Винсент вернулся с празднества хмельным и наутро ничего не вспомнил о вчерашней ночи.

— Какая такая девушка, о ком ты? — вопрошал он, цедя холодное красное вино из высокого хрустального бокала.

Вид у брата был не лучшим: под глазами залегли тени бессонной ночи, золотые волосы, обычно имевшие идеальный вид, выглядели сейчас поблекшими и были собраны в ленивый пучок на затылке, а довершал весь этот образ мученика тяжёлый халат длинною в пол (разумеется, чёрный с золотыми узорами).

— Леди в белом платье, Винс, вы танцевали вместе вчера вечером, — чувствуя себя отчего-то полным идиотом, Гилберт показал ладонью примерный рост девушки от пола. — Младшая сестра Зарксиса, ты сказал, что выяснишь, откуда они.

— Какого ещё Зарксиса? Я решительно не понимаю, о чём ты.

Винсент раздражённо вздохнул, своей манерой демонстрировать недовольство напоминая Гилберту его самого не далее как вчера, и, плеснув в свой бокал ещё вина, прижал полупустую бутылку ко лбу. Донимать брата в таком состоянии было бы преступлением против человечности.

— А, это… долгая история, расскажу как-нибудь потом, — Гилберт мысленно порадовался, что этого «потом» может и не быть. Обычно взболтнуть лишнего при Винсенте было чревато последствиями, но сейчас он был всецело увлечён своими страданиями и, пожалуй, даже упивался ими. — Тебе бы ещё поспать.

Оба брата возвратились домой под утро, однако по отдельности. К тому моменту, как Гилберт переступил порог родного поместья, на небе брезжил рассвет. Всю ночь они с Зарксисом гуляли по тёмным мостовым Риверры, освещённым лишь тусклым светом бледных фонарей.

Казалось, что вся жизнь города сосредоточилась сейчас на главной площади, оставив маленькие уютные улочки, торговые районы и парковые аллеи. За всю ночь им не повстречалось ни единой живой души, кроме заснувшего на скамейке у церкви местного городского бездомного, пары возлюбленных, по-видимому, как и они двое, сбежавших от суетливой толпы и шумных гуляний, и чёрного кота. Гилберт замер в испуге, когда животное, изогнув спину дугой, ощерилось в их с Брейком в сторону, но, простояв так с несколько секунд, кот со всех ног рванул прочь.

— Риверра сильно изменилась с тех пор, как я был здесь в последний раз, — заметил Зарксис, запрыгивая на поребрик и, оказавшись выше Гилберта, грациозно ступая по тонкому выступу.

— Ты нечасто бываешь здесь, так ведь? — спросил Гилберт, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища.

— Я здесь родился, — ответил Зарксис, раскинув в стороны руки и развернувшись вполоборота к собеседнику.

— Так твоя семья родом из Риверры? — удивился Гилберт, очевидно никогда в своей жизни не слышавший о семье по фамилии Брейк. — И ты жил здесь, Зарксис?

— Когда-то очень давно, — Зарксис отвечал неохотно, или же Гилберту просто показалось так.

Ничего более о прошлом Зарксиса выяснить не удалось, а сказать вернее — Гилберт не стал допытываться, в то же время и сам не замечая, как легко делится с ним подробностями своей жизни.

О том, где живёт теперь, Брейк тоже не обмолвился и словом. Зато в кармане плаща Гилберта на другой день обнаружилась записка с предложением встретиться на том же самом месте, где они повстречали друг друга впервые. Никаких уточнений о времени или дате в записке не значилось, лишь маленькая пометка — «приходи после захода солнца».

Гилберт закатил глаза, комкая клочок бумажки в пальцах. Всё это слишком напоминало историю из бульварного романа. С чего вообще Зарксис взял, что он появится в назначенном месте, откуда столько самоуверенности? Но, как ни стыдно признавать, в глубине души Гилберт всё решил с первых секунд, и знал, что придёт, просто не сможет не прийти, если допустить мысль, что Брейк ждёт его… а может быть, это просто злая шутка?

Гилберт чувствовал себя полным дураком, топчась у склепа семьи Рейнсворт и скуривая за одной сигаретой вторую. Зарксис явно отличался своеобразным чувством юмора, ведь не каждый додумается назначить встречу — или свидание? — посреди заброшенного лесного кладбища. Солнце пробивалось сквозь стволы деревьев бледной рыжей полоской заката, а после исчезло вовсе, погружая лес в темноту. Ветер усилился и Гилберт поднял воротник плаща, прикрывая сигарету. В голову пришла мысль, что наверное, он ничуть не меньший, а то и больший чудак, чем Зарксис, раз притащился сюда.

