Холода стекают в речную долину с вершин гор. Сначала поджигают леса золотым и багровым. После тушат, забирают с собой лиственное пламя, оставляя выгоревший белый, серый, черный.

Запахи леса и реки тоже меняются, со сладких и ярких на морозные и едва уловимые. Барабан земли звучит под шагами Маленькой Капли иначе. Звери уходят на юг: Хромой Медведь теперь возвращается с охоты в самую темень, и каждый второй раз — без добычи.

Меняется небо, становится тяжелее, глубже. Изменилась и сама Маленькая Капля. Волосы уже отросли до пояса, и нужно каждые два дня переплетать густую тугую косу, смазывать ароматным маслом из маминой баночки.

Мама каждую ночь летит на крыле Грозовой Птицы, но никак не долетит до дому. Маленькая Капля беспокоится, Хромой Медведь тоже, хоть скрывает это, и уговаривает подождать еще чуть-чуть. Маленькая Капля устала ждать.

Когда дым очага редеет, а угли начинают хитро перемигиваться, Маленькая Капля просит:

— Расскажи мне о Каменном Воине.

Хромой Медведь пододвигает меховое покрывало ближе, накидывает на ноги и начинает говорить, то и дело затягиваясь трубкой.

— Жил когда-то давно жестокий воитель. Алыми полосами было расчерчено его лицо и могучие плечи, свежую кровь втирал он себе в кожу чаще глиняной краски, и даже жители собственной деревни боялись его. Когда выходил на охоту — охватывала воина лютая страсть, шел он по следу зверя дни и ночи, не имея покоя, пока не убьет. И выходил против медведей и волков с голыми руками. В шуточных и ритуальных схватках никто не желал вставать против него, ибо знали: в пылу сражения не владеет собою, не раз увечил он своей силой и бешенством и лучших друзей. После раскаивался, но дороже человеку собственная рука или нога, чем чужое раскаяние.

Девушки, несмотря на богатство, добытое охотой, страшились, что однажды воин принесет одной из них обручальное ожерелье и, завидев его на улице или поле — убегали. Хоть и печалился воин, но понимал, что поделом боятся его. И становился еще яростнее, добывал еще больше шкур и клыков, которые, впрочем, не радовали.

Никто не знал, что делать с таким буйством и мощью, что не умещались в человеческое тело... Перед праздником весны люди упросили вождя отослать воина подальше в прерии, охотиться на бизонов, дабы не явил он своей сути во время общего веселья и не напугал детей, как не раз случалось.

Повиновался воин, ибо понимал причину приказа вождя. Но если на кого и охотиться, то на самого крупного бизона из всех, такого, чтобы холмы содрогались от боя его копыт, а парное дыхание оседало на лугу туманом.

Долго выслеживал воин свое чудовище, оказалось оно не самцом, но самкой. Однако воин все же напал. Словно мелкий слепень, жалил стрелами и копьем, но хватало гигантскому зверю одного удара хвоста, чтобы отбросить слепня-охотника в колючие кусты. Однако снова и снова бросался воин, впав в знакомое бешенство, забыв об отдыхе и цели своей битвы, жаждал лишь кровавой победы...

И когда в очередной раз оказался в кустах, лежащим навзничь, открыл глаза и увидел, что гигант поставил ему копыто на грудь. От плеча до плеча заняло место то копыто, и воин приготовился умереть. Славная то была бы смерть, от достойного противника. Однако самка бизона не стала убивать, а заговорила.

— Безумен ты, человек, раз напал на меня, богиню-защитницу здешних холмов.

— Я охотился на бизона, зашел далеко и не знал, что за боги царствуют здесь, и не ведал о святотатстве, — отвечал воин. — Поступай со мною как тебе угодно.

Стала богиня не зверем — могучей женщиной, чьи плечи были шире плеч воина, и чья поступь была тяжелее его поступи, а на поясе ее были ароматные травы и человеческие черепа, казавшиеся детскими. Посмотрела богиня сверху вниз и молвила:

— Потешь меня своей силой и яростью, пройди испытание, тогда я, быть может, помогу твоей беде, и перестанут люди тебя бояться, а станут почитать.

— Что сделать мне для тебя, богиня?

— Померься силами с моими подданными — духами реки, огня и камня.

Дух реки наслал водяной смерч, спутывающий ноги, ломающий кости... но воин прошел сквозь него, оставив в жертву лишь немного своих волос.

Дух огня заставил его прыгать по раскаленным камням меж потоками лавы, но воин был ловок, и боль не остановила его.

Лишь сломать обсидиановую пику духа камня не сумел воин, как ни пытался...

— Лишь этот прочный камень, рожденный в огне, обточенный водой, достаточно силен для твоего мятущегося духа, — молвила богиня.

И заключила дух воина в камень, что оказался лучше, чем слабое мясо и кости; стряхнула с обсидиановых сверкающих плеч осколки. И дух воина утих в этом новом вместилище и перестал изводить хозяина жаждой чужой крови. Кротким, как олененок, пошел Каменный Воин за богиней, под поступью его дрожали холмы. Остался он в тайной лощине, охранять предгорья. Вьюнки и мох оплели его тело пышным одеянием.

И люди приходят к нему время от времени принести дары, а девушки в полнолуния водят вокруг хороводы, бесстрашно садятся на его стопы, взбираются на руки и тешат успокоенное от страстей сердце своею красой.

— И он совсем не шевелится? — спросила Маленькая Капля в полусне.

— Нет, — покачал головой Хромой Медведь. — Однако Каменный Воин может пробудиться, если придет враг или его позовет для правого дела чистая душа.

— Что для этого надо?

Медведь долго молчал, а после, когда Капля засопела в одеяле, тихо ответил:

— Каплю крови, конечно.

Капля поежилась и крепче прижалась к боку Хромого Медведя, радуясь, что ее отец не такой. Хоть и сильный, но не любит убивать и даже в ритуальных схватках племени не соглашался участвовать. За это его не любили... Зато любят мама и она, Маленькая Капля.

Этого должно быть достаточно.