Бездны, найти покой среди мёртвых. Ведь пока она отдаёт этим болотам жертвы, те внимают просьбам своей гостьи.