— Прошу прощения, что заставил тебя ждать, — произнёс знакомый вкрадчивый голос раньше, чем Гилберт мог увидеть появившегося из-за угла Брейка. — Надеюсь, ты не сильно заскучал в этом месте скорби.

— Н-ничего, — Гилберт вздрогнул от неожиданности, роняя сигарету изо рта и уже не обращая на это внимания. — Иногда полезно побыть наедине с собой, ну, знаешь, вдали от мирской суеты, здесь все насущные проблемы кажутся мелочью.

Гилберт стушевался, чувствуя, как теряет связь между мыслями и словами. Зарксис стоял напротив него, на этот раз в распахнутом непривычно белом плаще, под который при желании мог бы влезть ещё один Зарксис. Только сейчас Гилберт обратил внимание, какой хрупкой для мужчины фигурой обладает его приятель.

— Здесь я ощущаю себя вне времени, — в пару шагов Брейк оказался рядом с Гилбертом, а бледная рука без перчатки скользнула по его плечу и остановилась, сжимая пальцы на ткани плаща. — Всякий раз оказываешься в одной и той же компании.

— Ты ухаживаешь за ними? — поинтересовался Гилберт, чувствуя, как вверх по шее, а после к щекам, гонит волну тепла. — За могилами? Они не выглядят слишком брошенными.

— Случается иногда, не слишком часто, — весьма скромно отозвался Зарксис.

Протянув руку выше, он коснулся и без того горящей скулы Гилберта своими ледяными, несмотря на тёплую для начала ноября погоду, пальцами. Всего лишь на несколько секунд, но этого хватило, чтобы под воротом рубашки Гилберта пронеслась стайка мурашек.

— У тебя упала ресничка, — с улыбкой, пробирающей до самого сердца, сообщил Зарксис, сдувая чёрную ресницу со своих пальцев по направлению ветра.

Зарксис обладал совершенно колдовской манерой залезать под кожу, пробираться сквозь рёбра, вытеснять из головы все мысли, заполняя собой разум — даже в его отсутствие, с того мгновения, как они расстались у моста, и до новой встречи, Гилберт утратил всякую способность думать о чём-то другом. Помогая отцу с работой в его кабинете, он совершал досадные ошибки, а попытавшись отвлечься за книгой, спустя десять минут осознал, что не помнит ни одной прочитанной строчки.

От Брейка исходил слабый аромат чего-то сладкого, вроде бы слегка жжёной карамели, и увядших осенних цветов. Гилберт мог бы поклясться, что этот запах не изменился с самой первой их встречи.

— Я принёс тебе небольшой презент, — спохватился Гилберт, зарываясь ладонью в карман и под любопытным взором Зарксиса извлекая на свет яркий разноцветный леденец на палочке. — В знак памяти о дне нашего знакомства. Тогда ты угостил меня карамелью.

— Ты и это помнишь? — удивился Зарксис, принимая скромный подарок из рук Гилберта.

Их пальцы практически неизбежно соприкоснулись и к горлу Гилберта тотчас подкатила волна удушья, словно эти ледяные ладони цепко ухватили его за шею, а не коснулись костяшек пальцев сквозь перчатку.

— Спасибо, Гилберт, — Брейк улыбнулся, тут же торопливо избавляя сладость от обёртки, словно маленький ребёнок в нетерпении.

А Гилберт, замерев, наблюдал за алым кончиком языка, слизывающим разноцветный краситель, больше напоминая язычок пламени, а после — за тем, как бледные губы обхватывают выцветшую конфету прежде, чем Зарксис с хрустом разгрызает зубами осколок леденца. В то мгновение Гилберту казалось, что этот леденец — он сам.

Никогда ему не доводилось испытывать такой внутренний трепет, что если бы человек перед ним сказал ему преклонить колени — Гилберт бы не раздумывая это сделал. Едва расставшись у привычного моста, не перейдя его и до середины, он полез обшаривать собственные карманы в надежде найти в одном из них записку. Когда же заветный клочок бумаги обнаружился, Гилберт, не сумевший разобрать написанное в темноте, сжал его в кулаке и не выпускал, развернув у ближайшего же фонаря.

«Через три дня», — гласил текст послания, на сей раз даже не уточняя места и времени.

Дни, томимые ожиданием, тянулись медленно и будто с неохотой. С утра Гилберт был занят работой, а вечерами скитался по поместью, как неприкаянный.

— Ты задымил всю гостиную, — пожаловался Винсент, едва вошедший в просторную комнату и тут же устремившийся к окну.

Его появление как всегда сопровождалось стуком каблуков домашних туфель о паркет, шлейфом парфюма с неизменным ароматом розы, а иногда и чего-то алкогольного. Винсент настежь распахнул окно и, прошествовав к дивану, несмотря на все возражения Гилберта, бесцеремонно согнал его с места, подталкивая к оконному проёму.

Гилберт, кинув косой взгляд в сторону брата, который мгновенно занял его пригретое место на тесном диване, отвернулся в густые туманные сумерки, выпуская дым в сад.

— Что твой новый друг? Держит тебя на расстоянии? — заговорил Винсент. Гилберт вздохнул — как знал, что рано радовался, что избежал расспроса.

— Да не то, чтобы, — хмуро отозвался он, усевшись на подоконник. — Он не слишком любит распространяться о себе, но кажется, наше общение ему нравится. Он назначил мне встречу через три дня… то есть, выходит, уже завтра.

От понимания этого, Гилберт не смог сдержать лёгкой улыбки. Близость встречи приободрила его настолько, что даже бесцеремонное поведение Винса уже не досаждало. Его брат был волен думать, что захочет.

— Вот об этом-то я и говорил, — усмехнулся Винсент. — Ты болен, Гил. Тебя поразила страшная болезнь — любовная лихорадка.

— Что, прости? — Гилберт закашлялся, словно брат только что огрел его прямо между лопаток. Но когда он вновь кинул взгляд вглубь комнаты, Винсент практически неподвижно сидел на своём месте. — И ты так спокойно говоришь об этом, несмотря на то, что мы говорим о мужчине?

— А меня должно это волновать? Это, отнюдь, не моя забота, — развёл руками Винсент с таким видом, словно не он начал этот разговор. — Я просто прошу тебя быть осторожнее. Твой приятель подогревает интерес к себе. Я беспокоюсь, как бы ты не обжёгся.

Едва ли не выплюнув изо рта сигарету, не обеспокоившись на сей раз даже пепельницей, Гилберт одним движением слез с подоконника и раздражённо захлопнул оконную раму. Стекло предупредительно звякнуло, но осталось целым.

— Спешу напомнить тебе, кто из нас двоих старший брат, — Гилберт нахмурил брови, даже со своего места видя лукавую улыбку, не сходящую с лица брата и теперь.

Он поспешил покинуть гостиную, не замедлив шага, даже когда поравнялся с диваном, на котором полуразлёгся Винсент.

— Спокойной ночи, — не глядя бросил Гилберт и вышел за дверь.

***

Видеться раз в три дня на кладбище стало правилом. Зарксис боялся, что Гилберт станет задавать лишние вопросы, но тот, кажется, был самым тактичным юношей на свете. Он приходил и каждый раз приносил с собой леденцы и карамель, а однажды, краснея, протянул Брейку небольшую картонную коробку, перевязанную лентой. Внутри оказался искусно украшенный ягодами и взбитыми сливками треугольный кусочек, как признался, краснея, Гилберт — домашнего торта.

— Мне нравится готовить, особенно десерты и выпечку, — поделился он. — Матушка говорит, что сыну самого герцога не пристало это занятие, поэтому я не так уж часто занимаюсь этим. По крайней мере не так часто, как хотелось бы мне самому.

Зарксис едва ли припомнил бы, когда ещё он с таким удовольствием ел человеческую пищу.

Вдвоём они прогуливались меж могильных плит. Гилберту нравилось слушать истории, а Зарксис знал историю каждого, кто когда-то был похоронен здесь, и каждый раз, при виде блестящих в предвкушении глаз, уже привычно заводил свою сказку: «жил да был на свете один человек»…

Вдвоём они гуляли по лесу, и Зарксис со звонким смехом прятался между деревьями, убегая, стоило лишь Гилберту его обнаружить. Вдвоём они пару раз совершили короткое путешествие до близлежащей к замку деревни, пробираясь мимо спящих окон отчего-то словно пара воришек, и Зарксис старался не вспоминать, что не раз и не два ему доводилось воровать здесь домашний скот.

Всё это принадлежало им двоим, но лишь до наступления предрассветных сумерек.

Зарксис бежал сквозь зимний лес, петляя между деревьев в надежде оставить запах свежей крови где-то позади, на бегу преодолевая препятствия в виде занесённых снегом коряг и старых трухлявых пней. Сегодня он впервые опоздал к условленной встрече — трепло-герцог собрал семейство на охоту.

— Ты отбиваешься от клана, Кевин, — заметил Барма накануне. — Ты всегда был индивидуалистом, и я относился к этому со снисхождением, но единство — залог нашего выживания.

Зарксис ненавидел играть роль примерного сына, но если это делалось ради благополучия Шерон, он готов был разыгрывать этот спектакль про любящую семью вновь и вновь.

Встретить Гилберта на привычном месте Брейк и не надеялся. Прошло немало времени прежде, чем ему удалось отделиться от Руфуса, использовав ради этого самый дешёвый приём и притворившись, что он преследует дичь. Но вопреки всем ожиданиям, ещё издали Зарксис заметил высокую фигуру возле склепа. Гилберт ждал его, кутаясь в шарф и наглухо застегнув пальто, одной рукой придерживая воротник.

— Прошу, прости за опоздание, мой… — Зарксис запнулся, подбирая наиболее близкое определение, — отчим вдруг решил устроить семейный ужин. Я сбежал, как только смог, и переживал, что не застану тебя здесь.

— Знаешь, я порядочно околел здесь за это время, — усмехнулся Гилберт, подошвой сапога прикапывая в снег сигаретный окурок. — Пожалуй, ты будешь мне должен за ожидание.

— Всё, что угодно, мой дорогой, — Зарксиса уже вполне устраивало, что его не попытались прибить при появлении, и благодушное настроение Найтрея приятно его удивило. — В пределах разумного, конечно.

— Что это у тебя, вишнёвый джем?

Раньше, чем Зарксис сообразил бы о предмете вопроса, их лица оказались ровно друг напротив друга и взгляд Гилберта был всецело прикован к его губам. Они опасно сблизились — настолько, что ещё совсем чуть-чуть и соприкоснулись бы устами. Брейк машинально прикрыл ладонью рот, повернув голову вбок, и провёл языком по своей нижней губе, слизывая остатки крови с уголка.

— Ах да, точно! — воскликнул он несколько изумлённо. — Сегодняшний десерт был чудо, как хорош… Но ты же не откажешь мне в добавке?

Приподнявшись на носочках, чтобы преодолеть разницу в росте с Гилбертом, который стоял теперь, неловко выпрямившись и напоминая каменное изваяние, Зарксис коснулся его губ сдержанным поцелуем. В ту же секунду он ощутил руку, обхватившую его за талию, и невольно подался ближе. Брейк чувствовал, как Гилберт, просунув вторую ладонь в тесное расстояние между ними, нашаривает пуговицы своего пальто одну за другой. Поцелуи его губ — живых, полных горячей крови, хранящих табачную горечь — ощущались ожогами на холодных бескровных губах Зарксиса.

— Ты совсем легко одет, — прошептал Гилберт, выдыхая пар изо рта в рот. — Иди сюда.

Улыбаясь, он распахнул пальто, пытаясь укутать Зарксиса, не чувствующего холода, в его полы. В порыве чувств, тот уткнулся в его шею, зарывшись лицом в ворсистый шарф. Ни табак, ни невесомо лёгкий парфюм, перебиваемый его резковатым запахом, не были способны заглушить аромат тёплой кожи и молодой крови. Зарксис мысленно порадовался, что насытился на сегодня и сейчас не испытывает голода.

— Так о чём же ты меня попросишь? — спросил Брейк, прерывая длительное молчание.

— Расскажи мне историю, — Гилберт нежно провёл кончиком носа по его скуле, — я так люблю их слушать. Расскажи что-то о любви.

— Хорошо, — согласился Зарксис с лукавой улыбкой. — У меня как раз припасена одна такая.

Взяв Гилберта за руку, он повёл его к одной из могил, увенчанной внушительным надгробием из красного камня. Золотым тиснением на нём было высечено одно хорошо знакомое Брейку имя.

— Жил на свете один рыжий герцог, что считал своим главным богатством не золото, коего было у него в избытке, а знания, что он собирал по крупицам в своём личном архиве и библиотеке на протяжении десяти лет. Первой и единственной любовью герцога, не считая его книг, была умнейшая леди страны — наследница другого знатного рода, близкого к самому королю. К ней, говорят, многие сватались — герцоги, графы, даже правители других государств — но все неизбежно получали отказ. Сердце красавицы было таким же холодным, как её рассудок, и никакое богатство не прельщало её, как богатство ума. Потому наш герцог и решил, что сумеет покорить её, если сможет дать ответ на всякий её вопрос. Герцог не скрывал своих намерений сделать её своей женой, но она оставляла ему лишь слепую надежду на взаимность.

— И что же, ему удалось покорить её сердце? — Гилберт в нетерпении уставился на Зарксиса.

— Увы, — усмехнулся тот, качнув головой в сторону. — Он направил к возлюбленной посыльного с письмом, в котором объяснялся в своих чувствах и просил её руки, но так и не получил ответа. Когда ждать стало совсем невмоготу, герцог отправился к ней лично и получил отказ. Ох, глупый всезнающий герцог — гоняясь за информацией, он упустил самое главное. Он не знал почти ничего о своей избраннице.

— Что же случилось с ним потом? — Гилберт задумчиво провёл кончиками пальцев по полустершейся от времени гравировке с датами рождения и смерти. Герцогу едва минуло тридцать лет, когда он покинул этот мир.

— Что ж, не буду тебя томить, — со вздохом ответил Зарксис. — Бедняга не сумел пережить отказа и сбросился вниз со скалы как раз неподалёку от её замка, в предсмертной записке завещав прекрасной леди весь свой архив и библиотеку. Трагичная судьба, не правда ли?

— Несчастный, — прошептал Гилберт, находясь под явным впечатлением ни то от рассказа, ни то от того, как вольготно Брейк облокотился о надгробие бёдрами, едва ли не усаживаясь на него.

Заметив это, Зарксис притянул его к себе, ухватившись обеими руками за воротник пальто, так, чтобы Гилберт оказался между его разведенных в стороны колен, и вновь поцеловал. И лишь Луна в небе была свидетелем моменту нежности.

По крайней мере, так думал он.

Стоило Брейку вернуться домой, как встретившая его у входа Шерон передала, что герцог Барма ждёт его наверху, в своём личном кабинете. Повиноваться не хотелось — самоназванный глава клана возомнил о себе слишком много — но в больших, как у лани, глазах маленькой герцогини читалось волнение, которое передалось и Брейку. Скрипя зубами, он поднялся к кабинету Руфуса и побарабанил костяшками пальцев по двери, после чего, не дожидаясь ответа, толкнул её и вошёл внутрь.

В кабинете Бармы стоял пряный травяной аромат каких-то восточных благовоний вперемешку с запахом бумажной пыли пожелтевших книжных страниц. Зарксис ощущал, как они забиваются в лёгкие, и от этого лишь по привычке хотелось закашляться.

Дверь захлопнулась прямо за спиной Зарксиса раньше, чем он сообразил, что молниеносно оказался прижатым к ней за горло огромным веером. Хрипло усмехнувшись, Брейк предупреждающе взялся обеими руками за свою трость. Опасным металлическим отблеском в темноте задымленной комнаты сверкнул клинок.

— Что, герцог, как в старые добрые времена? — с вызывающей задоринкой в голосе произнёс Зарксис, обнажая в оскале один из длинных клыков.

— Ты думал, что я совсем идиот? — прошипел Барма, всё же отступая на шаг.

На лице, как и обычно, не читалось ни единой эмоции. Лишь одни глаза, горящие недобрым огнём, и его тонкие выгнутые брови, чуть сместившиеся к переносице, выдавали, что Барма вне себя от ярости. Зарксиса так и подмывало ответить на его вопрос утвердительно.

— Я пошёл на уступку, сохранив жизнь найтреевскому щенку, а ты продолжаешь ставить под угрозу наш клан, — слова Руфуса пролились на голову Зарксиса, словно ушат ледяной воды. Тот продолжал. — Если ты не собираешься покончить с ним сам, это буду вынужден сделать я… Юноша же совсем невинный, да, Кевин? Должно быть, кровь у него очень сладкая, раз даже твоя мёртвая кожа хранит на себе его запах.

— Ваша одержимость юными девственниками, герцог, наводит на размышления, — протянул Зарксис елейным голосом, который в следующий же миг сменился рычанием. — Тронешь его, тварь — и я порублю тебя на части.

— Ты же знаешь, чем это обернётся для тебя? Клан, как любой организм, нежизнеспособен без головы. Если тебе плевать на свою жизнь, подумай о Шерон, — лицо Бармы в мгновение смягчилось, и Брейку понадобились усилия, чтобы отогнать от себя образ его отрубленной головы, катящейся с плеч на пол в эту самую секунду.

— Хорошо, тогда мои условия, — Зарксис побарабанил выпущенными когтями о ручку трости, чтобы подуспокоиться. — Если ты так жаждешь крови невинных, я предоставлю тебе такую возможность. Будет тебе невинная жертва до конца этого года. Другая жертва.

— В таком случае, я взял с тебя слово, — Барма с улыбкой провёл краем сложенного веера по линии нижней челюсти Зарксиса, оставляя на коже ровный порез, и опустил руку. — Люблю, когда мы приходим к компромиссу.